Может кто нибудь согласится двое лодочников сочинение

Обновлено: 02.07.2024

Зинаиду Кокорину помнили. Отозвалось много друзей. И вот уже несколько лет Зинаида Петровна в Москве.

Восемь часов, подогревая время от времени чай, мы говорим. Говорит Зинаида Петровна, я слушаю и дивлюсь бодрости, уму и обаянию семидесятилетней женщины.

«Дочка, можно сказать, без отца вырастала. Он тоже был летчиком. Уехал на Восток.

— Зинаида Петровна, не могли бы мы сделать для вас что-нибудь нужное или приятное? — спрашиваю я в конце разговора.

— Можешь, голубчик. Свози меня на аэродром. Хочу как следует поглядеть нынешние самолеты.

Мы были на внуковском летном поле. День стоял серенький. Самолеты, оторвавшись от земли, сейчас же исчезали в холодной хмари. Зинаида Петровна ходила, опираясь на палку, и надо было ее поддерживать за руку.

— Хотите знать, о чем думаю. Когда первый раз в жизни увидела самолет, было ощущение чуда. Это чувство осталось. И вот думаю: если бы мне сейчас двадцать, начала бы все, как тогда? И сама себе отвечаю: начала бы все, как тогда.

Она была первой. После хорошего снегопада попробуйте проложить лыжню для других. Даже в этом маленьком деле вы хорошо поймете, что значит быть первым.

— Может, кто-нибудь согласится?

Двое лодочников бросают цигарки, сосредоточенно мнут их сапогами, глядят на реку.

Я и сам вижу: опасно. Дон, взбудораженный половодьем, несется в меловых кругах. В темноте слышно, как ревет вода, как шлепаются с подмытого берега комья земли.

До катера верст восемь, но берегом не пройти — низина в воде. Сутки, а то и больше надо колесить по топкой равнине до переправы. А село, куда мне к утру надо попасть непременно, почти что рядом. На круче приветливо теплятся огоньки крайних домов, только бы через реку — и я в селе.

— Так, говоришь, не боишься?

Сидевший до этого неподвижно третий лодочник встал, зашлепал по невидимым лужам к иве, где привязаны лодки, загремел цепью.

Лодку подхватило и понесло в темноту. Я успел увидеть, как двое оставшихся на берегу тоже шагнули к иве, загремели цепями.

— Беспокоятся: не кувыркнулись бы мы, — простуженным голосом сказал перевозчик. — Ничего. Не первый раз.

Он не греб, а только правил веслом, не давая лодке кружиться в водоворотах.

Минут десять сидел я, вцепившись руками в мокрые и холодные борта лодки. Тревожно кричали гуси в пойме, куда-то вправо уходили

желанные огоньки. Наконец лодка толкнулась о берег. Перевозчик, не выпуская из рук весла, взмахнул багром и уцепился за куст,

Я зашуршал бумажками расплатиться, но лодочник положил на плечо руку.

— Не обижай. Закурить есть. Первый раз в жизни я пожалел, что не курю. Выручил подбежавший на разговор парень.

— Плавать умеешь? — спросил лодочник, сворачивая цигарку. — А я вот не умею, даром что на реке.

Вспыхнула спичка. Я не поверил глазам: слабый огонек осветил обветренное, тронутое морщинами лицо женщины. Она уловила мое смущение.

— Знал бы — не сел?

— Да нет, почему же.

— Антониха-а. — донеслось с берега.

— Беспокоятся мужики. Надо плыть. Ну, прощайте!

Я пожал протянутую руку, не зная, что и сказать. А женщина-перевозчик была уже в лодке.

— Антониха-а. — опять позвали из темноты.

— Плыву, плыву. — ответил с реки немного ворчливый голос.

Неделю спустя знакомый лесник уговорил меня пойти на вальдшнепов. В пойменном лесу стоял острый запах прелых листьев, кое-где лежали светлые островки снега. В прибрежной балке присели передохнуть. В этом овраге, поросшем дубами и мелким кустарником, беспокойно кричали сороки.

— Что за базар там у них? Неспроста собрание устроили, — указал лесник в сторону суховатого вяза, где беспокойно прыгали, взлетали и снова садились птицы.

Возле вяза пахло потухшим костром. На ветках сушилась рыболовная сеть. Тут же, прикрытые мхом, лежали хороший сом и пара язей — видно, утренняя добыча рыболова. И стоял очень старый, ободранный мотоцикл с коляской. В коляске лежали дрова, а сверху поленьев — бутылка с березовым соком. У потухшего костра, прикрыв лицо обрывком брезента, спал человек.

Веселая оса запись закреплена

- Может, кто-нибудь согласится?
Двое лодочников бросают цигарки, сосредоточенно мнут их сапогами, глядят на реку.
- Опасно.

Сидевший до этого неподвижно третий лодочник встал, зашлепал по невидимым лужам к иве, где привязаны лодки, загремел цепью.
- Садись.

Лодку подхватило и понесло в темноту. Перевозчик не греб, а только правил веслом, не давая лодке кружиться в водоворотах. Минут десять я сидел, вцепившись руками в мокрые и холодные борта. Тревожно кричали гуси в пойме, куда-то вправо уходили желанные огоньки. Наконец лодка ткнулась о берег.

- Вылезай!
Я зашуршал бумажками расплатиться, но лодочник положил на плечо руку: "Не обижай. Закурить есть. "

Первый раз в жизни я пожалел, что не курю. Выручил подбежавший на разговор парень.

- Знал бы - не сел?
- Да нет, почему же.
- Антониха-а. - донеслось с берега.
- Беспокоятся мужики. Надо плыть. Ну, прощайте!

Неделю спустя знакомый лесник уговорил меня пойти на вальдшнепов. В прибрежной балке сели передохнуть.

Возле вяза пахло потухшим костром. На ветках сушилась пыболовная сеть. Тут же, прикрытые мхом, лежали хороший сом и пара язей - видно, утренняя добыча рыболова. У потухшего костра, прикрыв лицо обрывком брезента, спал человек.

Лесник кашлянул. Спавший зашевелился:
- А, это ты, Севастьяныч.
Антониха?! Да. Это была она.

Я много ходил и ездил в лесах. На таежных заимках встречал женщин-охотниц. Но тут, на обжитом Дону, эта встреча меня поразила.

Закатное солнце просвечивало овражек, и я с нескрываемым любопытством разглядывал женщину. Ей было лет шестьдесят - седые пряди выбивались из-под серой верблюжьей шали. Глаза, однако, глядели вовсе не по-старушечьи. Не прожитый с годами природный ум светился в этих глазах, да, судя по всему, и на зрение женщина не жаловалась.

- Стреляешь, Антоновна? - кивнул я в сторону ружья.
- Швыряй картуз кверху - увидишь. Чудно, небось, встретить такую ведьму в лесу? - вдруг засмеялась Антониха.

Лесник пошел на поляну высматривать вальдшнепов. А мы с Антонихой разложили костер, да так и просидели под звездами до утра.
Под шорохи лесной ночи перед моими глазами прошла трудная, не совсем обычная жизнь простой деревенской женщины.

Отец был добрым и ласковым человеком. Но была слабость: увлекся церковным пением, забросил хозяйство. Пятнадцати лет рослая и сильная Настя стала главным работником в семье.

Умер от болезни отец, а мать после него - от горя. Настя осталась для сестер и братьев единственной надеждой.

День за днем, год за годом: пашня, покос, молотьба. Зимой, чтобы добыть лишний кусок хлеба, охотилась, летом рыбачила. Мужская работа сделала Настю грубоватой, по-мужски смекалистой и выносливой.

Незаметно, как июньская сенокосная пора, прошла молодость. Не было у Насти часу ходить в луга, где водились хороводы, и подруг не было, все с мужиками в поле: пашня, покос, молотьба, охота.

Повырастали сестры, попросили благословения на замужество. Брат тоже женился, в Москву уехал. Выполнена материнская заповедь не бросать детей - пора бы и о себе подумать. Да поздно! Уже не Настей, а Антонихой зовут ее на селе. Да и трудно менять проторенное русло жизни - землю полюбила, пристрастилась к охоте.

Первой вступила в колхоз. И по селу пронеслось: "Антониха записалась", И уж не надо было никого агитировать.

Чего только не умеют делать золотые руки этой не балованной жизнью женщины! Самый лучший в селе сад - у Антонихи. Антониха может починить замок и сшить сапоги. Во время войны, когда было разграблено и сметено село над Доном, чинила обувку, клеила односельчанам бахилы из автомобильной резины, из старых ведер делала распространенные в войну мельницы-терки. Не далее как три года назад своими руками новую хату поставила.

В сенях этой хаты пахнет мятой, лесными травами, сосновой стружкой. В темном углу можно заметить на нитке грибы, лосиный рог, гроздья прошлогодней рябины, заячьи шкурки, растянутые на досках.

- Скучно одной-то в лесу?
- Ой, милый, нешто одна я! Гляди-ка, сколько голосов птичьих, сколько шорохов разных! И на реке тоже хорошо. Умирать буду - скажу, чтобы на круче похоронили, чтобы лес и воду было видать. Для меня лес и речка что песня.

- А что, Антоновна, и вправду плавать не умеешь? - напомнил я разговор первой встречи.
- Истинно. Не держусь на воде. Сколько ни училась - не держусь, и все.
- А если лодка перевернется?

- Случалось. А я минуты две могу не дышать. По дну бегом, бегом к берегу. Вынырну, дыхну - и опять. Тонут люди больше от страха. А я привычная - почитай, всю жизнь на воде.

С палубы парохода я долго глядел на прибрежную улицу: не покажется ли Антониха? Наконец, когда пароход уже сделал у пристани разворот, на дорогу вырулил мотоцикл. Антониха по берегу обогнала пароход и остановилась на пригорке. Степенная, неторопливая.
Я снял шапку: до свидания, Антониха!

PS. Дела не так давно минувших дней. Но и в наше время всегда в цене люди рукастые, умелые, никогда не пасующие ни перед какими преградами!

Такая судьба сделала ее по-мужски смекалистой и выносливой. Предсмертную материнскую просьбу она выполнила. Сестер выдала замуж, брат женился. Жизнь ее была настолько суровой, что она так и не устроила свою женскую судьбу. Ей доверяли посты в государственной власти.

Таким образом, женщина всегда играла большую роль в жизни семьи, государства, потому что умела справляться со всеми хозяйственными заботами и государственными делами.

Проблема проявления смелости

В. Песков создал образ смелой, решительной женщины – Антонихи.

Человеку надо было срочно перебраться на другой берег к утру. Было опасное время половодья. Двое лодочников не согласились переправлять мужчину. А Антониха решилась. Она только задала ему вопрос, боится ли он. Тот сказал, что нет. Вот лодку подхватило течением, и женщина не гребла, а только правила веслом и не позволяла лодке кружиться в водоворотах. Мужчина сидел минут десять, вцепившись в борта лодки. Все обошлось благополучно. Узнав, что переправляла его женщина, он даже растерялся и не знал, что сказать.

Не испугалась Антониха и первой вступила в колхоз. Вслед за ней и остальные мужики. В1933-м году, когда Антониха охраняла картошку, бандиты чуть не убили ее. На голове остались рубцы.

Отношение к исключительной личности

Деревенская женщина Анастасия Антоновна, прозванная Антонихой, была особенной. Она умела делать всю мужскую работу, была смелой, решительной и энергичной женщиной. Все жители ее уважали. Встреча с этой женщиной поразила автора. Ей было лет 60, но глаза глядели не по-старушечьи.

Антониха удивила автора неустанной работоспособностью, смелостью, мужской сноровкой, силой воли. Она отвезла автора до пристани. Но мотоцикл сломался. Когда автор добрался до места, он все смотрел: не появится ли Антониха. Когда пароход отошел от пристани, появился мотоцикл. Женщина по берегу обогнала пароход и остановилась на пригорке. Автор снял перед ней шапку и крикнул прощальные слова.

Ровесник Рима. 7

Ростов Великий. 11

Деревня российского академика . 16

Могила над Иссык-Кулем. 18

Ясная Поляна. 18

Спасские соловьи. 20

Парень из Магадана. 27

Ребячий плот. 29

Трое в лодке. 31

Человек с Севера. 32

Слепой поводырь. 41

Микрофон на березе. 44

Дмитрий Зуев. 48

Отцовский суд. 51

Камень с Оки. 52

Европа — Азия. 60

Маяк на Балтике. 61

Двадцать минут полета. 62

Объятия Дуная. 63

Пещера в Копет-Даге. 66

Двадцать минут у костра. 67

Встреча с Байкалом. 68

Четверо на вулкане. 69

Долина гейзеров. 72

Три паруса над песками. 74

Чаепитие у Толбачика. 77

Средняя полоса. 86

Мещерское половодье. 88

Заячьи острова. 91

Ржаная песня. 92

В бору под Воронежем. 94

Речка моего детства. 95

Ломаное Копыто. 103

Лось с колокольчиком. 105

Дикая жизнь. 106

Мишкина служба. 109

Все, что собрано тут, — для меня дорого. Интересные люди, памятные места, любопытные географические точки и природные уголки, встречи с животными.. Впечатления об этом по крупицам накапливались в путешествиях. А эта книжка вроде огонька, у которого мы сидим с вами вместе. Вы слушаете, я рассказываю.

Опыт и наблюдения одного человека — лишь малая доля всего, что можно сказать о нашей стране. Но даже и большая река питается ручейками. Считайте и эту книжку маленьким родником, из которого можно напиться на путях познания Родины.

Умное взволнованное письмо. У таких матерей дети в конце концов вырастают хорошими людьми. Но тревога у матери не напрасная. Что же такое Родина для человека?

В Новой Зеландии, помню, была у нас встреча, о которой никогда не забудешь. Мы летели из Антарктиды и сделали остановку в Крайстчерче. В гостиницу пришел человек. Он держал за руку девочку лет семи.

— Кто-нибудь из Ленинграда есть, ребята? — Человек волновался и говорил так, как будто его судьба зависела от этого разговора.

В войну моряк попал в плен. Война кончилась. Надо было вернуться. Человек не вернулся. Он рассуждал: земля большая, я молодой, сильный, не все ли равно, где жить. Он жил в Германии, в Италии, где-то в Африке, в Австралии. И наконец очутился на краю света.

Девочка растерянно глядела на отца и на нас, не понимая в чем дело. Мы все молчали.

Это был случай, когда человеку трудно было помочь даже словом. Глядя на него, мы в две минуты постигли то, что, живя постоянно дома, постигаешь не сразу.

А солнце в Новой Зеландии восходит так же, как в Рязани или Хабаровске.

Из чего же вырастает огромная человеческая любовь ко всему, что умещается в одном слове — Родина?

Родина — это очень много. Это и тропинка с бродом через ручей, и пространство в одну шестую всей земной карты. Это самолет в небе, и птицы, летящие на север над нашим домом. Родина — это растущие города и малые, в десять дворов, деревеньки. Это имена людей, названия рек и озер, памятные даты истории и планы на завтрашний день. Это ты и я с нашим миром чувств, нашими радостями и заботами.

Родина подобна огромному дереву, на котором не сосчитать листьев. И все, что мы де лаем доброго, прибавляет сил ему. Но всякое дерево имеет корни. Без корней его повалил бы даже несильный ветер. Корни питают дерево, связывают его с землей. Корни — это то, чем мы жили вчера, год назад, сто, тысячу лет назад. Это наша история. Это наши деды и пращуры. Это их дела, молчаливо живущие рядом с нами, в степных каменных бабах, резных наличниках, в деревянных игрушках и диковинных храмах, в удивительных песнях и сказках. Это славные имена полководцев, поэтов и борцов за народное дело.

Человеку важно знать свои корни — отдельному человеку, семье, народу — тогда и воздух, которым мы дышим, будет целебен и вкусен, дороже будет взрастившая нас земля и легче будет почувствовать назначение и смысл человеческой жизни.

Читайте также: