Юрий никулин на войне кратко

Обновлено: 05.07.2024

Батарея Никулина стояла под Сестрорецком. Когда советские войска прорвали финскую оборону в марте 1940 года, его часть оставили там же. В начале 1941-го на батарею приехал батальонный комиссар, который объявил об угрозы войны, назвав врагом номер один — Германию.

В Ленинграде жили его дальние родственники, которых он стал навещать в увольнительных. Они удивлялись его военной форме. Однажды один из гостей, заинтересованный международным положением, обратился к молодому солдату:

Мечты, связанные с демобилизацией, пришлось позабыть. Он с грустью думал о собранном чемоданчике, куда уложил записную книжку с анекдотами, книги, фотографии и письма из дома. Первые двое суток никто в 115-м зенитно-артиллерийском полку не спал.

3-го мая 1945 года полк Никулина занял латышский поселок Джуксте и стали ожидать общего наступления советских войск по всему фронту, о котором уже предупредили 8 мая. Наутро его с семью однополчанами, спавшими вповалку в землянке, с дикими криками растолкал разведчик Бороздинов.

О радости того дня осталась запись в журнале боевых действий, одна из последних — в ней говорилось о капитуляции войск противника и подводился итог нецелевому расходу боеприпасов для салюта по случаю окончания войны. По-военному строгое числовое выражение счастья для его полка оказалось таким — восемь залпов и 32 снаряда.

Уже с первых дней войны батарея Никулина открыла огонь по фашистским самолетам, которые прорывались к Ленинграду, закидывали Финский залив глубинными минами. В составе зенитной батареи Никулин воевал до весны 1943 года, дослужился до звания старшего сержанта. Затем он дважды побывал в госпитале – после воспаления легких и после контузии. После выздоровления его направили в 72-й отдельный зенитный дивизион под Колпином.

Победу Никулин встретил в Прибалтике. Однако домой попал не скоро. Демобилизацию проводили в несколько этапов, и до него очередь дошла только через год после окончания войны. Он уволился из армии 18 мая 1946 года.

"Из сержантов — в рядовые" - фронтовые воспоминания Юрия Никулина.

В 1939 году Юра Никулин окончил десять классов, был призван в войска зенитной артиллерии. А в конце осени 1939 началась Финская. Шестая батарея, в которой служил Никулин несла службу на подступах к Ленинграду.

К передовой на север направлялись посты наблюдения, в которые назначался и Юрий. Он не смог принять непосредственного участия в боях, но остался цел — лишь сильно обморозил ноги при оборудовании линии связи.

С окончанием финской кампании, батарея продолжила нести свою службу в обычном режиме, и в 1941 году Юрий стал готовиться к долгожданной демобилизации. Но Никулин домой не попал - 22 июня 1941 года началась война. С первых дней войны батарея Никулина открыла огонь по фашистским самолетам, которые прорывались к Ленинграду, закидывали Финский залив глубинными минами.

. Насколько помню, первое время Ленинград почти не бомбили. Кольцо блокады замыкалось постепенно. Но мне казалось, что голод наступил внезапно. Хотя на самом деле все было иначе. После войны, читая книгу с подробным описанием блокады Ленинграда, я был потрясен, как мало мы знали о том, что происходило в действительности.

Конечно, армия по сравнению с теми, кто находился в самом городе, снабжалась лучше. Впервые мы узнали о начинающемся голоде, когда к нам пришла женщина и, вызвав кого-то из бойцов (видимо, она раньше его знала), спросила, нет ли у нас остатков еды. Женщине дали полбуханки хлеба. Она долго благодарила и потом заплакала. И на тот момент нам это показалось странным.

— Ничего, ничего, скоро все войдет в норму, — успокаивал нас старшина. — А пока подтяните ремешки.

Но скоро наступил голод. У нас на батарее полагалось каждому по триста граммов хлеба в сутки. Часто вместо ста пятидесяти граммов хлеба выдавали один сухарь весом в семьдесят пять граммов. Другую половину пайка составлял хлеб — сто пятьдесят граммов, тяжелый, сырой и липкий, как мыло. Полагалось на каждого и по ложке муки. Она шла в общий котел и там взбалтывалась — получали белесую воду без соли (соли тоже не было). С утра у каптерки выстраивалась очередь. Старшина взвешивал порцию и выдавал. Подбирали даже крошки.

Многие, получая хлеб, думали: съесть все сразу или разделить? Некоторые делили по кусочкам. Я съедал все сразу.

Начав курить в первый день войны, я через месяц бросил. Бросил не потому, что обладал сильной волей, а просто мне не нравилось курить. Наверное, это меня спасло от дополнительных мучений из-за отсутствия курева. Нам не выдавали табака, и заядлые курильщики очень мучились. Во время блокады самым дорогим в Ленинграде были хлеб и табак.

От постоянного голода острее ощущался холод. Надевали все, что только могли достать: теплое белье, по две пары портянок, тулупы, валенки. Но все равно трясло от холода.

Санинструктор постоянно всех предупреждал:

— Не пейте много воды.

Но некоторые считали, если выпьют много воды, то чувство голода притупится, и, несмотря на предупреждения, пили много и в конце концов опухали и совсем слабели.

Мы стояли в обороне. Старались меньше двигаться. Так прошли зимние месяцы. К весне у многих началась цинга и куриная слепота.

Как только наступали сумерки, многие слепли и только смутно, с трудом различали границу между землей и небом. Правда, несколько человек на батарее не заболели куриной слепотой и стали нашими поводырями. Вечером мы выстраивались, и они вели нас в столовую на ужин, а потом поводыри отводили нас обратно в землянки.

Кто-то предложил сделать отвар из сосновых игл. К сожалению, это не помогло. Лишь когда на батарею выдали бутыль рыбьего жира, и каждый принял вечером по ложке этого лекарства и получил такую же порцию утром, зрение тут же начало возвращаться. Как мало требовалось для того, чтобы его восстановить!

В то время я особенно подружился с бойцом нашей батареи Николаем Гусевым. Мы делили с ним пополам каждую корочку хлеба, укрывались одной шинелью.

Все время продолжались массированные налеты фашистской авиации на Ленинград. Мы по многу ночей не спали, отражая налеты. В одну из таких ночей наша батарея (одна из трех батарей дивизиона) заступила на дежурство и должна была быть в полной боевой готовности, с тем, чтобы по первой же команде открыть огонь. Наш комбат Ларин, жалея нас, сказал:

— Слушай, Никулин, — он обратился ко мне как к командиру отделения разведки, — пусть люди поспят хотя бы часа три, а ты подежурь на позиции. Объявят тревогу — сразу всех буди. Ну, в общем, сориентируешься.

Так мы и сделали.

И надо же, именно в тот момент, когда все заснули, батарею приехали проверять из штаба армии. Приходят проверяющие на батарею и видят: все спят, кроме меня. Скандал возник страшный. И тут Ларин тихо-тихо мне:

— Выручай, Никулин. Скажи, что в двенадцать ночи я велел меня будить, а ты этого не сделал, поэтому все и спят. Я тебя потом выручу, прикрою.

Я так и сказал. Наши ребята-разведчики возмутились:

— Да тебя под трибунал отдадут, ты что, сержант, с ума сошел?

Потом приехал следователь из особого отдела и выяснил, как все происходило. Я упорно стоял на своем.

После этого меня вызвали к командиру дивизиона. Он сказал:

— Зачем комбата покрываете?! Вы что, с ума сошли, знаете, чем это вам грозит?

Я продолжал упорно стоять на своем, мол, не комбата покрываю, а я сам во всем виноват. Тогда меня вызвали к начальнику штаба полка. Поехал я к нему.

Начальник штаба полка в упор спросил меня:

— Что, командира выручаешь?

И я честно во всем признался. Рассказал обо всем. Потому что любил начальника штаба и доверял ему. И ни меня, ни Ларина он не выдал, но за потерю бдительности и слабую дисциплину меня приказом разжаловали из сержанта в рядовые. Так я снова стал простым бойцом. А потом через два месяца мне снова присвоили звание сержанта.

Источник: Никулин Юрий. Почти серьезно. — Москва: АСТ, 2013. С. 94-99.

В составе зенитной батареи Никулин воевал до весны 1943 года, , дважды был госпитализирован – после воспаления легких и после контузии. Затем его направили в 72-й зенитный дивизион под Колпином.

В период службы в армии Никулин принимал активное участие в самодеятельности. Однополчане были в восторге от комического таланта Никулина, к тому же он был самым любимым рассказчиком на фронте.

Победу Никулин встретил в Прибалтике. Но домой попал нескоро. Очередь демобилизации дошла до него через год после окончания войны. Он уволился из армии 18 мая 1946 года.

Неизгладимыми впечатлениями на всю жизнь для Юрия Никулина остались воспоминания о фронте, где он увидел море крови и горя, неимоверную жестокость и безысходность.

Юрий Никулин в детстве

Война

А меньше чем через две недели началась советско-финская война. Юрия Владимировича отправили служить в зенитную батарею, которая находилась под Сестрорецком и охраняла подступы к Ленинграду. Там же он служил во время Великой Отечественной войны, пока в 1943 году не получил ранение и контузию. После выздоровления Никулин вернулся на фронт, пережил блокаду, участвовал в освобождении Прибалтики.

Юрий Никулин (второй слева в нижнем ряду) на фронте

Клоун как призвание

После войны Юрий Никулин решил поступать во ВГИК, однако его не приняли. Та же история повторилась и с ГИТИСом. Преподаватели не увидели у абитуриента актерских талантов, о чем прямо ему заявили. К счастью, Юрий Владимирович не отчаялся и начал учебу в школе-студии разговорных жанров при Московском цирке на Цветном бульваре.

На Цветном Юрий Владимирович проработал полвека: до 1981 года сам выступал на сцене, затем стал главным режиссером цирка, а потом – директором. Он думал, что на пенсии сможет гулять, отдыхать и заниматься делами, не связанными с работой, но так и не смог расстаться с цирком. Уже в новом статусе Никулин продолжал творить там добрые дела. При нем здание на Цветном бульваре было полностью перестроено и обновлено, за ходом работ Юрий Владимирович наблюдал лично.

Народная любовь

Памятник Юрию Никулину на Цветном Бульваре

Такой разный актер Никулин