Педагогические сочинения толстого кратко

Обновлено: 02.07.2024

Лев Николаевич
Толстой
Полное собрание сочинений. Том 8
Педагогические статьи

Если Вы нашли ошибку, пожалуйста, напишите нам [email protected]

Предисловие к электронному изданию

В издании сохраняется орфография и пунктуация печатной версии 90-томного собрания сочинений Л. Н. Толстого.

Фекла Толстая

Перепечатка разрешается безвозмездно.

Reproduction libre pour tous les pays

С фотографии J. Géruzet Bruxelles

ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ СТАТЬИ
1860—1863

ПРЕДИСЛОВИЕ К ВОСЬМОМУ ТОМУ.

В. Ф. Саводник.

РЕДАКЦИОННЫЕ ПОЯСНЕНИЯ.

При воспроизведении текстов, не печатавшихся при жизни Толстого (произведения, окончательно не отделанные, не оконченные, только начатые и черновые тексты), соблюдаются следующие правила:

Слова, не написанные явно по рассеянности, вводятся в прямых скобках, без всякой оговорки.

На месте слов неудобных в печати ставится в двойных прямых скобках цыфра, обозначающая число пропущенных редактором слов: [[1]].

Слитное написание слов, объясняемое лишь тем, что слова, в процессе беглого письма, для экономии времени писались без отрыва пера от бумаги, не воспроизводится.

Описки (пропуски букв, перестановки букв, замены одной буквы другой) не воспроизводятся и не оговариваются в сносках, кроме тех случаев, когда редактор сомневается, является ли данное написание опиской.

Слова, написанные явно по рассеянности дважды, воспроизводятся один раз, но это оговаривается в сноске.

После слов, в чтении которых редактор сомневается, ставится знак вопроса в прямых скобках: [?]

На месте не поддающихся прочтению слов ставится: [1 неразобр.]или: [2 неразобр.] и т. д., где цыфры обозначают количество неразобранных слов.

Из зачеркнутого в рукописи воспроизводится (в сноске) лишь то, что редактор признает важным в том или другом отношении.

Незачеркнутое явно по рассеянности (или зачеркнутое сухим пером) рассматривается как зачеркнутое и не оговаривается.

Более или менее значительные по размерам места (абзац или несколько абзацев, глава или главы), перечеркнутые одной чертой или двумя чертами крест-на-крест и т. п., воспроизводятся не в сноске, а в самом тексте, и ставятся в ломаных скобках; но в отдельных случаях допускается воспроизведение в ломаных скобках в тексте, а не в сноске, одного или нескольких зачеркнутых слов.

Написанное Толстым в скобках воспроизводится в круглых скобках. Подчеркнутое печатается курсивом, дважды подчеркнутое – курсивом с оговоркой в сноске.

В отношении пунктуации: 1) воспроизводятся все точки, знаки восклицательные и вопросительные, тире, двоеточия и многоточия (кроме случаев явно ошибочного употребления);

2) из запятых воспроизводятся лишь поставленные согласно с общепринятой пунктуацией; 3) ставятся все знаки в тех местах, где они отсутствуют с точки зрения общепринятой пунктуации, причем отсутствующие тире, двоеточия, кавычки и точки ставятся в самых редких случаях.

Примечания и переводы иностранных слов и выражений, принадлежащие Толстому и печатаемые в сносках (внизу страницы), печатаются (петитом) без скобок.

Переводы иностранных слов и выражений, принадлежащие редактору, печатаются в прямых [ ] скобках.

Пометы: *, **, ***, ****, в оглавлении томов означают: * – что печатается впервые, ** – что напечатано после смерти Л. Толстого, *** – что не вошло ни в одно из собраний сочинений Толстого и **** – что печаталось со значительными сокращениями и искажениями текста.

ДОМ, В КОТОРОМ ПОМЕЩАЛАСЬ ПЕРВАЯ ЯСНОПОЛЯНСКАЯ ШКОЛА ТОЛСТОГО

С картины (масло) работы В. П. Батурина.

ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ СТАТЬИ
1860—1863

К ПУБЛИКЕ.

Выступая на новое для меня поприще, мне становится страшно и за себя, и за те мысли, которые годами вырабатывались во мне и которые я считаю за истинные. Я наперед убежден, что многие из этих мыслей окажутся ошибочными. Как бы я ни старался изучать предмет, я невольно смотрел на него с одной стороны. Надеюсь, что мои мысли вызовут противные мнения. Всем мнениям я с удовольствием дам место в своем журнале. Одного я боюсь, чтобы мнения эти не выражались желчно, чтобы обсуждение столь дорогого и важного для всех предмета, как народное образование, не перешло в насмешки, в личности, в журнальную полемику. Я не скажу, что насмешки и личности не могут меня затронуть, что я надеюсь стоять выше их. Напротив, я признаюсь, что боюсь за себя одинаково, как боюсь и за самое дело; боюсь увлеченья полемикой личной, вместо спокойной и упорной работы над своим делом.

Поэтому я прошу всех будущих противников моих мнений выражать свои мысли так, чтобы я мог объясняться и приводить доказательства там, где несогласие будет зависеть от недоразумений, и мог бы соглашаться там, где мне будет доказана несостоятельность моих мнений.

О НАРОДНОМ ОБРАЗОВАНИИ.

Народное образование всегда и везде представляло и представляет одно, непонятное для меня, явление. Народ хочет образования, и каждая отдельная личность бессознательно стремится к образованию. Более образованный класс людей – общества, правительства – стремится передать свои знания и образовать менее образованный класс народа. Казалось, такое совпадение потребностей должно было бы удовлетворить как образовывающий, так и образовывающийся класс. Но выходит наоборот. Народ постоянно противодействует тем усилиям, которые употребляет для его образования общество или правительство, как представители более образованного сословия, и усилия эти большею частью остаются безуспешными. Не говоря о школах древности – Индии, Египта, древней Греции и даже Рима, устройство которых нам так же мало известно, как и народное воззрение на эти учреждения, явление это поражает нас в европейских школах со времен Лютера до нашего времени.

Германия, родоначальница школы, почти 200-летнею борьбой не успела еще покорить противодействия народа школе. Несмотря ни на назначения заслуженных солдат инвалидов в учителя Фридрихами, несмотря на строгость закона, 200 лет существовавшего, несмотря на приготовление учителей самого нового фасона в семинариях, несмотря на всё чувство покорности закону Немца, – принудительность школы еще до сей поры всею силою тяготеет над народом; немецкие правительства не решаются уничтожить закон обязательности школ. Германия может гордиться только образованием народа по статистическим сведениям, народ же попрежнему, большею частью, выносит из школы только отвращение к школе. Франция, несмотря на переходы образования из рук короля к директории и из рук директории в руки духовенства, так же мало успела в деле народного образования, как и Германия и еще меньше, говорят историки образования, судящие по официальным отчетам. Во Франции серьезные государственные мужи предлагают еще теперь, как единственное средство победить противодействие народа, – введение закона принуждения. В свободной Англии, где не могло и не может быть мысли введения такого закона – о чем многие однако соболезнуют – не правительство, а общество всеми возможными средствами боролось и борется по сие время с еще сильнее, чем где-нибудь, выражающимся противодействием народа школам. Школы вводятся там отчасти правительством, отчасти частными обществами. Громадное распространение и деятельность этих религиозно-филантропически-образовательных обществ в Англии лучше всего доказывают ту силу отпора, которую встречает там образовывающая часть народа. Даже новое государство, Северо-Американские Штаты, не обошло этой трудности и сделало образование полупринудительным. Что и говорить о нашем отечестве, где народ еще большею частью озлоблен против мысли о школе, где образованнейшие люди мечтают о введении немецкого закона школьного принуждения, и где все школы, даже для высшего сословия, существуют только под условием приманки чина и вытекающих из него выгод. До сих пор детей везде почти силою заставляют идти в школу, а родителей, строгостью закона или хитростью – предоставлением выгод, заставляют посылать своих детей в школу; а народ сам собой везде учится и считает образование благом.

Чтожь это такое? Потребность образования лежит в каждом человеке; народ любит и ищет образования, как любит и ищет воздуха для дыхания. Правительство и общество сгорают желанием образовать народ, и, несмотря на всё насилие, хитрости и упорство правительств и обществ, народ постоянно заявляет свое недовольство предлагаемым ему образованием и, шаг за шагом, сдается только силе.

Как при каждом столкновении, так и при этом, нужно было решить вопрос: что более законно, – противодействие или самое действие; нужно ли сломить противодействие или изменить действие?

До сих пор, сколько можно было видеть из истории, вопрос был решен в пользу правительства и образовывающего общества. Противодействие признавалось незаконным, в нем виделось начало зла, присущее человечеству, и, не отступая от своего образа действия, то есть не отступая от той формы и от того содержания образования, которым владело общество, оно употребляло силу и хитрость для уничтожения противодействия народа. Народ медленно и неохотно до сих пор покорялся этому действию.

Должно быть, образовывающее общество имело какие-нибудь основания для того, чтобы знать, что образование, которым оно владело в известной форме, было благо для известного народа и в известную историческую эпоху.

Какие же эти основания? Какие имеет основания школа нашего времени учить тому, а не этому, учить так, а не иначе?

Всегда и во все века человечество пыталось дать и давало более или менее удовлетворительные ответы на эти вопросы, и в наше время ответ этот еще более необходим, чем когда-нибудь. Китайскому мандарину, не выезжавшему из Пекина, можно заставлять заучивать изречения Конфуция и палками вбивать в детей эти изречения. Можно было это делать и в средние века, но где же взять в наше время ту силу веры в несомненность своего знания, которая бы могла нам дать право насильно образовывать народ? Возьмите какую угодно средневековую школу, до или после Лютера, возьмите всю ученую литературу средних веков, – какая сила веры и твердого, несомненного знания того, что̀ истинно и что̀ ложно, видна в этих людях! Им легко было знать, что греческий язык —единственное, необходимое условие образования, потому что на этом языке был Аристотель, в истине положений которого никто не усомнился несколько веков после. Как было монахам не требовать изучения священного писания, стоявшего на незыблемых основаниях. Хорошо было Лютеру требовать непременного изучения еврейского языка, когда он твердо знал, что на этом языке сам Бог открыл истину людям. Понятно, что, когда критический смысл человечества еще не пробуждался, школа должна была быть догматическая; что естественно было ученикам заучивать наизусть истины, открытые Богом и Аристотелем, и поэтические красоты Виргилия и Цицерона. Ни истины, более истинной, ни красоты, более красивой, никто несколько веков после не мог себе представить. Но какое положение школы нашего времени, оставшейся на тех же догматических принципах, когда, рядом с классом заучивания истины о бессмертии души, ученику стараются дать уразуметь, что нервы, общие человеку и лягушке, суть то, что называли прежде душою; когда после истории Иисуса Навина, переданной ему без объяснений, он узнает, что солнце никогда не ходило вокруг земли; когда после объяснения красот Виргилия он находит красоты Александра Дюма, проданные ему за пять сантимов, гораздо бо̀льшими; когда единственная вера учителя состоит в том, что ничего нет истинного, что всё, что̀ существует, то разумно, что прогресс есть добро, а отсталость – зло; когда никто не знает, в чем состоит эта всеобщая вера прогресса?

Сравните после всего этого догматическую школу средних веков, в которых истины несомненны, и нашу школу, в которой никто не знает, что̀ есть истина, и в которую всё-таки насильно ученика заставляют ходить, а родителей – посылать своих детей. Мало того, легко было средневековой школе знать, чему учить, чему учить прежде и чему учить после и как учить, когда метода была только одна и когда вся наука сосредоточивалась в Библии, книгах Августина и Аристотеля. Но каково нам, при бесконечном разнообразии предлагаемых со всех сторон методов обучения, при огромном количестве наук и их подразделений, сложившихся в наше время, каково нам —выбрать один из всех предлагаемых методов, выбрать известную отрасль наук и выбрать, что̀ труднее всего, ту последовательность в преподавании этих наук, которая была бы разумна и справедлива. Мало и этого. Отыскание этих оснований в наше время представляется более трудным, в сравнении с средневековою школой, еще и потому, что тогда образование ограничивалось одним известным классом, готовившимся жить в одних определенных условиях; в наше время, когда весь народ заявил свои права на образование, знать то, что̀ нужно для всех этих разнородных классов, представляется нам еще более трудным и еще более необходимым.

Какие же эти основания? Спросите какого хотите педагога, почему он учит так и именно тому, а не этому, и тому прежде, а не после. И ежели он поймет вас, то ответит: потому что он знает истину, открытую Богом, и считает своею обязанностью передать ее молодому поколению, воспитать его в тех принципах, которые несомненно истинны; о предметах же нерелигиозного образования он не даст вам ответа. Другой педагог объяснит вам основания своей школы вечными законами разума, изложенными у Фихте, Канта и Гегеля; третий оснует свое право принуждения ученика на том, что всегда так было, что все школы были принудительны и что, несмотря на то, результаты этих школ – настоящее образование; четвертый, наконец, соединив все эти основания вместе, скажет, что школа должна быть такою, какою она есть, ибо таковою выработала ее религия, философия и опыт, и что то, что̀ исторично, то разумно. Все эти доводы, включающие в себе все другие возможные доводы, мне кажется, могут быть разделены на 4 отдела: религиозные, философские, опытные и исторические.

Образование, имеющее своею основою религию, то есть Божественное откровение, в истине и законности которого никто не может сомневаться, неоспоримо должно быть прививаемо народу, и насилие в этом, но только в этом случае, законно. Так до сих пор и делают миссионеры в Африке и Китае. Так поступают до сих пор в школах всего мира относительно преподавания религий: католической, протестантской, еврейской, магометанской и т. д. Но в наше время, когда образование религиозное составляет только малую часть образования, вопрос о том, какое имеет основание школа принуждать учиться молодое поколение известным образом, остается нерешенным с религиозной точки зрения.

Ответ, может быть, найдется в философии. Имеет ли философия столь же твердые основания, как и религия? Какие эти основания? Кем, как и когда выражены эти основания? Мы их не знаем. Все философы отыскивают законы добра и зла; отыскав эти законы, они, касаясь педагогики (все не могли не касаться педагогики), заставляют образовывать род человеческий по этим законам. Но каждая из этих теорий, в ряду других теорий, является неполной и вносит только новое звено в сознание добра и зла, лежащее в человечестве.

Всякий мыслитель выражает только то, что̀ сознано его эпохой, и потому образование молодого поколения в смысле этого сознания совершенно излишне, – сознание это уже присуще живущему поколению.

Все педагогически-философские теории имеют целью и задачей образование добродетельных людей. Понятие же добродетели остается или всё то же, или бесконечно развивается, и, несмотря на все теории, упадок и процветание добродетели не зависят от образования. Добродетельный Китаец, добродетельный Грек, Римлянин и Француз нашего времени или одинаково добродетельны, или все одинаково далеки от добродетели. Философские теории педагогики разрешают вопрос о том, как воспитать наилучшего человека по известной теории этики, выработанной в то или другое время и признающейся несомненной. Платон не сомневается в истинах своей этики и на основании ее строит свое воспитание, а на воспитании – свое государство. Шлеермахер говорит, что этика еще наука незаконченная, и потому воспитание и образование должны иметь целью приготовлять таких людей, которые бы способны были вступить в те условия, которые они находят в жизни, и вместе с тем способны были бы с силою работать над представляющимися усовершенствованиями. Образование вообще, говорит Шлеермахер, имеет целью передать готового члена государству, церкви, общественной жизни и знанию. Только одна этика, хотя неоконченная наука, дает ответ на то, каким членом этих 4-х элементов жизни должен быть воспитанный человек. Как Платон, так и все педагоги-философы задачу и цель образования ищут в этике, одни – признавая ее известною, другие – признавая ее вечным вырабатывающимся сознанием человечества; но на вопрос: чему и как должно учить народ, ни одна теория не дает положительного ответа. Один говорит одно, другой – другое, и чем дальше, тем разноречивее становятся их положения. Являются одновременно различные теории, противоположные одна другой. Богословское направление борется с схоластическим, схоластическое с классическим, классическое с реальным, и в настоящее время все эти направления существуют, не поборая одно другого, и никто не знает, что̀ ложь, что̀ правда. Являются тысячи различных, самых странных, ни на чем не основанных теорий, как Руссо, Песталоцци, Фрёбель и т. д., являются все существующие школы рядом – реальные, классические и богословские учреждения. Все недовольны тем, что существует, и не знают, что новое именно нужно и возможно.

Проследив ход истории философии педагогики, вы найдете в ней не критериум образования, но, напротив, одну общую мысль, бессознательно лежащую в основании всех педагогов, несмотря на их частое между собой разногласие, мысль, убеждающую нас в отсутствии этого критериума. Все они, начиная от Платона и до Канта, стремятся к одному – освободить школу от исторических уз, тяготеющих над нею, хотят угадать то, что нужно человеку, и на этих, более или менее верно угаданных потребностях, строят свою новую школу. Лютер заставляет учить в подлиннике священное писание, а не по комментариям святых отцов. Бэкон заставляет изучать природу из самой природы, а не из книг Аристотеля. Руссо хочет учить жизни из самой жизни, как он ее понимает, а не из прежде бывших опытов. Каждый шаг философии педагогики вперед состоит только в том, чтобы освобождать школу от мысли обучения молодых поколений тому, что старые поколения считали наукою, к мысли обучения тому, что лежит в потребностях молодых поколений. Одна эта общая и вместе с тем противоречащая сама себе мысль чувствуется во всей истории педагогики, – общая потому, что все требуют большей меры свободы школ, противоречащая потому, что каждый предписывает законы, основанные на своей теории, и тем самым стесняет свободу.

Неоценимый вклад в воспитание и обучение детей внёс писатель Лев Николаевич Толстой. В педагогической деятельности он придерживался принципа свободы. Ученики получали экспериментальное образование в Ясной Поляне. Там не было уроков, звонков и наказаний, дети занимались с учетом своих интересов и постоянно практиковались.

Занятия в Ясной Поляне

Великий писатель утверждал, что школа является важнейшим общественным институтом, ведь все планы люди могут реализовать лишь в последующих поколениях. В 1859 году он начал углубляться в сферу педагогики и ставить свой эксперимент. Целью Льва Николаевича стало кардинальное изменение системы образования, которая сложилась в Российской империи.

Оценка образования в Европе

Перед тем как начать преподавать по-своему в Ясной Поляне, литератор решил посетить школы в некоторых западных странах. Он был неудовлетворён увиденным. Например, в немецких учреждениях Лев Николаевич наблюдал:

• бессмысленное заучивание материала;
• постоянные молитвы;
• телесные наказания для учеников.

Говоря кратко, никакие европейские стандарты образования не отвечали педагогическим воззрениям Толстого. После возвращения в родное имение он начал обучать крестьянских детей, как считал нужным.

Писатель проводил аналогию между бедными детьми в Ясной Поляне и людьми, пережившими кораблекрушение. Он считал, что нужно спасти тонущих, среди которых могут оказаться выдающиеся умы России. Параллельно с этим Лев Николаевич стремился изменить и свою жизнь.

Правила новой школы

В созданном писателем учебном заведении были отменены звонки и какой-либо учебный план. Дети могли приходить в любое время и изучать то, что больше нравится. Толстой не хотел превращать школу в авторитарную диктатуру, где учитель имел неограниченную власть над обучающимися. Занятия проводились литератором и некоторыми его знакомыми.

Немаловажной составляющей становился личный пример. Педагогические взгляды Толстого включали в себя не только классические занятия в помещении. Он с детьми часто отправлялся на природу, проводил игры и гимнастические упражнения. Полностью отсутствовали оценки, задания на дом и наказания за неуспеваемость. Такой подход литератор сравнивал с воспитанием детей родителями, ведь отпрыски всегда берут пример со старших.

Можно подумать, что дети постоянно прогуливали, раз у них была такая возможность, но это не так. Ученики с удовольствием посещали школу Толстого. Принципом заведения стала свобода обучающихся. Литератор разбил день на две части: сначала обычные занятия с педагогом, после чего следовала деятельность по интересам. При этом никто не указывал детям, где и с кем им сидеть.

К сожалению, эксперимент завершился через полтора года. Власти не желали, чтобы где-то велось обучение не по государственным стандартам. Когда писатель отсутствовал, представители закона обыскали школу, а позже закрыли. Тогда Толстой начал издавать журнал, в котором обсуждались вопросы воспитания и педагогики. Однако и его пришлось закрыть из-за давления властей.

Взгляды писателя на воспитание

В качестве фундамента педагогической деятельности Толстой видел внутренний мир ребёнка, его интересы и стремления. Важна была личность ученика. Это легло в основу дидактических принципов:

• природосообразности;
• сознательности при обучении;
• глубокого усвоения материала;
• связи теории с практикой;
• доступности образования.

Писатель считал, что необходимо раскрывать в детях не только интеллектуальные способности, но и творческое начало. Процесс обучения становился многоступенчатым, включал в себя различные методики. Толстой считал бездумное заучивание обобщённой информации величайшим злом для ребёнка. Ученик должен на практике осознать, как работают те или иные механизмы, пропустить этот опыт через себя.

Большую роль литератор придавал межпредметным дисциплинам. Ученикам следует не просто изучать преподнесённые данные, а наращивать жизненный опыт, учиться постигать базовые бытовые истины. Только тогда приобретённые знания смогут стать полезными в будущем. Следовало включать в учебный процесс знакомство с русским фольклором, родной природой и её явлениями. Достижение продуктивности образования Толстой видел в соблюдении ряда установок:

• создание атмосферы дружбы и взаимодействия в школе, способствование любознательности учеников;
• объединение интеллектуального и физического развития;
• возможность детей подходить к обучению творчески и самостоятельно при минимальном участии преподавателей;
• крепкая связь основной программы с внеурочными занятиями.

Великий писатель заметил, что часто принятые образовательные нормы не соответствуют возрастному и психологическому уровню ребёнка. Отсюда у него развивается нежелание учиться. Ученик по умолчанию относится к школе с неприязнью, страхом или равнодушием.

Стоит отметить, что идеи Толстого в некотором роде совпадали с воззрениями известного педагога Ивана Тимофеевича Савенкова (1846—1914). Он отправился в город Красноярск работать учителем, а позже стал готовить новых педагогов и ввёл новаторские методы работы со студентами. Преподаватель водил подопечных на экскурсии и даже занимался археологией.

Вклад Толстого в педагогику

Желающие ознакомиться с трудами Льва Николаевича по педагогике найдут в его сочинениях множество идей, актуальных и на сегодняшний день. В первую очередь бросаются в глаза меткие замечания по поводу неправильности воспитания, а также любовь к жизни, детям и всему обществу. Толстой подчёркивает, как важно раскрывать потенциал в каждом человеке на примере крестьянских детей, которые могут стать выдающимися деятелями при правильном подходе учителей.

Практика на занятиях

Писатель в одной из своих статей показывает важность личного примера преподавателя. Однажды он попросил написать учеников сочинение по русской пословице.

Никто не решился начать, посчитав это невозможным. Кто-то из детей предложил писать самому Толстому. Тот принялся за дело и представил первую страницу ученикам. Они её раскритиковали, требуя продолжать. Учитель и ученики коллективно несколько часов составляли сочинение, не чувствуя усталости и голода. Потом дети всё-таки стали писать сами в свободное время.

Толстой позже признавался в своих трудах, что немного испугался своего открытия. Он понял, что на нём лежит большая ответственность, чтобы раскрывать в детях способность к творчеству. Общественность того времени недоумевала, как маленькие крестьянские отпрыски могут творить настоящие литературные произведения. Лев Николаевич издавал повести и рассказы, которые были написаны простыми детьми в Ясной Поляне.

Новшество в обучении

Русский литератор совершил своего рода революцию в преподавании, он заново открыл ребёнка для обучения. Отныне маленький человек воспринимался не как ёмкость, куда нужно просто вложить информацию, хочет он того или нет. Теперь было необходимо зажечь в ученике творческую искру, чтобы он проявил настойчивость и усердие в усвоении знаний. Больше не требовалось наказывать и заставлять ученика заучивать материал наизусть, а следовало довериться его способностям и индивидуальному восприятию мира.

Многие педагоги-современники писателя откровенно посмеивались над толстовской школой в Ясной Поляне, где не было чёткой программы действий и жёсткого устава. Это было правдой, учебное заведение Толстого можно назвать только попыткой что-то изменить, но за этим внешним хаосом скрывалась непреодолимая тяга к знаниям как у детей, так и у преподавателей.

Педагогические идеи Толстого доказали, что обучение может быть не только тяжёлым трудом, но и увлекательным времяпрепровождением, которое приносит удовольствие и радость.

Система будет работать лишь при соответствии требований учителя и внутреннего мира ребёнка. Великий литератор старался сделать главными в педагогике не наказания и авторитет, а творческий потенциал и скрытую энергию ученика.

ГОСТ

Педагогика – это наука о воспитании и обучении человека, прежде всего в детско-юношеском возрасте.

Краткая характеристика вклада Л. Н. Толстого в педагогику

Граф Лев Николаевич Толстой в 22 года открывает в своем родовом имении Ясная Поляна первую школу для крестьянских детей. По мнению Л.Н. Толстого одной из основных задач, стоящих перед государственными чиновниками, является создание школьной системы, которая бы отвечала потребностям и интересам всего народа. Только в этом случае можно будет достичь необходимого уровня развития среди народа, что положительно скажется и на общем развитии общества и государства.

В основе обучения, Л.Н. Толстой видел свободу, так как свобода является единственным критерием эффективной педагогики, защищающей интересы и идеалы гуманистического образования.

Для того, чтобы понять какой из способов обучения является наиболее продуктивным, Л. Н. Толстой ставил педагогические эксперименты.

Вклад Л. Н. Толстого в педагогику того времени заключается в том, что процессом обучения детей крестьян занимались в основном отставные солдаты и дьячки. Процесс обучения был бессистемен, а методы обучения иногда достаточно жестокие, так как наказания считались естественным и обязательным ритуалом.

Л. Н. Толстой строил процесс обучения кардинально иначе. В основе была заложена свобода ученика. Под свободой Л. Н. Толстой понимал организацию такой формы урока, при которой ученики могли, открыто выражать свои мысли, идеи, вести с учителем беседы. То есть, основная форма урока – словесная. Дети изучали в школе арифметику, чтение, письмо, грамматику, географию, природоведение, рисование и пение.

Принципиальное отличие Яснополянской школы Л. Н. Толстого было отношение педагогам к тем знаниям и умениям, которые дети приобрели вне школы. Это связано с тем, что, по мнению Л. Н. Толстого, дети, особенно начальных классов должны обладать широким кругозором. С этой целью недалеко от школы был организован участок земли, на которой дети могли получать не только знания об окружающей природе, но и формировать необходимые умения и навыки.

Готовые работы на аналогичную тему

Азбука представляет собой своеобразную энциклопедию, которая не только учит детей чтению и письму, но и обогащает их знания в области физики, химии, ботаники, зоологии, художественного искусства и многом другом.

Основу содержания азбуки составляют взгляды Л. Н. Толстого на сущность системы образования. Ее он видел, в первую очередь, в освоении детьми элементарных знаний, который им сообщаются в школе. Данные знания в дальнейшем должны стать фундаментом (основой) для жизненного развития человека.

Школа Л. Н. Толстого – это своего рода семья, задача которой дать ученикам как можно больше знаний и умений.

Так, если задача одного учителя научить детей писать и считать, то задача другого – показать красоту окружающего мира и т.д. Тем самым разные педагоги не только дают детям разные знания, но и, применяя свой подход к обучению, развивают у детей навыки эффективного взаимодействия с окружающими. Именно это и отличало процесс обучения в Яснополянской школе, от обучения у дьячка или отставного солдата, которые в одиночку давали детям весь объем знаний, который у них имеется.

Педагогические идеи Л. Н. Толстого

Л.Н. Толстой занимался не только теоретическими разработками в области обучения, но и осуществлял практическую педагогическую деятельность. Так, он вел уроки математики, физики, истории, а также преподавал некоторые другие предметы. Основная форма урока – это рассказ или беседа. Ни за плохое поведение, ни за плохую успеваемость детей не порицали.

Основная задача каждого учителя – развивать природу своих учеников.

Обучение в школе Л.Н. Толстого осуществлялось в три ступени, которые были представлены тремя классами:

• младший класс
• средний класс
• старший класс

Домашние задания не практиковались, все необходимое учащиеся выполняли в школе, самостоятельно или с помощью учителя.

Основной метод обучения – живое слово учителя (беседа или рассказ).

Л. Н. Толстой обладал исключительным талантом педагогической наблюдательности. Он чутко прислушивался к ошибкам детей в родном языке, в арифметике, устанавливал психолого-педагогические причины их ошибок, вникал в интимные переживания школьников. Он изумительно точно раскрыл такие своеобразные черты в психологии детей, как непосредственность, образность, конкретность их мышления, непосредственность и искренность в выражении мыслей и чувств.

• Устав
• Свидетельство об аккредитации
• План финансово-хозяйственной деятельности
• Локальные нормативные акты, предусмотренные частью 2 ст. 30 ФЗ "Об образовании в Российской Федерации"

• Рабочие программы НОО
• Рабочие программы ООО
• Рабочие программы СОО
• Рабочие программы ЦПОД
• Рабочие программы по внеурочной деятельности

• Аннотации к рабочим программам НОО
• Аннотации к рабочим программам ООО
• Аннотации к рабочим программам СОО
• Аннотации к рабочим программам ЦПОД ТО

• Воспитательная система
• Самоуправленческая игра Вселенная
• Рабочая программа воспитания
• Дополнительное образование
• Растим патриотов России
• Календарь памятных дат
• 70-летие Великой Победы
• Летний оздоровительный лагерь

Педагогическая деятельность Л.Н. Толстого Педагогические воззрения Толстого

Педагогические воззрения Л.Н.Толстого

Исходя из принципа свободы в педагогике, Толстой обосновывал и всю педагогическую концепцию. Толстой по-новому подошел к пониманию сущности учебного процесса. Толстой-педагог велик тем, что глубже и всесторонне, чем кто-либо из его современников, последователей и предшественников, понял необходимость изучения внутреннего мира ребенка, его желаний, интересов и устремлений. Помещая в центр своей педагогической концепции личность ребенка, он выстраивает вокруг нее систему дидактических принципов, в частности, принцип сознательности и активности обучения; принцип связи обучения с жизнью; принцип доступности обучения; принцип прочности усвоения знаний; принцип природосообразности. Большое место он отводит принципу сознательности и активности. Обучение, как справедливо утверждал Толстой, - многосторонний процесс, а не только воздействие лишь на интеллект ребенка. Это - процесс активного, сознательного и творческого, а не механического усвоения детьми сообщаемых им в школе знаний и навыков. Еще раз подчеркнем, что в процессе обучения Толстой придавал большое значение развитию самостоятельности и творческого мышления у учащихся. Он писал: “Если ученик в школе не научился сам ничего творить, то и в жизни он всегда будет только подражать, копировать. В каждом ребенке есть стремление к самостоятельности, которое вредно уничтожить в каком бы то ни было преподавании и которое особливо обнаруживается недовольством при срисовывании с образцов” . (П С С т 8 с 118 )

После ознакомления с саксонскими школами Толстой отмечал в своем дневнике, что все обучение построено там на бездумном заучивании наизусть, а детская психика изуродована запугиванием, побоями. Ярко и точно описал Толстой различия в психическом состоянии детей: “ Стоит взглянуть на одного и того же ребенка дома, на улице, или в школе, - то вы видите жизнерадостное, любознательное существо, с улыбкой в глазах и на устах, во всем ищущее поучения, как радости, ясно и часто сильно выражающее свои мысли своим языком, - то вы видите измученное, сжавшееся существо, с выражением усталости, страха, скуки, повторяющее одними губами чужие слова на чужом языке, - существо, которого душа, как улитка, спряталась в свой домик, все высшие способности - воображение, творчество, соображение - уступают место каким-то другим, полуживотным способностям . одним словом способность подавлять в себе все высшие способности для развития только тех, которые совпадают со школьным состоянием - страх, напряжение памяти и внимание. ” (ПСС “О народном образовании” С. 72) Какое ужасающее своей справедливостью наблюдение!

Усвоение памятью непроверенных или непонятных обобщений Толстой считал величайшим злом, нарушающим естественность процесс мышления. Он решительно выступал против механического перенесения обобщений, абстрактных понятий в головы детей. Дети не могут понять и усвоить обобщения, не пережитые и не понятые ими самими, а догматически переданные учителями.

Особое место в дидактических взглядах Толстого занимает принцип связи обучения с жизнью. Анализируя педагогическую систему немецких школ, которая была оторвана от жизни, от народа, Лев Николаевич справедливо подмечал, что чем богаче и разностороннее жизненный опыт учащихся, тем больше возможностей успешно обучать детей в школе, тем легче установление межпредметных связей и повышение учебной мотивации.

В школьные учебники Толстой считал необходимым включить материал из жизни родной страны, истории народа, его быта, о русской природе, все то, что близко и доступно детям. С помощью рассказов, басен и сказок он знакомил детей с жизнью людей и животных, явлениями природы. Это вызывало большой интерес учащихся к знаниям, необычайно оживляло учебный процесс.

Данный принцип однако не означает того, что образовательный процесс должен быть максимально упрощен. Требуя соблюдения принципа доступности обучения, Толстой выступал против тех методистов, которые пытались чрезмерно облегчить занятия учащихся. Такой подход, справедливо замечал он, часто приводит к тому, что ученики поверхностно усваивают материал и нередко попадают в тупик при малейшем изменении или усложнении заданий.

Л. Н. Толстой внес неоценимый вклад в разработку принципа прочности в обучении, наметил некоторые черты своеобразной системы, а также условий, средств и приемов, направленных на достижение в процессе обучения высокой степени прочности знаний, умений и навыков. Прочность усвоения для Толстого естественным образом связана, взаимопереплетена с сознательной умственной деятельностью учеников, то есть с принципом сознания и активности. Толстой не считал зазубренные, выученные наизусть слова, фразы признаком прочности знаний или даже наличием каких-либо знаний. Механическое заучивание как способ усвоения знаний получило у Толстого отрицательную оценку. Особенно резкой критике подверглась господствовавшая в те годы схоластическая система повторения, поурочного контроля знаний и экзаменов, основанных на зазубривании.

Свои педагогические соображения о сути прочных знаний и путях их достижения он разрабатывал не только на основе своего личного опыта, наблюдений за деятельностью школ в России и за рубежом и обобщения педагогической практики, критического осмысления педагогической литературы, но и с учетом научных данных современного ему естествознания об условно-рефлекторной деятельности мозга, роли анализаторов в восприятии и усвоении информации, единстве организма с факторами внешней среды. В частности, он опирался на известные труды великого русского физиолога И. М. Сеченова “Рефлексы головного мозга” и “Элементы мысли”.

Важной предпосылкой прочного усвоения знаний Лев Николаевич считал такой фактор, как наличие у школьника четкого понимания смысла, самой идеи знания и каждого из его слагаемых, осознание учеником жизненной значимости изучаемого материала. Таким образом, мы вновь отмечаем в педагогической концепции Толстого тесную взаимосвязь основополагающих принципов. Понимание целей знаний оживляет ум ученика, мобилизует его волю и силы на преодоление трудностей учения и достижение его высших результатов. Без соблюдения этого условия учитель не имеет права требовать от учеников закрепления в памяти того или иного знания или навыка. “Ни один человек и ребенок не был бы в силах учиться,- писал Толстой,- ежели бы буд ущность его учения представлялась ему только искусством писать или считать. Для того, чтобы ученик мог отдаться весь учителю, нужно открыть ему одну сторону того покрова, который скрывал от него всю прелесть того мира мысли, знания поэзии, в которой должно ввести его ученье. Только находясь под постоянным обаянием этого впереди его блещущего света, ученик в состоянии так работать над собой, как того мы от него требуем” .(ПСС 8 42 )

Существенными признаками прочного знания Толстой считал понимание сути изучаемого, умение связать части знания в целое, установить причинно-следственные отношения явлений, умение объяснить и разъяснить другому то, что самому ясно и понятно. Именно о прочности знания говорит умение самостоятельно связать новое знание с прежним запасом знаний по принципу сходства, различия, противопоставления, умение свободно оперировать ими, применить теоретическое знание к практике, объяснить те или иные явления окружающей действительности с точки зрения усвоенных знаний, и, наконец, быстрое, точное и легкое воспроизведение имеющихся знаний в связи с новым материалом, через любой промежуток времени. Прочность знаний Толстой справедливо рассматривал как один из важнейших результатов правильного обучения, одну из практических целей образования. Прочные знания учащихся - это высшая оценка работы учителя, его радость и гордость. Процесс достижения прочных знаний, умений и навыков Толстой оценивал как сложный, многоступенчатый. К важнейшим условиям достижения основательности знаний Толстой относил следуюющие:

• Сознание в школе естественной, здоровой, доброжелательной обстановки (“дух школы”), отвечающей детской природе, любознательности, потребности в свободе развития;
• Постоянную и разностороннюю связь обучения жизнью, обучения с воспитанием;
• Применение в обучении различных методов и приемов в соответствии с возрастными особенностями (о них речь пойдет ниже);
• Предоставление детям широких возможностей для самостоятельной учебно-познавательной и творческой работы, при незаметном направляющем влиянии учителя;
• Стремление к установлению межпредметных связей;
• Систематическое, продуманное повторение и обобщение изучаемого;
• Наличие полного душевного согласия, гармонии в отношениях между учителем и учащимися;
• Тесная органическая связь между урочной и внеурочной познавательной деятельностью детей;
• Обеспечение в школе связи умственного с физическим развитием ребенка.

Особое внимание в вопросах дидактики Толстой уделял активизации учебного процесса. На основе экспериментов в Яснополянской школе, изучения работы школ в России и за рубежом Толстой убедился, что традиционно используемый набор методов и приемов обучения часто неадекватен возрастным и психическим особенностям детей, в связи с чем активность детей падает, возникает непонимание и боязнь, скованность и равнодушие по отношению к учителю и учебному материалу.

Список литературы.

Читайте также:

  
• Сочинение приходилось ли тебе делать выбор между добром и злом
  
• Сочинение рассуждение на тему чацкий образ странного человека в русской литературе
  
• Что лучше правда истина или правда мечта сочинение рассуждение
  
• Часто мы ошибочно соединяем в одно целое два разных понятия сочинение
  
• Вот и опять улица ох какая широкая сочинение