После чая зина села рисовать новыми красками сочинение
Обновлено: 02.07.2024
Из Берендеева в детский дом стала ходить повариха, хорошая, ласковая женщина Аграфена Ивановна; никогда к детям она не придёт с пустыми руками.
Женщина она бездетная, муж пропал без вести на фронте. Поплакала, люди утешили: не одна она ведь такая осталась на свете.
(1)Из Берендеева в детский дом стала ходить повариха, хорошая, ласковая женщина Аграфена Ивановна; никогда к детям она не придёт с пустыми руками.
(2)Женщина она бездетная, муж пропал без вести на фронте. (З)Поплакала, люди утешили: не одна она ведь такая осталась на свете.
(4)Очень полюбилась этой вдове в детдоме одна девочка, Валя, — маленькая, тонкая, личико всегда удивлённое, будто молоденькая козочка. (5)С этой девочкой стала Аграфена Ивановна отдельно прогуливаться, сказки ей сказывала, сама утешалась ею, конечно, как дочкой, и мало-помалу стала подумывать, не взять ли и вправду её себе навсегда в дочки. (6)На счастье Аграфены Ивановны, маленькая Валя после болезни вовсе забыла своё прошлое в Ленинграде: и где там жила, и какая там у неё была мама, и кто папа. (7)Все воспитательницы в один голос уверяли, что не было случая, когда бы Валя хоть один раз вспомнила что-либо из своего прошлого.
(8)Вы только посмотрите, — говорили они, на её личико: не то она чему-то удивляется, не то вслушивается, не то вспоминает. (9)Она уверена, что вы её настоящая мама. (10)Берите её и будьте счастливы.
(11)То-то вот и боюсь, — отвечала Аграфена Ивановна, что она удивлённая и как будто силится что-то вспомнить; возьму её, а она вдруг вспомнит, что ж тогда?
(12)Повариха целый месяц крепилась, не заглядывала в детский дом. (13)Но, конечно, дома, в своём жёлтом домике в Берендееве, тосковала по дочке, плакала, а девочка тоже не могла утешиться ничем: мама её бросила! (14)А когда повариха не выдержала и опять пришла с гостинцами — вот была встреча!
(22)Козочка удивилась, прислушалась, стала кругом озираться, что-то узнавать, вспоминать.
— (23)А где же клеточка? — вдруг спросила она.
— (25)С маленькой птичкой. (26)Вот тут висела.
(27)Не успела ответить, а Валя опять:
— Вот тут столик был, и на нём куколки мои.
— (28)Погоди, — вспомнила Аграфена Ивановна, — сейчас я их достану.
(29)Достала свою хорошую куклу из сундука.
— (30)Это не та, не моя!
(31)И вдруг у маленькой Козочки что-то сверкнуло в глазах: в этот миг, верно, девочка и вспомнила своё ленинградское прошлое.
— (32)Мама, — закричала она, — это не ты!
(35)Когда пластинка кончилась и соловей перестал петь, вдруг и Аграфена Ивановна своё что-то вспомнила, заголосила и упала к столу. (З6)Она то поднимет от стола голову, то опять уронит, и стонет, и всхлипывает. (37)Эта беда пересилила Валино горе, девочка обнимает её, теребит и повторяет:
— Мамочка, милая, перестань! (38)Я всё вспомнила, я тебя тоже люблю, ты же теперь моя настоящая мама.
(39)И две женщины, большая и маленькая, обнимаясь, понимали друг друга, как равные.
(По М. М. Пришвину)
Диалог – это разговор двух или нескольких лиц. По мнению лингвиста Г.Я. Солганика, жесты, мимика и интонация помогают лучше понять диалогическую речь. Докажем это утверждение с помощью примеров из текста.
Действительно, жесты, мимика, интонация служат важным дополнением для диалогической речи, именно поэтому в художественном тексте автор уделяет этому такое большое внимание.
Аграфена Ивановна – несчастная бездетная женщина, чей муж пропал на фронте без вести. Конечно, она была одинокой и находила отдушину, приходя в детский дом и заботясь о сироте Вале. В предложениях 15-18 мы узнаём о том, что повариха была счастлива, когда привезла в свой дом маленькую девочку.
Валя пережила блокаду Ленинграда и не помнила своих родителей. Но когда она оказывается в доме у Аграфены Ивановны, воспоминания возвращаются, что доказывают предложения 31-32. В глубине души девочка очень сильно переживала и тосковала по своим родителям, но теперь она готова полюбить эту милосердную женщину так же сильно, как любила бы родную мать.
Таким образом, обе героини почувствовали, что нужны друг другу. В такие минуты взаимопонимания и любви люди и ощущают себя счастливыми.
9.3 Как Вы понимаете значение слова СЧАСТЬЕ?
В чём заключается счастье? Каждый человек ответит на этот вопрос по-своему, потому что универсального определения не существует. Одно можно сказать точно: когда люди счастливы, они наслаждаются каждым мгновением и не чувствуют себя одинокими.
– Нет, нет, – повторила она, – ничего, ничего мне не нужно. И даже не хочется ничего!
– Ну уж новые краски-то, наверное, хочется, – сказал отец, покосившись на нее. – Вот тут у меня еще кой-какая мелочь. Может, купим? И потом будем экономить. А?
Против этого соблазна Зина устоять не могла, и ящичек с красками перешел в ее сумку.
Дома Зина все покупки любовно разложила по местам. И в этот вечер все – то отец, то Зина, то Антон – не раз доставали из комода и из шкафа обновки и снова любовались ими.
После чая Зина села рисовать новыми красками. Почему-то вспомнился далекий-далекий день, когда она с подругами шла по лесу, собирая букеты из желтой и оранжевой осенней листвы. Вот и встал этот лес на кремовом листе слоновой бумаги, встал далекий, волшебный, счастливый – ведь это было в то время, когда еще была жива ее мама. А вот и девочки идут. И впереди их дорогая учительница Елена Петровна. И вот четыре девочки делят дубовую ветку: как крепка дубовая ветка, так крепка будет их дружба. Вот они четверо – Зина, Маша, Тамара… А четвертая отошла. Она не хочет давать никаких обещаний, она любит – пока любит. А перестанет любить – никакие обещания ее не удержат. Это Фатьма. Это она, с длинными косами, огорченная и расстроенная, идет одна, в стороне… Глупые детские клятвы! Зачем они были? Фатьма и сейчас с ней, с Зиной, она самый верный ее друг. А где Тамара, которая всех горячее клялась? Тамара стала совсем чужой им всем, она идет по каким-то своим дорогам, ищет какого-то своего счастья, неведомого им всем.
В дверях кто-то позвонил. И, будто вызванная магической силой воспоминания, в комнату вошла Тамара Белокурова.
Зина выпустила из рук папку с рисунком, в глазах ее были изумление, растерянность.
– Тамара! Откуда ты взялась? Ты же уехала!
– Ну уехала. А вот и приехала. Здравствуйте.
Тамара непринужденно поздоровалась со Стрешневым, который сидел с Антоном на диване и рассказывал ему про водолазов. Антону в последнее время что-то грезились водолазы, может, после картины, которую он видел по телевизору. Вот была картина! Там люди, надев ласты и акваланги, разгуливали вместе с рыбами в глубинах моря, и сколько чудес они там видели!
– Ну что тебе водолазы? – смеялся отец. – Ты ведь водолазом не станешь?
– А почему не стану? – нерешительно возражал Антон.
– Ясно почему – потому что трус.
Но Антон не сдавался.
– А ты рассказывай, не отвиливай! Все только трус да трус. А может, осмелею?
– И в затонувший корабль полезешь?
– А может, и полезу. Ты давай рассказывай!
Тамара сразу разрушила спокойную теплую атмосферу. Отец замолчал, он не мог так непринужденно болтать с Антоном при чужом человеке. Антон тоже умолк и, раскрыв во всю ширь свои круглые голубые глаза, уставился на Тамару.
А Тамара, делая вид, что ничего не замечает, прошла к столу и села рядом с Зиной.
– Вот и я. Здравствуй. Ты уж думала, наверное, что больше меня не увидишь? А я вот приехала. И вот пришла – рада или не рада, а я пришла.
Зина покраснела. Она хотела сказать, что очень рада, но не могла. Зина совсем не обрадовалась Тамаре, наоборот, ей было неприятно, что Тамара со своим громким голосом и небрежным разговором нарушила течение их мирного вечера.
Зина что-то пролепетала, но Тамара не слушала ее.
– Пойдем пройдемся, – сказала она, занятая какими-то своими мыслями. – На улице очень хорошо. Мне надо поговорить с тобой.
Зине не хотелось уходить из дому, не хотелось идти с Тамарой.
– А почему же надо идти на улицу? Здесь тоже можно.
– Но мне нужно поговорить с тобой… а не со всеми…
– А чего ж вам убегать? Мы и сами можем уйти.
И они вместе с Антоном поднялись и ушли в спаленку. Зина стала убирать свое рисование. Тамара взяла в руки картинку.
– Что это? Лес какой-то. За грибами, что ли, ходят?
– Это так… – сказала Зина, – одно воспоминание. Как мы ходили в лес с Еленой Петровной…
– А! Это когда мы клялись веткой дуба? Вот-то смешные были!
Зина взяла у нее рисунок и положила в папку.
– А что ж? – продолжала Тамара. – Все-таки эта ветка сыграла свою роль, не правда ли? Вот, например, мы с тобой так ведь и остались друзьями! Ну кто твой лучший друг – разве не я?
Зина, немного растерявшись от такой явной неправды, с недоумением посмотрела на нее. Тамара – ее лучший друг!
Мгновенно вспомнились те страшные, никогда не забываемые дни, когда у нее не стало мамы. Как трудно было опомниться от этого внезапного горя, невозможно казалось вынести то, что случилось! Друзья, подруги окружили ее тогда, помогли устоять, утешали как умели. Кто же являлся к ней каждый день и развлечь, и помочь, и присмотреть за младшими ребятами? Фатьма, в первую очередь Фатьма, которая вовсе не клялась никакими громкими клятвами. И Шура была тогда с Зиной, и Сима Агатова, и Маша Репкина, и Вася, и Андрюшка…
Только не Тамара Белокурова. Ни разу за все то время она не зашла к Зине, никогда Зинино горе не трогало ее. У Тамары всегда были только свои личные дела, и сейчас так же – всегда только свои беды и радости, из-за которых она не видит других людей. И это она, Тамара, оказывается, ее лучший друг!
В молчании Зины Тамара почувствовала упрек.
– А разве нет? Не так? – продолжала она. – Разве не к тебе первой я пришла тогда со своим горем, не к тебе?
– Со своим горем – да, – сдержанно сказала Зина.
Тамаре не понравился ее тон, но ей было не до того, чтобы раздумывать о Зининых настроениях.
– И вот теперь – опять я к тебе же пришла! Не к Симке Агатовой, не к Фатьме же!
– Могла бы и к ним пойти.
– Как это – к ним? Ведь я же твоя подруга!
Зина не хотела ссориться, не хотела ворошить все те горькие минуты, которые ей пришлось пережить из-за Тамары. Ей вспомнилась рука Тамары, белая рука в кружевном нарукавничке, поднятая за исключение Зины из пионеров. Почти единственная рука во всем классе!
– Да! – сказала она с горечью и принялась прибирать на столе свои книги и тетради. – Да, да, конечно!
– Я пришла посоветоваться с тобой, – продолжала Тамара, – сядь, пожалуйста, и выслушай как человек. Ведь это очень серьезно!
Конечно, потому и пришла, что у нее опять что-то случилось.
Зина села. В окнах уже засинело, Зина включила лампу.
Но Тамара тотчас погасила ее:
– Не надо. Мне как-то спокойней в сумерках!
Наступило молчание. Тамара сидела нахмурившись. Из спаленки слышались негромкие голоса – Антон читал отцу сказку. Зина молча ждала. Она видела, что Тамаре трудно начать свой разговор, но Зина не могла заставить себя помочь ей.
– Я уехала от отца совсем, – начала Тамара. – Я больше ни за что не поеду туда! Как они живут! Разве можно так жить? Работа, работа, каждый день с утра до ночи работа и работа! И все в земле, в грязи… Нет, это совсем невозможно!
Тамара вспомнила, как ее осмеяли в совхозе девушки-работницы, – это воспоминание ее больно укололо.
– А народ какой – грубый, неразвитый! Ну ты подумай – начали смеяться над моими платьями. Будто в шелковых платьях и ходить нельзя! Ну ты понимаешь теперь? Им это дико!
– Конечно, если полоть или снопы вязать, то в шелковых платьях и вправду дико, – чуть-чуть улыбнулась Зина. – А по-твоему, нет?
– Нет, по-моему, нет! – Тамара рассердилась. – И вообще я не за тем туда поехала, чтобы им снопы вязать!
– Ты – им. А они – тебе.
– Ты смеешься надо мной? – Тамара вспыхнула и, вскочив со стула, раза два прошлась по комнате. – Неужели я только того и стою, что снопы вязать?
Зина хотела спросить – а чего же она стоит? Но сдержалась.
– Так разве в совхозе только снопы вяжут? Там небось и клуб есть и читальня. Могла бы, наверное, в клубе работать.
Из-за широких витрин заманчиво глядели расписные ларцы, резные тарелки, фаянсовые горшки, отливающие желтым и красным хохломские ковши и братины, разливались сияющими потоками шелка, манили пестротой свежих красок ситцы, штапели, маркизеты, кокетливо выставляли узкие носы светлые туфельки, облаками нейлона и капрона дымилось розовое и голубое дамское белье…
Зина с трудом отводила глаза от этих витрин, она не могла налюбоваться красотой вещей, созданных для радости. Ей хотелось бы взять с собой всего – и шелку на платье, и туфельки, и широкого тюля на окна, и ковер для спальни, и ночную рубашку, всю в оборочках и кружевах, и хорошенькое платьице для Изюмки, и матросский костюм для Антона, и габардиновый плащ, который как раз годился бы отцу, и дорогие акварельные краски, и прекрасный альбом слоновой бумаги для рисования…
– Вот видишь, – сказал отец, – все растратили мы с тобой, всем накупили подарков. А что же для тебя? Для тебя-то и не купили ничего.
– Ну, – с улыбкой отмахнулась Зина, – а мне-то и не нужно ничего.
И вдруг, сказав это, она почувствовала, что и в самом деле ей ничего не нужно. Неужели она могла бы надеть эти узконосые туфли с уродливым каблучком или эту пышную прозрачную ночную рубашку? А занавески у них еще хорошие, и к тому же их сшила из полотна мама. Неужели Зина снимет мамины скромные красивые полотняные шторы и повесит какой-то дрянной тюль!
– Нет, нет, – повторила она, – ничего, ничего мне не нужно. И даже не хочется ничего!
– Ну уж новые краски-то, наверное, хочется, – сказал отец, покосившись на нее. – Вот тут у меня еще кой-какая мелочь. Может, купим? И потом будем экономить. А?
Против этого соблазна Зина устоять не могла, и ящичек с красками перешел в ее сумку.
Дома Зина все покупки любовно разложила по местам. И в этот вечер все – то отец, то Зина, то Антон – не раз доставали из комода и из шкафа обновки и снова любовались ими.
После чая Зина села рисовать новыми красками. Почему-то вспомнился далекий-далекий день, когда она с подругами шла по лесу, собирая букеты из желтой и оранжевой осенней листвы. Вот и встал этот лес на кремовом листе слоновой бумаги, встал далекий, волшебный, счастливый – ведь это было в то время, когда еще была жива ее мама. А вот и девочки идут. И впереди их дорогая учительница Елена Петровна. И вот четыре девочки делят дубовую ветку: как крепка дубовая ветка, так крепка будет их дружба. Вот они четверо – Зина, Маша, Тамара… А четвертая отошла. Она не хочет давать никаких обещаний, она любит – пока любит. А перестанет любить – никакие обещания ее не удержат. Это Фатьма. Это она, с длинными косами, огорченная и расстроенная, идет одна, в стороне… Глупые детские клятвы! Зачем они были? Фатьма и сейчас с ней, с Зиной, она самый верный ее друг. А где Тамара, которая всех горячее клялась? Тамара стала совсем чужой им всем, она идет по каким-то своим дорогам, ищет какого-то своего счастья, неведомого им всем.
В дверях кто-то позвонил. И, будто вызванная магической силой воспоминания, в комнату вошла Тамара Белокурова.
Зина выпустила из рук папку с рисунком, в глазах ее были изумление, растерянность.
– Тамара! Откуда ты взялась? Ты же уехала!
– Ну уехала. А вот и приехала. Здравствуйте.
Тамара непринужденно поздоровалась со Стрешневым, который сидел с Антоном на диване и рассказывал ему про водолазов. Антону в последнее время что-то грезились водолазы, может, после картины, которую он видел по телевизору. Вот была картина! Там люди, надев ласты и акваланги, разгуливали вместе с рыбами в глубинах моря, и сколько чудес они там видели!
– Ну что тебе водолазы? – смеялся отец. – Ты ведь водолазом не станешь?
– А почему не стану? – нерешительно возражал Антон.
– Ясно почему – потому что трус.
Но Антон не сдавался.
– А ты рассказывай, не отвиливай! Все только трус да трус. А может, осмелею?
– И в затонувший корабль полезешь?
– А может, и полезу. Ты давай рассказывай!
Тамара сразу разрушила спокойную теплую атмосферу. Отец замолчал, он не мог так непринужденно болтать с Антоном при чужом человеке. Антон тоже умолк и, раскрыв во всю ширь свои круглые голубые глаза, уставился на Тамару.
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Личное счастье: краткое содержание, описание и аннотация
Повесть "Личное счастье" - продолжение повести "Старшая сестра" - истории о Зине Стрешневой и ее одноклассниках. Для среднего и старшего возраста. Рисунки В.Панова.
Любовь Воронкова: другие книги автора
Кто написал Личное счастье? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Личное счастье — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Зина с трудом отводила глаза от этих витрин, она не могла налюбоваться красотой вещей, созданных для радости. Ей хотелось бы взять с собой всего – и шелку на платье, и туфельки, и широкого тюля на окна, и ковер для спальни, и ночную рубашку, всю в оборочках и кружевах, и хорошенькое платьице для Изюмки, и матросский костюм для Антона, и габардиновый плащ, который как раз годился бы отцу, и дорогие акварельные краски, и прекрасный альбом слоновой бумаги для рисования…
– Вот видишь, – сказал отец, – все растратили мы с тобой, всем накупили подарков. А что же для тебя? Для тебя-то и не купили ничего.
– Ну, – с улыбкой отмахнулась Зина, – а мне-то и не нужно ничего.
И вдруг, сказав это, она почувствовала, что и в самом деле ей ничего не нужно. Неужели она могла бы надеть эти узконосые туфли с уродливым каблучком или эту пышную прозрачную ночную рубашку? А занавески у них еще хорошие, и к тому же их сшила из полотна мама. Неужели Зина снимет мамины скромные красивые полотняные шторы и повесит какой-то дрянной тюль!
– Нет, нет, – повторила она, – ничего, ничего мне не нужно. И даже не хочется ничего!
– Ну уж новые краски-то, наверное, хочется, – сказал отец, покосившись на нее. – Вот тут у меня еще кой-какая мелочь. Может, купим? И потом будем экономить. А?
Против этого соблазна Зина устоять не могла, и ящичек с красками перешел в ее сумку.
Дома Зина все покупки любовно разложила по местам. И в этот вечер все – то отец, то Зина, то Антон – не раз доставали из комода и из шкафа обновки и снова любовались ими.
После чая Зина села рисовать новыми красками. Почему-то вспомнился далекий-далекий день, когда она с подругами шла по лесу, собирая букеты из желтой и оранжевой осенней листвы. Вот и встал этот лес на кремовом листе слоновой бумаги, встал далекий, волшебный, счастливый – ведь это было в то время, когда еще была жива ее мама. А вот и девочки идут. И впереди их дорогая учительница Елена Петровна. И вот четыре девочки делят дубовую ветку: как крепка дубовая ветка, так крепка будет их дружба. Вот они четверо – Зина, Маша, Тамара… А четвертая отошла. Она не хочет давать никаких обещаний, она любит – пока любит. А перестанет любить – никакие обещания ее не удержат. Это Фатьма. Это она, с длинными косами, огорченная и расстроенная, идет одна, в стороне… Глупые детские клятвы! Зачем они были? Фатьма и сейчас с ней, с Зиной, она самый верный ее друг. А где Тамара, которая всех горячее клялась? Тамара стала совсем чужой им всем, она идет по каким-то своим дорогам, ищет какого-то своего счастья, неведомого им всем.
В дверях кто-то позвонил. И, будто вызванная магической силой воспоминания, в комнату вошла Тамара Белокурова.
Зина выпустила из рук папку с рисунком, в глазах ее были изумление, растерянность.
– Тамара! Откуда ты взялась? Ты же уехала!
– Ну уехала. А вот и приехала. Здравствуйте.
Тамара непринужденно поздоровалась со Стрешневым, который сидел с Антоном на диване и рассказывал ему про водолазов. Антону в последнее время что-то грезились водолазы, может, после картины, которую он видел по телевизору. Вот была картина! Там люди, надев ласты и акваланги, разгуливали вместе с рыбами в глубинах моря, и сколько чудес они там видели!
– Ну что тебе водолазы? – смеялся отец. – Ты ведь водолазом не станешь?
– А почему не стану? – нерешительно возражал Антон.
– Ясно почему – потому что трус.
Но Антон не сдавался.
– А ты рассказывай, не отвиливай! Все только трус да трус. А может, осмелею?
– И в затонувший корабль полезешь?
– А может, и полезу. Ты давай рассказывай!
Тамара сразу разрушила спокойную теплую атмосферу. Отец замолчал, он не мог так непринужденно болтать с Антоном при чужом человеке. Антон тоже умолк и, раскрыв во всю ширь свои круглые голубые глаза, уставился на Тамару.
А Тамара, делая вид, что ничего не замечает, прошла к столу и села рядом с Зиной.
– Вот и я. Здравствуй. Ты уж думала, наверное, что больше меня не увидишь? А я вот приехала. И вот пришла – рада или не рада, а я пришла.
Зина покраснела. Она хотела сказать, что очень рада, но не могла. Зина совсем не обрадовалась Тамаре, наоборот, ей было неприятно, что Тамара со своим громким голосом и небрежным разговором нарушила течение их мирного вечера.
Зина что-то пролепетала, но Тамара не слушала ее.
– Пойдем пройдемся, – сказала она, занятая какими-то своими мыслями. – На улице очень хорошо. Мне надо поговорить с тобой.
Читайте также: