Суфизм и омар хайям реферат
Обновлено: 05.07.2024
Краткая история суфизма - мистического направления ислама, проповедующего аскетизм, духовность. Значения некоторых символов суфийской поэзии. Характеристика известных широкой публике следователей течения: Омар Хайям, Джалаладдин Руми, Инайят Хан.
| Рубрика | Религия и мифология |
| Вид | реферат |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 05.02.2016 |
| Размер файла | 20,8 K |
Подобные документы
Суфизм как наука о внутреннем мире человека, его возникновение. Суфии и псевдосуфии. Мутазтлиты и развитие суфизма в арабо-мусульманской философии. Суфийская концепция человека. Учение Аль-Газали о совершенном человеке. Зарождение суфийской литературы.
дипломная работа [60,2 K], добавлен 14.11.2011
Возникновение ислама в арабском обществе. Мухаммед и его краткая биография. Проявления пророчества у Мухаммеда. Вероучение, раскол и секты ислама: шиизм, исмаилизм, ассасинизм, суннизм, мутализм. Возникновение течения суфизма, его последователи.
контрольная работа [27,9 K], добавлен 20.04.2009
Возникновение исламского течения суфизм и его исторический путь развития, основные элементы данного философского направления. Один из видных представителей суфийского течения Аль-Газали: краткий биографический очерк, описание идей и их источников.
курсовая работа [70,1 K], добавлен 06.12.2012
Разновидности суфийских институтов. Трансформация идей и практик суфизма в контексте изменения исторических реалий. Суфизм в условиях кризиса духовной культуры и его проявление на Северном Кавказе. Суфийские ордены в исламе. Теории "исламского" суфизма.
курсовая работа [166,9 K], добавлен 06.04.2012
Исследование истории зарождения Ислама, жизненного пути пророка Мухаммеда. Описания основных течений в Исламе: хариджитов, суннитов и шиитов. Характеристика направлений в движении за реформацию данной религии, правовых школ и мистических течений суфизма.
презентация [220,6 K], добавлен 16.10.2012
Свято-Николаевский собор в Евпатории. Посещении собора российским императором. Мечеть Джума-Джами-краса, гордость Евпатории. Обитель дервишей. Суфизм-явлений религиозной культуры Востока. Пять основных направлений суфизма. Влияние суфизма. Армянский храм.
реферат [54,9 K], добавлен 16.11.2008
Понятие ислама как культурного феномена, его сущность и особенности, история зарождения и развития, современное состояние и распространение. Отличительные черты суннизма и шиизма. Суфизм как мусульманский мистицизм, его варианты и характеристика.
Омар Хайям (около 1048, Нишапур, - после 1122, там же) - всемирно известный классик персидско -таджикской поэзии, ученый, математик, астроном, поэт и философ. Полное имя - Гияс ад-Дин Абуль Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури.
Рубаи Омара Хайяма – классика средневековой восточной поэзии, которая и по сей день привлекает к себе всех ценителей мудрого слова.
2.Омар Хайям-поэт и философ
Омар Хайям навсегда вошел в историю всемирной культуры не только как блестящий ученый-энциклопедист, но и как прекрасный поэт и философ. Параллельно с занятиями наукой создавал он свои бессмертные стихотворения, известные всеми миру.
Единственной формой своих стихов Хайям избрал рубаи - четверостишия. Это исконно народная форма стихов, она бытует и поныне у персов и таджиков. Рубай Хайяма - своеобразная миниатюра, где целая жизнь, большое человеческое переживание включены в четыре строчки.
Лирические стихи поэта о любви и дружбе, о поиске смысла жизни и о многом другом - оптимистичные и скорбные, практические и возвышенные, всегда наполнены глубоким философским смыслом.
В день завтрашний нельзя сегодня заглянуть,
Одна лишь мысль о нем стесняет мукой грудь.
Кто знает, много ль дней тебе прожить осталось?
Не трать их попусту, благоразумен будь.
Ты скажешь, эта жизнь — одно мгновенье.
Ее цени, в ней черпай вдохновенье.
Как проведешь ее, так и пройдет,
Не забывай: она — твое творенье.
Сердце к злу тебя клонит — так делай добро!
Может узел распутать умело добро.
Если оба спешат стать навек твоим другом,
То в друзья выбирай себе смело добро!
Тот, кто в сердце своем тайны духа познал,
Тот читает в сердцах, кто б пред ним не стоял.
Сам он — море, ныряльщик и жемчуг бесценный!
Вникни в мудрость того, что сейчас я сказал!
Живи праведно, будь тем доволен, что есть,
Живи вольно, храни и свободу, и честь.
Не горюй, не завидуй тому, кто богаче,
Кто беднее тебя, — тех на свете не счесть!
Не теряй никогда в жизни мудрости суть,
Не теряй, чтоб к добру или злобе прильнуть!
Ты — и путник, и путь, и привал на дороге,
Не теряй же к себе возвращения путь!
Будешь людям служить - будешь ими любим.
Другом верным, желанным становишься им.
Мы — источник веселья — и скорби рудник,
Мы вместилище скверны — и чистый родник.
Человек — словно в зеркале мир, — многолик,
Он ничтожен — и он же безмерно велик.
Послушай, юноша, что старец, произносит —
Он только суть одну тебя постигнуть просит:
Не должен ты дружить с безграмотным невеждой,
Не должен труд вершить, что пользы не приносит.
Поэзия непревзойденного мастера блестящих по остроумию и изяществу четверостиший пронизана стремлением к радостям земной жизни. Он прославляет человеческие чувства и подлинный, смелый и все постигающий разум. Справедливость, доброта, свобода, честность - вот идеалы для Хайяма.
И с другом, и с врагом ты должен быть хорош!
Кто по натуре добр, в том злобы не найдешь.
Обидишь друга — наживешь врага ты,
Врага обнимешь — друга обретешь.
Мы не знаем, протянется ль жизнь до утра.
Так спешите же сеять вы зерна добра!
И любовь в тленном мире к друзьям берегите
Каждый миг пуще золота и серебра.
Будь мудр и жалкий путь глупца себе не выбирай.
Коль щедр друг, в друзья скупца себе не выбирай.
Сердца людей открыты тем, кто помыслами чист,
Дари всем благо, но льстеца себе не выбирай.
Не смотри, что иной выше всех по уму,
А смотри, верен слову ли он своему.
Если он своих слов не бросает на ветер -
Нет цены, как ты сам понимаешь, ему.
Изначальней всего остального - любовь,
В песне юности первое слово — любовь.
О, несведущий в мире любви горемыка,
Знай, что всей нашей жизни основа — любовь!
В своих бессмертных стихах Омар Хайям воспевал свободу, бичевал ханжество и лицемерие, высмеивал суеверие, отвергая веру в потусторонний мир. Обращаясь к Богу, Хайям пишет о несправедливости на земле:
Говорят, что ты смертных умеешь прощать,
Не дозволишь грешить и не дашь обнищать.
Если ты воскресишь меня ангелом светлым.
То зачем меня черною книгой стращать?
Небо! Жалуешь ты почему подлецов?
Бани, мельницы - им, им — сиянье дворцов,
Человек благородный и хлеба не видит,
Наплевать я на небо такое готов.
Когда б я властен был над этим небом злым,
Я б сокрушил его и заменил другим.
Чтоб не было преград стремленьям благородным,
И человек мог жить тоскою не томим.
Стихи Омара Хайяма - своеобразный бунт против догм официальной религии.
Душой ты безбожник с Писаньем в руке,
Хоть вызубрил буковки в каждой строке.
Без толку ты оземь башкой ударяешь,
Ударь лучше оземь всем тем, что в башке!
Миром правят насилие, злоба и месть,
Что еще на земле достоверного есть?
Где счастливые люди в озлобленном мире?
Если есть — их по пальцам легко перечесть.
Я презираю лживых, лицемерных
Молитвенников сих, ослов примерных.
Они же, под завесой благочестия,
Торгуют верой хуже всех неверных.
За такие стихи поэт подвергался нападкам духовенства и, изливая душу в своих четверостишиях, часто недоговаривая, скрываясь за намеками, сохранил свою жизнь только благодаря покровительству высоких правителей. В одном из своих стихотворений Хайям пишет:
То облечет судьба меня в шелка,
То обдерет, как дольку чеснока,
Но об ее капризах долго думать —
Так превратишься скоро в старика.
Но надо заметить, что ученый-поэт тяжело переживал свою постоянную зависимость от богатых меценатов, отсутствие свободы личности. Он пишет:
О, если б каждый день иметь краюху хлеба,
Над головою кров и скромный угол, где бы
Ничьим владыкою, ничьим рабом не быть-
Тогда благословить за счастье можно небо.
Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть.
Долго ль будешь ты всяким скотам угождать?
Только муха за харч может душу отдать!
Кровью сердце питайся, но будь независим.
Лучше слезы глотать, чем объедки глодать.
Лучше мыкать нужду и невзгоды с ослом.
Чем с презренным сидеть за обильным столом.
Лучше черствую корку глодать в одиночку,
Чем халвой угощаться с вельможным ослом.
На самом же деле великий ученый был глубоко верующим человеком. Его истинная вера выражалась в его стихах:
Есть много вер, и все несхожи.
Что значат — ересь, грех, ислам?
Любовь к тебе я выбрал, Боже,
Все прочее — ничтожный хлам.
Мусульманин, еврей иль язычник ты есть —
Жертвуй жизнью, чтоб душу до Бога донесть.
Будь прямой, как стрела, в соблюдении веры!
Иль — лежать в колчане тебе скромная честь.
Только Бог! Ничего больше нет, знаю я,
Мне о том рассказала тетрадь Бытия.
Светом Истины сердце едва озарилось —
От неверья очистилась вера моя!
Ты, стремящийся в вечность дорогу найти,
Можешь в светлой молитве ты много найти.
Бог — в тебе, а великое небо есть в сердце,
Лишь в себе — где еще тебе Бога найти?
Читая стихи, предложенные выше, и другие, убеждаемся и понимаем, что перед нами глубокий философ, великий гуманист и жизнелюб, человек независимого, гордого духа и трагической судьбы.
3.Омар Хайям – астроном
От земной глубины до далеких планет
Мирозданья загадкам нашел я ответ.
От зенита Сатурна до чрева Земли
Тайны мира свое толкованье нашли.
Я распутал все петли вблизи и вдали.
Этими стихами можно начать рассказ об увлечении Омар Хайям астрономией.
Благодаря покровительству одного из министров сельджукского султана Маликшаха в распоряжение Омара Хайяма была предоставлена обсерватория в Исфахане.
Мы для плоти Вселенной — душа ее, суть,
Мы, кому в ее тайны дано заглянуть.
Присмотрись - лучше нас ничего нету в мире,
Мы связуем миры, между ними наш путь.
Омар Хайямом была предложена интересная система солнечного календаря. По ней високосными годами должны были считаться восемь лет из каждых 33. В среднем продолжительность года по Хайяму составляет 365 и 8/33 суток. Погрешность всего 19 секунд в год, точнее современного времени на 7 секунд. Год начинался со дня весеннего равноденствия, т. е. соответствовал ритмам природы и сельским работам. Весенние и летние месяцы такого года длились 31 день, все месяцы второй его половины - 30 дней. В простые годы последний месяц имел 29 дней. Календарь Хайяма дает ошибку в один день за 5000 лет, тогда как нынешний Григорианский календарь дает ошибку в один день за 3330 лет. О своем календаре Хайям говорит в стихах:
Я рассчитал — твердит людей молва —
Весь ход времен. Но дней ведь только два
Изъял навек я из календаря:
Тот, что не знаем, — завтра, не вернем — вчера.
Реформа календаря была осуществлена в 1079 году; он действовал в Иране почти 900 лет и был отменен только в 1976 году.
«Эй, видящий вращенье небосвода,
Не помнящий, что смерть стоит у входа,
Очнись, взгляни хоть мельком, как с людьми
В 1092 году после смерти Маликшаха обсерватория была закрыта.
Кроме астрономии и математики, Омар Хайям увлекался географией, написал несколько трактатов по естествознанию. Как настоящий ученый, он был скромен, сознавал, что лишь очень небольшая часть всех тайн Вселенной известна ему. Он писал:
Меня философом враги мои зовут,
Однако, — видит Бог, — ошибочен их суд.
Ничтожней многого я: ведь мне ничто не ясно.
Не ясно даже то, зачем и кто я тут.
4.Омар Хайям-математик
Математические сочинения, дошедшие до наших дней, характеризуют Омара Хайяма как выдающегося ученого своего времени. Он сыграл большую роль в создании и развитии алгебры. Вот что пишет он об алгебре:
Это первое дошедшее до нас определение алгебры как науки означает: алгебра - это наука об определении неизвестных величин, состоящих в некоторых отношениях с величинами известными. Определение неизвестных осуществляется с помощью составления и решения уравнений.
О.Хайям дал полную классификацию кубических уравнений, имеющих положительные корни. Он выделил 19 классов; из них 5 сводятся к линейным и квадратным.. Для остальных 14 классов он указал метод решения с помощью конических сечений – параболы, равносторонней гиперболы, окружности.
Во второй и третьей частях трактата О.Хайям анализирует античную теорию отношений и учение о числе. Средневековый ученый внес значительный вклад и создание понятия действительного числа. Понятие иррационального числа стало равноправным с числом рациональным.
Эпиграфом к научной деятельности Омара Хайяма можно выбрать строчку из одного четверостишия
Хорошо, если платье твое без прорех,
И о хлебе насущном подумать не грех.
А всего остального и даром не надо-
Жизнь дороже богатства и почестей всех.
О своих занятиях наукой он пишет так:
Не была познанья жажда чуждой сердца моего,
Мало тайн осталось в мире, недоступных для него.
Семьдесят два долгих года размышлял я дни ночи.
Лишь теперь уразумел я, что не знаю ничего .
О том, как много работал ученый, видно из строк:
Мне мудрость не была чужда земная.
Разгадки тайн ища, не ведал сна я.
Его труды принесли огромную пользу в развитии наук, а замечательные рубаи до сих пор покоряют читателей своей предельной емкостью, лаконичностью, простотой изобразительных средств, гибким ритмом.
Хайям страстно желал переустройства мира и делал для этого все, что в его силах: открывал законы природы, устремлял взгляд на звезды, вникал в тайны мироздания и помогал людям освобождаться от духовного рабства. Он видел, что все религии сковывают человеческий дух, силу его разума, и понимал, что только освободившись от этого, человек сможет жить свободно, счастливо.
В настоящее время О.Хайяма по праву оценивают как одну из самых видных фигур в истории мировой поэзии и науки. Его работы переведены на все основные языки мира.
Пророческими оказались слова Хайяма:
Не тоскуй же! Пока этот мир будет жить,
Людям имя твое и твой след не забыть.
Пока на тебе движутся стройно светила.
Мысль твоя – это к сути незримая нить.
Имам Хорасана, Ученейший Муж Века, Знаток Истины, Царь Философов Востока и Запада – таков неполный список почетных титулов Омара Хайяма в зените славы.
·Е. Ефимовский. След колесницы. - Д., 1988.
· О. Хайям. Рубай - сборник стихов. / Сост. III. Шамухамедов. - Институт рукописей им. Х.С. Сулейманова АН УзССР, 1983.
Но при всем при том аскетизм Хайяма не является основанием его лицемерного самоупоения, упоения святостью аскетизма, что порой встречалось среди последователей позднего суфизма. Именно против такого самоупоения выступал один из известных суфийских поэтов Ансари:
При жизни Омара Хайяма еще более явственно проявились различия в суфизме. Его умеренное крыло постепенно сближалось с ортодоксальным исламом (в конце концов именно аль-Газали создал такую достаточно интегрированную систему). Крайние суфии — пантеисты — достаточно резко расходились во взглядах со сторонниками ключевых догм господствовавшей ортодоксии. Хайям был близок именно к такого рода суфиям, однако чистым суфием без всяких оговорок его нельзя считать. В ключевом вопросе фана, да и по некоторым другим проблемам взгляды Хайяма и крайних суфиев заметно расходились.
Для крайних суфиев-пантеистов ничего, кроме аллаха, не существовало. Природа, человек, животный мир, лай собаки, вой ветра, грохот грома, сверкание молнии, звуки музыки — везде и во всем они видели проявление Аллаха. Для исламских ортодоксов же сравнение лая собаки с голосом бога являлось еретическим кощунством, против которого оправданы любые методы борьбы.
Например, мусульманское духовенство обвинило аль-Халладжа в отступничестве от единобожия. Но сам аль-Халладж отнюдь не утверждал существования в одно и то же время двоих — бога и человека. Аллах и его творения для суфиев-пантеистов неотделимы друг от друга. Тем не менее аль-Халладж был казнен.
Вместе с тем многое и сближало Омара Хайяма с крайними суфиями, прежде всего отношение к шариату. Исламские ортодоксы считали и считают, что шариат и есть истина. Поэтому правоверный мусульманин должен считать своим долгом строго следовать его предписаниям.
Умеренные, правоверные суфии видели в соблюдении предписаний шариата важное средство на пути духовного совершенствования. Такой точки зрения придерживался и аль-Газали.
Одним из наиболее опасных элементов в суфийском учении, с точки зрения правоверных защитников шариата, являлось отрицание превосходства ислама как религиозного вероучения. Крайняя веротерпимость суфиев вызывала особое возмущение у ортодоксов ислама.
Суфии-пантеисты довольно безразлично относились ко всем религиям, считая, что между ними существует только внешнее различие. Порой они игнорировали даже различие между верой и неверием. С их точки зрения, нет никакой разницы между мечетью и церковью, между Каабой и питейным домом — все сводится в конечном счете только к внешней несхожести. Религия подобна прозрачной воде, которая в зависимости от цвета сосуда становится красной, зеленой, синей и т. д.
Одно из наиболее строгих предписаний шариата заключается в необходимости для правоверного мусульманина соблюдения ежегодного месячного поста. В месяце рамазан верующие в течение дня от восхода до захода солнца ничего не едят, не пьют и не курят.
Крайние же суфии под всякими предлогами могли нарушать пост, как, например, суфий Мааруф Кархи: «Рассказывают, что однажды в месяц рамазан Мааруф Кархи нарушил свой пост и выпил воды у водоносца, который кричал: „Благословит Аллах того, кто выпьет воды“. Ему, Мааруфу Кархи, напомнили, что он держит пост. Кархи отвечал: „Да, но меня привлекло благословение Аллаха“.
Есть в рубайяте четверостишие, которое является своего рода радикальной иллюстрацией мысли аль-Кушейри:
Еще одним пунктом существенного расхождения между крайними суфиями и ортодоксами являлось отношение к любви. Для суфия истинная любовь — это любовь к богу, через которую постигается истина. Такая любовь не похожа на земную любовь, которая возникает между влюбленными, между родителями и детьми, между родственниками. Любовь к Аллаху-истине выше и не сравнима ни с чем.
Естественно, для крайних суфиев, мышление и поведение которых основано на предпосылке такой беспредельной любви к Аллаху, безразличен и как бы не существует и пророк с его предписаниями, и мусульманская община, и халиф, и т. д.
Ту же самую Рабию аль-Адавию однажды спросили, любит ли она Аллаха. Она ответила, что любит. Затем спросили, порицает ли она шайтана. Она ответила — нет, потому что любовь к богу не оставила никакого места в ее сердце для порицания шайтана: «Рабия сказала, что она видела посланника бога во сне, и пророк спросил ее: „О Рабия, любишь ли меня?“ Она ответила: „О посланник бога, кто тебя не любит? Но любовь к богу так заполнила мое сердце, что в нем не осталось места для другой любви, кроме любви к богу“.
Говоря о теме любви, нельзя не коснуться и проблемы символизма в суфийской литературе, и особенно в поэзии. Суфизм создал достаточно стройную систему символов, при помощи которых идеи того или иного произведения буквально зашифровывались. В частности, идея любви к Аллаху находила свое отображение в строках, описывавших состояние обычного влюбленного, тоскующего по своему возлюбленному. Ансари таким образом пишет следующее суфийское четверостишие:
Русский дословный перевод не может принципиально выразить то состояние хала, которое отобразил Кух. Дело в том, что глубинное восприятие символической ситуации, описанной поэтом, предполагает не только и не столько знание используемых суфийских символов, сколько определенное внутреннее эмоционально-символическое состояние слушателя.
Хайям неоднократно касается темы любви в своих поэтических произведениях. Причем эти рубаи можно разделить на три типа. В некоторых четверостишиях он, используя в определенной степени разработанную суфиями символику, говорит о любви к богу:
Если под влюбленностью иметь в виду стремление к Аллаху, под вином — мистический настрой, а под опьянением — экстаз, то это рубаи в общем является типично суфийским.
Но есть у Хайяма и другие рубаи, которые могут интерпретироваться двояко: и как выражение любви к богу, и как гимн человеческой любви. Таким является знаменитое четверостишие:
Наконец, встречаются в рубайяте четверостишия, в которых Хайям формулирует свои представления именно о земной любви, но с определенными философскими выводами:
И еще в одном пункте взгляды Хайяма или были близки к концепциям суфиев, или даже совпадали. Речь идет об оценке роли рационального знания и его месте в более широком контексте человеческого мироощущения. Причем здесь представления суфиев и Хайяма противостоят взглядам сторонников калама — схоластического богословия.
В отличие от ортодоксального ислама суфизм в своей основе предполагал совершенно иную веру, определяемую не кем-то извне, а каждым индивидуальным человеком, веру, основывающуюся на личной достоверности пережитого опыта. (В действительности это ключевое положение, особенно после XII—XIII веков, чаще всего уже не реализовывалось.)
Суфий не просто вручал себя бездумно Аллаху. Суфий должен был стремиться к такой вере, которая должна быть результатом труднейших испытаний, сомнений, отчаяния, страданий. Принципиально она ориентирована на человека, сознательно выбирающего трудный путь обретения особого рода чувственного, интеллектуального, духовного наслаждения. И Аллах в этой структуре веры стал совершенно иным: чувственно-интеллектуальным символом духовного единства человека со Вселенной, символом страстно желанной вечности и сокровенной тайны мира, к постижению которой устремлены все поиски человека.
Суфию, чтобы узреть бога, нельзя останавливаться на внешнем взгляде на вещи. Необходимо проникнуть внутрь их. Это не обнаружение причинных пластов вещи, не помещение ее в ряд с другими, причинно связанными с ней вещами, не анализ и разложение ее на составляющие части. Суфий должен перевоплотиться в эту вещь и уже изнутри себя обрисовать ее. Один из центральных принципов познания суфизма, как, впрочем, и исмаилизма, — идея глубокой взаимосвязи макро— и микрокосма. Все элементы мира, каждый на своем уровне, отражают абсолютный интеллект.
Взгляды Омара Хайяма были близки к некоторым представлениям суфиев. Но они не всегда были полностью идентичны. В рубайяте есть следующее четверостишие, которое проникнуто подчеркнутым пренебрежением к суфизму:
Перу Хайяма принадлежат рубаи, в которых он в еще более резкой форме высказывает свое отношение к суфиям. В одном из своих четверостиший, не имеющем русского стихотворного перевода, Хайям говорит:
Но еще более показательно для оценки отношений между Хайямом и суфиями рубаи, в котором Омар Хайям противопоставляет свое отношение к вину суфийской символике. Кроме того, пожалуй, только в этом стихотворении он прямо высказывается по поводу известных суфийских шейхов.
Ибрахим ибн Адхам Балхи и Абу Саид Мейхенский относились к числу крупнейших авторитетов в суфизме. Абу Саид в свое время встречался с Ибн Синой. Но Хайям хочет подчеркнуть в этом четверостишии, что воля и свобода самого человека, пусть заключающаяся просто в выборе чаши вина, для него выше всего того, что обещают различные суфийские шейхи.
Известный представитель умеренного суфизма и крупный исламский теолог Наджм ад-Дин Абу Бакр прямо противопоставляет Омара Хайяма благочестивым суфиям: «И известно, что была за мудрость в привлечении духа чистого, вышнего и бестелесного в форму земную, низшую, мрачную; (известно также), для чего дух разлучается с телом и прерывается с ним связь его и разрушается форма; (известно, наконец), что за причина вторичного оживления формы в день судный и превращения ее в оболочку для духа: — причина та, чтобы (человек) не оправдывал (коранического) выражения: „Они скотам подобны, пожалуй, даже еще более заблудшие“ (Коран, VII, 178), — и достигал бы ступени человечности, и освобождался бы от пелены нерадения (о котором сказано в Коране): „Они знают только наружное в жизни этого мира, а относительно будущей своей жизни они нерадивы“ (Коран, XXX, 6.); — и со вкусом и страстью вступал бы на путь шествования (к Богу). А тем несчастным философам, материалистам и натуралистам, которые лишены этих двух благ, которые ошеломлены и сбиты с пути, остается вместе с одним из литераторов, который известен у них талантом и мудростью, остроумием и познанием (то есть Омаром Хайямом), читать только вследствие крайнего смущения и заблуждения следующие стихи:
Поэтическое наследие Омара Хайяма – математика, философа, поэта – вызывало больше споров, чем творчество любого другого персидского поэта. В своей знаменитой работе “Омар Хайям и странствующие четверостишия”, вышедшей в 1897 году, В. А. Жуковский, суммируя существующие в науке характеристики Хайяма и его творчества, писал:
“Он вольнодумец, разрушитель веры; он безбожник и материалист; он насмешник над мистицизмом и пантеист; он правоверный мусульманин, точный философ, острый наблюдатель, ученый; он – гуляка, развратник, ханжа и лицемер. Он не просто богохульник, а воплощенный отрицатель положительной веры и всякой нравственной веры; он мягкая натура, преданная более созерцанию божественных вещей, чем жизненным наслаждениям; он скептик и эпикуреец, он персидский Абу-ль-Ала, Вольтер, Гейне. Можно ли в самом деле, – продолжал Жуковский,- представить человека, если только он не нравственный урод, в котором могли бы совмещаться и уживаться такая смесь и пестрота убеждений, противоположных склонностей и направлений, высоких доблестей и низменных страстей, мучительных сомнений и колебаний”.
Сам Хайям пишет о себе так:
“Пусть пьяницей слыву, гулякой невозможным,
Огнепоклонником, язычником безбожным,-
Я, верен лишь себе, не придаю цены
Всем этим прозвищам – пусть правильным, пусть ложным”.
(перевод О. Румера)
Мы – цель и высшая вершина всей вселенной
Мы – наивысшая краса юдоли бренной.
Коль мирозданья круг есть некое кольцо,
В нем, без сомненья, мы – камень драгоценный.
(перевод О. Румера)
Как и для гуманистов всех времен и народов, человек для Хайяма – самое высокое и самое совершенное из всего, что создала природа. Но человек лишь часть природы, и поэтому Хайям, признавая и подтверждая бессмертие природы, отказывает в бессмертии ему, а может быть и человечеству. Ученый, привыкший верить только тому, что подкрепляется бесспорными доказательствами и умозаключениями, он признает временную бесконечность мира, но не может принять за недоказуемость версию о том, что рождение и смерть человека суть лишь его приход и уход в иной, потусторонний мир:
Приход наш и уход загадочны, – их цели
Все мудрецы земли осмыслить не сумели.
Где круга этого начало, где конец,
Откуда мы пришли, куда уйдем отселе?
(перевод О. Румера)
Кто в тайны вечности проник? Не мы друзья,
Осталась темной нам загадка бытия,
За пологом про “я” и “ты” порою шепчут,
Но полог упадет, – и где мы, ты и я?
(перевод О. Румера)
Протест против религиозных запретов рельефно отразился в цикле гедонических стихов поэта. Проповедь наслаждения земной жизнью неотделимо у Хайяма от воспевания вина, которому, кстати, он посвятил специальную главу “Слово в пользу вина” в своем научном трактате “Ноуруз-наме”.
Трактовка темы вина у Омара Хайяма намного глубже, чем в известном классическом жанре хамрийат (“винная поэзия”), где описываются как само вино, так и его свойства. Вместе с тем Хайям далек и от суфийского понимания вина, согласно которому этот напиток рассматривается как средство (или как символ) экстатического исчезновения личности, отчуждения его от всего земного для слияния с абсолютом, т. е. с Богом.
Вино в стихах Хайяма – поэтический образ, служащий ему средством самовыражения, самоутверждения и отчуждения от религиозных запретов. Для Хайяма вино – символ земных радостей и борьбы с религиозным ханжеством, способ выражения протеста против существующей действительности, бунта против человеческой ограниченности.
Хайям, воспевая вино, отнюдь не призывает к пьянству и разнузданности, более того, он осуждает неумеренность и глупость тех, кто не может с толком воспользоваться одним из высших наслаждений – вином. Здесь он выступает и как высокий ценитель человеческого ума:
Пей с достойным, который тебя не глупей,
Или пей с луноликой любимой своей.
Никому не рассказывай, сколько ты выпил.
Пей с умом. Пей с разбором. Умеренно пей.
(перевод Г. Плисецкого)
Многие четверостишия поэта посвящены воспеванию женской красоты, например:
Красой затмила ты Китая дочерей,
Жасмина нежного лицо твое нежней,
Вчера взглянула ты на шаха Вавилона
И все взяла: ферзя, ладьи, слонов, коней.
(перевод О. Румера)
В целом вся гедоника Хайяма, его призыв ловить краткие минуты счастья на земле, наслаждаться жизнью, прекрасной, несмотря на все ее невзгоды, не согласуются с установлениями ислама и противоречат мусульманской догматической проповеди презрения к земным благам.
Живи безумец! Трать, пока богат,
Ведь ты же сам не драгоценный клад!
И не мечтай, не сговорятся воры
Тебя из гроба вытащить назад.
Бегут за мигом миг и за весной весна,
Не проводи же их без песни и вина.
Ведь в царстве бытия нет блага выше жизни, –
Как проведешь ее, так и пройдет она.
(перевод О. Румера)
Не это ли стало причиной жесточайших преследований Хайяма духовенством, с которым он столкнулся на закате своих дней, что, как полагают, вызвало к жизни цикл стихов, проникнутых разочарованием и скепсисом, сомнениями в искренности друзей и правоте разума.
Много мыслей в моей голове, но увы:
Если выскажу их – не сносить головы!
Только эта бумага достойна доверья.
О друзья, недостойны доверия вы!
(перевод Г. Плисецкого)
Тот, кто следует разуму, – доит быка.
Умник будет в убытке наверняка!
В наше время доходней валять дурака,
Ибо разум сегодня в цене чеснока.
(перевод Г. Плисецкого)
В четверостишиях Омара Хайяма нас привлекает ясность мысли, глубокий философский смысл, лаконичность и простота слога, доступность понимания, бунтарский дух и независимость суждений.
Восхищает жизнелюбие, стремление к прекрасному, земным радостям, могучие порывы свободной личности, которую не смогли сломить жизненные невзгоды и судьба, на которой, как и на судьбах многих других поэтов и ученых этого периода, лежит трагическая печать непонимания и непризнания современниками.
Если представить хайамовскую эпоху во всей полноте социальной, идеологической и культурной жизни, следует считаться с тем, что мистические учения, набиравшие силу внутри ислама, особенно суфизм, играли все более значительную роль в формировании моральных идеалов образованного сословия. Потаенный поэтический язык мистиков включал целый пласт жизнелюбивых мотивов и образов, который широко использовал в своих четверостишиях и Омар Хайям. При этом вопрос об истинном смысле этих образов в его жизни остается открытым.
Некоторые востоковеды придерживаются мнения, что в последние годы своей жизни престарелый ученый склонился к мистическому миросозерцанию, о чем, казалось бы, прямо свидетельствует концовка одного из его поздних трактатов. Подразделив всех, кто стремится к познанию Бога, на четыре категории (ученые-богословы, философы и мудрецы, исмаилиты и суфии) Хайям признает мистический путь общения с Богом предпочтительным. В том же духе рисуется нам великий мыслитель в преддверии своей кончины. Рассказ о последних часах жизни Хайяма передает Бейхаки со слов зятя ученого. Однажды, во время чтения “Книги исцеления” Абу Али ибн Сины Хайям почувствовал приближение смерти (а было ему тогда уже за восемьдесят лет). Остановился в чтении на разделе, посвященном труднейшему метафизическому вопросу и озаглавленном “Единое и множественное”, заложил между листов золотую зубочистку, которую держал в руке, и закрыл фолиант. Затем он позвал своих близких и учеников, сделал завещание и после этого уже не принимал ни пищи, ни питья. Исполнив молитву на сон грядущий, он положил земной поклон и, стоя на коленях, произнес:
“Боже! По мере своих сил я старался познатьТебя. Прости меня! Поскольку я познал Тебя, постольку я к Тебе приблизился”. С этими словами на устах Хайям умер.
© Омар Хайям и суфизм. Дж. Дорри
© Суфизм в Иране и Центральной Азии. Материалы международной конференции.
Редактор и составитель Сафар Абдулло
В суфизме существует определенная совокупность [формальных] признаков, по которым можно судить, является ли человек дервишем (суфием).
Например, принадлежность к знатному роду не является таким признаком, даже если это род, ведущий начало от Пророка. А если человек прошел обряд посвящения в суфийский тарикат (орден) и у него есть наставник, включенный в цепь духовной преемственности (силсила), то о нем можно сказать, что он дервиш. Собственно, дервиш это тот, кто получил посвящение в суфийский орден. Когда человек становится дервишем, это, как правило, не признание каких-либо невероятных заслуг и высокой степени духовного продвижения, а всего лишь первый этап Пути: человек соответствует минимальным требованиям.
В случае Ибн Сины: он — дервиш, если у него был наставник, входящий в силсилу и проводивший с ним суфийское обучение. (Суфийские тарикаты в эту эпоху еще не сформировались).
Человек вне суфийской традиции может быть разумным, нравственным и талантливым, но это еще не делает его суфием.
Был ли суфием Омар Хайам.
Первым из западных исследователей эту точку зрения высказал J.B. Nicolas. Он был главным переводчиком французского посольства в Персии. Его перевод Хайама был опубликован в 1867 г.
В 20-ом веке так же считали С.Х.Наср и Идрис Шах.
Nicolas took the view that Khayyam himself clearly was a Sufi Источник
Далее:
the first French translation, of 464 quatrains in prose, was made by J.B. Nicolas, chief interpreter at the French Embassy in Persia in 1867.
А.Корбен. История исламской философии
Отсюда
В статье авторитетного ученого Ю.Аверьянова говорится, что Омар Хайам был учителем известного суфийского шейха Айн аль-Кудата:
Так, в XII в. были казнены по обвинению в ереси суфийские шейхи Айн аль-Кудат, ученик Ахмада Газзали. Одним из его учителей был также известный Омар Хайям Нишапури, персидский поэт и ученый.
Жаль, что не написано — учителем чего. Может быть, Хайам преподавал математику?
Высокоавторитетный современный ученый, крупнейший иранист и религиовед Сайид Хоссейн Наср также считает его суфием. Наср пишет, что Хайям отводил суфиям самую высокую ступень в иерархии обладателей знания.
См. S.H.Nasr.Science abd civilization in Islam. Barnes & Noble.1992.P.160.
Омар Хайам
Мои влюбленные, ринды*, сегодня у нас торжество.
Мы сидим в харабате**, нам чаша вина — божество.
От ума, и добра, и от зла мы сегодня свободны,
Все мы вдребезги пьяны. Не требуй от нас ничего!
Читайте также: