Астахов николай александрович врач реферат

Обновлено: 08.07.2024

В течение 35 лет офтальмологическую службу Петербурга возглавлял профессор кафедры офтальмологии 1го СПбГМУ им. И.П. Павлова Юрий Астахов, освободив этот пост всего несколько месяцев назад. Не каждый главный специалист комздрава оставляет после себя столько завершенных добрых дел в здравоохранении. Именно благодаря Астахову, получили развитие современные направления лечения, которые сегодня возглавляют его ученики, а любой житель города имеет возможность получить специализированную помощь на высоком уровне. Юрий Сергеевич - представитель врачебной династии в третьем поколении, он уже 65 лет верен своей альма матер - кафедре офтальмологии, где ведет большую преподавательскую, научную и практическую работу и продолжает консультировать сложных больных.

- Юрий Сергеевич, сколько поколений врачей в вашей семье занимались врачеванием?

- Первым врачом в нашей семье был Николай Александрович Астахов, который закончил Императорскую военно-медицинскую академию в 1898 году, отслужил в армии во Второй Калужской артиллерийской бригаде и вернулся в Петербург. Он был профессором и одним из первых стоматологов в нашей стране, получивших высшее образование. Отец и мама у меня были врачи-невропатологи, врачом была и моя тетя. По этой же стезе пошли моя сестра и я, врачом стал и мой сын.

- Какие у вас остались детские воспоминания, свя.занные с работой родителей?дицинской академии, дед Юрия Сергеевича Астахова. Фото из семейного архива.

- Какие у вас остались детские воспоминания, связанные с работой родителей?

- Я родился перед войной и всю войну и блокаду находился в Ленинграде. Мы жили на улице Плеханова (сейчас Казанская). Папа работал главным врачом института Бехтерева (сегодня Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и неврологии им. В.М. Бехтерева), и каждый день с тяжелой дистрофией под обстрелом ходил пешком на работу.

О блокаде у меня осталось мало воспоминаний – я был еще маленький, но отдельные моменты остались в памяти. В 1944 году в наш дом попала бомба. Сильного испуга не было, а было любопытство. Я до сих пор помню это ощущение, как шатается дом. Наш дом был построен в первой половине XIX века, с толстыми стенами и деревянными балками, которые клались с большим зазором. Здания в этом районе ставили на сваях. Бомба попала в ту часть дома, которая прилежала к нашей квартире, и когда полдома рухнуло, стена папиного кабинета стала наружной стеной дома. Сразу после войны его достроили, не выселяя жильцов. А в 70-е годы дом капитально отремонтировали. Наша семья так и живет в той же квартире начиная с 1902 года.

- Почему вы не спускались в бомбоубежище?

- Сейчас вы работаете вместе с сыном, представителем четвертого поколения Астаховых?

- Какими направлениями представлена офтальмологическая служба в городе, которую вы развивали и которую сегодня возглавляют ваши ученики?

- На протяжении всех лет, в течение которых я руководил кафедрой, сложился коллектив, который охватывает все стороны наших специальностей и работает в ведущих офтальмологических центрах – клинике на Моховой, во 2-й городской больнице. Группа врачей занимается рефракцией – подбором очков и контактных лиц (в том числе нового типа), выполняют эксимер-лазерные операции и сложные операции на роговой оболочке, включая ее пересадку. Еще одна большая группа специалистов занимается хирургией катаракты. В университетской клинике это Сергей Юрьевич Астахов, Юрий Викторович Тахтаев, Георгий Зурабович Джалиашвили и Валерий Русланович Грабовецкий и Ирина Эдуардовна Кузьмина, а на отделении офтальмологии ГМПБ №2 - Виталий Витальевич Потемкин и Вячеслав Владимирович Рахманов.

Большая научная и практическая работа ведется специалистами в области лечения глаукомы. Наша кафедра принимает большое участие в испытаниях лекарственных препаратов, в том числе международных. Благодаря хорошей оснащенности и опыту, мы активно привлекаемся для исследований, которые проводятся в зарубежных центрах.

Значительная работа проводится по диагностике и лечению уевитов – воспалений сосудистой оболочки глаза, имеющих аутоиммунную природу. Для людей старшего возраста актуальной проблемой сегодня является заболевания сосудов глаза: различные тромбозы вен и артерий сетчатки. Они лечатся введением препаратов внутрь глаза и использованием лазерной техники. Руководит этим разделом работы профессор С.Н. Тульцева.

Все это создает предпосылки для создания в рамках СПбГМУ им Павлова офтальмологического центра. На территории университета уже началось строительство нового здания, которое обещают закончить очень быстро и уже в 2022 г. мы должны принять первых больных. Часть помещений займет реабилитационной центр института им. Горбачевой и около 5,5 тысяч кв. метров предоставят клинике глазных болезней.

- Открытие такого центра позволит сократить очередь на лечение катаракты?

- В значительной мере существующая очередь определяется количеством квот, поскольку даже существующие клиники могут выполнять значительно больше операций. Очередь во многом объясняется и тем, что у нас нет официальных ограничений по остроте зрения. И некоторые люди записываются на операцию, имея остроту зрения 0,8 - 0,9. Получается, что на равных в очереди стоят и те, кто наполовину утратил зрение, и те, кто хорошо видит. В Финляндии, например, эта очередь регулируется. Если у человека острота зрения лучшего глаза ниже 0,5, его ставят на очередь на бесплатное лечение. Если выше, он может оперироваться, но за деньги. Потому что, у них есть ограничение по управлению автомобилем как раз 0,5, а у нас эти требования жестче.

- Как быстро развивается катаракта?

- У каждого по-разному. Некоторые живут до ста лет и могут вдевать нитку в иголку без очков. А есть целый ряд состояний глаза, при которых эту помощь надо оказывать как можно быстрее. Все эти данные хорошо известны. Но, конечно, не только это причина больших очередей. Та же вторая больница могла бы выполнять больше операций, если бы было соответствующее количество квот. У нас есть все возможности в плане оснащения аппаратами и микроскопами для факоэмульсификации, есть специалисты, которые могут выполнять операции на высоком уровне. Необходимо иметь достаточное количество квот на выполнение этих операций и тарифы, соответствующие затратам.

Сейчас очень остро стоит вопрос с лекарствами при возрастной макулярной дегенерации. Количество таких больных растет, а каждая инъекция, которую нужно делать 7-8 раз в год, стоит в зависимости от препарата около 40 тысяч рублей. Государство этих денег выделить не может, и больные сами вынуждены покупать их. Очевидно, нужна программа лечения возрастной макулодистрофии.

- Как вы относитесь к кератотомии – лечение близорукости с помощью насечек, которую вы с самого начала не принимали?

- Во всем мире сегодня она признана калечащей операцией, потому что роговая оболочка резко ослабевает по своей прочности. В течение нескольких лет мы собирали данные о больных, перенесших кератотомию, и оказалось, что даже небольшие травмы, такие как случайное попадание пальцем в глаз, могут привести к разрыву глазного яблока. Сейчас, когда стали использовать эксимерный лазер, кератотомия практически не применяется. В редких случаях насечки используются для лечения астигматизма, а для коррекции близорукости – уже нет.

- Лазер не травматичен?

- Лазерная операция травматична, однако при лазерной коррекции травматизация сведена к разумному минимуму.

- Насколько сегодня высоки возможности хирургического лечения?

- Сегодня вся офтальмология может быть переведена на хирургию одного дня, как это делается за границей, где даже при патологии сетчатки операции выполняют амбулаторно. В Нидерландах, например, нет специализированных глазных коек. Редкое исключение делается для тяжелых операций, связанных с травмами и операциями на орбите, когда больной должен оставаться в стационаре. Что касается операций по поводу катаракты и придаточного аппарата глаза – все это может быть сделано амбулаторно и уже в значительной степени делается в клинике университета, во 2-й городской больнице и других медицинских учреждениях города.

В дом, где мы жили, в начале войны попал снаряд, а в 1944-м — бомба. Здание так тряхнуло, что распахнулись настежь закрытые на засовы тяжелые двери, и стена кабинета отца стала наружной стеной дома. На площадку можно было выйти, а соседней квартиры практически не осталось. Люди, спасавшиеся в нашей подворотне от бомбежки, погибли… Позже, когда я немного повзрослел, я спрашивал родителей, почему мы не спускались в подвал во время налета. Они отвечали, что если дом разрушался, то людей в подвале заваливало обломками, а если еще и трубы прорывало — затапливало водой. Обычно мы сидели на диване в коридорчике между капитальными стенами, это считалось самым безопасным местом, иногда там же вместе с двоюродной сестрой забирались на шкаф.

Жительницы Ленинграда читают объявления об обмене вещей на продукты. Автор Василий Федосеев

Еще помню мамины руки у меня на голове. Она сплетала пальцы рук и накрывала мою голову, когда я спал, наивно полагая, что сможет меня защитить, если начнет сыпаться штукатурка. Видите, как ни странно, осталось довольно много воспоминаний о войне. Еще осталась в памяти печка-буржуйка и горестная обида, когда в ней жгли мои деревянные игрушки… Не забуду салют 27 января 1944 года, куда меня взяли с температурой. Об этом сняли документальный фильм, и мы с мамой попали в кадр; прекрасно помню день 9 мая 1945 года, но и, конечно, постоянное чувство голода.

— Ели то, что получали по карточкам, продавали какие-то вещи и покупали продукты.

— Масло 5 граммов, сахар 10 граммов, макароны, мясо… То есть, кроме 125 граммов хлеба, ленинградцам в самые суровые месяцы блокады полагались и другие продукты. Но многие карточки остались неиспользованными.

— Потому что просто не было продуктов.

— У Вас сохранились какие-то вещи с тех времен?

— К счастью, у нас не было крайней необходимости сжигать мебель или книги, поэтому многие вещи, теперь уже реликвии, остались: прихожая, шкафы и некоторые другие предметы, часть вещей сохранилась в квартире моей тети, ее семья живет рядом с нами.

Блокадные карточки Юры Астахова

— Ваша семья потеряла многих в блокаду?

— Самые близкие родственники остались живы: отец, мать и я, моя тетя, бабушка, двоюродная сестра, дядя воевал, был ранен, но вернулся домой.

— Сегодня у нас на приеме был пациент, который в годы войны хоронил людей на Пискаревском кладбище. За несколько месяцев его отряд похоронил около 380 тысяч человек — потери людей были колоссальными. Сказать, что это результат некомпетентности руководителей города, я не могу. Блокада явилась следствием боевых действий. Партийный руководитель, живущий в городе, где постоянно рвутся снаряды, падают бомбы, где люди умирают прямо на улице, не может оставаться безучастным к происходящему. Некомпетентность всегда была нашим бичом, но сегодня мы живем в период ВОИНСТВУЮЩЕЙ некомпетентности. Я не думаю, что мы можем обвинять в этом людей, переживших все ужасы войны, пусть и несколько в иных условиях существования. Бремя чрезвычайной ответственности за неверные решения, психологическое воздействие со стороны высшего партийного руководства, постоянная угроза жизни, очевидно, влияли на их поступки. Люди просто не решались предпринимать какие-то действия, решать срочные задачи без согласования с Москвой, но они делали все, что можно было сделать в тех условиях. Кировский завод, передовая линия обороны города, выпускал танки. Как можно говорить о некомпетентности руководителей, если им удалось в таких условиях организовать военное производство; работали другие заводы, где у станков стояли дети. Я бы не сказал, что жизнь была пущена на самотек. Город жил, зимой убирали снег на улицах. Не было паники. Я не помню, чтобы мне кто-то говорил о панических настроениях.

— В Москве в октябре 41-го паника была очень серьезная, люди в страхе бежали из города.

— Да, о московской панике много говорят, о ленинградской я не слышал, да и бежать было некуда, город находился в кольце.

— Очень интересный вопрос… Что считать прошлым… Прошлое может быть связано с твоей личной судьбой, когда жизнь разделена на несколько этапов, с общественно-политическими событиями, с пересмотром своих взглядов. Я не могу сказать, что у меня есть четкая грань между прошлым и настоящим. Мне кажется, слава Богу, что все изменения, которые пережила страна в течение последних десятилетий, не явились результатом жесточайшей революционной ситуации и борьбы, существовавших в 1917 году. У многих людей, переживших эти события, жизнь была разделена на дореволюционную и послереволюционную. По счастью, мы не пережили подобных катаклизмов, хотя на наших глазах произошли серьезные социально-экономические изменения. Если говорить о возможностях в плане работы, о материальных благах, в разные годы они были разными, и опять же я не могу ставить где-то грань. Личная жизнь… школа — завершение одного этапа, затем институт…

Приказ о снятии блокады. (Автор снимка — Борис Кудояров)

— Я знаю, Вы являетесь продолжателем династии врачей.

Читайте также: