Нагибин о воспоминаниях юности сочинение

Обновлено: 05.07.2024

Как важно любить и помнить то место, где ты родился, где прошли твои самые беззаботные и счастливые годы – годы детства. Ю. Нагибин в своем тексте рассуждает именно на эту тему. В предложенном отрывке автор поднимает проблему истинной любви к Родине.

Любовь к своей стране начинается, прежде всего, с любви к малой Родине. Автор рассуждает о детях, которых растут в новостройках, в городах, у них нет возможности наслаждаться настоящей красотой, которую можно найти только в деревнях или же в старых городах: луга и поля, реки и озера, горы и равнины,

архитектурные памятники. Люди, живущие в городах – общие, как все – “стало быть, никакие”.
Позиция автора мне ясна, Ю. Нагибин считает, что чтобы человек осознавал всю красоту своей Родины и мог по-настоящему ее любить, он должен видеть ее красоты: памятники, природу, старые исторические здания.
Я полностью согласна с позицией автора, ведь действительно, как можно любить Москву, если ты не был ни на Арбате, ни на Красной площади, ни в музее. Любить Москву за ее многоэтажные здания? Нет, такого быть не может.
Проблема истинной любви к Родине хорошо освещена в литературе и затрагивалась многими

умами человечества. Так, например, С. Есенин – неповторимый талант русской поэтической классики, чувствовал Россию сердцем русского народа. Он по-настоящему любил свою страну и посвятил множество стихотворений, все они преисполнены любовью к русской земле.
Также, Александра Блока тоже можно назвать истинным патриотом. В своих стихотворениях он писал, что посвящает всего себя и свою жизнь своей Родине и служению ей. Блок постоянно обращался в своей лирике к Родине, он отождествлял ее с надеждой, спасением, единством и любовью.
Итак, из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что любовь к большой стране начинается, прежде всего, с малой Родины. Чтобы любить свою Отчизну нужно не просто родиться в ней, но и знать ее архитектурные памятники, исторические события и быть настоящим патриотом.

Вот и кончился последний урок последнего дня нашей школьной жизни! Десять школьных лет завершились по знакомой хрипловатой трели звонка, что возникает внизу, в недрах учительской, и, наливаясь звуком, подымается с некоторым опозданием к нам на шестой этаж, где расположены десятые классы.

Все мы, растроганные, взволнованные, радостные и о чем-то жалеющие, растерянные и смущенные своим мгновенным превращением из школяров во взрослых людей, слонялись по классам и коридору, словно страшась выйти из школьных стен в мир, ставший бесконечным. И было такое чувство, будто что-то недоговорено, недожи- то, не исчерпано за последние десять лет, будто этот день застал нас врасплох.

В класс заглянула Женя Румянцева:

- Сережа, можно тебя на минутку?

Я вышел в коридор.

- Сережа, я хотела тебе сказать: давай встретимся через десять лет.

Шутливость совсем не была свойственна Жене, и я спросил серьезно:

— Мне интересно, каким ты станешь. Ты ведь очень нравился мне все эти годы.

Я думал, что Жене Румянцевой неведомы ни эти слова, ни эти чувства. Вся ее жизнь протекала в двух сферах: в напряженной комсомольской работе и в мечтаниях о звездных мирах. Не многие из нас твердо определили свои дальнейший жизненный путь, а Женя с шестого класса знала, что будет астрономом и никем другим.

Между нами никогда не было дружеской близости. В поисках разгадки я мысленно пробегал прошлое, но ничего не нашел в нем, кроме одной встречи на Чистых прудах.

Однажды мы собрались в выходной день на Химкинское водохранилище — покататься на лодках. Сбор назначили на Чистых прудах, у большой беседки. Но с утра заморосил дождь, и на сборный пункт пришли только мы с Павликом Аршан- ским, Нина Барышева и Женя Румянцева.

- Давайте покатаемся по пруду, и будем воображать, что мы в Химках.

- Или в Индийском океане! — восторженно подхватила Женя. — Или у берегов Гренландии.

Мы влезли в старую, рассохшуюся плоскодонку, подобрали на берегу две дощечки вместо весел и отправились в кругосветное путешествие. Едва ли кому-нибудь из нас, кроме Жени, это доставляло удовольствие. Пока мы с Павликом вяло шлепали дощечками по воде, Женя придумывала трассу нашего путешествия. Вот мы проходим Босфор, через Суэцкий канал попадаем в Красное море, оттуда в Аравийское, оплываем Филиппины и входим в Тихий океан.

- Почему же ты раньше молчала, Женя? — спросил я.

- К чему было говорить? Тебе так нравилась Нина!

С ощущением какой-то досадной и грустной утраты я сказал:

- Где же и когда мы встретимся?

- Через десять лет, двадцать девятого мая, в восемь часов вечера в среднем пролете между колонн Большого театра.

Минули годы. Женя училась в Ленинграде, я ничего не слышал о ней. Зимой 1941 года, жадно ловя известия о судьбе моих друзей, я узнал, что Женя в первый же день войны бросила институт и пошла в летную школу. Летом 1944 года, находясь в госпитале, я услышал по радио указ о присвоении майору авиации Румянцевой звания Героя Советского Союза. Когда я вернулся с войны, то узнал, что звание Героя было присвоено Жене посмертно.

Жизнь шла дальше, порой я вдруг вспоминал о нашем уговоре, а за несколько дней до срока почувствовал такое острое, щемящее беспокойство, будто все прошедшие годы только и готовился к этой встрече. Я купил у цветочницы ландыши и пошел к среднему пролету между колонн Большого театра. Постоял там немного, затем отдал ландыши худенькой сероглазой девушке и поехал домой.

Мне хотелось на миг остановить время и оглянуться на себя, на прожитые годы, дождик, вспомнить слепоту своей юношеской души, так легко прошедшей мимо того, что могло бы стать судьбой.

(368 слов) Ю. М. Нагибин, русский писатель-прозаик, в приведенном тексте размышляет о войне. Можно ли забыть войну? Именно этот вопрос находится в центре внимания автора.

Я согласна с Ю. М. Нагибиным в том, что военные действия не забываются. Действительно, такое остается в памяти на всю жизнь. Я считаю, что война может настроить друг против друга даже самых близких людей, изменить жизнь до неузнаваемости, поэтому она навсегда останется кровоточащей раной в сердце людей. В подтверждение своей позиции приведу пример из читательского опыта.

Таким образом, война – это страшное и беспощадное действие, которое невозможно забыть. Оно оставляет после себя кровавые следы, которые еще долго будут напоминать о нем. Нам, потомкам бойцов, тоже нужно всегда помнить о тех, кто отдал свои жизни за мирное небо над головой.

Автор: Алина Садекова

(1)На сломе отрочества, в преддверии юности меня постигло печальное открытие, ч…

(1)На сломе отрочества, в преддверии юности меня постигло печальное открытие, что я не имею точки опоры. (2)У меня нет ни способностей, ни хотя бы тяги к чему-либо, кроме чтения книг и футбола.

(3)В раннем детстве я обещал стать художником, но свежесть чистого, не обременённого знанием и предвзятостью восприятия недолго обманывала окружающих, да и меня самого. (4)Так, даже куда лучше, рисовали многие дети. (5)Страстность, с какой я предавался сперва игре в мушкетёров, потом коллекционированию папиросных коробок, марок и, наконец, бабочек, заставляла близких верить, что во мне аккумулирована не совсем обычная энергия. (6)Но шло время, и увлечения замирали одно за другим, не давая даже иллюзии каких-то успехов. (7)Ни одна моя коллекция не достигла уровня хотя бы рядовой маниакальности. (8)А потом была география и безумие географических карт, завесивших все стены комнаты. (9)Но теперь уже никто не считал, что я буду вторым Пржевальским или Миклухо-Маклаем. (10)Вскоре карты отправились туда же, где изгнивали коллекции бабочек, плесневели альбомы с марками, — в залавок на кухне. (11)А потом начались судорожные попытки увлечься химией, физикой, электротехникой и честно-горестные признания: не моё, не моё, не моё…

(12)И только когда я выходил на сыромятницкое футбольное поле, отделённое пропастью от остального мира, и трусцой направлялся в центр, на своё место, всё тягостное, обременяющее, висящее на мне, как вериги: мучительная неудовлетворённость собой; твёрдая уверенность, что мне не стать человеком своего времени — таким в нашей семье считали учёного, инженера, строителя; не покидающая ни на миг убеждённость, что окружающие люди лучше, умнее, талантливее, чище меня; оплошности, неловкости, оговорки, грубость с матерью, несправедливость к другу, боязнь вызова к доске на уроках математики, обиды на учителей, тоска о любимых книжных героях, с которыми никогда не встретиться в жизни, — всё это давящее, угнетающее развеивалось дымом, я становился пустым, лёгким и чистым.

(13)Мгновения, протекавшие от выхода на поле до первого удара по мячу, были для меня самыми лучшими из всего, что дарил футбол. (14)Я чувствовал себя способным взлететь, раствориться в пространстве. (15)Спорт наступал потом, а сейчас свершалось причащение светлой благодати мира. (16)Конечно, так было не всегда, когда-то я просто гонял мяч, упоённо и бездумно, до полного изнеможения, которое тоже было счастьем, ибо ты утолил жажду, взял от жизни всё, что мог. (17)Но в описываемую пору детство и отрочество миновали, начиналось самое грозное — юность. (18)Явления, вещи и обстоятельства утрачивали свой простой смысл и становились знаками какого-то другого, тайного бытия. (19)И сам я уже принадлежал не себе, не очевидности происходящего, а тому, что таилось за покровом…

(22)— Ты помнишь пророчество Леонардо да Винчи? — обратился ко мне отец, после того как мама разбитым голосом сообщила о звонке Вальдека.

(23)— Какое пророчество?

(25)— Ругаться на поле запрещено, — машинально сказал я, потрясённый предвидением гения Ренессанса.

(26)— Не в этом дело, — сказал отец. (27)— Леонардо говорит о грядущем футболе как о пришествии Антихриста.

(28)— Мне уже сейчас кажется, — вставила мама, — что человечество делится на спартаковцев и динамовцев.

(29)— Что вы сказали Вальдеку? — спросил я.

(30)— Мы сказали, что не вмешиваемся в твои дела.

(31)— Вы только этим и занимаетесь. (32)Но вы хоть не обхамили его?

(33)— Я думала, что воспитываю человека будущего, учёного или инженера… — далёким, эпическим голосом начала мать.

(34)— Оказывается, я приняла все муки ради левого края или правого инсайда.

(35)— Я центрфорвард.

(36)— Что же ты сразу не сказал! — насмешливо воскликнул отец.

(37)— Тогда дело другое. (38)Миллионы миллионов лет жаждала твоя душа вырваться из мрака небытия, чтобы воплотиться в центрфорварда. (39)А тебе самому не страшно?

(40)— Нет. (41)Я всё равно ничего не умею.

(42)— Ты же отличник!

(43)— В этом весь и ужас. (44)Ребята, которые знают, кем будут, не отличники. (45)А отличники — я, Нина Демидова, Бамик — кем мы будем? (46)И кто мы есть. (47)У меня хоть футбол…

(48)— Тебе и семнадцати нет.

(49)— Когда надо, вы говорите: здоровенный восемнадцатилетний оболтус… (50)Я чувствую себя человеком только на поле.

(51)— Бедный мальчик! — сказала мама. (52)— Бедный, бедный мальчик!

(53)— Слушай! — вскричал отец, осенённый внезапной идеей.

(54)— А почему бы тебе не попробовать писать? (55)У нас в роду все словесники. (56)Вдруг у тебя талант?

(57)— О чём мне написать? — спросил я, приободрённый последней фразой отца.

(58)— Боже мой, об этом не спрашивают! (59)Пиши о том, что тебя волнует. (60)О том же футболе.

(61)— Нет, — сказал я твёрдо. (62)— О футболе я не буду писать.

(63)— Тогда о том, что тебя не так волнует. (64)Чтоб ты мог спокойно подумать, поискать слова для изображения виденного и пережитого. (65)Ну, о какой-нибудь поездке, интересной встрече. (66)Вон Чехов взял и написал рассказ о чернильнице.

(67)— Я что-то не читал… (68)Ладно, попробую. (69)А если из этого ничего не выйдет.

(70)— Что ж, — отец вздохнул, и я впервые увидел, что он старый человек, — тогда играй в футбол…

(71)Я никогда не обманывал родителей и старался написать как можно лучше о поездке нашего класса в Лосинку, но, видимо, ко мне не перешли гены моих родственников. (72)Отец прочёл моё произведение и не сказал ни слова… (73)Путь в школу Вальдека был открыт…

(По Ю. Нагибину)

Герой рассказа с детства увлекался коллекционированием, рисованием, но очень быстро охладевал ко всему.
В увлечении футболом самые прекрасные моменты герой переживал лишь тогда, когда он забивал несколько мячей.
Родители Чегодаева и Алексеева восприняли учтивый разговор тренера с большим уважением.
В классе, где учился герой, все отличники знали, кем они станут после окончания школы.
Все родственники героя по отцовской линии были словесниками, поэтому отец предложил ему попробовать писать.

Кружила январская метелица… (Ю. Бондарев)

(2) Неизменно каждый вечер меня встречал в переулке этот домашний маячок в деревянном домике, загороженный занавеской огонёк настольной лампы, — и я представлял натопленную комнату, стеллажи, заставленные книгами по всем стенам, потёртый коврик на полу перед диваном, письменный стол, стеклянный абажур лампы, распространяющий оранжевый круг в полумраке, и кого-то, мило сутуловатого, в старческих добрых морщинах, кто одиноко жил там, окружённый благословенным раем книг, листал их ласкающими пальцами, ходил по комнате шаркающей походкой, думал, работал до глубокой ночи за письменным столом, ничего не требуя от мира, от суетных его удовольствий.(3)Но кто же он был — учёный, писатель?(4)Кто?

(5)Раз прошлой весной (в набухшей сыростью мартовской ночи всюду капало, тоненько звенели расколотые сосульки, фиолетовыми стёклышками отливали под месяцем незамёрзшие лужицы на мостовой) я глядел на знакомое окно, на ту же зеленовато-тёплую, освещённую изнутри занавеску, испытывая необоримое чувство. (6)Мне хотелось подойти, постучать в стекло, увидеть колыхание отодвинутой занавески и его знакомое в моём воображении лицо, иссечённое сеточкой морщин вокруг прищуренных глаз, увидеть стол, заваленный листами бумаги, внутренность комнатки, заполненной книгами, коврик на полу… (7)Мне хотелось сказать, что я, наверное, ошибся номером дома, никак не найду нужную мне квартиру — примитивно солгать, чтобы хоть мельком заглянуть в пленительный этот воздух чистоплотного его жилья и работы в окружении книг — казалось, единственных его друзей.

(8)Но я не решился, не постучал. (9)И позднее не мог простить себе этого.

(10)Нет, спустя два месяца ничего не изменилось, всё было по-прежнему, а в тихоньком переулке была весна, майский вечер медленно темнел в глубине замоскворецких двориков; среди свежей молодой зелени зажигались фонари над заборами, майский жук с гудением потянул из дворика, ударился о стекло фонарного колпака, упал на тротуар, замер, потом задвигал ошеломлённо лапками, пытаясь перевернуться. (11)Тогда я помог ему, сказав зачем-то: «Что ж ты. * (12)Он пополз по тротуару к стене дома, к водосточной трубе (она была в трёх шагах от окна), а я почувствовал какое-то внезапное неудобство, глянувшее на меня из майских сумерек.

(13)Окно в домике не горело. (14)Оно было как провал…

(15) Что случилось?

(16) Я дошёл до конца переулка, постоял на углу, вернулся, надеясь увидеть знакомый свет в окне. (17)Но окно сумрачно отблёскивало стёклами, занавеска висела неподвижно, не теплилось на ней преоранжевое зарево, как бывало по вечерам, и в один миг всё стало неприютным, и показалось, что там, в невидимой этой комнатке, произошло несчастье.

(18)С беспокойством я опять дошёл до угла и, уже подсознательно торопясь, вернулся в переулок. (19)Я внушал себе, что сейчас вспыхнет зелёный свет на занавеске и всё в переулке станет обыденным, умиротворённым…

(20) Свет в окне не зажёгся.

(21) А на следующий день я почти бегом завернул по дороге домой в соседний переулок, и здесь неожиданное открытие поразило меня. (22)Окно было распахнуто, занавеска отдёрнута, выказывая нутро комнаты, книжные полки, какую-то карту на стене, — всё это впервые увидел я, не раз представляя моего неизвестного друга за вечерней работой.

(23) Пожилая женщина с мужским лицом и мужской причёской стояла у письменного стола и смотрела в пространство отсутствующими глазами.

(24) Тотчас она заметила меня, рывком задёрнула занавеску — и шершавый холодок вполз в мою душу. (25)И дом, и переулок, и окно представились мне ложными, незнакомыми.

(26)И я понял, что случилось несчастье, что мой воображаемый друг, тот седенький старичок с шаркающей походкой, к которому так тянуло меня душевно, был нужен мне как близкий друг.

(1) (По Ю. В. Бондареву*)

* Юрий Васильевич Бондарев

Юрий Маркович Нагибин рассказывает о своей юности, о своем выпускном предвоенном классе и о Жене Румянцевой, девочке-однокласснице. Лирический рассказ Юрия Нагибина - о невстрече через десять лет, о любви и юности - ставит сложную проблему судьбы, трагическую проблему утрат на жизненном пути.

ИСХОДНЫЙ ТЕКСТ

Демонстрационный вариант ЕГЭ 2022 г.

(1)Вот и кончился последний урок последнего дня нашей школьной жизни. (2 )Десять школьных лет завершились по знакомой хрипловатой трели звонка. (3)Все мы, растроганные, взволнованные, радостные и о чём-то жалеющие, растерянные и смущённые своим мгновенным превращением из школяров во взрослых людей, слонялись по классам и коридору, словно страшась выйти из школьных стен в мир, ставший бесконечным . (4)И было такое чувство, будто что-то недоговорено, недожито, не исчерпано за прошедшие десять лет, будто этот день застал нас врасплох .

(5)В класс заглянула Женя Румянцева: ‒ Серёжа, можно тебя на минутку? (6)У меня странное предложение! (7)Давай встретимся через десять лет!

(8)Шутливость совсем не была свойственна Жене, и я спросил серьёзно: ‒ Зачем? ‒ (9)Мне интересно, каким ты станешь. (10)Ты ведь очень нравился мне все эти годы.

(11)Я думал, что Жене Румянцевой неведомы ни эти слова, ни эти чувства. (12)Жизнь её протекала в двух сферах: в напряжённой общественной работе и в мечтаниях о звёздных мирах. (13)Немногие из нас твёрдо определили свой дальнейший жизненный путь, а Женя с шестого класса знала, что будет астрономом и никем другим. (14)Между нами никогда не было дружеской близости. (15)В поисках разгадки я мысленно пробегал прошлое, но ничего не нашёл в нём, кроме одной встречи на Чистых прудах…

(16)Однажды мы собирались в выходной день на Химкинское водохранилище покататься на лодках. (17)Но с утра заморосил дождь, и на сборный пункт пришли только мы с Павликом, Нина и Женя Румянцева. (18)Дождь не переставал ни на минуту. (19)Нечего было и думать о Химках.

‒ (20)Давайте покатаемся на пруду, ‒ предложил я и показал на старую, рассохшуюся лодку-плоскодонку. – (21)Будем воображать, что мы в Химках. ‒ (22)Или в Средиземном море, ‒ вставил Павлик. ‒ (23)Или в Индийском океане, ‒ восторженно подхватила Женя.

(29) Больше Женя не бывала с нами . (30)Мы не раз приглашали её на наши сборища, но она отказывалась. (31)А что если в тот единственный раз она пришла из-за меня и из-за меня отступилась, сказав себе с гордой честностью: не вышло…

‒ (32) Почему же ты раньше молчала, Женя? ‒ спросил я ‒ (33)К чему было говорить? (34)Тебе так нравилась Нина!

(35)С ощущением какой-то досадной и грустной утраты я сказал: ‒ Где же и когда мы встретимся? ‒ (36) Через десять лет, двадцать девятого мая , в восемь часов вечера, в среднем пролёте между колонн Большого театра.

(37)Минули годы. (38)Женя училась в Ленинграде. (39)Зимой 1941 года, жадно ловя известия о судьбе моих друзей, я узнал, что Женя в первый же день войны бросила институт и пошла в лётную школу. (40)Летом 1944 года я услышал по радио указ о присвоении майору авиации Румянцевой звания Героя Советского Союза. (41) Вернувшись с войны, я узнал, что звание Героя было присвоено Жене посмертно .

(42)Жизнь шла дальше, порой я вдруг вспоминал о нашем уговоре, а за несколько дней до срока почувствовал такое острое, щемящее беспокойство, будто все прошедшие годы только и готовился к этой встрече. (43)Я поехал к Большому театру, купил у цветочницы ландыши и пошёл к среднему пролёту между колонн Большого театра. (44)Я постоял там немного, затем отдал ландыши какой-то худенькой сероглазой девушке и поехал домой…

(45)Мне хотелось на миг остановить время, оглянуться на себя, на прожитые годы, вспомнить Женю, лодку, дождик, вспомнить слепоту своей юношеской души , так легко прошедшей мимо того, что могло бы стать судьбой.

* Юрий Маркович Нагибин (1920–1994) – русский советский писатель-прозаик, журналист и сценарист.

Представленный текст в демоверсии использовался на реальном ЕГЭ 2021. Подборка других текстов здесь.

В класс заглянула Женя Румянцева:

- Сережа, можно тебя на минутку?

Я вышел в коридор.

- Сережа, я хотела тебе сказать: давай встретимся через десять лет.

Шутливость совсем не была свойственна Жене, и я спросил серьезно:

— Мне интересно, каким ты станешь. Ты ведь очень нравился мне все эти годы.

- Давайте покатаемся по пруду, и будем воображать, что мы в Химках.

- Или в Индийском океане! — восторженно подхватила Женя. — Или у берегов Гренландии.

- Почему же ты раньше молчала, Женя? — спросил я.

- К чему было говорить? Тебе так нравилась Нина!

С ощущением какой-то досадной и грустной утраты я сказал:

- Где же и когда мы встретимся?

* Юрий Маркович Нагибин (1920–1994) – русский советский писатель-прозаик, журналист и сценарист.

Какие чувства испытывает человек перед началом нового этапа жизни? Безмятежные детские годы заканчиваются, и приходится принимать решения, от которых зависит твоё будущее. Вчерашний школьник сегодня сталкивается с серьёзными испытаниями, становится более ответственным, набирается жизненного опыта. Однако почти всегда сложно и страшно вступать на этот новый, неизведанный путь. Писатель Ю.М. Нагибин поднимает в тексте проблему взросления и размышляет о том, какие эмоции переполняют выпускника в момент прощания со школой.

Итогом размышлений писателя становится такая позиция: момент неминуемого взросления всегда застаёт человека врасплох. С одной стороны, хочется поскорее вступить в мир новых возможностей, а с другой – очень тяжело расставаться с прежней жизнью.

Таким образом, в какой-то момент человек действительно боится взрослеть, ему кажется, что слишком много возможностей упущено и много времени потрачено впустую. Но между тем каждый из нас меняется, становясь зрелой личностью, и это было бы невозможно без легкомысленных поступков и ошибок.

Читайте также: