Без страстей и противоречий нет жизни сочинение

Обновлено: 30.06.2024

Сегодня русское общество должно было бы отметить крупное событие в своей культурной и духовной жизни – двухсотлетие Виссариона Белинского, одного из тех, кто своим талантом и страстью раздул пламень русской литературы.
Но не слышно фанфар, дремлют скрипки в футлярах и не срываются полотнища с новых памятников. Нашему больному обществу, в котором хруст челюстей и шелест банкнот заглушает поэзию, сейчас не до культуры и искусства и нет воли и света в душах, чтобы отдать должное русскому гению. Даже в Минкультуры прикрыли рты ладошкой, чтобы не проронить лишнего слова в его память.
Так что, рискуя стать изгоем среди гламура, пошлости и стеба, я снимаю в почтении перед ним свою шляпу и возношу слова благодарности сыну чембарского уездного врача, который заслыша в душе гул высоких образов и мечтаний, рванулся в Москву, чтобы там найти себя.
Из глубины столетий от Ломоносова до Белинского, от героев Чехова и до наших современников доносится до нас из уездов, усадеб и городов России этот внутренний зов неуспокоенной души: В Москву! В Москву! Только там, в котле амбиций и новаций есть наибольшая возможность реализовать и найти себя.

Со школьных лет (я имею в виду советскую школу) у многих сохранился образ Белинского, как вполне благополучного классика – он и на портретах в школьных и библиотечных залах, он в первых рядах революционных демократов, он философ и критик, он законодатель мысли. Наверное, это и есть тот самый хрестоматийный лоск, который искажает истинный образ и создает картонные мифы. Но если пройти по его жизни и посмотреть на нее современными глазами, без шор на глазах и преувеличений, мы увидим прежде всего опьяненного литературой человека, увидим знакомый рисунок жизни, присущий многим нашим поэтам и литераторам с их мучительным поиском себя, свой тропы.

Он задал высокие критерии оценки литературы и показал её взаимосвязь с жизнью, он раскрыл для читающей публики миры Пушкина, Лермонтова, Гоголя, оставил нам описание игры гения русской сцены Мочалова, он приблизил к нам лучшую западную литературу. Во- многом благодарю ему Россия стала читающей страной, ведь недостаточно иметь великих поэтов, надо еще и объяснить публике их значение и уникальность.

Советский период нашей истории – некоторые его называют временем жесткого тоталитаризма - отличался пристрастностью к творческим людям. Одних возносили и осыпали премиями, записывали в классики, а других запрещали и гнобили. К Белинскому эта власть оказалась чрезвычайно благосклонной – я уверен, сам Виссарион Григорьевич и представить себе не мог, что спустя сто лет после его смерти все его работы статьи и письма будут тщательно собраны в 13-ти томник и добротно изданы за государственный счет.
Но такое случилось, и эти тома стали литературным памятником и самому критику, и его времени, и русской культуре.
Откроем же статьи письма Белинского, начнем их читать, стремясь ощутить в ритмах его слов и пульсациях мысли живого страстного человека, рыцаря литературы и отдадим ему должное.
Помянем и поблагодарим!

А в завершение небольшая россыпь его высказываний и афоризмов:

Апатия и лень — истинное замерзание души и тела.

Всякая крайность есть родная сестра ограниченности.

Для низких натур ничего нет приятнее, как мстить за свое ничтожество, бросая грязью своих воззрений и мнений в святое и великое.

Друг мне тот, кому все могу говорить.

Если бы вся цель нашей жизни состояла только в нашем личном счастии, а наше личное счастие заключалось бы только в одной любви, тогда жизнь была бы действительно мрачною пустынею… Но хвала вечному разуму, хвала попечительному промыслу! Есть для человека и еще великий мир жизни, кроме внутреннего мира сердца, — мир исторического созерцания и общественной деятельности.

Желание смерти показывает самое ложное и призрачное состояние духа.

Жена — не любовница, но друг и спутник нашей жизни, и мы заранее должны приучиться к мысли любить ее и тогда, когда она будет пожилою женщиною, и тогда, когда она будет старушкою.

Жить — значит чувствовать и мыслить, страдать и блаженствовать, всякая другая жизнь — смерть.

Кто не идет вперед, тот идет назад: стоячего положения нет.

Кто не принадлежит своему отечеству, тот не принадлежит и человечеству.

Общество находит в литературе свою действительную жизнь, возведенную в идеал, приведенную в сознание.

Ум — это духовное оружие человека.

Употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово, — значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус.

Чем выше гений поэта, тем глубже и обширнее понимает он природу и тем с большим успехом представляет нам ее во взаимосвязи с жизнью.

Итак, роман задает, по крайней мере, два ракурса рассмотрения проблемы конфликта поколений. С одной стороны, можно рассматривать столкновение нигилизма и традиционализма, сущность противостояния которых раскрывается в спорах Базарова с Павлом Петровичем. С другой стороны, и это углубляет проблематику романа, можно говорить о том, что в каждом поколении находятся те, кто восстает против существующего порядка жизни, кто нарушает установленные свыше правила и неизменно проигрывает. Бунт против жизни, таким образом, характерен для всех поколений, и заканчивается этот бунт неизменной победой жизни. Однако в каждом поколении найдутся те, кто предложит единственно правильный вариант гармоничного существования, кто подчинится своей природе, отдастся чувству и в этом кажущемся поражении победит, окажется сильнее. Отцы и дети – так ли много в них различного, так ли велика пропасть между поколениями, настолько ли четко прочерчена граница между старым и новым? Когда читаешь роман Тургенева, эта разница кажется много меньше, несмотря на очевидные непреодолимые различия.

Таким образом, можно отметить, что страсти в душе Базарова и его противоречивое отношение к миру составляют его жизнь, которая, конечно, несколько утрированно изображена автором, но передает смысл духовных метаний любого мыслящего человека с пытливым умом.

Проблема взаимоотношений разных поколений у Тургенева имеет двойной смысл. С одной стороны, речь идет непосредственно об отношениях отцов и детей внутри семьи, их редком взаимопонимании. С другой стороны, это спор либералов (дворянство, старшее поколение; к ним относились и сам Тургенев, и его ближайшие друзья) и революционных демократов (младшее поколение, разночинная интеллигенция; исторически это Чернышевский и Добролюбов, который послужил прототипом Базарова). Тургенев в своем романе обращается к истокам того конфликта, который потом навсегда разведет устремленную к переменам в русской жизни разночинную интеллигенцию и дворянство с его традициями, демократически настроенных детей и консервативных отцов.

Позиция отцов оказывается совершенно незнакома Базарову и для него неприемлема. Его трагедия заключается в том, что в тех предпосылках, которые он когда-то принял как основания собственной жизни, не оказывается целостной почвы для развития позитивной мировоззренческой системы. Твердые основы есть в сложившихся традициях, а значит, прежде всего в истории, которую отвергает Базаров и которой он просто не знает. Так, для него остается только один путь, по которому он может продолжать двигаться вперед. Он объясняет свое направление и мировоззрение в спорах с Кирсановым в физиологических и биологических терминах – исторические явления объясняются в обход истории как таковой. Евгений не в состоянии оказывается предложить некую жизнеутверждающую систему, потому что такой у него просто нет. Поэтому все свои силы Базаров тратит на отрицание существующих старых систем и убеждений.

Базаров беспощадно отрицает любовь, поэзию, нравственность – таким образом, он выступает как крайний индивидуалист и нигилист. Однако в его отрицании есть и своя сила: это проявление тех зреющих в русском обществе изменений и процессов, которые в 1917 году взорвут Россию изнутри. Это справедливо и в отношении Павла Петровича: его позиция зиждется на проверенных историей ценностях. Однако его системы принадлежат прошлому, не соответствуют тем изменениям, которые влечет за собой движение истории вперед. В спорах с Павлом Петровичем Базаров одерживает моральное превосходство и едва ли не выходит победителем. Однако сам роман доказывает поражение Базарова и его нигилизма. Несостоятельность его отрицающей все и вся позиции доказывается не Павлом Петровичем, а художественным строем романа.

Можно выделить два основных характерных типа, на которые можно разделить все женские персонажи: к первому относятся Анна Сергеевна Одинцова и загадочная княгиня Р., возлюбленная Павла Петровича; ко второму типу принадлежат Катя Одинцова, а также мать самого Базарова. Первые – тип роковых женщин, меняющих судьбу мужчин, часто разрушающих ее, возбуждающих в герое страсть, но при этом не менее, а более любимых, желанных. С их появлением в жизни героя часто связано пробуждение в нем каких-либо новых чувств и черт, изменение самосознания. Эти женщины способны подчинять и порабощать, но в подчинении им герои обретают смысл жизни, в безответной любви к этим женщинам герои проводят оставшиеся до смерти годы. Так произошло с Павлом Петровичем Кирсановым, так произошло и с самим Базаровым.

Анна Сергеевна Одинцова, безусловно, сыграла огромную роль в жизни Базарова. Вместе с ее появлением Евгений потерял прежнюю уверенность, но и обрел нечто новое, а именно: человечность, способность любить и сострадать, способность понимать и прощать недостатки окружающих. Однако Одинцова, будучи во многом достойной любви Базарова, то есть гордой и свободной, не менее умной, цельной, чем он, не способна на глубокие чувства, на сильную страсть. Анна Сергеевна холодна, ее эгоизм и любовь к комфорту перевешивают все иные проявления чувств. Став для Базарова смыслом жизни, она сама ничего не обрела в этой любви, напротив, столь сильное проявление эмоций испугало ее. В страсти Базарова Одинцова увидела лишь угрозу для себя и своего покоя. И это не было какой-то излишней самовлюбленностью, просто Анна Сергеевна не способна на бурное чувство, в ней слишком силен инстинкт самосохранения.

С образом Кати во многом созвучен образ матери Евгения. Описывая свою героиню, автор сожалеет, что таких женщин больше не осталось. И действительно, ее любовь к сыну не знает предела. Смысл всей ее жизни заключен в сыне, в заботе о нем, в беззаветной самоотдаче, на которую немногие способны. Именно этого и не хватило Анне Сергеевне, чтобы полюбить Базарова. Любить значит отдавать, отдавать себя целиком, отдавать, чтобы потерять и обрести, причем обрести много больше. Вот Евгений Базаров и отдавал свою уверенность, свои убеждения, свое отрицание. Любовь к женщине, безответная любовь, опустошила его, сделала прежний смысл жизни ненужным. Приоткрыв другой мир, в котором, кроме отрицания, были и красота природы, и поэзия, и самоотдача до отречения, и смирение вместо гордости, Базаров не смог в этот мире существовать. То, что было дано Кате и Аркадию, для него, Евгения Базарова, оказалось недоступным. Легкость, с которой Аркадий отрекся от прежних убеждений, не характерна для гордого Базарова, воспринявшего поражение в любви подобно поражению в жизни.

Мы изучаем - Без страстей и противоречий нет жизни&8230; В. Г. Белинский. По роману И. С. Тургенева Отцы и дети. Подсказки школьнику

Русская литература 2-й половины XIX века

Без страстей и противоречий нет жизни… (В. Г. Белинский). (По роману И. С. Тургенева Отцы и дети)

Факт противостояния в романе И. С. Тургенева Отцы и дети нигилиста Евгения Базарова аристократу Павлу Петровичу Кирсанову очевиден даже самому неискушенному читателю. Гораздо более сложным оказывается вопрос о том, на чьей стороне оказывается в этом противостоянии автор, чья позиция ему ближе.
Прямых указаний на это в тексте не слишком много, и тем не менее сложилось убеждение, что, не соглашаясь с отдельными философскими положениями Базарова, Тургенев если не его сторонник, то во всяком случае ему сочувствующий, а к Павлу Петровичу писатель относится весьма скептически и иронически. Однако, будучи над схваткой, Тургенев не менее ироничен по отношению к Базарову, нежели к его оппоненту. Вспомним, как писатель отмечает, что, приехав к Одинцовой после дуэли с Павлом Петровичем, чтобы сообщить о случившемся Аркадию, Базаров принимает приглашение Анны Сергеевны, присланное через дворецкого, и является перед ее светлыми очами не в достопамятном балахоне с кистями, а в своем новом платье, которое, кстати сказать, он уложил так, что оно было у него под рукою.

Конечно, у нас нет оснований обвинять Тургенева в скрытой издевке над своим героем, всегда ранее пренебрегавшим нормами светского приличия. Тем не менее, за этой ситуацией кроется не только желание показать обезоруживающую силу любви, которая заставляет Базарова забыть о всегдашней потребности эпатировать окружающих, особенно если они подчеркнуто аристократичны, но и ирония над намеренным нежеланием героя считаться с общепринятыми правилами поведения.
Оказавшись во власти чувства и не имея возможности ему противостоять, Базаров и внешне подчиняется сложившемуся этикету. Надо полагать, что в этом столь незначительном в контексте романа эпизоде авторскую иронию вызывает тщетность стремления поставить разум выше чувства, стремления одним усилием воли противостоять игре страстей. Отцы и дети оценивают жизнь по-разному, но человеческая природа у них одна (не этим ли объясняется соединительный союз и в заглавии романа?).
Если наши размышления о торжестве человеческой природы, изменить которую вряд ли возможно, над идеологической попыткой самовоспитания, над почти героической и утопической попыткой сделать себя другим, нежели отцы и деды, верны, то в романе должны быть и другие указания на безуспешность этой попытки.
В разговоре с Аркадием Павел Петрович высказывает недоверие к стремлению не принимать ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип, о чем говорит ему племянник, характеризуя нигилистическое отношение к жизни. Стареющий аристократ абсолютно уверен, что без принсипов, принятых… на веру, шагу ступить, дохнуть нельзя. Потому-то и задается риторическим вопросом, обращенным скорее к Базарову, чем к Аркадию: Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты. Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве….

Заметим, что и в этой оппозиции высвечивается противопоставление веры и безверия, которое Тургенев пытается разрешить в своем романе.
Далее мы видим, как по саду, шагая через клумбы, которые являются характерным признаком дворянской усадебной культуры, идет Базаров и несет в небольшом мешке лягушек, по его же словам, для опытов. Так, еще до первого столкновения между героями-антагонистами читателю становится ясно, что одним из пунктов разногласий будет определение критерия истинности: для Павла Петровича это принсип, принятый на веру, для Базарова это опыт. Неудачная попытка скомпрометировать своего идейного противника плоской шуткой В принсипы не верит, а в лягушек верит не вызывает сочувствия у Николая Петровича и Аркадия, и Павел Петрович переводит разговор на другую тему, чтобы скрыть свою неловкость и бестактность, что психологически оправдано. Вот именно на этой реплике хотелось бы остановиться поподробнее.

Тургенев пишет: Сам Павел Петрович почувствовал, что сострил неудачно, и заговорил о хозяйстве и о новом управляющем, который накануне приходил к нему жаловаться, что работник Фома либоширничает и от рук отбился. Таков уж он Езоп, сказал он между прочим, всюду протестовал себя дурным человеком; поживет и с глупостью и отойдет. По сути дела это и не реплика Кирсанова, а всего лишь вольный и более или менее подробный пересказ слов безымянного управляющего о совсем неизвестном читателю работнике. Нельзя не заметить в этих словах некого намека, который подтверждает упоминание имени греческого баснописца Эзопа.
Имя Фома мгновенно вызывает ассоциацию неверующий, ассоциацию с одним из апостолов Иисуса Христа, который отказался признать его воскресшим до тех пор, пока не удостоверится в этом опытным путем, что и описано в евангелии от Иоанна. Этот евангельский эпизод поневоле связывается с Базаровым, во-первых, потому, что тот также поставил опыт выше веры, а во-вторых, потому, что упомянутый в романе Фома работник, а работник базаровское определение человека вообще и его роли в мире: Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник.
Если принять во внимание эту соотнесенность евангельского Фомы и неверующего Фомы Базарова, то в словах управляющего, процитированных Павлом Петровичем, можно усмотреть некую программу судьбы Базарова: он тоже либоширничает (просторечное дебоширит), ниспровергая казавшиеся незыблемыми истины и принципы. Он с самого начала протестовал себя дурным человеком, что видно уже по тому, как он не пожелал сразу протянуть руку Николаю Петровичу при знакомстве, как пренебрег правилами вежливости и не явился к утреннему чаю, как того требовали приличия, как, наконец, прошелся у всех на глазах по выше упомянутой клумбе. Отметим, что в комментарии к роману П. Г. Пустовойта слово протестовал трактуется, как зарекомендовал, хотя Тургенев сохраняет за ним и буквальный смысл бунтовать.

Из этого неизбежно следует, что Базаров обречен (поживет и с глупостью отойдет), его смерть предрешена его собственной жизненной и философской практикой.
Таким образом, можно отметить, что страсти в душе Базарова и его противоречивое отношение к миру составляют его жизнь, которая, конечно, несколько утрированно изображена автором, но передает смысл духовных метаний любого мыслящего человека с пытливым умом.