Философия о судьбе реферат

Обновлено: 08.07.2024

Понятие судьбы столь же древнее, как само человечество. Как только люди начали задумываться о своем месте в мире, естественным результатом такой мыслительной деятельности стало возникновение убеждения о тесной связи всех элементов мира, и вплетении жизни человека в эту взаимосвязь.

У древних людей вообще было синкретическое мышление, то есть они не особо отличали фантазию и реальность друг от друга, объясняя окружающую действительность мифами. В такой картине мира неизбежна вера в тотальную определенность всего происходящего, ведь действительность и на самом деле пронизана всевозможными связями, неизбежно ведущими к какому-то финалу.

Если древние люди ощущали наличие судьбы интуитивно, то потом, с развитием рационального мышления, возникло понятие детерминизма , обозначающее как раз вот эту всеобщую взаимосвязь, прежде всего причинно-следственную. Жизнь человека, с точки зрения этого подхода, действительно предопределена природными законами. Например, кто родился, тот непременно когда-то умрет, и от этого никуда не уйти.

Однако судьба - это не просто какая-то общая предопределенность в развитии, это всегда личная история. Иными словами, судьба - это индивидуальный путь каждого человека, и на этом фоне возникает вопрос: устроен ли мир так, что каждый человек заранее получает свой уникальный жизненный путь, по которому должен непременно пойти, не имея возможности изменить его? Ответ "да" выражен в такой философской позиции, как фатализм . Противоположное мнение выражается в волюнтаризме.

Фаталистические идеи были очень популярны в древней философии. В Греции и Риме их наиболее последовательно защищали стоики. Верил в судьбу и Сократ, и именно поэтому так спокойно принял свою смерть. В средневековой философии идеи фатализма ярко выразил Аврелий Августин. Будучи религиозным мыслителем он, конечно, связал предопределенность жизненного пути человека с волей Бога. Для Августина была важна не земная судьба человека, а посмертная, то есть куда попадает душа - в ад или рай. И тут он говорил, что никто этого знать не может, что Бог заранее каждому определил его судьбу, и людям остается только верить, что в отношении лично его она прекрасна.

Начавшийся в средние века диспут о свободе воли плавно перетек в последующие эпохи, и до сих пор остается актуальным в философии. Мнения разделились, а поскольку вопрос антиномичный, то и однозначного ответа быть не может. Исходная философская основа фатализма - детерминизм. Но надо заметить, что не все детерминисты - фаталисты.

Как говорил Мишель Монтень, вслед за Эпикуром и скептиками, есть вещи действительно неизбежные (мы все помрем), есть те, которые могут произойти, а могут и не произойти (пойдет через 5 минут дождь или нет), но есть вещи, которые зависят только от нас (жениться на Фекле, или все же воздержаться). На это фаталист, конечно, может возразить так:

А откуда вы знаете, что ваше решение жениться на Фекле, принятое после долгих колебаний и как бы демонстрирующее торжество свободы воли, не было заранее определено Богом (природой, невесть кем)?

Вот именно. Ответа на такой вопрос нет. Никто не знает точно, является его жизненный путь предопределенной судьбой, или результатом его личного выбора.

В философии судьба понимается как предопределенность событий и поступков, совокупность всего сущего, которое влияет и не может не влиять на бытие человека, народа и т. д. Греки персонифицировали судьбу в виде Мойры, Тюхе, Ате, Адрастеи. Понятие судьбы у них было тесно связано со справедливостью, которая в свою очередь была одной из кардинальных (главных) этических добродетелей. Мы можем сочувствовать прикованному Прометею, но смысл одноименной трагедии Эсхила как раз заключался в том, что закон судьбы неумолим и к людям, и к богам-олимпийцам, и к титанам.

Христианская теология, если не считать некоторые отклонения от генеральной линии в виде Пелагианства в целом придерживалась учения о предопределении Августина Блаженного. Смысл его заключался в том, что поскольку на всех людях лежит первородный грех, решение о том, кто будет спасен, а кто нет, определяется исключительно произволом Бога: мы все равны перед Ним в грехе и никакие наши личные заслуги не могут этого изменить. Эта экстремальная точка зрения была смягчена Фомой Аквинским в основном за счет положения о том, что участь человека может быть изменена церковью (что, конечно, весьма благотворно сказалось на материальном положении последней). Однако, она была возрождена Кальвином, но в очень своеобразном ключе. Он считал, что мы не можем изменить нашу судьбу, но мы можем ее узнать по внешним признакам. А именно, если человек состоятелен, имеет хорошую работу, семью, приближен к власти – то он и будет спасен. Так, по сути крайне детерминистская концепция послужила опорой для создания протестантской этики, и, как считают многие, сыграла огромную роль в становлении современной западной цивилизации.

«Конфуций любовался в Люйляне [водопадом]; струи спадают с высоты в три тысячи жэней, пена бурлит на сорок ли. Его не могут преодолеть ни кайманы, ни рыбы, ни черепахи – морские или речные. Заметив там пловца, [Конфуций] подумал, что тот с горя ищет смерти, и отправил своих учеников вниз, чтобы его вытащить. [Но тот] через несколько сот шагов вышел [из воды] с распущенными волосами, запел и стал прогуливаться у дамбы.

Конфуций последовал [за ним] и [ему] сказал:

– Я принял тебя за душу утопленника, но вгляделся: ты – человек. Дозволь задать вопрос: владеешь ли секретом, [как] ходить по воде?

– Нет, – ответил пловец. – У меня нет секрета. От рождения – это у меня привычка, при возмужании – характер, в зрелости – это судьба. Вместе с волной погружаюсь, вместе с пеной всплываю, следую за течением воды, не навязывая [ей] ничего от себя. Вот почему я и хожу по воде.

– Что означает "от рождения – это привычка, при возмужании – характер, в зрелости – это судьба?" – спросил Конфуций.

Таким образом вопрос о судьбе собственно говоря является вопросом о том, является судьба роком или человек может ее изменить, это вопрос о соотношении свободы и детерминизма.

Ролло Мэй рассматривает понятие судьбы в связи с соотношением свободы и детерминизма. Под судьбой он понимает некоторую систему объективных и субъективных ограничений. Новизна его подхода заключается в том, что по его мнению свобода и судьба взаимосвязаны и взаимообусловлены. Рост свободы расширяет поле взаимодействия человека с миром, что потенциально может привести к увеличению детерминирующих факторов. С другой стороны, хорошее знание своих ограничений (а здесь, кстати, он признает полезность психоанализа) может способствовать более качественному выбору в будущем. В похожем ключе решает проблему соотношения свободы и детерминизма Гринниг. У человека есть три возможные реакции. 1) это утверждение свободы без границ, вплоть до вседозволенности; 2) бегство от свободы и выбора, описанное Фроммом; 3) экзистенциальный выбор – исследование и расширение свободы через осознание межличностного и физического контекста и условий свободы, самоутверждение с одновременным признанием собственной конечности, уважение к другим людям и к их возможностям, пусть даже ограниченным.

В полимодальном понимании судьбы, что в мифологическом, религиозном, художественном и философском сознания рассматривается в многочисленных образах, есть глубинный смысл. Судьба является сложным комплексным выражением человеческой экзистенции и человеческого предназначения. Так уже в античной мифологии является трехчленная классификация судьбы: 1) судьба — Мойра — Парке, 2) случай — Тюхе… Читать ещё >

Идея судьбы в философии и культуре ( реферат , курсовая , диплом , контрольная )

Содержание

ВВЕДЕНИЕ
1. Постановка проблемы судьбы в историко-философской мысли
2. Лингво-семантический анализ понятия судьбы в философии
3. Идея судьбы в культуре
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Постановка проблемы судьбы в историко-философской мысли

Судьба — по мифологическим представлениям, в иррационалистичных философских системах, а также сила, которая определяет все события в жизни человека, этноса, страны, человечества.

Понятие судьбы в религиозных системах продолжает существовать как божественное провидение, промысел и предопределение. Степень заданности этих понятий разная в зависимости от религии или конфессии. Теистические провидение отличаются от судьбы язычников: если судьба — мифологема преимущественно за иррациональным началом бытия, то провидение вмещает в себя сознание творение; если судьба в мифах чаще губит, то судьба-промысел призвана вести к спасению. Встреча с абсолютной свободой Божьего повеления и составляет феномен судьбы в религиозном контексте (26, "https://referat.bookap.info").

Судьба связана с осознанием человеком самого себя будто бы со стороны, будто бы с чего-то внешнего отношении себя. Судьба — это вся наша жизнь, сублимированная как внешняя сила. В ней происходит преобразование опыта жизни, его событий в отметках пути, в ориентирах жизненной траектории. А поскольку это преобразование связано с уже прожитой частью жизни, то эти знаки определяют репертуар накопленных возможностей, реализация которых приобретает судьбоносного вида.

Сублимация жизни в судьбе может приобретать парадоксальный характер. А. Шопенгауэр, например, декларирует такие сценарии жизни: всякая случайная встреча — это свидание, всякое незнание — намерение, всякий триумф — крах, а крах — это триумф. Соответственно, смерть выступает как самоубийство, а унижение человека — как ее скрытое раскаяния. Данная интерпретация судьбоносных жизненных событий имеет рациональное значение.

Л. Витгенштейн, М. Хайдеггер, Х.-Г.Гадамер, М. Бубер и другие философы отошли от традиционного понимания судьбы как детерминации существующего. В этой связи необходимо отметить дуализм феномена: судьба объединяет текст (возможный сценарий жизни) и активную силу, которая обеспечивает ее осуществления (человек), следствием чего является истинность текста сценария жизни.

Итак, в истории философской мысли прослеживают направления размышлений над модальностями судьбы, а эмпирический путь нахождения судьбы, механизм ее формирования подлежит дальнейшему изучению и требует философского истолкования. 2, c. 56]

Судьба – таинственное загадочное слово, вызывающее чувство тревоги, а порою безысходности, страха перед неведомой силой, обладающей способностью создавать непредсказуемую стихию обстоятельств и погружать в ее объятья праведных и неправедных, виновных и безвинных без надежды на спасение.

Все, что совершается помимо нашей воли, случайно и неожиданно, вопреки ожиданиям, независимо от нравственных и умственных достоинств привычно именуется судьбой.

История философии и житейского миропонимания богата различными толкованиями судьбы. За каждым толкованием выстраивается определенный порядок мыслей, чувств, предчувствий и поступков. Согласно распространенному в прошлом, да еще и сегодня, представлению сущность судьбы состоит в том, что она является враждебной, темной, угрожающей, уничтожающей силой, которая существует сама по себе и предопределяет ход жизни человека и общества по каким-то своим законам, постичь которые слабый человеческий разум не в состоянии. Нетрудно видеть, что судьба в таком понимании чем-то похожа на человека, который небезгрешен, бывает злым, способным совершать необъяснимые поступки, а некоторые представители рода человеческого становятся кровожадными извергами.

Такое представление о судьбе зародилось в период стадного сознания, делившего общинный мир на свой и чужой. “Свой” воспринимался как добрый и предсказуемый, что являлось отражением взаимопринадлежности родственников, находившихся в одинаковых условиях, близких по духу, языку, одежде, обычаям; “чужой” – как злой, непредсказуемый, страшный и враждебный, предопределяющий беды и несчастья первого. Такой же судьбоносной воспринималась природа и ее грозные стихии, вызывающие геофизические и климатические катаклизмы.

Названное противопоставление (свой – чужой) естественно для сознания архаического человека, а в дальнейшем для сознания, ориентированного на сословную и классовую изолированность, национальную обособленность.

Каждая общность наделяла себя положительными качествами, а другие – отрицательными. Внутри общностей нивелировалось индивидуальное бытие, личностное восприятие мира и ответственность человека за свои поступки и действия. Военно-патриархальные формы власти (деспотии, монархии, империи) являлись замыкающим звеном, властным обручем стадно-коллективистского сознания. Внутренняя и внешняя несвобода предрасполагала к покорности и порождала веру во всемогущество судьбы. Она выступала то в образе Мойры, Тюхе, Ате, Адрастеи и др. – греческих богинь судьбы, исполнительниц слепой необходимости, то как фатум – воля верховного мироправителя Юпитера, то как божественное провидение, управляющее мировыми событиями – в христианском мироучении, то в форме империалистических или плутократических врагов – в коммунистической и нацистской идеологии.

Со становлением гражданского общества, в котором личностное начало превалирует над коллективным, слово “враг” утрачивает демонический смысл и заменяется словом “другой” (индивидуальный, свободный, независимый), представления о судьбе изменились. Современные мыслители, не отрицая предопределенности событий и поступков, – неизменной “константы” любого понимания судьбы – связывают ее с внутренним миром человека, взаимодействием бессознательного и сознательного.

Окружающий человека природный мир (мегамир, макромир, микромир) является бессознательным и следовательно абсолютно безразличным и равнодушным по отношению к нему. Он не знает о нашем существовании, как и о своем собственном. Мир просто существует. Мы включены в этот мир и испытываем на себе его механические, магнитные и др. воздействия не в меньшей и не в большей мере, чем другие неживые и живые образования. Эти воздействия не добры и не злы. Молния, убивающая человека или зверя, комета, взрывающая планету, которая могла бы еще долго существовать, не питают к ним никакого зла. В ходе всеобщего и вечного взаимодействия гибнут галактики, звезды, живые организмы и разумные существа.

Одни исчезают по старости, изношенности, в срок, другие – досрочно. За первых “ответственен” упорядоченный, законосообразный мир, за вторых – неупорядоченный. “Космос” как упорядоченное начало и “хаос” как его противоположность – две составляющие внутренней организации вселенского бытия. Какая из сторон является преобладающей или обе равновелики, остается неясным. Скорее имеет место последнее. В таком случае досрочную гибель физических образований, как следствие состояния неопределенности между порядком и беспорядком, можно назвать физической судьбой.

Сказанное полностью относится к человеку как к физическому телу. Элементарные частицы, атомы, молекулы, радикалы, составляющие тело, не знают о его человеческом существовании, индифферентны к его радостям и невзгодам и никак не реагируют на его экономическое, политическое, нравственное и др. поведение. “Злые” и “добрые” атомы – не более чем плод поэтического воображения. Наша телесная оболочка – случайный для них приют. Оказавшись в другом месте, они не почувствуют дискомфорта. Им не холодно, не жарко, не больно. Они просто существуют. Разрушение какой-то части физических ингредиентов тела под воздействием нестабильности внешней среды предопределяет преждевременный износ биологических структур. Преждевременная смерть по этой причине – судьба.

Самым ближайшим соучастником жизни человека является его живое тело с инстинктами питания, безопасности и продолжения рода в их различном проявлении: чувством голода и сытости, страха и агрессивности, воли и апатии, сексуального удовольствия и пресыщенности, ревности и равнодушия, тоски и одиночества и т.д. – словом, всего того, что обозначают “томлением” плоти. Отсутствие пищи, тепла, безопасности, противоположного пола ведет его к гибели. Как будут удовлетворяться эти нужды, плоть не интересует. Инстинкты человека, как и животного, не содержат в себе никаких нравственных установок или каких-либо программ на предмет согласования своих нужд с нуждами других людей. Они также индифферентны и равнодушны к нравственной жизни, как атомы и галактики.

Это наглядно видно, когда мы остаемся с ними один на один, когда отпадает необходимость корректировать свои поступки с поступками других. В туалетной комнате, спальне, ванной и в любом безлюдном месте человек свободен от соблюдения правил приличия. В это время живая плоть “говорит” на своем собственном откровенном “языке”. Ей неведом стыд и угрызения совести.

Нейтральное примирительное отношение человека к позывам плоти, которое возникает в позиции tete a tete, заканчивается за порогом дома. Добропорядочные отношения между людьми возможны при жестком соблюдении одного условия – позывы плоти должны находиться в “наморднике”. Его роль выполняют нравственные и правовые нормы, при соблюдении которых обеспечивается безопасность общения и сохранение рода. При несоблюдении их появляется звероподобное существо, точнее, человекоподобное (звери ведут себя “корректно” с представителями собственного рода и вида), у которого бешеная неутолимая злоба соединяется с корыстолюбием и мелочной грязной жадностью, трусость с непреодолимым стремлением к подлости, с бескорыстным желанием навредить, напакостить, а его сексуальный позыв не признает ни родственных, ни возрастных, ни половых различий. Безнравственное существо является не более чем живой плотью. В союзе с разумом она во сто крат увеличивает свою мощь – и нет конца воровству, разбою, насилию. Вовремя обнаружить и поостеречься нелюдей трудно, поскольку они выступают в обличии человека, маскируются под него и соблюдают внешние формы нравственного поведения, находясь в общественных местах. Они живут рядом. Места их промысла – все структуры общественной пирамиды от основания до верха. Поэтому невозможно предугадать, кто, когда, где станет жертвой вора, насильника, убийцы – все это во власти плотской судьбы. Разгул распоясавшейся плоти – проявление живого хаоса, живой бессмысленности, вторгающейся в нравственно организованный мир и предопределяющий преждевременные смерти и несчастья.

Исчезновение этой породы неудавшихся людей в обозримом будущем маловероятно.

Ни рост материальной обеспеченности, ни развитие духовной культуры не ведут к заметному уменьшению человекоподобных. Количественное колебание этой генерации носит “сезонный” характер. В кризисных ситуациях при недееспособной власти их становится несколько больше, а в других условиях – несколько меньше. Они рекрутируются как из неблагополучных семей (яблоко от яблони недалеко падает), так и благополучных. В рядах армии нелюдей достаточное количество умных, изобретательных, а также недалеких и профанов, как и в порядочном обществе. Это обстоятельство ставит под сомнение всесилие разума, который может выступать как пособником и организатором плотских вожделений в самом дурном их проявлении, так и союзником нравственного поведения. Метания плоти и лукавство разума неисповедимы.

Непредвиденные последствия обусловливаются не только поведением человекоподобных. Добропорядочная публика, способная контролировать позывы плоти, тоже вносит свой вклад в этот процесс. Решая основную жизненно важную задачу – прожить жизнь достойно, творчески, осмысленно, свободно, счастливо, люди стремятся обрести научно-обоснованные программы ее решения. Но таких научных рецептов не существует. Попытки их создания (Программа КПСС о построении коммунизма к 1980 году) всегда оказываются несостоятельными. Происходит это не потому, что не находится талантливых умов и волевых организаторов, и не потому, что наскоро созданным планам мешают происки врагов, и не потому, что массы не способны проникнуться величием поставленных задач. Дело в другом – не существует всеобщих законов развития общества. Ссылка на законы материалистической диалектики, которые якобы действуют в природе, обществе и мышлении, не убедительна, хотя бы потому, что им противостоят другие мнения и подходы не менее содержательные, чем первые.

Не приходится сомневаться в существовании физических, химических, экономических, языковедческих и др. законов, действующих в отдельных областях природы и общества. Что касается общих законов развития общества, то философы, занимающиеся изучением отношения человека к миру, не обнаружили ни одного.

В обществе скорее действуют не законы, а запреты-разрешения типа: “монополия – плохо, конкуренция – хорошо”, “госсобственность – плохо, частная – хорошо”, “деспотизм – плохо, демократия – хорошо” и т.д. Однако, при определенных условиях “хорошо” и “плохо” могут поменяться местами. Так, в случае резкого снижения материального благосостояния по каким-либо причинам природного или социального порядка и необходимости введения нормированного потребления, чтобы избежать всеобщего хаоса, единоличный правитель может оказаться более решительным и полнее выразить властную целесообразность чем демократически избранный президент.

В своем движении к “светлому” будущему люди руководствуются не законами из отдельных сфер общественной жизни (они не указывают общей перспективы развития), а разноплановым опытом прошлого и наиболее популярными, кажущимися значимыми в определенное время мировоззренческими концепциями (философскими, религиозными, идеологическими, житейскими и т.д.). Однако, эти “прожектора” не высвечивают далей. По каждой проблеме они дают противоположные ответы, которые носят гипотетический характер. Каждая концепция видит мир по-своему и требует иного отношения к нему, иных действий и поступков. Их разноголосие как раз и служит доказательством отсутствия тайны бытия как некоторой самостоятельной изначальной сущности (закона), задающей алгоритм жизнедеятельности общества. Иначе говоря, тайна бытия, как это ни парадоксально, состоит в отсутствии тайны.

Такое состояние означает, что непонимание и столкновения между людьми как внутри различных общностей (клановых, кастовых, сословных, классовых, национальных, групповых и подгрупповых), так и между ними, каждая из которых руководствуется какой-либо близкой ее сердцу концепцией (националистической, классовой, религиозной, технократической и т.д.), неизбежны, как и неизбежно вследствие этого появление неожиданных обстоятельств, нарушающих или взрывающих привычное, более или менее устоявшееся течение жизни. Всем еще памятны события второй мировой войны и противоборство двух идеологий – нацистской и коммунистической. Обе отталкивались от Дарвина и Маркса, по-своему истолковав их взгляды. Идеологи нацизма, механически перенеся на общество дарвиновскую теорию борьбы видов, считали, что войны между “расово-полноценными” и “неполноценными” народами за передел жизненного пространства приведут к созданию элитной общности, в которой даже самый последний соплеменник найдет понимание, равенство, справедливость. Коммунистическая идеология провозгласила исторической необходимостью войну бедных против богатых, эксплуатируемых против эксплуататоров, которая должна была по мере ликвидации “классово-чуждых” элементов завершиться построением мировой коммунистической системы. Обе идеологии очаровывали массы будущим изобильно-сытым существованием: первые за счет “неполноценных народов”, вторые за счет экспроприации экспроприаторов. Практическое претворение этих идеологий предопределило неурочную смерть и неоправданные страдания миллионов и миллионов людей. Одни погибли в концлагерях, другие – на полях сражений. Так вершится социальная межчеловеческая судьба.

Этот пример говорит, что из всех мировоззренческих построений самыми судьбоносными являются идеологические. Каждая идеология оставляет за собой кровавый след. Идеологи, заблуждаясь сами и вводя в заблуждение других, изуверски умело обыгрывают два естественных для жизни явления: обычное недовольство людей своим сегодняшним существованием и принадлежность их к той или иной социальной общности. Люди действительно постоянно всем недовольны: низкой зарплатой, высокими ценами, плохим жильем, соседями и т.д. – недовольство не имеет пределов. Как думает большинство, у них не жизнь, а ее подобие, жалкий суррогат. Недовольство заставляет их заглядывать за забор своей общности и сравнивать свой уровень благополучия с уровнем других. Одни завидуют процветающим, другие свысока посматривают на отстающих, процветающие объясняют свое положение умением работать и быть организованными, отстающие – жульничеством, разбоем, угнетением со стороны первых. В сознании многих постоянно живет смутное представление о реальной возможности достижения полноценной жизни с высоким уровнем потребления, высоконравственным поведением всех сограждан, умными, дальновидными государственными правителями и пр. Все это не более чем навязчивое представление. История не знает ни одного примера осуществления таких надежд. Ни в одной развитой стране с сильной экономикой и стабильным правительством количество недовольных жизнью не уменьшается. Недовольство следует признать за нормальное, здоровое состояние, неустанно подталкивающее все институты общества к совершенствованию.

Ситуация резко меняется, когда недовольство соединяется с желанием немедленно, решительно и, не считаясь ни с чем, реализовать полноту жизни и сделать всех счастливыми, и когда первое и второе захватывает помыслы значительной части людей. Эта ситуация создает благоприятную обстановку для появления социальных иллюзионистов – вождей, пророков, спасителей. Их отличительная особенность – претензия на “знание” правды и истины в полном объеме. Двух спасителей человечество долго не забудет. Одному из них “правильная, научно выверенная” дорога в солнечное будущее пригрезилась в полутьме шалаша, другому – в полумраке мюнхенской пивной.

К числу несудьбоносных мировоззренческих построений относятся философия и искусство. И не потому, что они “на короткой ноге” с истиной. Мудрость и красота бескорыстны и толерантны. Их репутация не запятнана ни одним кровавым конфликтом. Философия и идеология занимают в мире идей противоположные полюса. Первая служит духу, вторая – брюху. Дух, как единство мудрости, красоты, совести, осознающий необходимость нравственного сохранения и процветания рода, и глухая чувственно-алкающая плоть, живущая сиюминутными удовольствиями, – две стороны вечно неудовлетворенного, мятущегося человека. Находясь между собой в постоянном разладе, они являются в конечном счете источником его успехов и бед, взлетов и падений.

Человеку не дано предвидеть всех последствий своей многогранной деятельности и он оказывается во многих случаях во власти неожиданного, неучтенного, т.е. во власти судьбы, предопределенного. В ней нет ничего загадочного, а тем более потустороннего, Она – обычный продукт жизнедеятельности людей. Пройдет время, появятся новые взгляды и учения, которые будут столь же разноплановыми, несхожими, как нынешние и прошлые. И все повторится: радости и горе, ожидание и разочарование, стабильность и катастрофы, но в новых формах, с новыми людьми. Если бы общественная жизнь была подчинена всеобщим законам, то поведение людей было бы жестко запрограммированным. Последствия каждого поступка стали бы известны до его свершения, как известны дни и минуты солнечных и лунных затмений. В таком случае, к примеру, “народные заступники” из числа российской интеллигенции второй половины XIX и начала XX вв. могли бы знать, чем закончатся их “хождения в народ” и страстные призывы к революции (“буря бы грянула что ли, чаша с краями полна”). Этого не дано. И судьба собирает свою кровавую жатву. Одно поколение закладывает и предопределяет события, беды и несчастья другому, еще не родившемуся.

Судьбой можно назвать те неожиданные, непредсказуемые последствия, источником которых является прошлая эмпирически-поисковая деятельность. Такие последствия, возможно, не вызывали бы особого интереса (счастливая судьба), если бы какая-то часть их не становилась трагическими. Последние суть итог предшествующего преступного поведения определенной категории людей, которая преследует корыстные цели и стремится путем силового перераспределения материальных благ (этим собственно занимаются все человекоподобные, начиная от воров и кончая идеологами) ублажить свою плоть. Однако, не будем повторяться. О судьбоносных факторах было уже сказано. Но есть и другие, связанные с неповторимыми особенностями каждого человека. Пусть каждый заглянет в омут своей души и прежде, чем что-либо сделать, задаст себе вопрос: а чем это кончится и кончится ли благополучно. “Благое пожелание” – скажут скептики. Но рассчитывать на большее не приходится. Разум и интуиция не всемогущи. Судьба – свидетельство их ограниченности.

Читайте также: