Балуясь с собакой я стал раскачиваться на стуле сочинение

Обновлено: 05.07.2024

На эту веселую компанию с большой настенной фотографии смотрел папа мальчика. Чтобы удержаться на стуле во время особо сильного раскачивания, мальчик схватился за скатерть. Последствия не заставили себя ждать – разбилась розовая чашка с золотой каемкой, принадлежавшая папе мальчика и бережно хранимая после его смерти.

На шум прибежала мама и упрекнула сына за разбитую чашку. Но дрожащий и перепуганный мальчик свалил всю вину на Бума, как будто тот подпрыгнул и лапами скинул чашку. При этом уши мальчика ярко пылали.

Мама с потемневшим лицом взяла собаку за ошейник и отвела в будку, сказав при этом, что Бум будет жить там всегда. Женщина пыталась вытянуть из сына признание, объясняла, что за нечаянные действия не наказывают, но он упорно твердил, что виноват Бум. Изгнанник же тем временем пытался прорваться в дом, скребся в дверь, визжал, лупил по крыльцу хвостом, но все было напрасно.

У мальчика сжималось сердце, и мурашки пробегали по телу, когда он представлял Бума одного ночью на холодной улице. Он вышел из дома и прижался к собаке. В этот миг он увидел маму, смотрящую в окно, и испугался, что она прочитает правду по его лицу. Тогда он погрозил Буму пальцем.

Спать он лег со слезами на глазах. Внезапно пошел сильный дождь и мальчик бросился к маме, в слезах уснувшей за столом. Мальчик закричал, что это он разбил чашку и надо немедленно впустить Бума.

Весь мокрый, Бум ворвался в дом, от радости начал кататься по полу и поднимать вверх лапы. Про себя он думал, почему его выгоняли из дома. Мама тоже размышляла о том, почему сын не сказал правду сразу. А мальчик не мог понять, почему мама его не бранила.

Рассказ учит всегда говорить правду, отвечать за свои поступки и не предавать друзей

Рассказ про Совесть Осеевой называется Почему?

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Почему? — Осеева Валентина


Мы были одни в столовой — я и Бум. Я болтал под столом ногами, а Бум легонько покусывал меня за голые пятки. Мне было щекотно и весело. Над столом висела большая папина карточка, — мы с мамой только недавно отдавали ее увеличивать. На этой карточке у папы было такое веселое доброе лицо. Но когда, балуясь с Бумом, я, держась за край стола, стал раскачиваться на стуле, мне показалось, что папа качает головой…

— Смотри, Бум… — шепотом сказал я и, сильно качнувшись, схватился за край скатерти.

Почему? — Осеева Валентина

Стол выскользнул из моих рук. Послышался звон…

Сердце у меня замерло. Я тихонько сполз со стула и опустил глаза. На полу валялись розовые черепки, золотой ободок блестел на солнце. Бум вылез из-под стола, осторожно обнюхал черепки и сел, склонив набок голову и подняв вверх одно ухо.

Почему? — Осеева Валентина

Из кухни послышались быстрые шаги.

— Что это? Кто это? — Мама опустилась на колени и закрыла лицо руками. — Папина чашка… папина чашка… — горько повторяла она. Потом подняла глаза и с упреком спросила: — Это ты?

Почему? — Осеева Валентина

Бледно-розовые черепки блестели на ее ладони. Колени у меня дрожали, язык заплетался:

— Бум? — Мама поднялась с колен и медленно переспросила: — Это Бум?

Я кивнул головой. Бум, услышав свое имя, задвигал ушами и завилял хвостом. Мама смотрела то на меня, то на него.

Почему? — Осеева Валентина

— Как же он разбил?

Уши мои горели. Я развел руками:

— Он немножечко подпрыгнул… и лапами…

Лицо у мамы потемнело. Она взяла Бума за ошейник и пошла с ним к двери. Я с испугом смотрел ей вслед. Бум с лаем выскочил во двор.

Почему? — Осеева Валентина

— Он будет жить в будке, — сказала мама и, присев к столу, о чем-то задумалась. Ее пальцы медленно сгребали в кучку крошки хлеба, раскатывали их шариками, а глаза смотрели куда-то поверх стола в одну точку.

Я стоял, не смея подойти к ней. Бум заскребся у двери.

— Не пускай! — быстро сказала мама и, взяв меня за руку, притянула к себе. Прижавшись губами к моему лбу, она все так же о чем-то думала, потом тихо спросила: — Ты очень испугался?

Конечно, я очень испугался: ведь с тех пор, как папа умер, мы с мамой так берегли каждую его вещь. Из этой чашки папа всегда пил чай…

Почему? — Осеева Валентина

— Ты очень испугался? — повторила мама.

Я кивнул головой и крепко обнял ее за шею.

— Если ты… нечаянно, — медленно начала она.

Но я перебил ее, торопясь и заикаясь:

— Это не я… Это Бум… Он подпрыгнул… Он немножечко подпрыгнул… Прости его!

Лицо у мамы стало розовым, даже шея и уши ее порозовели. Она встала:

— Бум не придет больше в комнату, он будет жить в будке.

Я молчал. Над столом из фотографической карточки смотрел на меня папа…

Бум лежал на крыльце, положив на лапы умную морду, глаза его не отрываясь смотрели на запертую дверь, уши ловили каждый звук, долетающий из дома. На голоса он откликался тихим визгом, стучал по крыльцу хвостом… Потом снова клал голову на лапы и шумно вздыхал.

Время шло, и с каждым часом на сердце у меня становилось все тяжелее. Я боялся, что скоро стемнеет, в доме погасят огни, закроют все двери, и Бум останется один на всю ночь… Ему будет холодно и страшно. Мурашки пробегали у меня по спине. Если б чашка не была папиной… и если б сам папа был жив… Ничего бы не случилось… Мама никогда не наказывала меня за что-нибудь нечаянное… И я боялся не наказания — я с радостью перенес бы самое худшее наказание. Но мама так берегла все папино! И потом, я не сознался сразу, я обманул ее, и теперь с каждым часом моя вина становилась все больше…

Почему? — Осеева Валентина

Я вышел на крыльцо и сел рядом с Бумом. Прижавшись головой к его мягкой шерсти, я случайно поднял глаза и увидел маму. Она стояла у раскрытого окна и смотрела на нас. Тогда, боясь, чтобы она не прочитала на моем лице все мои мысли, я погрозил Буму пальцем и громко сказал:

— Не надо было разбивать чашку.

После ужина небо вдруг потемнело, откуда-то выплыли тучи и остановились над нашим домом.

— Хоть в кухню… мамочка!

Она покачала головой. Я замолчал, стараясь скрыть слезы и перебирая под столом бахрому скатерти.

— Иди спать, — со вздохом сказала мама.

Я разделся и лег, уткнувшись головой в подушку. Мама вышла. Через приоткрытую дверь из ее комнаты проникала ко мне желтая полоска света. За окном было черно. Ветер качал деревья. Все самое страшное, тоскливое и пугающее собралось для меня за этим ночным окном. И в этой тьме сквозь шум ветра я различал голос Бума. Один раз, подбежав к моему окну, он отрывисто залаял. Я приподнялся на локте и слушал. Бум… Бум… Ведь он тоже папин. Вместе с ним мы в последний раз провожали папу на корабль. И когда папа уехал, Бум не хотел ничего есть и мама со слезами уговаривала его. Она обещала ему, что папа вернется. Но папа не вернулся…

То ближе, то дальше слышался расстроенный лай. Бум бегал от двери к окнам, он звал, просил, скребся лапами и жалобно взвизгивал. Из-под маминой двери все еще просачивалась узенькая полоска света. Я кусал ногти, утыкался лицом в подушку и не мог ни на что решиться. И вдруг в мое окно с силой ударил ветер, крупные капли дождя забарабанили по стеклу. Я вскочил. Босиком, в одной рубашке я бросился к двери и широко распахнул ее:

Она спала, сидя за столом и положив голову на согнутый локоть. Обеими руками я приподнял ее лицо, смятый мокрый платочек лежал под ее щекой.

Она открыла глаза, обняла меня теплыми руками. Тоскливый собачий лай донесся до нас сквозь шум дождя.

— Мама! Мама! Это я разбил чашку. Это я, я! Пусти Бума…

Почему? — Осеева Валентина

Почему? — Осеева Валентина

Почему? — Осеева Валентина

Мы были одни в столовой - я и Бум. Я болтал под столом ногами, а Бум легонько покусывал меня за голые пятки. Мне было щекотно и весело. Над столом висела большая папина карточка, - мы с мамой только недавно отдавали её увеличивать. На этой карточке у папы было такое весёлое, доброе лицо. Но когда, балуясь с Бумом, я стал раскачиваться на стуле, держась за край стола, мне показалось, что папа качает головой. - Смотри, Бум, - шёпотом сказал я и, сильно качнувшись на стуле, схватился за край скатерти. Послышался звон. Сердце у меня замерло. Я тихонько сполз со стула и опустил глаза. На полу валялись розовые черепки, золотой ободок блестел на солнце. Бум вылез из-под стола, осторожно обнюхал черепки и сел, склонив набок голову и подняв вверх одно ухо. Из кухни послышались быстрые шаги. - Что это? Кто это? - Мама опустилась на колени и закрыла лицо руками. - Папина чашка. папина чашка. - горько повторяла она. Потом подняла глаза и с упрёком спросила: - Это ты? Бледно-розовые черепки блестели на её ладонях. Колени у меня дрожали, язык заплетался. - Это. это. Бум! - Бум? - Мама поднялась с колен и медленно переспросила: - Это Бум? Я кивнул головой. Бум, услышав своё имя, задвигал ушами и завилял хвостом. Мама смотрела то на меня, то на него. - Как же он разбил? Уши мои горели. Я развёл руками: - Он немножечко подпрыгнул. и лапами. Лицо у мамы потемнело. Она взяла Бума за ошейник и пошла с ним к двери. Я с испугом смотрел ей вслед. Бум с лаем выскочил во двор. - Он будет жить в будке, - сказала мама и, присев к столу, о чём-то задумалась. Её пальцы медленно сгребали в кучку крошки хлеба, раскатывали их шариками, а глаза смотрели куда-то поверх стола в одну точку. Я стоял, не смея подойти к ней. Бум заскрёбся у двери. - Не пускай! - быстро сказала мама и, взяв меня за руку, притянула к себе. Прижавшись губами к моему лбу, она всё так же о чём-то думала, потом тихо спросила: - Ты очень испугался? Конечно, я очень испугался: ведь с тех нор как папа умер, мы с мамой так берегли каждую его вещь. Из этой чашки папа всегда пил чай. - Ты очень испугался? - повторила мама. Я кивнул головой и крепко обнял её за шею. - Если ты. нечаянно, - медленно начала она. Но я перебил её, торопясь и заикаясь: - Это не я. Это Бум. Он подпрыгнул. Он немножечко подпрыгнул. Прости его, пожалуйста! Лицо у мамы стало розовым, даже шея и уши её порозовели. Она встала. - Бум не придёт больше в комнату, он будет жить в будке. Я молчал. Над столом с фотографической карточки смотрел на меня папа. Бум лежал на крыльце, положив на лапы умную морду, глаза его не отрываясь смотрели на запертую дверь, уши ловили каждый звук, долетающий из дома. На голоса он откликался тихим визгом, стучал по крыльцу хвостом. Потом снова клал голову на лапы и шумно вздыхал. Время шло, и с каждым часом на сердце у меня становилось всё тяжелее. Я боялся, что скоро стемнеет, в доме погасят огни, закроют все двери и Бум останется один на всю ночь. Ему будет холодно и страшно. Мурашки пробегали у меня по спине. Если б чашка не была папиной и если б сам папа был жив, ничего бы не случилось. Мама никогда не наказывала меня за что-нибудь нечаянное. И я боялся не наказания - я с радостью перенёс бы самое худшее наказание. Но мама так берегла всё папино! И потом, я не сознался сразу, я обманул её, и теперь с каждым часом моя вина становилась всё больше. Я вышел на крыльцо и сел рядом с "Бумом. Прижавшись головой к его мягкой шерсти, я случайно поднял глаза и увидел маму. Она стояла у раскрытого окна и смотрела на нас. Тогда, боясь, чтобы она не прочитала на моём лице все мои мысли, я погрозил Буму пальцем и громко сказал: - Не надо было разбивать чашку. После ужина небо вдруг потемнело, откуда-то выплыли тучи и остановились над нашим домом. Мама сказала: - Будет дождь. Я попросил: - Пусти Бума. - Нет. - Хоть в кухню. мамочка! Она покачала головой. Я замолчал, стараясь скрыть слёзы и перебирая под столом бахрому скатерти. - Иди спать, - со вздохом сказала мама. Я разделся и лёг, уткнувшись головой в подушку. Мама вышла. Через приоткрытую дверь из её комнаты проникала ко мне жёлтая полоска света. За окном было черно. Ветер качал деревья. Всё самое страшное, тоскливое и пугающее собралось для меня за этим ночным окном. И в этой тьме сквозь шум ветра я различал голос Бума. Один раз, подбежав к моему окну, он отрывисто залаял. Я приподнялся на локте и слушал. Бум. Бум. Ведь он тоже папин. Вместе с ним мы в последний раз провожали папу на корабль. И когда папа уехал, Бум не хотел ничего есть и мама со слезами уговаривала его. Она обещала ему, что папа вернётся. Но папа не вернулся. То ближе, то дальше слышался расстроенный лай. Бум бегал от двери к окнам, он зевал, просил, скрёбся лапами и жалобно взвизгивал. Из-под маминой двери всё ещё просачивалась узенькая полоска света. Я кусал ногти, утыкался лицом в подушку и не мог ни на что решиться. И вдруг в моё окно с силой ударил ветер, крупные капли дождя забарабанили по стеклу. Я вскочил. Босиком, в одной рубашке я бросился к двери и широко распахнул её. - Мама! Она спала, сидя за столом и положив голову на согнутый локоть. Обеими руками я приподнял её лицо, смятый мокрый платочек лежал под её щекой. - Мама! Она открыла глаза, обняла меня тёплыми руками. Тоскливый собачий лай донёсся до нас сквозь шум дождя. - Мама! Мама! Это я разбил чашку! Это я, я! Пусти Бума. Лицо её дрогнуло, она схватила меня за руку, и мы побежали к двери. В темноте я натыкался на стулья и громко всхлипывал. Бум холодным шершавым языком осушил мои слёзы, от него пахло дождём и мокрой шерстью. Мы с мамой вытирали его сухим полотенцем, а он поднимал вверх все четыре лапы и в буйном восторге катался по полу. Потом он затих, улёгся на своё место и, не мигая, смотрел на нас. Он думал: "Почему меня выгнали во двор, почему впустили и обласкали сейчас?" Мама долго не спала. Она тоже думала: "Почему мой сын не сказал мне правду сразу, а разбудил меня ночью?" И я тоже думал, лёжа в своей кровати: "Почему мама нисколько не бранила меня, почему она даже обрадовалась, что чашку разбил я, а не Бум?" В эту ночь мы долго не спали, и у каждого из нас троих было своё "почему".

№№ заданий Пояснения Ответы Ключ Критерии Инструкция Актуальность Источник Номер изложения ФИ­ПИ Правило Раздел кодификатора Раздел кодификатора ФИПИ Сложность Тема сочинения 9.1 Тема сочинения 9.3
Добавить инструкцию Печать Готово, можно копировать.

(1)Балуясь с собакой, я стал раскачиваться на стуле, не удержался, схватился за край скатерти и сдёрнул её со стола. (2)Послышался звон. (3)Сердце у меня замерло: на полу валялись черепки любимой папиной чашки. (4)Я очень испугался: ведь с тех пор, как папа умер, мы с мамой очень берегли каждую его вещь.

(5)Из кухни послышались быстрые шаги.

– (6)Что это? — (7)Мама опустилась на колени и закрыла лицо руками. — (8)Папина чашка. — горько произнесла она. (9)Потом подняла глаза и с упрёком посмотрела на меня.

(11)Колени у меня дрожали, язык заплетался.

– (12)Это. Бум! (13)Он чуточку подпрыгнул. и лапами.

(14)Лицо у мамы потемнело. (15)Она взяла Бума за ошейник и вывела его за дверь. (16)Я с испугом смотрел ей вслед.

– (17)Он будет жить в будке, — вернувшись, сказала мама и, присев к столу, о чём-то задумалась.

– (18)Если ты. нечаянно, — медленно начала она.

(19)Но я перебил её, торопясь и заикаясь:

– (20)Это не я. (21)Это Бум. (22)Прости его, пожалуйста!

(23)Но мама была непреклонна.

– (24)Бум будет жить в будке.

(25)Бум лежал на крыльце, положив морду на лапы. (26)Время шло, и с каждым часом на сердце у меня становилось всё тяжелее. (27)Я вышел на крыльцо, присел рядом с собакой. (28)Прижавшись головой к его мягкой шерсти, я случайно поднял глаза и увидел маму: она стояла у раскрытого окна и смотрела на нас. (29)Тогда, боясь, что она обо всём догадается, я погрозил Буму пальцем и громко сказал:

– (30)Не надо было разбивать чашку.

(31)После ужина небо вдруг нахмурилось. (32)Всё самое страшное, тоскливое и пугающее собралось для меня за этим ночным окном. (33)И в этой тьме сквозь шум ветра я различал голос Бума. (34)То ближе, то дальше слышался его расстроенный лай. (35)Бум бегал от двери к окнам, просил, скрёбся лапами и жалобно взвизгивал. (36)Я кусал ногти, утыкался лицом в подушку, однако решиться ни на что не мог. (37)Вдруг, с силой ударив в окно, ветер распахнул его настежь, и крупные капли дождя забарабанили по подоконнику. (38)Босиком, в одной рубашке я бросился к двери и широко распахнул её.

– (39)Мама! (40)Это я разбил чашку! (41)Это я! (42)Пусти Бума.

(43)Лицо её дрогнуло, она схватила меня за руку, и мы побежали к двери. (44)Бум холодным шершавым языком осушил мои слёзы, от него пахло дождём и мокрой шерстью. (45)Мы с мамой вытирали его сухим полотенцем, а он поднимал вверх все четыре лапы и в буйном восторге катался по полу. (46)Потом он затих, улёгся на своё место и, не мигая, смотрел на нас.

(47)А я, лёжа в своей кровати, думал. (48)Я долго думал о том, почему мама нисколько не бранила меня, почему она, на моё счастье, даже обрадовалась, что чашку разбил я, а не Бум.

Почему? - обложка рассказ Осеевой

Здесь вы можете читать онлайн рассказ "Почему?" Валентины Осеевой, о том как мальчик разбил любимую чашку погибшего отца, он побоялся признаться маме и свалил вину на собаку. Собаку наказали и выгнали из дома в будку. Мальчику стало стыдно и он рассказал маме правду.

Почему?

Мы были одни в столовой - я и Бум. Я болтал под столом ногами, а Бум легонько покусывал меня за голые пятки. Мне было щекотно и весело. Над столом висела большая папина карточка, - мы с мамой только недавно отдавали её увеличивать. На этой карточке у папы было такое весёлое, доброе лицо. Но когда, балуясь с Бумом, я стал раскачиваться на стуле, держась за край стола, мне показалось, что папа качает головой.

- Смотри, Бум, - шёпотом сказал я и, сильно качнувшись на стуле, схватился за край скатерти.

Послышался звон. Сердце у меня замерло. Я тихонько сполз со стула и опустил глаза. На полу валялись розовые черепки, золотой ободок блестел на солнце.

Бум вылез из-под стола, осторожно обнюхал черепки и сел, склонив набок голову и подняв вверх одно ухо.

Из кухни послышались быстрые шаги.

- Что это? Кто это? - Мама опустилась на колени и закрыла лицо руками. - Папина чашка. папина чашка. - горько повторяла она. Потом подняла глаза и с упрёком спросила: - Это ты?

Бледно-розовые черепки блестели на её ладонях. Колени у меня дрожали, язык заплетался.

- Бум? - Мама поднялась с колен и медленно переспросила: - Это Бум?

Я кивнул головой. Бум, услышав своё имя, задвигал ушами и завилял хвостом. Мама смотрела то на меня, то на него.

- Как же он разбил?

Уши мои горели. Я развёл руками:

- Он немножечко подпрыгнул. и лапами.

Лицо у мамы потемнело. Она взяла Бума за ошейник и пошла с ним к двери. Я с испугом смотрел ей вслед. Бум с лаем выскочил во двор.

- Он будет жить в будке, - сказала мама и, присев к столу, о чём-то задумалась. Её пальцы медленно сгребали в кучку крошки хлеба, раскатывали их шариками, а глаза смотрели куда-то поверх стола в одну точку.

Я стоял, не смея подойти к ней. Бум заскрёбся у двери.

- Не пускай! - быстро сказала мама и, взяв меня за руку, притянула к себе. Прижавшись губами к моему лбу, она всё так же о чём-то думала, потом тихо спросила: - Ты очень испугался?

Конечно, я очень испугался: ведь с тех нор как папа умер, мы с мамой так берегли каждую его вещь. Из этой чашки папа всегда пил чай.

- Ты очень испугался? - повторила мама. Я кивнул головой и крепко обнял её за шею.

- Если ты. нечаянно, - медленно начала она.

- Это не я. Это Бум. Он подпрыгнул. Он немножечко подпрыгнул. Прости его, пожалуйста!

Лицо у мамы стало розовым, даже шея и уши её порозовели. Она встала.

- Бум не придёт больше в комнату, он будет жить в будке.

Я молчал. Над столом с фотографической карточки смотрел на меня папа.

Бум лежал на крыльце, положив на лапы умную морду, глаза его не отрываясь смотрели на запертую дверь, уши ловили каждый звук, долетающий из дома. На голоса он откликался тихим визгом, стучал по крыльцу хвостом. Потом снова клал голову на лапы и шумно вздыхал.

Время шло, и с каждым часом на сердце у меня становилось всё тяжелее. Я боялся, что скоро стемнеет, в доме погасят огни, закроют все двери и Бум останется один на всю ночь. Ему будет холодно и страшно. Мурашки пробегали у меня по спине. Если б чашка не была папиной и если б сам папа был жив, ничего бы не случилось. Мама никогда не наказывала меня за что-нибудь нечаянное. И я боялся не наказания - я с радостью перенёс бы самое худшее наказание. Но мама так берегла всё папино! И потом, я не сознался сразу, я обманул её, и теперь с каждым часом моя вина становилась всё больше.

Я вышел на крыльцо и сел рядом с "Бумом. Прижавшись головой к его мягкой шерсти, я случайно поднял глаза и увидел маму. Она стояла у раскрытого окна и смотрела на нас. Тогда, боясь, чтобы она не прочитала на моём лице все мои мысли, я погрозил Буму пальцем и громко сказал:

- Не надо было разбивать чашку.

После ужина небо вдруг потемнело, откуда-то выплыли тучи и остановились над нашим домом.

- Хоть в кухню. мамочка!

Она покачала головой. Я замолчал, стараясь скрыть слёзы и перебирая под столом бахрому скатерти.

- Иди спать, - со вздохом сказала мама. Я разделся и лёг, уткнувшись головой в подушку. Мама вышла. Через приоткрытую дверь из её комнаты проникала ко мне жёлтая полоска света. За окном было черно. Ветер качал деревья. Всё самое страшное, тоскливое и пугающее собралось для меня за этим ночным окном. И в этой тьме сквозь шум ветра я различал голос Бума. Один раз, подбежав к моему окну, он отрывисто залаял. Я приподнялся на локте и слушал. Бум. Бум. Ведь он тоже папин. Вместе с ним мы в последний раз провожали папу на корабль. И когда папа уехал, Бум не хотел ничего есть и мама со слезами уговаривала его. Она обещала ему, что папа вернётся. Но папа не вернулся.

То ближе, то дальше слышался расстроенный лай. Бум бегал от двери к окнам, он зевал, просил, скрёбся лапами и жалобно взвизгивал. Из-под маминой двери всё ещё просачивалась узенькая полоска света. Я кусал ногти, утыкался лицом в подушку и не мог ни на что решиться. И вдруг в моё окно с силой ударил ветер, крупные капли дождя забарабанили по стеклу. Я вскочил. Босиком, в одной рубашке я бросился к двери и широко распахнул её.

Она спала, сидя за столом и положив голову на согнутый локоть. Обеими руками я приподнял её лицо, смятый мокрый платочек лежал под её щекой.

Она открыла глаза, обняла меня тёплыми руками. Тоскливый собачий лай донёсся до нас сквозь шум дождя.

- Мама! Мама! Это я разбил чашку! Это я, я! Пусти Бума.

Лицо её дрогнуло, она схватила меня за руку, и мы побежали к двери. В темноте я натыкался на стулья и громко всхлипывал. Бум холодным шершавым языком осушил мои слёзы, от него пахло дождём и мокрой шерстью. Мы с мамой вытирали его сухим полотенцем, а он поднимал вверх все четыре лапы и в буйном восторге катался по полу. Потом он затих, улёгся на своё место и, не мигая, смотрел на нас. Он думал: “Почему меня выгнали во двор, почему впустили и обласкали сейчас?”

Мама долго не спала. Она тоже думала:

“Почему мой сын не сказал мне правду сразу, а разбудил меня ночью?”

И я тоже думал, лёжа в своей кровати: “Почему мама нисколько не бранила меня, почему она даже обрадовалась, что чашку разбил я, а не Бум?”

В эту ночь мы долго не спали, и у каждого из нас троих было своё “почему”.

Читайте также: