Это началось уже давно сначала легкая сочинение

Обновлено: 01.06.2024

В мае 2021 года мои ученики писали пробник Статграда по тексту Андреева про бабку Анну. Три лучших сочинения с соблюдением всех требований нового формата ЕГЭ привожу в данной статье. На них можно ориентироваться при подготовке к экзамену.

(1)Мне было около двенадцати лет, когда я ослеп от голода. (2)Слепота поразила мои глаза зимой сорок второго года, когда мы с матерью были эвакуированы в Поволжье. (3)К лету сорок второго года зрение вернулось, но я был тогда как костлявый цыплёнок. (4)В июне я отправился в деревню наниматься в колхоз, чтобы подкормиться. (5)В колхоз меня взяли бы охотно, тогда требовалась любая пара рук. (6)Но оплатить работу трудоднями и продуктами могли лишь осенью. (7)А мне нужно было есть уже сейчас, летом. (8)И тогда подсказали мне пойти работать к бабке Анне Смирновой в богатое волжское село Усть-Курдюм. (9)Бабка Анна согласилась взять меня и обещала кормить каждый день два раза, а в воскресенье и трижды. (10)И за это определила она мне дело: доставать воду из колодца и поливать грядки с огурцами.

(11)Усть-Курдюм стоит на горе. (12)Берег к Волге сходит крутой, обрывистый, метров пятьдесят высотой, и колодец во дворе был глубиной поболее пятидесяти метров. (13)А огород у бабки был две тысячи квадратных метров, двадцать соток, и все эти квадратные метры она засадила огурцами. (14)И в то страшное, жаркое, испепеляющее лето я должен был все огурцы до последнего кустика поливать обильно, утром и вечером ежедневно. (15)Это значит, надо было поднять с глубины, в которой и воды-то не видать было, до ста вёдер, отнести их на гряды и разлить воду по лункам. (16)А в промежутках между утренним и вечерним поливом надо было очистить, отряхнуть все листья от пыли и грязи, чтобы она не мешала солнцу освещать листья и наливать огурцы соком. (17)И вот я таскал на своих цыплячьих косточках эти бесконечные вёдра и поливал эти бесконечные ряды огурцов.

(18)Бабка Анна хорошо знала не только агротехнику. (19)Ей была знакома и психология. (20)Горожане готовы были платить любые деньги за довоенную забытую невидаль, за сказочную роскошь — за огурцы, за воспоминание о своём счастливом прошлом. (21)И она это знала вперёд и сажала у себя на участке не картошку, не просо, не лук, не жито, которые нужны были голодным людям, как сама жизнь, — потому не сажала, что их снимешь один раз — и конец, а огурцы всё время идут волна за волной, был бы полив, а солнышка в Поволжье сколько хочешь! (22)И она увозила в город мешки огурцов и привозила из города мешки денег.

(23)А я таскал и таскал эти будто кирпичами нагруженные вёдра, рвал свои мышчонки изо дня в день, из недели в неделю без выходных. (24)Правда, однажды дала она мне с какой-то радости жареных шкварок, целое блюдце (я чуть концы не отдал от этой непривычной пищи), и однажды разрешила в воскресенье на лодке сплавать на остров: отпустила нарвать и навялить сумку дикого луку нам с матерью на зиму.

(25)А ведь все эти тысячи рублей вырастали и устремлялись в её бездонные мешки не только из благодатной земли, но и из моего непосильного детского труда.

(26)Я видел, как самоотверженно работали от зари до зари колхозники: женщины, инвалиды, старики и подростки, — я видел, с каким радушием, с какой русской открытостью делились они всем, чем могли, с эвакуированными к ним горожанами. (27)А бабка Анна не упускала свой случай, она делала деньги…

(28)…А осенью я вернулся в город, мать устроила меня помощником наладчика на пошивочную фабрику, и я стал получать рабочую карточку и восемьсот граммов хлеба ежедневно. (29)И главное, очень сердечно относились ко мне швеи в цеху, они помогали сшивать вечно рвущиеся старые ремни на шкивах и не нервничали, когда я не умел сразу наладить включение заглохнувшего мотора. (30)Вот это были правильные люди.

(31)Прошли с тех пор уже десятилетия, а я всё помню их доброту.

* Юрий Андреевич Андреев (1930−2009) — советский и русский прозаик, литературовед, публицист.

Во время войны люди голодали, поэтому важна была каждая крошка. Они делились друг с другом продуктами и деньгами, чтобы вместе выживать в такие трудные времена. Тем не менее не все были щедрыми, встречались и те, кто даже в этой ситуации не делился с остальными, а продолжал зарабатывать деньги, используя чужой труд и заставляя страдать других. В данном тексте автор ставит проблему чрезмерного эгоизма.

В тексте повествование ведется от первого лица, рассказчик вспоминает о своем детстве. Ему нужно было что-то есть, но в колхозе, куда он хотел наняться, еду могли отдать только осенью, поэтому он решил поработать у бабки Анны. Та обещала кормить его два-три раза в день, а он должен был поливать грядки с огурцами, для чего ему пришлось носить много тяжелых ведер с водой. Это был непосильный труд для маленького ребенка. Анна же ездила продавать огурцы и получала много денег. Она ни с кем не делилась полученным, только продолжала зарабатывать, заставляя ребенка каждый день без выходных поливать огурцы. Так как она весь заработок оставляла себе, то никак не приближала победу в войне, а у ребенка, который у нее работал, остались плохие воспоминания. Автор показывает, что она не была к юному рассказчику добра и снисходительна, равнодушно относилась к тому, как тяжело ему давался этот труд. Анна выращивала не то, что нужно голодным людям, а огурцы, которые приносили высокий доход. Ее эгоизм и желание наживы плохо влияли на здоровье мальчика, а также никаким образом не помогали обществу. Когда юный рассказчик поливал грядки, он видел, как трудились люди в колхозе и делились с эвакуированными всем, чем могли. Когда же он вернулся в город, мать устроила его на пошивочную фабрику, где люди не нервничали, если у него не сразу все получалось, а швеи помогали ему сшивать ремни. Они очень сердечно относились к ребенку, поэтому он надолго запомнил их доброту. Автор показывает, как важно на войне быть отзывчивым и щедрым, помогать друг другу, ведь тогда так будет гораздо проще пережить это тяжелое время. А если человек эгоистичен и думает лишь о наживе, он совершенно равнодушно относится к здоровью и благополучию других, что делает ситуацию только хуже, ведь он заставляет других страдать, чтобы ему самому жилось лучше. Противопоставляя Анну и людей, работавших на фабрике и в колхозе, автор через мысли рассказчика показывает читателю, как эгоистичное поведение воспринимается другими людьми.

Я полностью согласна с автором. Действительно, если человек думает лишь о себе и о своей наживе, он ничем не сможет быть полезным для общества и навсегда останется одиноким. Например, в рассказе Горького "Старуха Изергиль" говорится о Ларре, эгоистичном человеке, который хотел получать все, что ему захочется, при этом ничего не давая взамен. В племени, куда он пришел, его не приняли, а за то, что он убил дочь одного из старейшин, решили наказать. Они сказали, что Ларра будет вечно скитаться по земле без возможности умереть или вернуться к людям. Так и произошло в конце рассказа. Он хотел слишком многого лишь для себя, поэтому остался совершенно одинок, никто не любил его, в обществе он никому был не нужен, а его существование не несло в себе никакого смысла. Именно поэтому эгоизм - негативная черта характера, с которой надо бороться, чтобы не быть отвергнутым остальными.

Таким образом, будучи эгоистичным собственником, на войне человек не приносит никакой пользы, не заботится о других и позволяет им умирать и страдать. Поэтому очень важно было уметь делиться, быть отзывчивым, чтобы проходить через все трудности войны вместе с остальными, разделяя горе и радость, с каждым днем приближая свой народ к победе.

В современном мире большое значение имеют материальные ценности, так как люди стремятся приумножить свой достаток. Иногда желание разбогатеть становится настолько сильным, что человек готов пойти на всё ради достижения своей цели. Как проявляется жажда наживы и эгоизм? Такова проблема, поставленная Ю. Андреевым в данном тексте.

Таким образом, эгоизм и жажда наживы являются негативными качествами характера, так как они ослепляют человека, делая его жестоким и равнодушным к окружающим. Думая о собственном достатке, нельзя забывать и про других людей, потому что они могут нуждаться в нашей помощи и заботе.

Человеческий эгоизм может проявляться по-разному, но самой страшной его формой является жажда наживы, потому что она заставляет людей забыть о доброте и гуманности и использовать любые методы для достижения цели. Именно поэтому Юрий Андреевич Андреев ставит в данном тексте проблему стремления к наживе любой ценой.

В заключение хотелось бы сказать, что огромное количество людей готово получить лёгкие деньги, используя безнравственные методы. Но это неправильно, потому что человечество не должно забывать о доброте, милосердии, сочувствии и бескорыстии. Ведь если мы будем руководствоваться этими принципами гуманности, то наш мир станет лучше!

Музыка моего сердца - pic_1.jpg

Лев Владимирович Рубинштейн

Музыка моего сердца

Музыка моего сердца - pic_2.jpg

Музыка моего сердца - pic_3.jpg

Бьют городские часы на башне.

Три раза плавно звучит звенящая медь — бом, бом, бом… Три часа пополудни.

Сестра долго и старательно разучивает на пианино гаммы. Я ещё не знаю, что они называются мелодическими и гармоническими. Но и они успокаивают. День как день.

Это первая музыка моего детства.

Когда я слышу гаммы, мне сразу вспоминаются городские часы, серые стены с контрфорсами, голос слепого певца, запах яблок и красивые пальцы сестры, бегающие между белых и чёрных клавиш. И ещё вспоминаются облака.

Потом я стал старше и звуки усложнились. Приходил мой дядя, бородатый, старый музыкант. Он вынимал из кармана камертон, ударял им по краю стола и подносил к моему уху.

— Запомни, это ля первой октавы! Повтори!

Потом я сам сел за фортепиано.

Я играл по слуху да ещё присочинял. Мне казалось, что нет ничего легче, чем музыка. Сыграть можно всё, что хочешь. Нужно только перепробовать все белые и чёрные клавиши, особенно посередине. Когда привыкнешь к этим гладким брусочкам, можно играть на них, даже закрыв глаза. А если нажать правую педаль, то можно снять руки и пианино будет само звучать, как хор.

Я рос и учился в музыкальном училище и ходил по городу с папкой, на которой был изображён профиль Шопена. У Шопена был изогнутый тонкий нос и длинная, худая шея. Но он не был сердитый. Он даже был хороший.

Противным, злым человеком я считал Ганона… Но об этом я скажу в конце книги. Музыкальную школу я хорошо запомнил. Звуки многочисленных роялей, пиликанье скрипок и густые пассажи труб. Напёрсток моей учительницы, который пребольно стукал меня по суставам пальцев.

— Выше пальцы! Если ты будешь так лениться, тебя исключат из школы, как Илюшу М.!

Бедный Илюша М.! Он впоследствии стал известным пианистом и до сих пор посмеивается над своими первыми неудачами. Но в те времена это был не мальчик, а пугало, которым стращали всех младших учеников.

Я пианистом не стал, но и из школы меня не исключили.

Помню первый (и последний) концерт-экзамен, когда я вышел на огромную и совершенно пустую эстраду в битком набитом зале, освещённом по бокам золотыми рожками.

— Главное, начать, — говорила мне учительница, растирая мне за кулисами руки. — Когда ты начнёшь, ты сразу успокоишься. Вообще не думай ни о чём. Думай о Шопене!

Пройти расстояние от кулис до рояля было гораздо страшнее, чем пересечь вплавь Чёрное море. Когда я достиг крытой бархатом вертящейся табуретки, я почувствовал себя потерянным навеки.

Я старался думать о Шопене, но Шопен был где-то далеко-далеко, а шелестящий, кашляющий и ожидающий зрительный зал был справа от меня. И моё испуганное лицо и воротник матросской курточки сразу же отразились в блестящей крышке рояля. Эта поднятая крышка была похожа на крыло чёрной птицы.

Я начал механически. Но потом добрый, исхудавший Шопен пришёл мне на помощь, и я в самом деле перестал бояться зрительного зала и ринулся в воздушное пространство шопеновской мазурки.

Аплодировать на экзамене запрещалось. Я увидел за кулисами сияющее, возбуждённое лицо сестры и понял, что сыграл хорошо.

Музыка вошла в мою жизнь.

Я стал ещё старше. Возвращаясь летней ночью домой по безлюдным улицам провинциального городка, я вдыхал полной грудью запах яблок. Луна светила в полный накал. Очень далеко в небе искрились другие миры, и я думал, что где-нибудь там, в созвездии Девы или Волопаса, может быть, тоже есть музыка.

Шагая по дощатым тротуарам, я тихо пел про себя всё, что мне нравилось, — то Бетховена, то Шопена, то Грига, то Чайковского. Всё это была моя любимая музыка. О ней я и пишу книгу.

Уже нет на свете ни пианино, на котором я играл, ни дома, в котором я родился, ни сестры, которая водила меня за руку в училище, ни города, в котором я вырос. Всё унесла война.

Но и сейчас иногда мне снится запах яблок и звон башенных часов — три раза: бом, бом, бом. День как день. Ночь как ночь. Ничто никогда не пропадает даром. Музыка осталась со мной — музыка моего сердца. Её отнять нельзя.

Музыка моего сердца - pic_4.jpg

Если вы желаете развлечься, ступайте на Новый мост. Вы увидите фокусников, которые вынут из вашей шляпы полдюжины яиц, а из кармана десяток монет. Вы услышите, как чревовещатель разговаривает с куклой, а кукла отвечает ему густым басом. Вы услышите песни…

Теперь представьте себе Новый мост в году тысяча семьсот девяносто втором.

Париж был похож на военный лагерь. Барабаны стучали на северном и южном берегах реки. В июле этого года ударила пушка и по всему Парижу было объявлено, что отечество находится в опасности. Белые армии наступали на столицу с севера и востока.

Франция была в опасности. Париж был в опасности. Революция была в опасности. Народ был в опасности. Город был наполнен добровольцами в войлочных шляпах с кокардами. На Новом мосту вместо фокусников на каждом шагу можно было увидеть штыки, тесаки и барабаны. Здесь сновали молодые парижане в красных колпаках, смуглые марсельцы с усиками, суровые бретонцы, с лицами, словно вырезанными из дерева.


Три раза плавно звучит звенящая медь — бом, бом, бом… Три часа пополудни.

Сестра долго и старательно разучивает на пианино гаммы. Я ещё не знаю, что они называются мелодическими и гармоническими. Но и они успокаивают. День как день.

Это первая музыка моего детства.

Когда я слышу гаммы, мне сразу вспоминаются городские часы, серые стены с контрфорсами, голос слепого певца, запах яблок и красивые пальцы сестры, бегающие между белых и чёрных клавиш. И ещё вспоминаются облака.

Потом я стал старше и звуки усложнились. Приходил мой дядя, бородатый, старый музыкант. Он вынимал из кармана камертон, ударял им по краю стола и подносил к моему уху.

— Запомни, это ля первой октавы! Повтори!

Потом я сам сел за фортепиано.

Я играл по слуху да ещё присочинял. Мне казалось, что нет ничего легче, чем музыка. Сыграть можно всё, что хочешь. Нужно только перепробовать все белые и чёрные клавиши, особенно посередине. Когда привыкнешь к этим гладким брусочкам, можно играть на них, даже закрыв глаза. А если нажать правую педаль, то можно снять руки и пианино будет само звучать, как хор.

Я рос и учился в музыкальном училище и ходил по городу с папкой, на которой был изображён профиль Шопена. У Шопена был изогнутый тонкий нос и длинная, худая шея. Но он не был сердитый. Он даже был хороший.

Противным, злым человеком я считал Ганона… Но об этом я скажу в конце книги. Музыкальную школу я хорошо запомнил. Звуки многочисленных роялей, пиликанье скрипок и густые пассажи труб. Напёрсток моей учительницы, который пребольно стукал меня по суставам пальцев.

— Выше пальцы! Если ты будешь так лениться, тебя исключат из школы, как Илюшу М.!

Бедный Илюша М.! Он впоследствии стал известным пианистом и до сих пор посмеивается над своими первыми неудачами. Но в те времена это был не мальчик, а пугало, которым стращали всех младших учеников.

Я пианистом не стал, но и из школы меня не исключили.

Помню первый (и последний) концерт-экзамен, когда я вышел на огромную и совершенно пустую эстраду в битком набитом зале, освещённом по бокам золотыми рожками.

— Главное, начать, — говорила мне учительница, растирая мне за кулисами руки. — Когда ты начнёшь, ты сразу успокоишься. Вообще не думай ни о чём. Думай о Шопене!

Пройти расстояние от кулис до рояля было гораздо страшнее, чем пересечь вплавь Чёрное море. Когда я достиг крытой бархатом вертящейся табуретки, я почувствовал себя потерянным навеки.

Я старался думать о Шопене, но Шопен был где-то далеко-далеко, а шелестящий, кашляющий и ожидающий зрительный зал был справа от меня. И моё испуганное лицо и воротник матросской курточки сразу же отразились в блестящей крышке рояля. Эта поднятая крышка была похожа на крыло чёрной птицы.

Я начал механически. Но потом добрый, исхудавший Шопен пришёл мне на помощь, и я в самом деле перестал бояться зрительного зала и ринулся в воздушное пространство шопеновской мазурки.

Аплодировать на экзамене запрещалось. Я увидел за кулисами сияющее, возбуждённое лицо сестры и понял, что сыграл хорошо.

Музыка вошла в мою жизнь.

Я стал ещё старше. Возвращаясь летней ночью домой по безлюдным улицам провинциального городка, я вдыхал полной грудью запах яблок. Луна светила в полный накал. Очень далеко в небе искрились другие миры, и я думал, что где-нибудь там, в созвездии Девы или Волопаса, может быть, тоже есть музыка.

Шагая по дощатым тротуарам, я тихо пел про себя всё, что мне нравилось, — то Бетховена, то Шопена, то Грига, то Чайковского. Всё это была моя любимая музыка. О ней я и пишу книгу.

Уже нет на свете ни пианино, на котором я играл, ни дома, в котором я родился, ни сестры, которая водила меня за руку в училище, ни города, в котором я вырос. Всё унесла война.

Но и сейчас иногда мне снится запах яблок и звон башенных часов — три раза: бом, бом, бом. День как день. Ночь как ночь. Ничто никогда не пропадает даром. Музыка осталась со мной — музыка моего сердца. Её отнять нельзя.


Если вы желаете развлечься, ступайте на Новый мост. Вы увидите фокусников, которые вынут из вашей шляпы полдюжины яиц, а из кармана десяток монет. Вы услышите, как чревовещатель разговаривает с куклой, а кукла отвечает ему густым басом. Вы услышите песни…

Оба примера, дополняя друг друга, подводят нас к мысли о том, что творчество необходимо каждому человеку, независимо от возраста. Каждый, кто чувствует в себе какие-либо способности, должен их реализовать, независимо от своей главной профессии или занятия.

В заключение хочу подчеркнуть занятия творчеством не только доставляют радость и удовольствие, но и помогают человеку выразить себя, приближают его к совершенству.

(1) Что делать человеку, который вдруг обнаружил в себе некую таинственную потребность и неудержимую тягу к творчеству? (2)Что делать тому, кто услышал внутри себя некий голос, который тревожит, будоражит и зовёт куда-то в неведомое.

(3)Призывает как минимум взять и срифмовать что-то, записать какое-нибудь впечатление, описать увиденное, почувствованное, пережитое.

(4)Такие позывы человек может ощутить в любом возрасте и в любом душевном состоянии, занимаясь делами, очень далёкими от всякого творчества. (5)Что же ему делать?

(8) Вот только обольщаться и надеяться на значительные результаты не стоит.

(13) И взявшаяся за живопись доярка, и кандидат экономических наук, засевший за литературу, и псевдопевец, горланящий песни под караоке, вспоминая, что когда-то пел в детском хоре и учился в музыкальной школе, по сути одинаковы.

(14) Все эти люди получают удовольствие и радость от творческого занятия и самовыражения. (15)Они получают ту радость, которую в своей повседневной жизни и профессиональной деятельности получить не могут. (16)Они получают то самое сладкое удовольствие, которое знает всякий дилетант. (17)Никто, кроме дилетантов, не получает такого сладкого удовольствия от занятия тем, в чём ничего не смыслит, но чувствует свои большие в том способности

(18)Подлинный художник живёт искусством иначе. (19)Он живёт им тотально, понимая, что ничего другого не может, а главное, не должен делать, даже ради
процветания

(20)Разница между подлинным человеком искусства и тем, в котором неожиданно проснулся интерес к творчеству, или тем, кто с младых ногтей в свободное от. серьёзных дел* время был склонен к артистизму, такая же, как между настоящим спортсменом и физкультурником.

(21)Подлинный художник начинает чувствовать и даже знать о своей призван пости служению искусству с довольно раннего возраста. (22)У каждого свой путь к началу сознательной и постоянной творческой деятельности. (23)Многим и многим приходилось и приходится преодолевать сомнения и неверие близких, родных да и своё собственное в то, что можно посвятить жизнь искусству.

(24)Жизнь художника таинственна и непонятна людям конкретных и общественно полезных профессий. (25)Вхождение в жизнь искусством пугает своей непредсказуемостью и отсутствием внятных социально-бытовых ориентиров.

(26)Примеры же жизни и судеб больших художников хоть и притягательны, но почти всегда трагичны и явно неповторимы.

(27)Да и просто признание себе в том, что он может написать книгу, быть композитором и автором симфоний или автором настоящего кино, даётся настоящему художнику непросто. (28)Ведь тогда начинается самое сложное! (29)Тогда начинается испытание!

(30)Ну а те, кто решил вдруг пописать стихи или картины, потанцевать или попеть, научиться игре на каком-нибудь инструменте или поснимать кино. (31)Им не нужно проходить все эти испытания или переживания, страдания и сомнения. (32)Они решают заняться творчеством ради приключений, удовольствия или борясь со скукой. (33)Им всегда есть куда отойти, вернуться или спрятаться.

(34)Тот, кто взялся за творчество не ради всепоглощающего искусства, а ради интересного и увлекательного образа жизни, никогда не сделает ничего стоящего.

(35)Единственное, что у него может получиться, — это немного развлечься.

(36)Только тот, кто смог совершить первые самостоятельные шаги в искусстве, тот, кто познал тяжесть и мучительную суть этого пути, но пошёл дальше, — только тот сможет шагнуть в неведомое, туда, где до него никто не был. (37)Только настоящий художник может сделать это, опровергнув расхожее убеждение, что всё уже давно сказано, придумано, осмыслено и написано.

Читайте также: