Реферат юнг о религии

Обновлено: 04.07.2024

Социальная философия и социология исследуют природу религии с точки зрения проявления в ней социальных закономерностей. Однако религия представляет собой не только социальное, но и психологическое явление. Она является составной частью внутренней эмоционально-волевой и духовной жизни религиозной личности. Именно на эту сторону религии делают акцент в своих исследованиях представителипсихологии религии — одного из разделов рели-гиоведения, находящегося на стыке философии и психологии.

По Джемсу, религиозный опыт в принципе одинаков у всех верующих — буддистов, христиан, мусульман. Но тогда встает вопрос: каким же образом появляются религиозные вероисповедания, религиозные конфессии? И здесь У. Джеме обращается к воздействию социальной реальности. Он полагает, что в зависимости от конкретных условий социального бытия людей, определяемых местом рождения, особенностями воспитания и т д., человек становится либо буддистом, либо католиком, либо мусульманином. Однако социальные проявления, по мнению Джемса, вторичны и малосущественны для религиозной жизни индивида. Решающее значение имеют непосредственные чувства и переживания. Отсюда вытекает и концепция У. Джемса о терапевтической функции религии. У. Джеме утверждал, что религия содержит в себе определенные психологические механизмы, благотворно действующие на людей. Она обладает чудесной властью самые невыносимые страдания человеческой души превращать в самое глубокое и прочное счастье.

3. Фрейд считал, что в бессознательных влечениях индивида содержится огромная разрушительная для общества сила. Общество, стремясь обуздать эти силы, создает различные надстроечные механизмы в виде социальных норм и иных институтов культуры Подавление мощных природных стремлений социальными нормами, по мнению Фрейда,и порождает религию. Религия — это способ защиты индивида от враждебного ему социального начала, той узды, которая сдерживает его агрессивные природные инстинкты. Подавление инстинктивных влечений, по Фрейду, приводит к расстройству психики человека — неврозу И религия рассматривается Фрейдом как одна из разновидностей невроза — коллективный невроз.

Ученик 3. Фрейда, а впоследствии один из его критиков, швейцарский ученый, врач-психоаналитик К. Г. Юнг (1875—1966) в качествеосновы религии также рассматривает бессознательное, не индивидуальное, аколлективное бессознательное. К. Юнг проводит четкое различие между индивидуальным и коллективным бессознательным. Индивидуальное бессознательное отражает личностный опыт отдельного человека и состоит из переживаний, которые когда-то были сознательными, но утратили свой сознательный характер в силу забвения или подавления. Коллективное бессознательное — это общечеловеческий опыт, характерный для всех рас и народов. Оно представляет собой скрытые следы памяти человеческого прошлого, а также дочеловеческого животного состояния. Таким образом, коллективное бессознательное, по Юнгу, сверхъестественно, надличностно.

Итак, религия представляет собой сложное, многоуровневое явление. Поэтому изучение и истолкование религиозного феномена осуществляется целым рядом дисциплин, совокупность которых и образует специфическую синтетическую отрасль знания — религи-оведение. Религиоведение не является наукой в точном смысле этого слова. Оно базируется на различных подходах в истолковании истоков, природы и назначений религии И это многообразие не позволяет религиоведению занимать однозначную мировоззренческую позицию, а призывает проявлять мировоззренческий плюрализм, одинаково уважительно относиться к характеру аргументации всех его представителей.

Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий // Работы М. Вебера по

социологии религии и идеологии М., 1985.

Джеме В. Многообразие религиозного опыта. М., 1910.

Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1990.

Маркс К. К критике гегелевской философии права //Маркс К., Энгельс ф.

Научные интересы К. Г. Юнга, выдающегося швейцарского психотерапевта, простирались далеко за пределы медицины и oxватывали области философии и теории культуры. На ранних эта своей деятельности он выступал сторонником 3. Фрейда, однако разность мировоззренческой парадигмы привела Юнга к неизбежному отходу от позитивистски-рационалистической линии Фрейд, Юнг разрабатывал собственное направление психологических, культурно-исторических исследований, оставаясь в русле платоновской и кантианской философии. Определяя религию как ос бую установку сознания, измененного опытом нуминозного, развивал идущую от У. Джемса традицию рассматривать субъективное, внутреннее, преимущественно иррациональное содержание религиозности как первичное и существенное, а порожденную установку сознания — как вторичную и производную, как рационализацию и систематизацию того, что открывается в опыте; соответственно, вторичными оказываются религиозные институты культ. “Вероучения, — писал он, — представляют собой кодифицированные и догматизированные формы первоначального религиозного опыта. Содержание опыта освящается и обычно застывает в жесткой, часто хорошо разработанной структуре. Практика и воспроизводство первоначального опыта приобрели характер ритуала, стали неизменным институтом. ”.

Опыт, отраженный в мифах и догматах вероучений, — это прежде всего опыт встречи с бессознательным. Используя для его обозначения предложенный Рудольфом Отто термин “нуминозное”, Юнг подчеркивал специфику, которая делает такой опыт “священным” для субъекта, - сверхзначимость, эмоциональную насыщенность, принципиальную “инакость” по отношению к обыденному эмпирическому опыту. Особенно выделял Юнг спонтанную активность вторжений коллективного бессознательного, его независимость от сознательных намерений субъекта: “Религия, как на то указывает латинское происхождение этого слова, есть тщательное наблюдение за тем, что Рудольф Отто точно назвал “numinosum” — т.е. динамическое существование, или действие, вызванное непроизвольным актом воли. Напротив, оно охватывает человека и ставит его под свой контроль; он тут всегда, скорее, жертва, нежели творец нуминозного. Какой бы ни была его причина, нуминозное выступает как независимое от воли субъекта условие”. Идея спонтанности, автономности, независимости огромной части психического является одной из ключевых идей для понимания концепции Юнга в целом, его видения психической природы человека. Он критиковал привычное положение, будто психические события суть продукты воли или произвола, изобретения творца-человека, и призывал освободиться от предрассудка, согласно которому психика и все ее содержание являются нашим собственным изобретением, либо более или менее иллюзорным продуктом наших предположений и суждений. Между тем бессознательное не только не зависит от субъекта, но и подчиняет его себе; особенно ярко это видно в невротических заболеваниях. Бессознательное оказывается в известном смысле объективным — даже не проявляясь нигде и никак помимо субъективной реальности, оно существует совершенно независи-мо от нее. По Юнгу, именно объективность оказывается ведущей характеристикой бессознательного, его коллективность же производна от объективности и потому является характеристикой подчиненной. Религия, таким образом, есть познание объективной реальности бессознательного психического и опытом выжи-вания разума перед лицом этой реальности.

Очевидно, что представления Юнга о бессознательном существенно отличались от воззрений 3. Фрейда, хотя первый признавал существование и немалое значение личного бессознательного, составляющего поверхностный слой, в то время как психология религии должна иметь дело с пластами более даментальными.

Эти фундаментальные слои лишены индивидуального своеобразия и более или менее идентичны у всех людей. Они суть данность психической жизни, которая не приобретается человеком процессе личного существования, не формируется в ходе становления индивида, а наследуется им как филогенетический опыт опыт поколений. Представление о коллективном характере этой данности Юнг связывал со сделанным им открытием, что в сознательном разных людей самых различных культур, регионов планеты обнаруживаются идентичные содержания которые не могли распространиться путем заимствований и миграции. Одним из первых наблюдений, подвигнувших его на мышления в этом направлении, было проведение им систематического исследования спиритических трансов девушки-медиума (дальней родственницы Юнга), которые он описал как явление автоматизма я расщепления личности в своей докторской диссертации. Во время одного из сеансов девушка изобразила схему мироздания, тождественную той, что была у гностиков-валентиниан, с трудами которых молодая спиритка очевидно не могло быть знакома. Впоследствии Юнг многократно наблюдал, как в сновидениях, галлюцинациях, состояниях бреда, фантазиях его пациентов возникали мотивы, встречающиеся в тех или иных мифологиях и религиях, причем не могло быть и речи о каком бы то ни было культурном влияний. Многочисленные аналогии в мотивах и структурное единообразие мифологий разных народов и вероучений разных религий, а также спонтанное возникновение подобных “коллективных” образов в художественном творчестве стали для Юнга убедительным подтверждением гипотезы о единообразии содержаний глубинных слоев бессознательного у всех людей, что и легло в основу его представления о коллективном характере. Идея генетического носителя этих содержаний и их передачи вместе с наследственной информацией, попытки указать те структуры мозга, которые образуют анатомический субстрат этого феномена придали идее коллективного бессознательного оттенок биологизма.

Однако данный термин не только допускает, но и предполагает двоякое истолкование; коллективное бессознательное может обозначать единичное, одинаково присущее всем без исключения, — как зафиксированный в биологическом строении организма опыт поколений, наличие, например, желудка у каждого человека; но может выступать и в том смысле, в каком “коллективна” Земля, мир. В текстах Юнга представлены оба понимания, но второе ему, очевидно, ближе: “Коллективное бессознательное менее всего сходно с закрытой личностной системой, это открытая миру и равная ему по широте объективность”.

Будучи особым миром, бессознательное по ряду позиций аналогично миру внешнему, прежде всего в плане автономности, спонтанной активности, независимости от сознания. И для физического, и для психического мира верно, например, следующее обстоятельство: поскольку мир бесконечен, как целое он познаваем лишь потенциально; реально же человек соприкасается лишь с отдельным, весьма ограниченным сегментом этого мира, в силу чего впечатления каждого индивидуальны и особенны, хотя мир как объект познания у всех един. Кроме того, отношения сознательного “Я” с миром коллективного бессознательного во многом строятся по тем же законам, что и с внешним миром. Для сознательной человеческой личности внутренний психический мир необходим, неизбывен и опасен так же, как и внешний. Последний представляет для человека одновременно и условие его внешнего, физического существования, и источник угроз, опасностей, неудобств. С внешним миром необходимо взаимодействовать, но от него же необходимо защищаться. В своем первозданном виде он не слишком комфортабелен, и к нему приходится приноравливаться. Взаимодействие с этим миром человек опосредует, помещая между ним и собой промежуточное звено, каковым является материальная культура. Аналогичным образом организуется взаимодействие с миром психического бессознательного — от него нельзя отгородиться наглухо, ибо контакт с ним абсолютно необходим для поддержания психического равновесия сознательной личности, но в то же время следует защищаться от опасностей связанных с этим контактом. И здесь человек тоже создает опосредующее звено, которое обеспечивает необходимый уровень и формы взаимодействия; таким звеном выступает духовная куль-тура человечества, или культурные символы.

Понятие символа — одно из ключевых в теории Юнга. Это прежде всего нечто естественное и спонтанное, символ нельзя сочинить, выдумать, он не является результатом конвенции “. Слово или изображение символичны, — писал Юнг, — если они подразумевают нечто большее, чем их очевидное и непосредственное значение. Они имеют более широкий “бессознательный аспект, который всякий раз точно не определен или объяснит его нельзя. И надеяться определить или объяснить его нельзя Когда мы исследуем символ, он ведет нас в области, лежащие за пределами здравого рассудка”. Первичными являются естествен-ные символы — человек продуцирует их спонтанно и 6eccо-знательно в форме снов, фантазий, художественных образов, на пример, вода (символизирующая бессознательное) или огонь (символ Духа). Однако, претерпев некоторую рациональную обработку, войдя в состав мифа (сказки, тайного учения, религии), естественные символы превращаются в культурные, которые в своей значительной части являются,религиозными.

Естественные символы значительно более индивидуальны, непонятны или наивны, нежели мифы. В соответствии с функцией бессознательного дополнять и корректировать тенденции сознательной установки символ органически связан с судьбой, жизненной ситуацией, психологическим типом, личными проблемами и констелляцией сознания субъекта и, соответственно, несет на себе отпечаток его индивидуальной психической жизни. Культурные символы возникают в результате рациональной переработки естественных, которая осуществляется иногда на протяжении Многих поколений. Символы видоизменяются в сторону общезначимости, освобождения от индивидуальных наслоений. В результате появляются религиозные формулы, намного более прекрасные и всеохватывающие, чем непосредственный опыт. “Догмат, — утверждал Юнг, — обязан своим существованием, с одной стороны, так называемому непосредственному опыту „откровения" (богочеловек, крест, непорочное зачатие, Троица и т. д.), с другой — сотрудничеству многих умов, которое не прекращалось на протяжении веков”. Культурные символы сохраняют в себе всю значимость, притягательность, очарование и ужас исходного нуминозного опыта. “Тяга к вечным образам нормальна, для того они и существуют. Они должны привлекать, убеждать, очаровывать, потрясать. Они созданы из материала откровения и отображают первоначальный опыт божества. Они открывают Человеку путь к пониманию божественного и одновременно предохраняют от непосредственного с ним соприкосновения. Благодаря тысячелетним усилиям человеческого духа эти образы уложены во всеохватывающую систему мироупорядочивающих мыслей”. Культурные символы, прежде всего религиозные, выполняют двойную функцию в опосредовании взаимодействия между сознанием и бессознательным — коммуникации и защиты. Символы дают пережитому форму и способ вхождения в мир человечески-ограниченного понимания, не искажая при этом его сущности пережитого, без ущерба для его высшей значимости. Они самым непосредственным образом сопряжены с объективностью содержаний коллективного бессознательного, открывают сознанию доступ к ним — в этом смысле символы не продукт произвола и обмана, но отражение объективной реальности. Однако в то время они суть продукты человеческой субъективности и созданы для ее защиты. По мнению Юнга, “имеется множество вероучений и церемоний, существующих с единственной целью — защититься от неожиданного, опасного, таящегося в бессознательном. Особенно большое значение имеет такая защитная функция на ранних стадиях развития человеческой культуры, первобытных обществах, когда сознание еще не прочно и вполне обособлено, и угроза, что его “захлестнут волны бессознательного”, особенно велика, Отсюда особая ценность тайных уче-ний племени, атмосфера таинственности, опасности и благоговения, которая окружает ритуалы посвящения в эти учения Однако и на более поздних этапах религиозный опыт сохраняет сопутствующее ему напряженное ценностное переживание. По-этому религию Юнг определял также следующим образом: “Религия — это отношение к высшим и сильнейшим по воздействию ценностям, будь они позитивными или негативными. Отношение к ним может быть как произвольным, так и непроизвольным, т.е. вы можете сознательно принять ту ценность, которой вы yж одержимы бессознательно. Наделенный в вашей системе наибольшей силой фактор — это и есть Бог, поскольку Богом всегда зьшается превосходящий все остальные психологический фактор”.

Однако религиозные символы не вечно остаются живыми. Прежде всего на степени жизнеспособности сказывается процесс рациональной обработки — чем больше в них привнесенного, рационального, систематического, чем дальше они от порождающей их стихии, тем меньше способны передавать значение первоначального опыта. Насколько прекраснее, грандиознее, обширнее становится наследуемый традицией образ, настолько дальше он от индивидуального опыта. Что-то еще чувствуется, воспринимается, но изначальный опыт потерян. Так, время от времени старые боги умирают, и на их место заступают новые религиозные символы — те, которые еще не утратили изначальной жизненности. Однако на смену символов влияет не только естественный процесс становления, старения и умирания, но и собственная динамика психического — будучи автономным миром, оно не остается неподвижным и неизменным, в нем происходят свои, скрытые от людей события; это в полном смысле слова “параллельный мир”. Религиозные символы могут изменяться, поскольку они отражают природу этого мира; так, реакцией на его спонтанную динамику стало, по предположению Юнга, возникновение христианства; отражением подобных превращений были события, описанные в Книге Иова.

В то же время в коллективном бессознательном присутствуют некоторые устойчивые структуры, заявляющие о себе в системах культурных символов; такие структуры Юнг обозначил термином “архетипы”. Следует отметить, что в широко распространенном представлении о юнговских архетипах как персонифицированных образах (например, персонажах мифов, которые, появляясь в самых разных традициях, сохраняют определенный характер, т. е. набор, признаков) этот термин раскрывается далеко не полностью. Действительно, архетипы определяются у Юнга, в частности, как “испокон веку наличные всеобщие образы”, или как “. формы и образы, коллективные по своей природе, встречающиеся практически по всей земле как составные элементы мифов и являющиеся в to же самое время автохтонными индивидуаль-ными продуктами бессознательного происхождения”. Однако содержание понятия архетипа не исчерпывается этим, безусловно важным, аспектом, отражающим лишь культурологический план. В психологическом плане архетип, по Юнгу, связан не только деятельностью свободной фантазии и выступает не только как образ-представление, он теснейшим образом сопряжен также сферой эмоций и мотивов поведения.

Архетип — праформа поведения и мышления, система установок и реакций, которые направляют жизнь человека. Архетип включает в себя бессознательный импульс к некоторому поведе-нию,.и в этом смысле он коррелирует с понятием инстинкта В сущности, архетип является инстинктивным импульсом, точно таким же, как стремление птиц вить гнезда, а муравьев строить муравейники. Образ, в котором выражает себя архетип является даже не главным его аспектом, а лишь одним из cпособов проявления. То, что называют инстинктами, является физиологическим побуждением и постигается органами чувств. Но в то же самое время инстинкты проявляют себя в фантазия и часто обнаруживают свое присутствие только посредством символических образов. Эти проявления Юнг и называл архетипами. Более того, сам по себе образ не имеет ценности архетипа если потеряна его связь с присущей последнему эмоцией и мотивом. Отстраненно-рационалистическое изучение архетипов намного сообщит исследователю о содержаниях коллективного бессознательного. Заучивать список архетипов наизусть бесполезно. Можно уловить специфическую энергию архетипов, когда переживается то специфическое волшебство, которое сопровождает. Наиболее известными из описанных Юнгом apхетипов являются Тень, Анима, Старый мудрец, Четверица, Мандала. Если первые три действительно предстают в сновидениях и мифах прежде всего в образе олицетворяющих их персонажей то Четверица является архетипическим числом и может нахо-дить свое выражение “в форме круга, разделенного на четыре части цветка, квадратной площади или комнаты, четырехугольника, глобуса, часов, симметричного сада с фонтаном посредине, четырех людей в лодке, в аэроплане или за столом, четырех стульев вокруг стола, четырех цветов, колеса с восемью спицами, звезды или солнца с восемью лучами, круглой шляпы, разделенной на восемь частей, медведя с четырьмя глазами, квадратной тюремной камеры, четырех времен года, корзинки с четырьмя орехами, мировых часов с диском, разделенным на 4 х 8 - 32 подразделения, и т. д.”. Мандала же является графическим архетипом, связанным с Четверицей (Круг или шар, так или иначе содержащий четверку, например, вписанный в квадрат; представление о его схеме могут дать многочисленные буддийские мандалы). Архетип Трансформации может быть выражен типичными ситуациями, местами, средствами, путями и т. д.. Смысл, который несут архетипические образы, может быть различен, но он почти всегда связан с проблемой равновесия сознания и бессознательного — одной из ключевых, как полагал Юнг, проблем человеческой души, для анализа которой он ввел понятия “энантиодромия” (или “сбегание противоположностей”) и “ин-дивидуация” (дифференциация с целью развития индивидуальной личности).

Когда я называю религию системой психотерапии, это отнюдь не игра слов. Это действительно чрезвычайно развитая система, за которой стоит величайшая практическая истина. Я имею весьма обширную клиентуру, разбросанную почти по всем континентам, и где бы я ни жил, меня практически всегда окружали католики; но среди моих пациентов за последние тридцать лет было всего шесть католиков.

Подавляющее большинство составляли протестанты и иудеи.

Как-то раз я разослал незнакомым мне людям анкету, в которой спрашивалось: "Если бы у вас возникли психологические проблемы, что бы вы сделали? К кому бы вы пошли: к врачу, к духовнику или к пастору?" Я не могу назвать точные цифры, но помню, что лишь около двадцати процентов протестантов ответили, что пошли бы к пастору. Все остальные крайне настойчиво высказались против пастора и в пользу врача, причем наиболее настойчивы были родственники и дети самих пасторов. Был один китаец, давший превосходный ответ. Он заметил: "В молодости я иду к врачу, а в старости - к философу".

Однако примерно пятьдесят восемь или шестьдесят процентов католиков ответили, что они обязательно пойдут к своему духовнику. Это, кроме всего прочего, еще и подтверждает тот факт, что католическая Церковь, с ее духовными наставниками (director of conscience) и строгой системой исповеди, является терапевтической институцией. У меня было несколько пациентов, которые после прохождения у меня анализа даже обращались в католическую веру, было у меня также несколько пациентов, которые ныне входят в так называемое "Движение Оксфордской группы" - и дай им Бог удачи! Я считаю совершенно корректной практику использования этих завещанных нам историей терапевтических институций, я и сам хотел бы быть все еще человеком средневековья, способным принять этот символ веры. К сожалению, для этого требуется нечто от средневековой психологии, а я не вполне отвечаю этому требованию. Но, по крайней мере, вы видите, что к архетипическим образам и формам, пригодным для их проецирования, я отношусь серьезно, ибо коллективное бессознательное и в самом деле является серьезным фактором человеческой psyche.

Все эти индивидуальные мотивы, типа инцестуальных склонностей и прочих детских комплексов, образуют не более чем поверхностный слой; а вот подлинным содержанием бессознательного являются коллективные события эпохи. В коллективном бессознательном индивида история подготавливает себя; и когда архетипы активируются и выходят на поверхность сразу у многих индивидов, мы оказываемся в гуще истории.

Архетипический образ, вызванный к жизни злобой дня, завладевает каждым. Это то, что мы наблюдаем сегодня. Я это предвидел; в 1918 году я говорил о том, что потревожен сон "белокурой бестии" и в Германии что-то должно произойти. Никто из психологов тогда вообще не понял, что я имею в виду, ибо люди просто не имеют понятия о том, что наша индивидуальная психика является тонкой пленкой, зыбью, покрывающей океан коллективной психики. Последняя является могучим фактором, изменяющим всю нашу жизнь и облик привычного нам мира, фактором, делающим историю, она развивается по законам, совершенно отличным от тех, которые присущи нашему сознанию. Архетипы являются великими движущими силами, реальные события вызывают именно они, а не индивидуальные суждения или практические соображения. Перед мировой войной все интеллектуалы говорили: "У нас больше не будет войны, мы достаточно благоразумны, чтобы этого не допустить, наши финансы и коммерция настолько переплетены, они до такой степени интернационализированы, что вопрос о войне абсолютно не стоит". А затем мы развязали войну невиданных масштабов. И сейчас они заводят этот бессмысленный разговор о благоразумии, о мирных планах и тому подобном; цепляясь за этот детский оптимизм, они сами себе завязывают глаза; но посмотрите, какова реальность! Совершенно ясно, что судьбу человека решают архетипические образы. От того, какие там мысли у нас в голове, ничего не зависит - все решает бессознательная психология человека.

Кто бы мог в 1900-м подумать, что спустя тридцать лет в Германии будут возможны события вроде тех, которые там происходят сегодня. Поверили бы вы в то, что целая нация, состоящая из высокоинтеллектуальных и цивилизованных людей, сможет отдаться магической власти какого-то архетипа? Я же это предвидел; мне это понятно, поскольку я знаю о силе коллективного бессознательного. Со стороны это выглядит неправдоподобно. Даже мои личные друзья зачарованы этим, а когда я нахожусь в Германии, я и сам начинаю верить; я все понимаю, я знаю, что все должно быть именно так. Но против этого невозможно устоять. Это удар не по голове, а ниже пояса, после чего весь ваш мозг ничего не стоит, поражена вся ваша симпатическая система. Это сила, которая зачаровывает людей изнутри, это пробудившееся коллективное бессознательное, это архетип, общий для всех живущих. Но поскольку это архетип, у него есть исторические аспекты, и без знания истории мы не сможем разобраться в событиях. Это ожившая история Германии, точно так же, как в фашизме оживает история Италии. В этом отношении непозволительно с благоразумием детей твердить, что это невозможно. Это простое ребячество. Речь идет о реальной истории, т.е. о том, что реально происходит с людьми и что происходило с ними испокон веку, что по своей важности значительно превосходит наши маленькие личные горести и нашу личную веру.

Я знаю высокообразованных немцев, которые, как мне кажется, столь же благоразумны, как и мы с вами. Но над ними прокатилась волна, унесшая их разум, и теперь при разговоре с ними вам остается лишь примириться с тем, что они с этим уже ничего не могут поделать. Они во власти непостижимого рока, и мы не можем судить, что здесь плохо и что хорошо. Тут нет места для рационального суждения, это просто история. И когда трансфер вашего пациента затрагивает архетипы, вы имеете дело со взрывоопасной миной, а взрыв ее, как видите, носит коллективный характер. Эти внеиндивидуальные образы заряжены колоссальной энергией. Бернард Шоу говорит: "Человек - это такое создание, которое в своих собственных делишках эгоистично до мозга костей, но за идею будет сражаться как герой". Ни фашизм, ни нацизм, безусловно, не следует считать просто идеями. Это архетипы, и, следовательно, мы можем сказать: дайте людям архетип, и толпа пойдет за одним человеком, ее уже ничто не остановит.

Читайте также: