Теория непереводимости гумбольдта кратко

Обновлено: 07.07.2024

Основана на том что перевод принципиально не возможен так как при переводе неизбежно происходят определенные потерииформы и содержания. В эпоху средневековья непереводимыми считались сокральные тексты потому что невозможно достичь полной симметрии между различными семантическими системами. В эпоху возраждения Данте считал что все к чему прикоснулись музы не может быть переведено из одного языка в другой без утраты своей гармоничности. Сервантес говорил что перевод похож на изнанку ковра.

Эту теорию создал Вильгельм гумбольдт философ в 17 веке о непереводимости уникальных произведений. Сторонник этой теории Александр потебня. Он считал что языкиипринципиально ассиметричны и это проявляется в лексикограмматических и эмоциональностилистических структурах. Которые выражаются с помощью отдельных слов или словосочетаний. Слово одного языка не совпадает со словом другого. Это касается и словосочетаний.

Вторая теория всепереводимости.

Создана в противовес теории непереводимости. Сторонником теории был Наум хомски. Он прогнозировал стопроцентность автоматизации научного и технического перевода.

Третья теория принципиальной переводимости.

В ее основе следующие положения : благодаря принципиальному сходству мышления людей независимо от их национальности и этнической принадлежности и благодаря универсальности мышления перевод возможен несмотря на вынужденные потери в переводе по сравнению с оригиналом. Как правило эти потери касаются плана выражения оригинала а не содержания, которое можно донести с помощью описательного перевода.

Объектом исследования в переводоведении является процесс межязыкового вербального общения людей. Предметом переводоведения как науки является непосредственный процесс переводческой деятельности. А также результаты этой деятельности- тексты.

В теории перевода различаются следующие основные направления:
Общая теория перевода которая изучаетиобщие лингвистические закономерности перевода независимо от пар языков которые участвуют в процессе перевода.
Частные тенором перевода изучают лингвистические аспекты перевода с одного данного языка на другой данный язык.
Специальные теории перевода. Они раскрывают особенности перевода текстов разных типов и жанров.

Почему Вы еще не прокомментировали? Оставьте свой комментарий! Весь Интернет заждался уже!

Воздушные шары

ТОП5 самых посещаемых статей раздела
ТОП3 самых новых статей раздела

Одним из центральных вопросов ТП является вопрос о возможности самого процесса перевода. Принято выделять три основных подхода к проблеме переводимости, предложенных монадистами, универсалистами и деконструктивистами.

Первые теоретические обобщения по вопросу переводимости принадлежат самим переводчикам, писателям и поэтам. На разных этапах истории к переводам предъявлялись разные требования. В средние века основной вопрос, который интересовал учёных – это вопрос о способе перевода, в то время как сама возможность перевода не вызывала сомнений. Начиная с эпохи Возрождения возникает спор о возможности перевода поэзии (Данте, Сервантес и др.). Научные работы, посвященные проблеме переводимости, появляются лишь в XIX веке. Исследование когнитивных основ языка и условий коммуникации заложили основы для анализа процесса перехода от ИЯ к ПЯ.

Теория переводимости в XX веке утратила свою былую значимость, так как всевозможные стратегии, которые использует переводчик, когда сталкивается с расхождениями между двумя языками или культурами, признаются в качестве достаточных переводческих механизмов. В тоже время, учёные признают, что совершенный перевод (то есть такой перевод, который исключает какие-либо расхождения с оригиналом) невозможен, хотя и является (в конечном счете) целью любой переводческой деятельностью.

Проблема переводимости / непереводимости в истории перевода и в свете современных подходов

Согласно данной концепции, особенности каждого языка влияют на особенности мышления людей, пользующихся данным языком, а в результате этого содержание мысли, выраженной на одном языке, в принципе не может быть передано средствами другого языка.

Таким образом, все представленные выше воззрения на возможность перевода можно обобщить в виде своего рода концепции непереводимости.

В противоположность упомянутым выше теориям, метафизически абсолютизирующим роль языка в процессе познания и статически рассматривающим понятие культуры (как застывшего, неизменного образования), философия языка эпохи Просвещения (Декарт, Лейбниц, Вольф) манифестировала принцип абсолютной переводимости, утверждая, что все языки есть лишь вариации некоего общего lingua universalis и для перевода важна лишь общность понятий.

Основанием концепции переводимости, а точнее, концепции полной переводимости является тот очевидный факт, что для всех народов реальная действительность в принципе едина и, следовательно, более или менее полно отражается во всех языках. Каждый народ выделяет в действительности примерно одинаковые, а иногда, и абсолютно одинаковые явления, отображаемые в каждом языке. А значит, всякое описание действительности на одном языке может быть перевыражено средствами другого языка благодаря наличию в этих языках одинаковых понятийных категорий.

Можно выделить два фактора способствующие более полной, с течением времени, переводимости.

Во-первых, это само развитие народов в широком смысле, влекущее за собой развитие национальных языков, их (взаимо-)обогащение и (взаимо-)развитие.

Во-вторых, большей переводимости способствует увеличение числа межэтнических контактов. Увеличение контактов между народами способствует более глубокому познанию народами друг друга, что, в свою очередь, приводит к выравниванию национальных менталитетов, к восприятию народами тех понятий, которые существуют у других этносов.

Таким образом, вышеизложенное может служить основанием концепции неполной (ограниченной, относительной) переводимости.

Ремесло перевода зародилось в глубокой древности — и человечество сразу же обнаружило в нем изъян, после чего веками пыталось если не устранить его, то хотя бы научиться минимизировать неизбежные потери и искажения. Еще святой Иероним, первый профессиональный переводчик, заклеймил эту задачу как заведомо невыполнимую, да и после него многие сетовали на блеклость любых переложений в сравнении с оригиналом. Что понимали под непереводимостью в Средние века и эпоху Возрождения, при чем тут психоанализ и постколониализм и почему недостижимость идеала не повод опускать руки, рассказывает переводчик и журналист Анна Ефремова.

Но стоял такой сильный мороз, что слова московских купцов замерзали на середине реки и не долетали до итальянца. Тогда поляки предложили развести посреди реки костер и растопить заледеневшие в воздухе слова, чтобы послушать их.

Эта история как нельзя лучше описывает то, как происходит перевод с одного языка на другой. Автор слов, замерших на полпути, уже ушел; его теплый голос не может долететь до нас с другого берега, не остыв. Нам остается довольствоваться слепками с его слов, растопленными и истолкованными тем, кто развел костер, — переводчиком. Такие костры всегда горели и горят по всему миру, превращая чуждые нам ледяные глыбы в родную и понятную воду. К сожалению, при переходе из одного агрегатного состояния в другое теряются причудливые формы льда, вода может стать мутной, а то и вовсе расплескаться, утратив смысл. Неизбежность таких изменений и называют непереводимостью.

В попытках дать непереводимости определение пессимисты от перевода указывают на крайние случаи несовпадения языков: там, где языковые или культурные коды не накладываются друг на друга, невозможно передать весь спектр чувств, идей и форм. И действительно, больше всего сопротивляются переводу термины для культурных реалий, у которых нет аналогов в культуре-реципиенте, устойчивые выражения, ругательства, игра слов.

Оптимисты в свою очередь возражают, что перевод не стоит рассматривать как поиск эквивалентов.

И всё же понимание переводческой задачи возникло вместе с пониманием, что эта задача, по сути, невыполнима, и развивалось под гнетом навязчивой, но хрупкой идеи о верности оригиналу.

Истоки: проводя черту по чужим линиям

Иероним Стридонский, богослов, выросший на трактатах все тех же античных классиков, и автор латинского перевода Библии, как никто другой понимал, что само по себе добросовестное воспроизведение оригинала слово в слово неизбежно ведет к потере смысла и прелести языка. Тому, кто в этом сомневался, он предлагал попробовать буквально перевести поэмы Гомера.

«…Проводящему черту по чужим линиям трудно где-нибудь не выступить из них и в хорошо сказанном на чужом языке очень нелегко сохранить ту же красоту в переводе.

Иероним Стридонский

В итоге Иероним оставляет ее в тексте в виде заимствования, открыв для себя, насколько крепко переплетены буква и смысл. На первый взгляд они легко отделимы друг от друга, но при этом неразрывно связаны, а значит, перевод по природе невозможен, перевод — всегда измена оригиналу. Святой многословно рассуждает на эту тему в письмах и предисловиях: перевод может быть лишь бледной версией оригинала, а сам акт перевода отмечен врожденным пороком несовершенства, неотделимым от него, как неотделим первородный грех от человеческой натуры.

Возрождение: рабский перевод и вольное подражание

Тогда-то и появляются пять правил хорошего перевода Этьена Доле, гуманиста, издателя и переводчика.

Он доказывает это, стряхивая пыль с двух античных терминов vеrbum и sеntеntiа, которые в римской риторике означали форму и содержание изречения. Хороший переводчик стремится передать мысль автора (sеntеntiа), а не способ ее выражения (vеrbum). Доле дарит просвещенной публике и другую формулу, которая сразу захватывает салонные дискуссии: дословный перевод — унизительное и подобострастное заискивание перед языком оригинала, он лишает переводчика свободы и сдерживает развитие народных языков.

Жоашен дю Белле

Дю Белле надеется преодолеть эту непереводимость огненного дыхания, опять же, с помощью вольного переложения сюжета, которое, в отличие от услужливого подстрочника, олицетворяет собой полет мысли и уже выходит за рамки перевода как такового. Поэт разносит два жанра максимально далеко друг от друга, презрительно оплевав первый и осыпав восторгами второй.

Постепенно эти два полюса теории перевода будут притягиваться друг к другу в поисках гармонии, но тезисы французских гуманистов еще долгое время будут определять отношение европейцев к переводческой деятельности. Одним словом, едва перевод оформился в профессию, ему на всякий случай снова напомнили о его врожденной неполноценности.

XX век: прикосновение к Другому и миф о Вавилонской башне

Вопрос преодоления непереводимости оставался в тени вплоть до XVIII века, когда перевод перестали рассматривать исключительно как способ обогатить национальный язык. Весы склонились в другую сторону: в сторону уважения к оригиналу как источнику знаний о других культурах. Эта концепция созрела под крылом идеи Гете о мировой литературе, которая подчеркивала, что достоинство каждого языка выражено в его особенностях, и напоминала, что большинство литературных произведений доступно нам в переводах.

В 1813 году Фридрих Шлейермахер, которого называют основоположником современного переводоведения, заново сформулировал два единственно возможных подхода: переводчик должен либо оставить автора в покое и подтолкнуть к нему читателя, либо отстать от читателя и стараться приблизить к нему автора. Сам Шлейермахер неожиданно предпочел первый вариант.

В лингвистике идея о непереводимых концептуальных моделях находит выражение в теории Вильгельма фон Гумбольдта о том, что каждому языку соответствует особая картина мира и уникальное восприятие реальности. При этом главный лингвистический вывод для теории перевода сделал Фердинанд де Соссюр; его разделение языкового знака на означающее и означаемое, форму и содержание, повторяет и закрепляет аргумент о непереводимости языкового знака как целого. Что до самой теории перевода, несмотря на ее буйный расцвет в XX веке, никто так и не предложил третьего варианта: разделенные на два лагеря буквалисты и вольные переводчики так и продолжают отстаивать каждый свою правду и по-своему обходить непереводимые места.

Культурные реалии: простор и Страшный суд

Весь этот набор смыслов, этот тонкий аромат церковного ладана, который незаметно сопровождает русского читателя на протяжении всей книги, без остатка выветривается в открытую форточку перевода. Что уж говорить про говорящие фамилии или знаменитую манеру письма, отбившую Достоевскому столько читателей даже на родном языке.

Авторский стиль в принципе переводится со скрипом, а в случае Достоевского многие переводчики намеренно выправляют его синтаксис. Знаменитый французский переводчик Антуан Берман в своем труде La Traduction et la lettre ou l’Auberge du lointain критиковал такие приглаженные переводы за то, что вместе со стилистическими огрехами они вычищают из текста ту неуловимую суть произведения, которая неразрывно связана с самим языком Достоевского.

Знак и смысл: скачки с препятствиями

Самое время вернуться к мысли, которую вот уже две тысячи лет на разные лады повторяют теоретики перевода: именно неразрывная связь буквы и смысла лежит в основе непереводимости. Форма и значение, vеrbum и sеntеntiа, еlоcutiо и invеntiо, означающее и означаемое — эти два измерения языка парадоксально разделяемы и неразделимы. Потеря одного ведет к потере другого, и чем крепче смысл выражения пристегнут к его лингвистической форме, тем сложнее перетащить оба элемента в перевод.

Слово, к которому подступается переводчик, можно сравнить со всадником на скачках с препятствиями. Сам всадник — это смысл, а его лошадь — это языковая форма, на которой он едет.

Момент перевода — это момент преодоления барьера, когда всадник подскакивает, отрываясь от спины лошади, и перелетает над преградой, а лошадь в это время пробегает под ней. Они разделяются на одно мгновение, но, когда всадник приземляется на спину лошади по ту сторону барьера, это уже другая лошадь, удачно подставленная ему переводчиком.

Если слово одного языка не покрывает слова другого, то тем менее могут покрывать друг друга комбинации слов, картины, чувства, возбуждаемые речью; соль их исчезает при переводе; остроты непереводимы.

Далее следует непереводимая игра слов

Наконец — непревзойденная игра слов, заставляющая расписаться в собственном бессилии большинство переводчиков. Такая игра построена на экспериментах со всеми уровнями языка (семантическим, графическим, фонетическим, морфологическим) и использует омонимию, паронимию, многозначность и двусмысленность, глубоко укорененные в языке оригинала.

Эффект здесь — ключевое слово, именно на него и ориентируются переводчики, которые все же принимают вызов.

И всё-таки можно быть счастливым

Второй подход предлагает признать, что любой перевод искажает оригинал, и начать говорить о том, в какой степени он его искажает. В некоторых сферах перевод чрезвычайно эффективен, в других — вроде поэзии и игры слов — неизменно ведет к потерям.

Именно непереводимые фрагменты языка вызывают наибольший интерес как переводчиков, так и читателей, ведь это те самые промежутки человеческого знания, на которых наши языковые и культурные установки не пересекаются. И именно они приводят к по-настоящему плодотворному диалогу.

А что же бедняга-переводчик, в поте лица сводящий эти непересекающиеся линии? Его святой покровитель Иероним ответил бы из глубины веков, что заведомая недостижимость его профессионального идеала напоминает ему о его человечности, а вместе с тем и о свойственном человеку несовершенстве.

Иногда его спрашивали: почему же вы не предупредили, что это непереводимо? Что он мог ответить? Что его тоже не предупредили, когда он поступал в институт? Что теперь он должен поддерживать тайну как в личных, так и в общественных интересах ? С древнейших времен ремесленники объединялись в цеха, чтобы хранить от лохов единственный свой секрет, тот самый, мистический, чернокнижный секрет Виктории, вату в лифчике: того, за чем вы пришли, не бывает, но есть масса способов быть счастливым…

Читайте также: