Фет и поэты демократического лагеря реферат
Обновлено: 28.06.2024
Родился А.А.Фет 23 ноября (5 декабря) 1820 года в усадьбе Новосёлки Мценского уезда Орловской губернии, крещён по православному обряду и наречён Афанасием. Отец, ротмистр в отставке Афанасий Неофитович Шеншин, принадлежал к старинному и обширному дворянскому роду Шеншиных, представители которого владели половиной всего Мценского уезда. Он был богатым помещиком, жившим в деревне, благодаря чему поэт вырос под влиянием помещичьего быта. Мать же была немкой, с которой отец познакомился во время своего пребывания в Германии. Как выяснилось позже, брак Шеншина с Шарлоттой Фет был незаконным в России, поскольку они обвенчались только после рождения сына. Из-за этого юношу в 14-летнем возрасте лишили не только дворянского звания, но и русского подданства, а также богатого наследства. Отныне его стали величать "гессендармштадтским подданным Афанасий Фётом". Лишение дворянского статуса привело юношу в смятение. Впоследствии всю свою жизнь он будет стараться вернуть свою фамилию, как и свой статус.
В 1835 году Афанасия отправляют обучаться в немецкий пансион Крюммера. Здесь родилась любовь Фета к поэзии, он пишет первые стихи. В 1837 году Афанасий Фет занимается под началом писателя и журналиста Михаила Петровича Погодина.
В 1838 году Фет был зачислен в Московский университет. В начале Афанасий обучался на юридическом факультете, затем перевелся на словесное отделение, ведь тяга к поэзии не ослабевала. "В тихие минуты полной беззаботности я как будто чувствовал подводное вращение цветочных спиралей, стремящихся вынести цветок на поверхность; но в конце концов оказывалось, что стремились наружу одни спирали стеблей, на которых никаких цветов не было. Я чертил на своей аспидной доске какие-то стихи и снова стирал их, находя их бессодержательными"- так писал он позднее в своих воспоминаниях.
Первые стихи Фет показал своему учителю Погодину. Михаил Петрович отдал рукописи Гоголю, который сразу признал в юноше поэтический талант. После окончания университета надо было думать о содержании, и Фет решил поступить на военную службу. В глубине души он лелеял мысль о возвращении дворянского титула и фамилии Шеншин, ведь военная служба давала к этому возможность.
"Одним толчком согнать ладью живую
С наглаженных отливами песков,
Одной волной подняться в жизнь иную,
Учуять ветр с цветущих берегов,
Тоскливый сон прервать единым звуком,
Упиться вдруг неведомым, родным,
Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,
Чужое вмиг почувствовать своим,
Шепнуть о том, пред чем язык немеет,
Усилить бой бестрепетных сердец —
Вот чем певец лишь избранный владеет,
Вот в чем его и признак и венец!!"
В 1840 году выходит сборник юношеских стихов Фета "Лирический пантеон". А в 1848 году он встретил свою первую любовь. Произошло это так: Фет был приглашен на бал в дом бывшего офицера Петковича. Его поразила темноволосая дочь отставного кавалерийского генерала - Мария Лазич. Девушка давно восхищалась стихами Фета. Прелестная и образованная Мария Лазич оказалась замечательным собеседником, поэт увидел в ней родственную душу. Молодые обменивались письмами, чувство поглотило их. Фет посвятил Лазич множество своих стихотворений.
Фет очень сильно привязался к Марии, но они оба были бедны. В какой-то момент у него включился разум, и он задумался о будущем: ну поженились бы они, таскались бы по полкам, и вся любовь сошла бы на нет, потому что не на что было бы жить. Для Фета было проблемой даже купить мундир. Он служил кирасиром, а они носили белые мундиры — и Фет на маневрах все время думал, что если мундир повредит немного, то купить другой будет не на что. Фет вынужден был разорвать отношения с Марией, он написал ей прощальное письмо, в котором честно признавался в том, что средств ни на свадьбу, ни на содержание семьи у него нет, и что Мария еще может быть счастлива с другим, который будет достойнее его.
"Прости, — я помню то мгновенье,
Когда влюбленною душой
Благодарил я провиденье
За встречу первую с тобой.
Как птичка вешнею зарею,
Как ангел отроческих снов,
Ты уносила за собою
Мою безумную любовь.
Мой друг, душою благодарной,
Хоть и безумной, может быть,
Я ложью не хочу коварной
Младому сердцу говорить.
Давно ты видела, я верю,
Как раздвояется наш путь!
Забыть тяжелую потерю
Я постараюсь где-нибудь.
Еще пышней, еще прекрасней
Одна — коль силы есть — цвети!
И тем грустнее, чем бесстрастней
Мое последнее прости".
Они расстались, а через год, осенью 1850 года, Фет услышал о трагедии случившейся с его бывшей возлюбленной. Случайно от лампадки вспыхнуло кисейное платье Марии. Объятая пламенем, она выбежала на балкон, затем по ступеням в сад. и мгновенно, превратившись в горящий живой факел, упала, потеряв сознание от неимоверной боли. На крики ее сбежались люди, они отнесли сильно обгоревшую Марию в спальню. А через четыре дня в ужасных муках девушка скончалась. Говорили, что уже в агонии она произнесла: "Он не виноват, а я. "
После этого трагического события в лирике поэта появились мотивы и образы, связанные с огненной стихией, будь то полыхающий костер, пылающий камин или трепетное пламя свечи. Фет понимал, что безвозвратно потерял женщину, которую глубоко любил, и был ею любим. Но Марию уже было не вернуть:
В 1857 году Фет женился на сестре литератора Василия Боткина Марии, наследнице богатого купеческого рода, а на следующий год вышел в отставку с военной службы. Вышел он в чине гвардейского штабс-ротмистра, так и не дослужившись до дворянского звания. Некоторые считали, что это был брак по расчету, но это совсем не так. За Марией Петровной давали неплохое приданое — 35 тысяч рублей, но такими же деньгами владел к этому времени и сам Фет. На момент знакомства с Фетом Марии Петровне было уже 28 лет, и она не слыла красавицей. Но, по-видимому, что-то особенное увидел и почувствовал в ней поэт, ведь уже на следующий день после знакомства он написал в ее альбоме:
"Забыв зимы душевный холод,
Хотя на миг горяч и молод,
Навстречу сердцем к Вам лечу,
Почуя неги дуновенье,
Ни в смерть, ни в грустное забвенье
Сегодня верить не хочу".
Жена не обманула надежд поэта, сын Толстого Сергей писал о ней как о "добрейшей женщине и прекрасной хозяйке". В 1860 году Фет приобрел хутор в Мценском уезде и, не прекращая писать, погрузился с головой в дела хозяйственные. Детей у них не появилось, но жили они в полном согласии. Однако первой любви своей Фет не забывал и иногда мечтательно возвращался к ней в своем творчестве:
"Нет, я не изменил. До старости глубокой
Я тот же преданный, я раб твоей любви
И старый яд цепей, отрадный и жестокий
Еще горит в крови,
Хоть память и твердит,
Что между нас могила,
Хоть каждый день бреду
Томительно к другой
Не в силах верить я,
Чтоб ты меня забыла,
Когда ты здесь, передо мной".
Как-то к Фету в Степановку заехал Иван Тургенев и с едкой насмешкой описал новоприобретенное имение своего друга: "Плоский блин, на блине – шиш, вместо природы – одно пространство". Родовое имение самого Тургенева Спасское-Лутовиново находилось неподалеку от владения Фета. При жизни его матери это была роскошная усадьба, с многочисленными постройками, оранжереей и садом, богатству и достатку которой завидовали все окрестные помещики. Однако за несколько лет нерадивый хозяин Тургенев довел имение матери до полного запустения. Он бывал там лишь наездами, а в основном жил в Европе рядом с певицей Полиной Виардо- то в Париже, то в Баден-Бадене.
***
Афанасий Фет с энтузиазмом взялся за переустройство своего бедного, запущенного владения. Некоторые знакомые скептически восприняли эту затею, считая её самоубийственной. Имея смутные представления о ведении поместного хозяйства, Фет решил тем не менее попробовать реализовать себя. Эксперимент этот длился целых 17 лет. Он, как Лёвин в "Анне Карениной" Льва Толстого, выработал свой особый, нетипичный для русского дворянства подход. Свои чувства и мысли по ходу хозяйственных преобразований Фет описал в цикле хозяйственных очерков, которые он предвосхитил словами: "Я буду рассказывать, что я думал, что сделал и что из этого вышло". Они публиковались под названием - "Заметки о вольнонаёмном труде" и "Из деревни"
Фет признавался: "Я люблю землю, чёрную рассыпчатую землю, ту, которую я теперь рою и в которой я буду лежать". Он был рачительным хозяином, чье благосостояние постоянно росло. Поэт приобрел имение на стыке двух эпох- крепостного права и освобождения крестьян указом от 1861 года. Как помещик он вынужден был признать, что при крепостном праве существовал "заведённый порядок, старинный порядок, которому надо подражать, несмотря на изменившиеся условия… При вольнонаёмном труде стройность ещё впереди". Теперь же старого порядка не стало, а нового еще не было. Многие помещики растерялись и не знали, как вести себя в изменившихся условиях. Фет стремился к упорядочению отношений в пореформенной России и писал: "Со вступлением России в новый период деятельности заветные слова авось, да небось, да как-нибудь должны совершенно выйти из употребления". Однако Фет несомненно одобрял достижения нового времени, результаты Великих реформ Александра II: "19 февраля было днём не возрождения, а истинного рождения. Россия, долгое время болезненно носившая зреющий организм свободы, наконец произвела на свет не недоноска, а вполне развитого младенца, вздохнувшего в первый раз".
Поэт считал, что в России очень важна роль поместного дворянства, и призывал не высмеивать неудачи хозяйствующих дворян, а поддерживать их начинания. При этом Фет признавал, что дворянское сословие не просто бедствует, а вымирает, причём оно само виновато в своём плачевном состоянии: "У всех у нас потомственная и, так сказать, обязательная кормилица-земля под ногами, но мы не только не хотим трудиться на ней, но не хотим даже хладнокровно обсудить условий, при которых земледельческий труд возможен". "Дело землевладельцев было всегда и везде делом великим. А теперь оно более чем когда-либо важно и значительно для всего государственного организма. Пора и нашей отсталой литературе вспомнить это и отнестись к нему без задора бессмысленной и нелепой вражды". Однако этот призыв остался без ответа; наоборот, хозяйственные очерки Фета были приняты в штыки и вызвали враждебную и очень эмоциональную реакцию критиков-демократов.
Если в 1856 году редактор "Современника" Некрасов признавал поэтическую гениальность Фета и писал о нем: "Человек, понимающий поэзию. ни в одном русском авторе после Пушкина не почерпнет столько поэтического наслаждения".
"Тускнеют угли. В полумраке
Прозрачный вьется огонёк.
Так плещет на багряном маке
Крылом лазурным мотылёк.
Видений пестрых вереница
Влечет, усталый теша взгляд.
И неразгаданные лица
Из пепла серого глядят.
Встает ласкательно и дружно
Былое счастье и печаль,
И лжет душа, что ей не нужно
Всего, чего глубоко жаль".
Они создали в обществе миф о "Фете-крепостнике", «реакционере, обскуранте и замшелом консерваторе, который прикрывается маской „нежного поэта“. Писатель-сатирик Салтыков-Щедрин вообще практически отождествлял понятия "вести поместное хозяйство" и "человеконенавистничать". Он едко и несправедливо писал: "Вместе с людьми, спрятавшимися в земные расселины, и г. Фет скрылся в деревню. Там, на досуге, он отчасти пишет романсы, отчасти человеконенавистничает; сперва напишет романс, потом почеловеконенавистничает, потом опять напишет романс и опять почеловеконенавистничает, и всё это, для тиснения, отправляет в "Русский вестник". Надо, кстати, отметить, что сам Салтыков-Щедрин купил под Москвой в Витинёво, усадьбу, но не одолел большого хозяйства. Михаилу Евграфовичу поучиться бы у хозяйственного Фета, а он заклеймил его как дремучего крепостника…
Конечно же, Фета сильно угнетала подобная реакция, хотя был он человеком волевым и сильным. Да, он был консерватором и монархистом, в самом лучшем понимании этих слов. Он с восхищением отзывался о Николае Первом, считая его могучим и великим императором. И за это был затравлен так, что периодически не мог публиковать своих изумительных стихов. Отношение Фета к Некрасову радикально изменилось с течением времени: он стал его презирать, как человека который подпевает "и вашим и нашим", и "правым и левым". Рассказывали, что Фет по хозяйственным делам разъезжал по своему имению на осле, которого прозвал Некрасов.
"Солнца луч промеж лип был и жгуч и высок,
Пред скамьей ты чертила блестящий песок,
Я мечтам золотым отдавался вполне,-
Ничего ты на всё не ответила мне.
Я давно угадал, что мы сердцем родня,
Что ты счастье свое отдала за меня,
Я рвался, я твердил о не нашей вине,-
Ничего ты на всё не ответила мне.
Я молил, повторял, что нельзя нам любить,
Что минувшие дни мы должны позабыть,
Что в грядущем цветут все права красоты,-
Мне и тут ничего не ответила ты.
С опочившей я глаз был не в силах отвесть,-
Всю погасшую тайну хотел я прочесть.
И лица твоего мне простили ль черты? —
Ничего, ничего не ответила ты!"
Волшебная поэзия Фета оказалась бессмертной, к тому же необыкновенно музыкальной. Впоследствии практически все стихотворения Фета были положены на музыку.
Музыка всегда производило на Фета сильное впечатление. Вот стихи, которые он посвятил Татьяне Берс, свояченице Льва Толстого, услышав ее фортепьянную игру и пение:
"Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна - любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна - вся жизнь, что ты одна - любовь,
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!"
Фет искренне восхищался поэзией Тютчева и в 1883 году - в год десятилетия со времени его кончины и в канун восьмидесятилетия со дня его рождения - он написал о книге стихов "обожаемого" им Тютчева:
"Вот наш патент на благородство,
Его вручает нам поэт,
Здесь духа мощного господство,
Здесь утонченной жизни цвет".
"Лишь у тебя, поэт, крылатый слова звук
Хватает на лету и закрепляет вдруг
И темный бред души, и трав неясный запах…"
Символисты, во многом опирались на творчество Фета в своих эстетических поисках. Их будущее творчество предрекали строки Фета:
"Прозвучало над ясной рекою,
Прозвенело в померкшем лугу,
Прокатилось над рощей немою,
Засветилось на том берегу".
Самоубийство не состоялось, но очевидно, что Афанасий Фет заранее все обдумал и готовился именно так уйти из жизни. Всю свою жизнь поэт преодолевал трудности, уготованные ему судьбой. Он был хозяином собственной жизни, добился очень многого только своими силами и ушел из жизни, когда сам счел это необходимым.
"Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем
И в ночь идет, и плачет уходя".
Похоронен Афанасий Фет в селе Клеймёново, родовом имении Шеншиных.
"Обидно мне было видеть, как равнодушно встретили печальное известие даже те, кого оно больше всего должно было тронуть. Какие мы все эгоисты. Он был сильный человек, всю жизнь боролся и достиг всего, чего хотел: завоевал себе имя, богатство, литературную знаменитость и место в высшем свете, даже при дворе. Все это он ценил и всем наслаждался, но я уверен, что всего дороже на свете ему были его стихи и что он знал — их прелесть несравненна, самые вершины поэзии. Чем дальше, тем больше будут это понимать и другие"(из письма Николая Страхова Софье Толстой, 1892 год).
Афанасий Афанасьевич Фет родился 23 ноября 1820 в с. Новоселки близ Мценска от А.Н. Шеншина и К.Ш. Фёт. Его родители обвенчались за границей без православного обряда (мать Фета была лютеранкой), вследствие чего брак, законный в Германии, был признан недействительным в России; когда же был совершен обряд православного венчания, будущий поэт уже проживал под материнской фамилией "Фёт" (Föth), считаясь внебрачным ребенком. Будущий поэт оказался лишенным не только фамилии отца, но и дворянского титула, прав на наследство и даже российского гражданства. Стремление вернуть фамилию Шеншин и все права стало для юноши на долгие годы важной жизненной целью. Только под старость поэт смог добиться своего и вернуть себе потомственное дворянство.
В 1873г. выходит долгожданный указ Александра II Сенату, согласно которому Фет получает право на присоединение "к роду отца его Шеншина со всеми правами и званиями, к роду принадлежащими". Фет продает Степановку и покупает в Курской губернии большое имение Воробьевку.
Умер Фет в Москве 21 ноября (3 декабря) 1892.
Художественное своеобразие поэзии Фета.
Современники часто упрекали Фета за непонятность поэзии, неопределенность содержания, за невнимание к запросам жизни (в понимании таких критиков, как Добролюбов и Чернышевский), за тяготение к темам "чистого искусства". И тем не менее даже поэты демократического лагеря, подчеркивая свои расхождения с Фетом в идеологической сфере, всегда признавали его поэтический гений: "Человек, понимающий поэзию. ни в одном русском авторе после Пушкина не почерпнет столько поэтического наслаждения", - писал Некрасов Фету в 1856 г.
В этой ночи, как в желаниях, всё беспредельно,
Крылья растут у каких-то воздушных стремлений,
Взял бы тебя и помчался бы так же бесцельно,
Свет унося, покидая неверные тени.
Можно ли, друг мой, томиться в тяжелой кручине?
Как не забыть, хоть на время, язвительных терний?
Травы степные сверкают росою вечерней,
Месяц зеркальный бежит по лазурной пустыне.
Нет, не жди ты песни страстной,
Эти звуки – бред неясный,
Томный звон струны;
Но, полны тоскливой муки,
Навевают эти звуки
Ласковые сны.
Звонким роем налетели,
Налетели и запели
В светлой вышине.
Как ребенок им внимаю,
Что сказалось в них — не знаю,
И не нужно мне.
Поздним летом в окна спальной
Тихо шепчет лист печальный,
Шепчет не слова;
Но под легкий шум березы
К изголовью, в царство грезы
Никнет голова.
Поделись живыми снами,
Говори душе моей;
Что не выскажешь словами –
Звуком нá душу навей.
Уноси мое сердце в звенящую даль,
Где как месяц за рощей печаль;
В этих звуках на жаркие слезы твои
кротко светит улыбка любви.
О дитя! как легко средь незримых зыбей
Доверяться мне песне твоей:
Выше, выше плыву серебристым путем,
Будто шаткая тень за крылом.
Вдалеке замирает твой голос, горя,
Словно за морем ночью заря, —
И откуда-то вдруг, я понять не могу,
Грянет звонкий прилив жемчугу.
Уноси ж мое сердце в звенящую даль,
Где кротка, как улыбка, печаль,
И все выше помчусь серебристым путем
Я, как шаткая тень за крылом.
На заре ты ее не буди,
На заре она сладко так спит;
Не буди ж ты ее, не буди.
На заре она сладко так спит!
Сравнение Фета с импрессионистической живописью или музыкой (Сен-Санс, Дебюсси), конечно, достаточно условно и может восприниматься скорее как метафора, чем как термин, но эта ассоциация верна в том отношении, что Фет тоже описывает отдельные, рассеянные, мимолетные мгновения жизни, поражающие своей красотой, какими они предстают ему в его воспоминаниях.
Природа в лирике Фета. Природа для Фета – прежде всего вечный источник божественной красоты, неиссякаемый в своем разнообразии и вечном обновлении. Созерцание природы – высшее состояния души лирического героя, придающее его существованию смысл. Такое мировоззрение, на первое место среди всех жизненных ценностей ставящее красоту, называют эстетическим. Многие критики писали о Фете, что природа описана им словно из окна помещичьего дома или из перспективы усадебного парка, как будто она создана специально для того, чтобы ею восхищались. Действительно, старый парк с тенистыми аллеями, отбрасывающими ночью причудливые тени, часто является фоном для романтических раздумий поэта. Однако поэт чувствует природу так глубоко, тонко и проникновенно, что его пейзажи становятся универсальным выражением красоты русской природы как таковой.
Я долго стоял неподвижно,
В далекие звезды вглядясь, -
Меж теми звездами и мною
Какая-то связь родилась.
Я думал… не помню, что думал;
Я слушал таинственный хор,
И звезды тихонько дрожали,
И звезды люблю я с тех пор…
Иногда Фету удается достичь в своем эмоциональном осмыслении природы философской глубины, и мощи, которые мы привыкли приписывать Тютчеву.
На стоге сена ночью южной
Лицом ко тверди я лежал,
И хор светил, живой и дружный,
Кругом раскинувшись, дрожал.
Земля, как смутный сон немая,
Безвестно уносилась прочь,
И я, как первый житель рая,
Один в лицо увидел ночь.
Я ль несся к бездне полуночной,
Иль сонмы звезд ко мне неслись?
Казалось, будто в длани мощной
Над этой бездной я повис.
И с замираньем и смятеньем
Я взором мерил глубину,
В которой с каждым я мгновеньем
Все невозвратнее тону.
Поэтому в мире Фета человеческие свойства могут быть приписаны и таким явлениям, как воздух, мрак, и даже цвет:
Устало все кругом: устал и цвет небес,
И ветер, и река, и месяц, что родился,
И ночь, и в зелени потусклой спящий лес…
Любовная лирика Фета.
Я тебе ничего не скажу,
И тебя не встревожу ничуть,
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.
Целый день спят ночные цветы,
Но лишь солнце за рощу зайдет,
Раскрываются тихо листы
И я слышу, как сердце цветет.
И в больную, усталую грудь
Веет влагой ночной. я дрожу,
Я тебя не встревожу ничуть,
Я тебе ничего не скажу,
Шепот, робкое дыханье.
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья.
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря. (1850)
Прием детализации приводит к тому, что в стихотворении не создается цельного образа возлюбленной – дано скорее переживание ее близости в душе лирического героя. Образ как бы растворяется в общей гамме ощущений поэта, становясь частью его внутреннего мира. Остальное должно воссоздать и дополнить воображение самого читателя.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
… а жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
Для пореформенной эпохи интересны не только теоретики новой жизни, но и практики - те, кто обладал собственным опытом изменения отношений на земле. При этом трактовка идей и поступков человека им самим и его современниками часто не совпадает. Пример тому - публицистика известного поэта Афанасия Фета, которая породила в 1860-е годы большую дискуссию.
Афанасий Афанасьевич до 14 лет воспитывался как обыкновенный русский дворянин - в небогатой усадьбе Новосёлки, с жёстким отцом, мягкосердечной матерью и преданиями столбовых дворян Шеншиных. Всё рухнуло, когда отец отдал подростка на учёбу в строгий немецкий пансион, объявив ему, что отныне он должен носить фамилию Фет. Тогда и открылось, что мальчик родился, когда его мать формально ещё состояла в браке со своим первым мужем Иоганном Фётом. Этот комплекс неполноценности, это чувство украденного статуса будет преследовать поэта всю жизнь - и заставит действовать. Неудачным оказался путь к дворянству через военную службу: один за другим вышли указы, повышавшие планку, которой надо было достичь, чтобы стать дворянином. После долгих лет мытарств и душевных страданий, уже обладая именем в литературе, поэт обратился с прошением на высочайшее имя о получении фамилии Шеншин и вступлении в права "по роду и наследию". Борьба за возвращение потомственного дворянства будет идти около 40 лет, лишь к 1874 году Фет станет дворянином Шеншиным. Фамилия Фет у него вызывала отторжение; везде - в официальных бумагах, в переписке, на столовом серебре - появился Шеншин. Многие не понимали активности Афанасия Афанасьевича в этой области. Известна фраза Ивана Сергеевича Тургенева: "Как Фет, Вы имели имя; как Шеншин, Вы имеете только фамилию" 2 .
Итак, Фет-Шеншин отстаивал дворянское звание - которое в пореформенную эпоху уже не сулило особых привилегий - сознательно, в долгой и непростой борьбе. Возможно, именно поэтому поэт с энтузиазмом воспринял идею покупки имения как некоей компенсации отсутствовавшего ещё у него дворянского статуса. В 1860 году он купил на юге Мценского уезда 200 десятин пахотной земли и недостроенный хутор Степановку. Некоторые знакомые (среди них тот же Тургенев) скептически восприняли эту затею, считая её самоубийственной. Имея смутные представления о ведении поместного хозяйства, Фет решил тем не менее попробовать реализовать себя. Эксперимент будет длиться 17 лет. Да и момент Афанасий Афанасьевич выбрал, как всегда, "удачный" - когда сама суть поместного хозяйства должна была трансформироваться в нечто новое. Во что именно - этого не знали и опытные хозяева, куда уж новичку.
В переписке с Толстым Фет делился своими опасениями и переживаниями. В 1880-е отношения двух литераторов осложнятся, но в 1860-е годы оба ищут новые варианты реализации просвещённого человека на земле: "Я люблю землю, чёрную рассыпчатую землю, ту, которую я теперь рою и в которой я буду лежать" 6 .
Свою дворянскую миссию в деревне Фет видел скорее в культурном начале, которое может привнести дворянство на народную почву при условии взаимодействия. Именно поэтому он приветствовал действия толстовского Лёвина, который учился у народа: "Владея не блестящим, но независимым состоянием, он ищет, вследствие разрушения прежних экономических отношений, новых здравых основ тому делу, служить которому призван длинным рядом предков" 7 .
При этом Фет признавал, что дворянское сословие не просто бедствует, а вымирает, причём оно само виновато в своём плачевном состоянии: "У всех у нас потомственная и, так сказать, обязательная кормилица-земля под ногами, но мы не только не хотим трудиться на ней, но не хотим даже хладнокровно обсудить условий, при которых земледельческий труд возможен" 8 .
Поэт своеобразно формулировал своё отношение к крепостным порядкам. Видел ли он в них идеал? "И да, и нет. В принципе нет, в результате - да. Это заведённый порядок, старинный порядок, которому надо подражать, несмотря на изменившиеся условия… При вольнонаёмном труде стройность ещё впереди" 9 . Именно дореформенная стабильность привлекала Афанасия Афанасьевича. Порядок, которого не стало и который Фет планомерно, жёстко, иногда педантично пытался навести хотя бы в своём маленьком хозяйстве. Именно за эту ностальгию по крепостной стройности его сочинения будут подвергаться обличительной критике слева. Однако Фет одобрял и достижения нового времени, результаты Великих реформ Александра II: "19 февраля было днём не возрождения, а истинного рождения. Россия, долгое время болезненно носившая зреющий организм свободы, наконец произвела на свет не недоноска, а вполне развитого младенца, вздохнувшего в первый раз" 10 .
При всём том поэт считал, что в России важна и роль поместного дворянства, и призывал не высмеивать неудачи хозяйствующих дворян, а поддерживать их начинания: "Дело землевладельцев было всегда и везде делом великим. А теперь оно более чем когда-либо важно и значительно для всего государственного организма. Пора и нашей отсталой литературе вспомнить это и отнестись к нему без задора бессмысленной и нелепой вражды" 11 . Однако призыв остался без ответа; наоборот, эти очерки вызвали враждебную и очень эмоциональную реакцию в печати. О чём же пишет Фет и за что его так невзлюбили? О мелочах. О проблемах хозяйства, о ценах и погоде, о сложностях построения новых отношений с каждым конкретным жителем деревни, об адаптации к новым подходам, фактам и процессам. В сравнении с основным пластом тогдашней "сельскохозяйственной" публицистики - изобилующим отвлечёнными размышлениями - работы Фета весьма выигрывают: они насыщены конкретным, почерпнутым из живой жизни материалом.
Вот, к примеру, вопрос об использовании машин - в "рациональном хозяйстве", которое так мечтали наладить "передовые" землевладельцы, всегда стоявший на первом месте. Одним из открывателей этой темы стал именно Фет. Он показал, что главные причины первых провалов в использовании машин связаны с плохой "совместимостью" последних с русским крестьянином. "Не стану описывать пытки, которую мне пришлось выдержать с неискусными в этом деле деревенскими мастерами; довольно того, что машина наконец была установлена и, худо ли, хорошо ли, стала молоть. Нужно прибавить, что она ломалась почти ежедневно, а когда в конце осени наступила сериозная молотьба, то я уже и сказать не могу, сколько раз отдельные её части пребывали в кузнице и на орловском литейном заводе" 12 . Однако недостаёт не только знаний, но и соответствующей психологии. Ведь машина "требует усилий равномерных, но постоянных. Пока она идёт, нельзя стоять… Это качество машин, с непривычки, пока очень не нравится нашему крестьянину. Небогатый землевладелец Г. поставил молотилку и нанял молотников… Через три дня рабочие потребовали расчёта…
"Да что, батюшка, невмоготу жить. Сами ходите под машину: ишь она, пусто ей будь, хоть бы запнулась" 13 . Более подробно тема внедрения машин будет раскрыта в художественной литературе в 1870-е годы, когда отдельные примеры перестанут быть отдельными и наступит время подведения итогов. Но общие контуры проблемы Фет уже обозначил.
Важной темой для очерков стало использование вольнонаёмного труда. По мнению Фета, именно оно и является оптимальным: "Такой труд, где рабочий напрягает свои силы чисто и единственно для себя, есть идеал вольного труда, идеал естественного отношения человека к труду" 14 . За этим будущее, но настоящее не столь радужно. Сложно было не только заставить помещиков ценить крестьянский труд; выяснилось и то, "как нова и дика была для крестьян мысль о ценности личного труда" 15 .
Сложно говорить о партнёрских отношениях между землевладельцем и работником, если между ними пропасть взаимного неприятия, столетиями сформированное противостояние. И как бы искренне ни желал Фет решить этот вопрос экономически и рационально, крестьяне продолжали видеть в нём барина, человека, малопонятного с виду и чуждого по сути. Поэтому нормой их взаимоотношений оставался обман: "Просьба мужика была исполнена, а кур он мне не привёз. Приводить новых примеров понимания и исполнения условий и договоров со стороны наших крестьян я более не буду, хотя мог привести их сколько угодно" 16 .
Вообще, психологическим аспектам новых экономических отношений Афанасий Афанасьевич уделял особое внимание. Он хотел быть новым, разумным хозяином, реализовывать и личным примером пропагандировать передовые экономические взгляды. Однако значительная часть общества (как дворянского, так и крестьянского) просто не готова была принять новые подходы. Именно это противоречие породило знаменитое представление о мелочности Фета-помещика. Вот, например, эпизод с недобросовестным работником Семёном. Он был уволен поэтом после того, как целый месяц отлынивал от работы, вызвав этим недовольство приказчика и других рабочих, да ещё и не вернул необходимой доли задатка. Эти-то деньги и желал получить с него Фет - больше из принципа, чем из хозяйственных соображений. А Семён, нанявшись к соседнему мужику, сразу же попался с украденными хомутами - заработав в итоге дурную славу во всей округе 17 … И ведь нерадивость Семёна - не фантазия автора, а объективный факт. А стремление, пусть придирчивое, к порядку - не самая плохая черта для хозяина. Вот ещё история с гусями. Фет не хотел отдавать пойманных на его земле чужих гусей даром, он желал получить штраф за потраву - чтобы приучить нерадивых хозяев к порядку. При этом он скрупулёзно вычислял возможные нюансы исчисления таких штрафов. Но ведь как хозяин он и не мог поступать иначе: потрава, учинённая гусями, разнится от потравы, нанесённой, скажем, лошадью.
Фет мечтал, чтобы весь механизм новых отношений был отлажен. Он верил и надеялся на вольнонаёмные отношения, но желал и поддержки со стороны государства - чтобы ему не приходилось заниматься самодеятельностью с гусями и ловить работника Семёна. "Всякая законность потому только и законность, что необходима, что без неё не пойдёт самое дело. Этой-то законности я искал и постоянно ищу в моих отношениях к окружающим меня крестьянам и вполне уверен, что рано или поздно она должна взять верх и вывести нашу сельскую жизнь из тёмного лабиринта на свет Божий" 18 . Пока же вся тупиковость ситуации выражена в словах посредника, который надеется "как-нибудь уладить это дело". "Со вступлением России в новый период деятельности заветные слова авось, да небось, да как-нибудь должны совершенно выйти из употребления" 19 .
Ну, как здесь не возникнуть ностальгии по дореформенным временам? Однако взгляды "убеждённого помещика" Фета были неприемлемы для демократического сознания даже если за ними стояло просто стремление упорядочить хозяйство. "Новизну" его взглядов многие вообще не признали: "В г. Фете ещё не остыли старые привычки", он "находится в тесной связи с общим настроением той части общества, которая присваивает себе название "благонамеренной" 20 .
Критика коснулась и лирики Фета. Так, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин изрёк: "В семье второстепенных русских поэтов г. Фету, бесспорно, принадлежит одно из видных мест" 21 . Как публициста Афанасия Афанасьевича упрекали в детализации и мелочности, а как поэта - в уклонении "от практической стороны жизни" 22 . "Есть и такие стихи, в которых, с одной стороны, кажется, что как будто есть что, а с другой, как будто ничего нет, кроме рифм и размера" 23 .
А в целом получилось не лирическое хозяйство, а соединение "лирического худосочия" 24 с замашками крепостника: "Фет явился бессознательным, наивным певцом крепостного права" 25 .
Если для самого Афанасия Афанасьевича стремление наладить хоть какой-то порядок в расстроенном хозяйстве было залогом успеха деятельности пореформенного помещика, то для его критиков - возвращением помещичьего произвола. В этом непонимании и кроется известный конфликт между Фетом и демократическими авторами. Сатирик Дмитрий Минаев потешался вволю 26 :
Этой ночью благовонной,
Не смыкая глаз,
Я придумал штраф законный
Наложить на вас.
Если вдруг чужое стадо
Забредёт ко мне,
Штраф платить вам будет надо…
Спите в тишине.
Если в поле встречу гуся,
То (и буду прав)
Я к закону обращуся
И возьму с вас штраф;
Буду с каждой я коровы
Брать четвертаки,
Чтоб стеречь своё добро вы
Стали, мужички…
Фет как хозяйствующий субъект стал весьма популярной мишенью. Салтыков-Щедрин вообще практически отождествлял понятия "вести поместное хозяйство" и "человеконенавистничать": "Вместе с людьми, спрятавшимися в земные расселины, и г. Фет скрылся в деревню. Там, на досуге, он отчасти пишет романсы, отчасти человеконенавистничает; сперва напишет романс, потом почеловеконенавистничает, потом опять напишет романс и опять почеловеконенавистничает, и всё это, для тиснения, отправляет в "Русский вестник" 27 .
Подобный стереотип, плотно утвердившийся в умах современников и потомков, легко было создать именно на контрасте с фигурой "нежного поэта". В итоге читаю щая публика в большинстве своём не поняла и не приняла Фета-помещика, Фета-землевладельца, Фета-практика. Зато был создан миф о Фете-крепостнике.
Конечно же, поэта угнетала подобная реакция. Быть прогрессивным на словах легко, а вот на деле, да ещё успешным - намного сложнее. И Фет писал Толстому: "Тургенев вернулся в Париж, вероятно, с деньгами брата и облагодетельствовав Россию, то есть пустив по миру своих крестьян… порубив леса, вспахав землю, разорив строения и размотав до шерстинки скотину. Этот любит Россию. Другой роет в безводной степи колодец, сажает лес, сохраняет леса и сады, разводит высокие породы животных и растений, даёт народу заработки - этот не любит России и враг прогресса" 28 . В этих строках сквозит горькая обида; есть в них, очевидно, и немалая доля правды. Характерно, кстати, что резкий критик поэта Салтыков-Щедрин купил под Москвой в Витинёво, усадьбу, но не справился с ней. Михаилу Евграфовичу поучиться бы у Фета, а он заклеймил его как дремучего крепостника…
Тем не менее свой взгляд Фет считал достаточно объективным, а нападки - проявлением слабости критиков: "Наши записки в течение долгих лет служили неистощимой темой свистков и дешёвой карикатуры. Дети, взглянув на барометр и догадываясь, что скоро их не пустят на улицу, готовы были разбить безмятежный инструмент, точно он виновник приближающейся грозы" 29 .
Идейные противники поэта-публициста не надеялись увидеть в русских дворянах прогрессивных землевладельцев, а вернее, просто не хотели этого. По их априорным суждениям, поместное хозяйство после отмены крепостного права было совершенно бесперспективным. И любой помещичий опыт, удачный или не очень, точно так же априори принимался в штыки. А фигура "поэта-крепостника" для критики была особенно привлекательна.
Фет защищал помещика от нападок литераторов, исходя во многом из реального положения дел: ведь "бóльшая часть производительной почвы находится в руках этого класса, и нельзя никакими риторскими воркованиями зашептать эту жизненную силу" 30 . И в течение двух десятилетий он личным примером доказывал, насколько сложно было быть хозяином в ту эпоху и что помещик не только хищник, но и жертва.
Заметки были написаны и напечатаны, чтобы поддержать такого же хозяина. Фет и как писатель, и как землевладелец рад был быть полезным: "Мы все Робинзоны, все ищем новых путей и средств к произведению тех самых вещей, которые когда-то так легко производились по рутине" 31 . Он гордился тем, что, получив пусть незначительный, но результативный практический опыт, мог им поделиться. И пусть "лирическое хозяйство" не всегда встречало радушный приём критиков, его дело не пропало, отразив противоречия эпохи.
Примечания
1. Современник. 1863. № 4.
2. Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем. Т. 10. М. 1994. С. 339.
3. Кошелев В. А. Лирическое хозяйство в эпоху реформ // Фет А. А. Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство. М. 2001. С. 6; Экштут С. А. Повседневная жизнь русской интеллигенции от эпохи Великих реформ до Серебряного века. М. 2012. С. 261-271.
4. Фет А. А. Указ. соч. С. 173
5. Толстой Л. Н. Переписка с русскими писателями. Т. 1. М. 1978. С. 288, 251, 290.
6. Там же. С. 356.
7. Там же. С. 235.
8. Там же. С. 363.
9. Фет А. А. Указ. соч. С. 76.
10. Там же. С. 274.
11. Там же. С. 131.
12. Там же. С. 109.
13. Там же. С. 76.
14. Там же. С. 74.
15. Там же. С. 89.
16. Там же. С. 91.
17. Там же. С. 134.
18. Там же. С. 89.
19. Там же. С. 76.
20. Современник. 1863. № 4. С. 394.
21. Там же. 1863. № 9.
22. Русское слово. 1863. № 8. С. 62.
23. Там же.
24. Там же. 1863. № 9. С. 21-42.
25. Там же. С. 39.
26. Минаев Д. Д. Лирические песни с гражданским отливом… // Минаев Д. Д. Избранное. Л. 1986. С. 67.
27. Современник. 1863. № 4.
28. Толстой Л. Н. Переписка с русскими писателями. Т. 2. М. 1978. С. 59.
29. Фет А. А. Указ. соч. С. 274.
30. Там же. С. 126.
31. Там же. С. 276.
ГОСТ
Усадебная поэзия – это направление в русской поэзии - совокупность лирических произведений с устойчивой поэтической образностью (усадьба, усадебный дом, аллеи, сад, фонтан, беседка и т.д.), произведений с общностью тем, единством мировоззренческих установок.
По тем временам владельцы усадеб были интеллигентными, образованными и высоко ценили произведения искусства. Каждая усадьба обладала своей особой микрокультурой. Красота и гармония, присутствовавшие в имении, окружали всех, кто проживал в нем. Так формировалась оригинальная среда, которая существовала по своим законам. Было и общее: воспитание, образ жизни, приобщенность к духовной культуре. Влияние усадьбы проявлялось не только в жизни дворян, но и внедрялось в крестьянскую культуру и сыграло большую роль в возрождении народного искусства. Большая часть композиторов, художников, писателей и поэтов именно через усадьбу впервые познакомились с народной культурой.
Готовые работы на аналогичную тему
Для Фета усадьба – это родной дом, а не просто социокультурный локус.
В своих посланиях И.С. Тургеневу он перечисляет преимущества усадебного бытия. Через ряд стихотворений он противопоставляет Россию, олицетворением которой является береза, Европе.
Основным эмоциональным тоном художественного мира Афанасия Фета является идиллия.
- Усадебного дома. Здесь знаковую роль играют такие элементы усадебного дома, как терраса, балкон, окно, гостиная с роялем;
- Сада. Он обязательно тенистый, романтический, одухотворенный, наполненный ароматами вековых деревьев;
- Садовой атрибутик: скамейки, качели, скульптуры, парковые трасы, фонтаны, гроты, беседки и т.д.;
- Цветов. В поэзии А. Фета особую роль играют резеда, сирень, фиалки, астры, георгины;
- Деревьев (сосны, ели, ивы, березы, цветущие вишни, липы, дубы);
- Птиц, насекомых и животных;
- Сбора ягод и грибов;
- Охоты;
- Времен года.
Часто в усадебных стихотворениях Фета встречается липовая аллея. Она часто подстрижена в виде туннеля или арки и символизирует замкнутость пространства. На фоне окружающей зелени выделяется и песчаная аллея, которая в усадебной поэзии часто избирается местом действия.
Фет в своих стихотворениях стремится к философскому осмыслению усадебного бытия. Стих обретает особую музыкальность, напевность, суггестивность. Он менее насыщен материальными образами, выполняющими лишь роль очки опоры при раскрытии эмоций, душевных состояний.
Читайте также: