Наш двор нарочито невелик сочинение

Обновлено: 05.07.2024

Лев Васильевич УСПЕНСКИЙ

ЗАПИСКИ СТАРОГО ПЕТЕРБУРЖЦА

TO WRITE OR NOT TO WRITE?

Когда я раскрываю журнал и вижу, что там напечатаны воспоминания маршала Конева, я уже прячу эту книгу подальше от жадных глаз, чтобы никто не перехватил ее у меня.

Сразу и каждому понятно: маршал Конев вправе писать и быть уверенным, что его будут читать не отрываясь… А я?

Или — другое. Мы ловим каждое слово Пушкина, в котором он сказал — так мало, так скупо! — хоть что-либо о своей жизни. Это понятно. Друг Пушкина Алексей Вульф не блистал ни талантами, ни личными достоинствами. Но мы с жадностью читаем все, что написал он о себе: как же! Его друг!

Но если человек не только не водил армий к столицам других государств, не только не вершил судьбы народов, — он не был даже близок ни к кому из великих людей?

Первое, что заставило меня поколебаться, было вот какое — совершенно случайное — воспоминание.

Когда это пришло мне в голову, я призадумался.

И тут доказательства тому, что писать — надо, дождем посыпались на меня. Всех их — несчетное множество; я приведу лишь некоторые.

И все это я видел своими глазами… Так ведь, пожалуй, — надо писать!

Человеческая натура устроена причудливо. Из общего круга людей она — может быть, и без достаточных оснований — выделяет с особой приязнью, казалось бы, случайные группки: тех, кто родился и живет в одном селе или на одной улице с тобою, тех, кто учился в одной школе, а еще лучше — в том же классе, что и ты, соучеников. Тех, наконец, кто пришел с тобой в этот мир в одном году — одногодков, ровесников.

Я встречался на моем веку со многими своими одногодками (ох, сколько из них — Всеволод Вишневский в том числе — уже никогда не пожмут моей руки!). Мы, видя друг друга, каждый раз улыбались приязненно: как же! Ровесники! В девятисотом родились!

Объясните, как вы понимаете , что такое риторические восклицания и какую роль в речи они играют.

Приведите 2 примера из текста.

Объем сочинения не менее 50 слов.

(2)Посредине огорожен зелёной деревянной решёткой жалкий питерский садишко в четыре тополя и одну берёзку.

(3)Вот во двор входит перекошенный на один бок тяжестью своего ящикообразного инструмента, худой, смуглый, впалогрудый шарманщик.

(6)Мальчишка уже разостлал поодаль трёпаный, грязнее каменной мостовой, коврик.

(7)Свой картуз с переломленным козырьком он положил, как чашку, тут же около, на панели.

(8)Ах, этот нудный, гнусавый, за сердце хватающий присвист, которым начинались все мелодии тогдашних разбитых шарманок!

(9)Почему ты помнишься столько лет, столько десятилетий?

(10)Ах, этот мрачный, жутковатый, униженный и ненавидящий взгляд сине - белых, то ли цыганских, то ли итальянских глаз на коричневом лице!

(11)Ты и сейчас стоишь передо мною.

(12)И эта мятая, бутылочно - зелёного плюша артистическая шляпа, шляпа нищеты, шляпа горечи, шляпа тысяч несчастий и миллионов терзаний — сколько я видел в детстве таких трагических шляп.

(13)Раздаётся чахоточная, пошлая, скудная, как этот дворик, мелодия без слов.

(14)Это — искусство, и оно доходит.

(15)Уже из подворотни, озираясь, нет ли где рядом злого дворника, заглядывают во двор девчонки и парнишки с соседних дворов, таскающиеся за шарманкой из дома в дом.

(16)Уже наши собственные дворницкие и швейцарские дети выбежали во двор : девчонки подбираются шаг за шагом к самому попугаю, мальчишки окружают коврик.

(17)Одно за другим распахиваются окна, высовываются головы кухарок, горничных, приживалок, и вот уже летит на землю первый, завёрнутый в бумажку алтын, и незавёрнутый пятак падает и катится, звеня и подпрыгивая, к ногам музыканта.

(19)И сердитый, нахохленный попугай, недовольно покрякивая и покрикивая что - то не по - русски, ловко зацепив клювом, вытаскивает из туго спрессованной пачки один билетик.

(21)Он разбежался, и стал на голову, и сложился пополам, и закувыркался, и сделал кульбит.

(22)Шарманщик набрал порядочно, они собрали своё имущество и пошли прочь : старший — привычно согнувшись на один бок под грузом шарманки, глядя в землю, трудно кашляя на ходу, младший — посверкивая детскими, но уже много знающими глазами, глазами не то как у младенца Христа, не то как у обезьянки - макаки, жгучими и грустными.

(24)И она, вспыхнув, плюет ему вслед, а мальчишки восхищённо хохочут, и дворничиха замахивается на музыкантов метлой, и старший даёт младшему на ходу быстрый, но добродушный подзатыльник и обзывает свинёнком.

Напишите сочинение рассуждение. Объясните, как вы понимаете ,что такое риторические восклицания и какую роль в речи они играют. Приведите 2 примера из текста. Объем сочинения не менее 50 слов.

(8)Ах, этот нудный, гнусавый, за сердце хватающий присвист, которым начинались все мелодии тогдашних разбитых шарманок! (9)Почему ты помнишься столько лет, столько десятилетий? (10)Ах, этот мрачный, жутковатый, униженный и ненавидящий взгляд сине-белых, то ли цыганских, то ли итальянских глаз на коричневом лице! (11)Ты и сейчас стоишь передо мною. (12)И эта мятая, бутылочно-зелёного плюша артистическая шляпа, шляпа нищеты, шляпа горечи, шляпа тысяч несчастий и миллионов терзаний — сколько я видел в детстве таких трагических шляп.

(20)Когда шарманщик чуть приметно кивнул, мальчик, сбросив верхнюю одежду, остался в обшитом мишурными позументами, затасканном, стократно заплатанном костюме акробата, и все вокруг ахнули. (21)Он разбежался, и стал на голову, и сложился пополам, и закувыркался, и сделал кульбит.

(25)Но мальчишке что? (26)Он пронзительно свистнул и высунул дворничихе язык.

— Ай, да ну вас, Левочка! — машет она на меня мокрой тряпкой. — Ай, да что это, медом это окошко намазано, что ли? Идите себе в детскую: там места хватает. И подоконник тут не просохши, что барыня скажет?

Я в сомнении: в детской — два окна, но тут — балкон?

— Да… А позовешь меня, когда балкон выставлять?

— Да позову, позову, сказано! Стекольщик с носом…

Я иду в детскую без энтузиазма: что же что два окна? Какие окна! Но, едва открыв дверь, замираю.

Эти окна выходят на двор, на север, на пути Финляндской дороги за крышами домов, на плохо видимое и не очень интересное. Но сквозь них со двора доносится до меня странный, требующий объяснения заунывно-звонкий призыв:

— Паять-лудить! А вот — паять-лудить!

Стул подтащен к подоконнику, я стал на него коленками и, пока не страшно, высовываюсь наружу.

Спиной к саду, посреди булыги, стоит чернобородый мужик с мешком (мне уже шесть; мешком меня теперь не испугаешь!) за плечами. На шее у него подвешены на веревочках большой медный чайник, два сотейника, кастрюлька красной меди, что-то еще.

Он стоит и, задрав бороду, пытливо всматривается поочередно в окна по всем четырем этажам. Потом мечтательно прикрывает глаза, как певец на сцене.

— Пая-ать-луди-ить, а? — как птица, все на тот же, высоковатый по его бородище и плечам, мотив запевает он. — Паять-лудить? — чуть более требовательным тоном: что же, мол, вы там, заснули все?

Никто не отзывается, никто не выглядывает в окна. Я — не считаюсь.

Подумав, он пускает для проверки более сильное заклинание:

— Посуду медну… паять-лудить?!

Никакого впечатления. Нагнувшись, он поднимает с земли второй чайник — ведерный, трактирный или артельный, — встряхивается — и медяшки его гремят, — поправляет мешок за спиной и уходит…

Не скажу почему, мне становится как-то грустновато… Может быть, жалко бородача: кричал-кричал! Я хочу слезть со стула, но это мне не удается…

Встретясь с лудильщиком в подворотне, во двор уже входит, перекошенный на один бок тяжестью своего ящикообразного инструмента, худой, смуглый, впалогрудый шарманщик.

Ах, этот нудный, гнусавый, за сердце хватающий присвист, которым начинались все мелодии тогдашних разбитых шарманок! Почему ты помнишься столько лет, столько десятилетий? Ах, этот мрачный, жутковатый, униженный и ненавидящий взгляд сине-белых, то ли цыганских, то ли итальянских, глаз на коричневом лице — ты и сейчас стоишь передо мною. И эта мятая, бутылочно-зеленого плюша артистическая шляпа, шляпа нищеты, шляпа горечи, шляпа тысяч несчастий и миллионов терзаний — сколько я видел в детстве таких трагических шляп…

Это не поется, это только играется… Одна чахоточная, пошлая, скудная, как этот дворик, мелодия без слов… И все же это — не медная посуда. Это — искусство. Оно доходит.

Уже из подворотни — озираясь, где дворник? — заглядывают во двор девчонки и парнишки с соседних дворов.

Может быть, они таскаются за шарманкой из дома в дом уже с самого Нейшлотского? Вошли и замерли у стен.

— Уй, маладэтто порчеллино! Проклятый свиненок! Опять!

Но мальчишке что? Он пронзительно свистнул и высунул дворничихе язык…

В подворотне нашего дома — Нюстадтская, 7, — как и во многих подворотнях рядом, висела железная доска. Черной краской по белой на ней было сурово выведено:

Татарам, Тряпичнекам и протчим крикунам вход во двор строга воспрещаетца!

А они — входили. И сколько их было разных. И на сколько различных голосов, напевов, размеров и ритмов возглашали они во всех пропахших сложной смесью из кошачьей сырости и жареного кофе дворах свои откровения торговых глашатаев.

— Сельди галанские, сельди; сельди, се-е-льди!

В ладной кацавеечке, в теплом платке, с румяным — немолодым, но все еще как яблоко свежим — лицом, она стояла спокойно и с достоинством. На се левом плече уютно лежало деревянное коромыслице с подвешенными к нему двумя тоже деревянными кадочками — небольшими аккуратными, в хозяйку, с плотно пригнанными крышками. Третья кадочка, поменьше, — с любительским посолом — в руке.

Прочтите текст и выполните задания A1 - A7; B1 - B14. К каждому заданию A1 - A7 даны 4 варианта ответа, из которых только один правильный. Номер этого ответа обведите кружком.

(8) Ах, этот нудный, гнусавый, за сердце хватающий присвист, которым начинались все мелодии тогдашних разбитых шарманок! (9) Почему ты помнишься столько лет, столько десятилетий? (10) Ах, этот мрачный, жутковатый, униженный и ненавидящий взгляд сине-белых, то ли цы ганских, то ли итальянских глаз на коричневом лице! (11)Ты и сейчас стоишь передо мною. (12)И эта мятая, бутылочно-зеленого плюша артистическая шляпа, шля па нищеты, шляпа горечи, шляпа тысяч несчастий и мил лионов терзаний - сколько я видел в детстве таких трагических шляп.

(25)Но мальчишке что? (26)Он пронзительно свистнул и вы сунул дворничихе язык.

(По Л. Успенскому)

1) Это была самая красивая из всех слышанных автором мелодий.

2) Это яркие воспоминания детства, отражающие дух прошлого.

3) Это был неприятный звук, который раздражал автора.

4) В детстве автора было мало радости, и он запомнил шарманку как одно из немногих удовольствий.

1) В ту пору автор был маленьким и не мог отличить подлинного искусства от самодеятельности.

2) В то время эта музыка была единственной возможностью простых людей приобщиться к миру искусства.

3) Автор иронизирует.

4) В XIX веке были иные представления об искусстве.

Как характеризует жизнь бродячих артистов информация , заключённая в предложениях 8 - 12 и 22 - 26?

1) Они были обездоленными скитальцами, обеспечивающими себе жалкое существование тяжким трудом .

2) Они были баловнями судьбы, любимцами публики.

3) Это были всеми гонимые люди.

4) В их среде процветали грубость, бескультурье, насилие и унижение.

Ниже даны пары предложений из прочитанного текста. В какой из этих дается вопросно-ответное единство?

Использование такого сравнения говорит .

1) о желании автора передать цвет глаз мальчика более точно.

2) о стремлении передать красоту этих глаз.

3) о том, что это были глаза ребенка, которому суждено много страдать.

4) о том, что сравнивать людей с Богом было принято во времена детства автора.

Читайте также: