Сюжетное пространство русского романа 19 века лотман кратко
Обновлено: 02.07.2024
Вопрос происхождения сюжета может ставиться как историческая и как типологическая проблема. Первый аспект многократно рассматривался, и здесь мы располагаем некоторым количеством получивших признание фундаментальных идей, а также рядом вполне вероятных гипотез. Относительно второго вопроса дело обстоит, к сожалению, значительно сложнее.
Для типологически исходной ситуации можно предположить два принципиально противоположных типа текстов.
Другой особенностью, связанной с цикличностью, является тенденция к безусловному отождествлению различных персонажей. Циклический мир мифологических текстов образует многослойное устройство с отчетливо проявляющимися признаками типологической организации. Это означает, что такие циклы, как сутки, год, циклическая цепь умираний и рождений человека или бога, рассматриваются как взаимно гомеоморфные. Поэтому, хотя ночь, зима, смерть не похожи друг на друга в некоторых отношениях, их сближение не представляет собой метафоры, как это воспринимает современное сознание. Они – одно и то же (вернее, трансформации одного и того же). Упоминаемые на разных уровнях циклического мифологического устройства персонажи и предметы суть различные собственные имена одного. Мифологический текст, в силу своей исключительной способности подвергаться топологическим трансформациям, с поразительной смелостью объявляет одним и тем же сущности, сближение которых представило бы для нас значительные трудности.
Топологический мир мифа не дискретен. Как мы постараемся показать, дискретность возникает здесь за счет неадекватного перевода на дискретные метаязыки немифологического типа.
Это центральное текстообразующее устройство выполняет важнейшую функцию – оно строит картину мира, устанавливает единство между его отдаленными сферами, по сути дела реализуя ряд функций науки в донаучных культурных образованиях. Ориентированность на установление изо‑и гомеоморфизмов и сведение разнообразной пестроты мира к инвариантным образам позволяли текстам этого рода не только функционально занимать место науки, но и стимулировать ряд культурных достижений чисто научного типа, например в области календарно‑астрономической. Функциональное родство этих систем наглядно прослеживается при изучении истоков греко‑античной науки.
Порождаемые центральным текстообразуюшим устройством тексты играли классификационную, стратифицирующую и упорядочивающую роль. Они сводили мир эксцессов и аномалий, который окружал человека, к норме и устройству. Даже если при пересказе нашим языком эти тексты приобретают вид сюжетных, сами по себе они таковыми не являлись. Они трактовали не об однократных и закономерных явлениях, а о событиях вневременных, бесконечно репродуцируемых и в этом смысле неподвижных. Даже если рассказывалось о смерти и разъятии тела бога и последующем его воскресении, перед нами – не сюжетное повествование в нашем смысле, поскольку эти события мыслятся как присущие некоторой позиции цикла и исконно повторяющиеся. Регулярность повтора делает их не эксцессом, случаем, а законом, имманентно присущим миру.
Современный сюжетный текст – плод взаимодействия и интерференции этих двух исконных в типологическом отношении типов текстов. Однако процесс их взаимодействия, уже потому, что в реальном историческом пространстве он растянулся на огромный промежуток времени, не мог быть простым и однозначным.
Разрушение циклически‑временного механизма текстов (или, по крайней мере, резкое сужение сферы его функционирования) привело к массовому переводу мифологических текстов на язык дискретно‑линейных систем (к таким переводам следует отнести и словесные пересказы мифов‑ритуалов и мифов‑мистерий) и к созданию тех новеллистических псевдомифов, которые приходят нам на память в первую очередь, когда упоминается мифология.
Первым и наиболее ощутимым результатом такого перевода была утрата изоморфизма между уровнями текста, в результате чего персонажи различных слоев перестали восприниматься как разнообразные имена одного лица и распались на множество фигур. Возникла многогеройность текстов, в принципе невозможная в текстах подлинно‑мифологического типа. Поскольку переход от циклического построения к линейному был связан со столь глубокой перестройкой текста, по сравнению с которой всякого рода вариации, имевшие место в ходе исторической эволюции сюжетной литературы, перестают казаться принципиальными, становится не столь уже существенно, что используем мы для реконструкции мифологической праосновы текста – античные пересказы мифа или романы XIX века. Иногда позднейшие тексты дают даже более удобную основу для реконструкций такого рода.
Появление персонажей‑двойников – результат дробления пучка взаимно‑эквивалентных имен – становилось в дальнейшем сюжетным языком, который мог интерпретироваться весьма различным образом в разнообразных идейно‑художественных моделях – от материала для создания интриги до контрастных комбинаций характеров или моделирования внутренней сложности человеческой личности в произведениях Достоевского (227).
Можно полагать, что персонажи‑двойники представляют собой лишь наиболее элементарный и бросающийся в глаза продукт линейной перефразировки героя циклического текста. По сути дела само появление различных персонажей есть результат того же самого процесса. Нетрудно заметить, что персонажи делятся на подвижных, свободных относительно сюжетного пространства, могущих менять свое место в структуре художественного мира и пересекать границу – основной топологический признак этого пространства, и на неподвижных, являющихся собственно, функцией этого пространства (229).
Другим фундаментальным результатом этого же процесса явилась выделенность и маркированная моделирующая функция категорий начала и конца текста.
Отслоившийся от ритуала и приобретший самостоятельное словесное бытие текст в линейном его расположении автоматически обрел отмеченность начала и конца. В этом смысле эсхатологические тексты следует считать первым свидетельством разложения мифа и выработки повествовательного сюжета.
Мифологическое происхождение сюжетного двойничества очевидно связано с перераспределением границ сегментации текстов и признаков отождествления и различия центрального действователя.
В циклических мифах, вырастающих на этой основе, можно определить порядок событий, но нельзя установить временных границ повествования: за каждой смертью следует возрождение и омоложение, за ними – старение и смерть. Переход к эсхатологическим повествованиям задавал линейное развитие сюжета. Это сразу же переводило текст в категории привычного нам повествовательного жанра. Действие, включенное в линейное временное движение, строилось как повествование о постепенном одряхлении мира (старении бога), затем следовала его смерть (разъятие, мучение, поедание, погребение – последние два синонимичны как включения в закрытое пространство), воскресение, которое знаменовало гибель зла и его конечное искоренение. Таким образом, нарастание зла связывалось с движением времени, а исчезновение его – с уничтожением этого движения, со всеобщей и вечной остановкой. Признаками разрушения исконно‑мифологической структуры в этом случае будут также распадения отношений изоморфизма. Так, например, евхаристия из действия, тождественного погребению (а также мучению, разъятию, что связывалось, с одной стороны, с жеванием и разрыванием пищи, а с другой – было, например, тождественно пыткам в ходе инициационного обряда, который также был смертью в новом качестве), становилась знаком.
Категория начала не была в такой мере маркирована в текстах эсхатологических легенд, хотя она и выражалась формами стабильных зачинов и устойчивых ситуаций, что было связано с представлением о наличии некоторого идеального исходного состояния, последующей его порчи и конечного восстановления.
Перевод мифологического текста в линейное повествование обусловил возможность взаимовлияния двух полярных видов текстов – описывающих закономерный ход событий и случайное отклонение от этого хода. Взаимодействие это в значительной мере определило дальнейшие судьбы повествовательных жанров.
Для того чтобы воспринимать пушкинский текст, столь же не обязательно знать о связи его образов с инициационным (или посвящающим в шаманы) обрядом, как для пользования языком нет необходимости иметь сведения о происхождении его грамматических категорий (232). * * *
Если рассматривать центральные и периферийные сферы культуры в качестве некоторых организованных текстов, то можно будет отметить различные типы их внутреннего устройства.
Центральный мифообразующий механизм культуры организуется как топологическое пространство. При проекции на ось линейного времени и из области ритуального игрового действа в сферу словесного текста он претерпевает существенные изменения: приобретая линейность и дискретность, он получает черты словесного текста, построенного по принципу некоторой фразы. В этом смысле он становится сопоставим с чисто словесными текстами, возникающими на периферии культуры. Однако именно это сопоставление позволяет обнаружить весьма глубокие отличия: центральная сфера культуры строится по принципу интегрированного структурного целого – фразы, периферийная организуется как кумулятивная цепочка, образуемая простым присоединением структурно‑самостоятельных единиц. Такая организация наиболее соответствует функции первой как структурной модели мира и второй как своеобразного архива эксцессов.
Каждой из названных выше групп текстов соответствует свое представление об универсуме как целом.
Законообразующий центр культур, генетически восходящий к первоначальному мифологическому ядру, реконструирует мир как полностью упорядоченный, наделенный единым сюжетом и высшим смыслом. Хотя (234) он представлен текстом или группой текстов, они в общей системе культуры выступают как нормализующее устройство, расположенное по отношению ко всем другим текстам данной культуры на метауровне. Все тексты этой группы органически между собой связаны, что проявляется в их способности естественно свертываться в некоторую единую фразу. Поскольку по содержанию фраза эта связана с эсхатологическими представлениями, картина мира, порождаемая этой фразой, чередует трагическое напряжение сюжета с конечным умиротворением.
Система периферийных текстов реконструирует картину мира, в которой господствует случай, неупорядоченность. Эта группа текстов также оказывается способной перемещаться на некоторый метауровень, однако сведению в какой‑либо единый и организованный текст она не поддается. Поскольку составляющими эту группу текстов сюжетными элементами будут эксцессы и аномалии, общая картина мира представится как предельно дезорганизованная. Отрицательный полюс в ней будет реализован повествованиями о разнообразных трагических случаях, каждый из которых будет представлять собой некоторое нарушение порядка, то есть наиболее вероятным в этом мире парадоксально окажется наименее вероятное. Положительный полюс манифестируется чудом – решением трагических конфликтов наименее ожидаемым и вероятным образом. Однако, поскольку общая упорядоченность текстов отсутствует, благотворящее чудо в этой группе текстов никогда не бывает конечным. Следовательно, создаваемая здесь картина мира, как правило, хаотична и трагична.
Вот от чего, с природой споря,
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник.
Спор между каузально‑детерминированным и вероятностным подходами в теоретической физике XX века – пример охарактеризованного выше конфликта в сфере науки (235).
Диалогический конфликт двух исходных текстовых группировок приобретает совершенно новый смысл с момента возникновения искусства.
В художественном тексте оказывается возможным реализовать ту оптимальную их соотнесенность, при которой конфликтующие структуры располагаются не иерархически, то есть на разных уровнях, а диалогически – на одном. Поэтому художественное повествование оказывается наиболее гибким и эффективным моделирующим устройством, способным целостно описывать весьма сложные структуры и ситуации.
Конфликтующие системы не отменяют друг друга, а вступают в структурные соотношения, порождая новый тип упорядоченностей. Как реализуется подобный тип повествовательной структуры, попытаемся проиллюстрировать на частном примере романов Достоевского, удобных именно своей диалогической структурой, глубоко проанализированной М.М. Бахтиным. Впрочем, как это было доказано тем же автором, диалогическая структура не составляет исключительной принадлежности романов Достоевского, а свойственна романной форме как таковой. Можно было бы сказать и более расширительно‑художественному тексту определенных типов. Нас, однако, в данном случае не интересует принцип диалогичности во всем его многоаспектном объеме. Перед нами значительно более узкая задача – проследить интеграцию в повествовательной форме романа двух противоположных сюжетообразующих принципов.
Таким образом, если диалогизм – проникновение многообразия жизни в упорядочивающую сферу теории, то одновременно мифологизм проникает в область эксцесса.
Романы Достоевского – яркая иллюстрация того, что можно считать общим свойством повествовательных художественных текстов.
Мы видели, как в результате линейного развертывания мифологического текста исконно единый персонаж делится на пары и группы. Однако имеет место и противоположный процесс. Дело в том, что отождествление – уже после того, как в результате перевода в линейную систему выделились категории начала и конца – этих понятий с биологическими границами человеческого существования – явление относительно позднее. В эсхатологической легенде и изоморфных ей текстах сегментация человеческого существования на непрерывные отрезки может производиться весьма неожиданным для нынешнего сознания образом. Так, например, изоморфизм погребения (съедения) и зачатия, рождения и возрождения может приводить к тому, что повествование о судьбе героя может начинаться с его смерти, а рождение = возрождение – приходиться на середину рассказа. Полный эсхатологический цикл: существование героя (как правило, начинается не с рождения), его старение, порча (впадение в грех неправильного поведения) или исконный дефект (например, герой урод, дурак, болен), затем смерть, возрождение и новое, уже идеальное, существование (как правило, кончается не смертью, а апофеозом) воспринимается как повествование о едином персонаже. То, что на середину рассказа приходится смерть, перемена имени, полное изменение характера, диаметральная переоценка поведения (крайний грешник делается крайним же праведником), не заставляет видеть здесь рассказ о двух героях, как это было бы свойственно современному повествователю.
Наложение на схему эсхатологической легенды бытового отождествления литературного персонажа и человека привело к возможности моделирования внутреннего мира человека по образцу макрокосма, а одного человека истолковывать как конфликтно организованный коллектив.
Сюжет представляет собой мощное средство осмысления жизни. Только в результате возникновения повествовательных форм искусства человек научился различать сюжетный аспект реальности, то есть расчленять недискретный поток событий на некоторые дискретные единицы, соединять их с какими‑либо значениями (то есть истолковывать семантически) и организовывать их в упорядоченные цепочки (истолковывать синтагматически). Выделение событий – дискретных единиц сюжета – и наделение их определенным смыслом, с одной стороны, а также определенной временной, причинно‑следственной или какой‑либо иной упорядоченностью, с другой, составляет сущность сюжета.
Создавая сюжетные тексты, человек научился различать сюжеты в жизни и, таким образом, истолковывать себе эту жизнь (242).
Вопросы и задания
3. Чем, по Лотману, объясняется появление персонажей‑двойников?
4. Какой литературный род наиболее близок к исконному мифологическому типу структурной организации текстов и почему?
5. Покажите следы взаимодействия двух текстообразующих устройств на организации современного сюжетного текста.
6. Как типологический подход к проблеме соотносится у Лотмана с историческим?
Свидетельство и скидка на обучение каждому участнику
Зарегистрироваться 15–17 марта 2022 г.
В этом научном труде ученый освещает проблемы сюжетной системы романа, сравнения сказочного и романного текста, отношение текста к реальности.
Ю. М. Лотман доказывает, что резко возрастающее в XIX в. разнообразие сюжетов привело бы к полному разрушению повествовательной структуры. Пристальный анализ убеждает, что безграничность сюжетного разнообразия классического романа, по сути дела, имеет иллюзорный характер: сквозь него явственно просматриваются типологические модели, обладающие регулярной повторяемостью. Закон, нарушение которого делает невозможной передачу информации, подразумевающий, что рост разнообразия и вариативности элементов на одном полюсе обязательно должен компенсироваться прогрессирующей устойчивостью на другом, соблюдается и на уровне романного сюжетостроения. При этом непосредственный контакт с современностью парадоксально сопровождается в романе регенерацией весьма архаических и отшлифованных многими веками культуры сюжетных стереотипов. Так рождается глубинное родство романа с архаическими формами фольклорно-мифологических сюжетов.
В силу уже отмеченной проницаемости сюжетного пространства романа для внеположенной ему культурной семиотики разные типы культуры характеризуются различными сюжетными пространствами (что не отменяет возможности выделить при генетическом и типологическом подходе сюжетные инварианты). Поэтому можно говорить об историко-эпохальном или национальном типах сюжетного пространства. В данном случае нас будет интересовать русский роман XIX в.
Объект этот тем более интересен, что генетически сюжетика русского романа XIX в. восходит к европейской, и еще с XVIII века она строится практически по одним и тем же схемам. Национальное своеобразие остается в пределах бытовой окраски действия, но не проникает еще в самое структуру сюжета.
В заключение стоит сказать, об одной из главных мыслей в труде Ю. М. Лотмана, которая особенно заинтересовала нас. Это мысль о том, что русскому классическому роману XIX века присущи черты исторического романа, так как текст русского классического романа связан с реалиями действительности с долей творческого вымысла автора. Описанные литератором ситуации могли быть возможны в определенных исторических ситуациях, следовательно, частица историзма есть в любом эпическом произведении.
Вступительная статья филолога И. А. Чернова рассказывает об исследовательской системе Ю. М. Лотмана, о его преподавательском методе.
Книга адресована специалистам-филологам, педагогам, учащимся вузов и школ, а также всем интересующимся русской литературой.
И. А. Чернов. Опыт введения в систему Ю. М. Лотмана. 5
ИСТОРИЯ РУССКОЙ ПРОЗЫ
О понятии географического пространства в русских средневековых текстах. 112
Литература в контексте русской культуры XVIII века. 118
1. Роль и место литературы в сознании эпохи. 118
2. О жизни, которая не умещалась в литературу, и литературе, которая становилась жизнью. 125
3. Литература и читатель: жизнь по книге. 133
4. Классицизм: термин и (или) реальность. 144
5. Жизнь текста в пространстве между кистью художника и зрением аудитории . 160
в русской культуре первой половины XVIII века. 168
Пути развития русской просветительской прозы XVIII века. 176
Отражение этики и тактики революционной борьбы в русской литературе конца XVIII века. 211
1. Спор о бессмертии души и вопросы революционной тактики в творчестве Радищева. 215
2. Радищев и проблема революционной власти. 229
3. Политическое мышление Радищева и опыт французской революции . . 235
Идея исторического развития в русской культуре конца XVIII — начала XIX столетия. 284
Проблема народности и пути развития литературы
преддекабристского периода. 292
Писатель, критик и переводчик Я. А. Галинковский. 326
Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов — поэт, публицист
и общественный деятель. 348
П. А. Вяземский и движение декабристов. 413
Основные этапы развития русского реализма.
Совместно с Б. Ф. Егоровым и 3. Г. Минц. 530
О русской литературе классического периода (Вводные замечания). 594
Художественное пространство в прозе Гоголя. 621
О Хлестакове. 659
Городничий о просвещении. 689
Сюжетное пространство русского романа XIX столетия. 712
(К типологии русского реализма первой половины XIX в.). 743
Литературоведение должно быть наукой. 756
О типологическом изучении литературы. 766
Замечания о структуре повествовательного текста. 789
К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи. 794
Литературная биография в историко-культурном контексте
(К типологическому соотношению текста и личности автора). 804
Массовая литература как историко-культурная проблема. 817
От составителей. 827
Указатель имен. 831
Доп. информация : Книга была мной скачана отдельно по главам с одного интернет-ресурса, который приказал долго жить.
Поскольку данное издание уже давно стало раритетным, я решился склеить pdf-файлы в один и выложить данную интереснейшую книгу здесь на суд почитателей таланта Ю.М.Лотмана.
Ю. Лотман О поэтах и поэзии: Анализ поэтического текста
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги От Пушкина до Пушкинского дома: очерки исторической поэтики русского романа предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Русский роман как сюжет исторической поэтики
В том же Дон Кихоте отчетливо просматриваются черты спародированного героя-спасителя 8 : именно на эту роль претендует герой Сервантеса, подражая героям ренессансных рыцарских романов, постоянно спасающих разного рода дам и принцесс. В свою очередь, в средневековом рыцарском романе архетипический спаситель-богатырь (Тезей, Беовульф, Зигфрид) ассоциируется со Спасителем
Христом: таков, к примеру, Ланселот, которому герой Сервантеса во многом подражает.
К сожалению, Ю. М. Лотман — и он в этом не одинок — практически не учитывал опыт западноевропейской наррации раннего Нового времени, не говоря уже о средневековой.
1 См.: Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М.: Изд — во им. Сабашниковых, 2001.
2 Бочаров С. Г. Огненный меч на границах культур // Михайлов А. В. Обратный перевод. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 11–12.
3 Характерный пример: Одиноков В. Г. Художественная системность русского классического романа. Новосибирск: Наука, 1976.
5 См., например: Одиноков В. Г. Указ. соч. С. 4.
8 Национально-русского типа, по Ю. М. Лотману.
9 Тамарченко Н. Д. Русский классический роман XIX века. М.: Изд-во Российского государственного гуманитарного ун-та, 1997. С. 15. Далее цитируемые страницы указаны в тексте главы.
11 См.: Durán М. La ambigüedad en el Quijote. Op. cit.
13 Ясно, что в словоупотреблении Н. Д. Тамарченко это определение соотносится, прежде всего, с современным, нововременным, этапом развития литературы, а отнюдь не с методом (изображением жизни в формах самой жизни, типическими характерами в тиипических обстоятельствах и т. п.). Будем и мы употреблять его в том же широком плане.
14 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. С. 203. Далее цитируемые страницы указыватся в тексте.
15 См. об этом, в частности: Reed W. L. The Problem of Cervantes in Bakhtin's Poetic // Cervantes. 7 (1987).
16 См. об этом: Mancing H. Bakhtin, Spanish Literature and Cervantes // Cervantes for the 21 st Century / Cervantes para el siglo XXI. Studies in Honor of Edward Dudley. Newark; Delaware, 2000, а также в монографии: Le Blanc R. The Russia nization of Gil Blas: a Study in Literary Appropriation. Ohio: Columbus, 1986.
18 Curtius E. R. Literatura europea y Edad Media Latina. V. 1–2. Mйxico: Fondo de cultura econуmica, 1995. Цитируемые страницы указаны в тексте по этому изданию.
21 См.: Манн Ю. В. Автор и повествование // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. Указ. изд.
22 Там же. С. 431.
23 Reed W. L. An Examplary History of the Novel. The Quixotic versus the Picaresque. Op. cit.
24 Таких, как нейтральное повествование, которое Ю. В. Манн (см.: Манн Ю. В. Указ. соч.) считает открытием прозаиков второй половины XIX века.
26 Le Blanc R. Op. cit.
27 Gasperetti D. The Rise of the Russian Novel: Carnival, Stylisation and Mockery of the West. DeKalb, 1998; Morris M. A. The Literature of Roguery in Seven-teenth — and Eighteenth-century Russia. Evanstone, III. 2001.
28 См.: Леблан Р. В поисках утраченного жанра. Филдинг, Гоголь и память жанра у Бахтина // Вопросы литературы, июль-август 1998.
29 Смирнов И. П. От сказки — к роману // ТОДРЛ. T. 27. Л.: Наука, 1972. С. 284.
797 См.: Лотман Ю.М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия. С.325 – 348.
799 Срезневский В.В. В. Пассек и его письма к И. И. Срезневскому (1837–1839) // РС. 1893. № 5. С. 379.
806 Рец. на кн.: Барсуков И.П. Граф Н.Н. Муравьев-Амурский по его письмам, официальным документам, рассказам современников и печатным источникам. М., 1891 // РС. № 3. С. 844.
807 См., например: Стогов Э.И. Очерки, рассказы и воспоминания // РС. 1879. № 1. С. 49–80; Венюков М.И. Воспоминания о заселении Амура (1857–1858 гг.) // РС. 1879. № 1. С. 81–112.
811 Исторический портрет Иринея Несторовича, архиепископа иркутского в 1830–1831 гг. // РС. 1879. № 11. С. 562.
814 См.: Прекращение ссылки в Сибирь: Записка вице-адмирала, генерал-адъютанта К.Н. Посьета // РС. 1899. № 7. С. 51–59.
815 См., например: Мамин-Сибиряк Д.Н. Варнаки. Заметки из сибирской жизни // РС. 1890. № 2. С. 541–550; Коваленко С.А. Разбитая жизнь: Рассказ ссыльного // РС. 1900. № 6. С. 529–553, № 7. С. 155–182.
816 Грулев М. Из прошлого Забайкалья: К истории нашей миссионерской деятельности на окраинах // РС. 1901. № 3. С. 204.
817 Грулев М. Из прошлого Забайкалья: К истории нашей миссионерской деятельности на окраинах // Там же. С. 207.
818 Л-ий А.С. Рец. на кн.: Путевые записки по Сибири архиепископа Нила. Ярославль, 1874 // РС. 1889. № 10. С. 245–247.
830 См.: Уманец С. Общественные заботы о народном просвещении в Сибири // Исторический вестник (далее – ИВ.). 1899. № 8. С. 614.
834 А.О. Рец. на кн.: Латкин Н.В. Енисейская губерния, ее прошлое и настоящее. СПб., 1892 // ИВ. 1893. № 7. С. 234.
835 А-в С. [Андрианов С. А.] Рец. на кн.: Андриевич В.К. История Сибири. СПб., 1889; Исторический очерк Сибири. Томск, 1887; Сибирь в XIX столетии. СПб., 1889 // ИВ. 1891. № 9. С. 742.
836 Б-в А. [Быков А. А.] Рец. на кн.: Буцинский П.Н. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. Харьков, 1889 // ИВ. 1889. № 10. С.208.
837 Терский А. Рец. на кн.: Исторические акты XVII столетия (1633–1699): Материалы для истории Сибири собрал и издал И. Кузнецов. Томск, 1890 // ИВ. 1891. № 3. С. 853.
839 См. например: Корсаков Д. Рец. на кн.: Газенвинкель К.Б. Книги разрядные в официальных списках, как материал для истории Сибири в XVII в. Казань, 1892; Государево жалованье послужникам сибирским. Тобольск, 1892; Систематический перечень воевод, дьяков, письменных голов и подьячих с приписью в сибирских городах и главнейших острогах с их основания до начала XVIII в.Тобольск, 1892 // ИВ. 1893. № 5. С. 512.
840 Рудаков В. Рец. на кн.: Оглоблин Н.Н. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592–1768 гг.). М., 1900 // ИВ. 1901. № 1. С. 335.
841 Ф-ко В. Рец. на кн.: Первое столетие Иркутска: Сборник материалов для истории города.СПб., 1903 // ИВ. 1904. № 3. С. 1127–1128.
842 См. например: ОР РНБ. Ф. 874. (С.Н. Шубинский). Оп. 1. Д. 79. Л. 139; Д. 77. Л. 100, 170–170 об., Л. 191; Там же. Д. 29. Л. 143 и др.
850 Пятидесятилетие Восточно-сибирского отдела Географического общества // ИВ. 1902. № 1. С. 401 – 403; Общество любителей исследования Алтая в Барнауле // ИВ. 1902. № 2. С. 780–781; Минусинский музей и Н. М. Мартьянов // ИВ. 1902. № 3. С. 1196–1199 и др.
853 См., например: Ладвинский М. [Суперанский М. Ф.]Переселенческое движение в России // ИВ. 1892. № 5. С. 449-465; Г. Л. И. [Глинский Б. Б.] Ссылка в Сибирь // ИВ. 1900. № 4. С. 276–291; Назарьев В.Н. На новую линию // ИВ. 1900. № 1.С. 136–170; № 2. С. 565–597 и др.
855 См. напр.: Ядринцев Н.М. Алтай и его инородческое царство: Очерки путешествия по Алтаю // ИВ. 1885. № 6. С. 607–644; Максимов С. В немшоной стране: Из воспоминаний // ИВ. 1884. № 2. С. 300–323; № 4 С. 506-527; Смирнов И.Н. Обрусение инородцев и задачи обрусительной политики // ИВ. 1892. № 3. С. 752–765; Фаресов А.И. Из тайговой жизни // ИВ. 1897. № 10. С. 165–183; И.И.С. Из истории раскола в Томской губернии в XIX в. // ИВ. 1901. № 6. С. 1081–1110.
858 См., например: Лазарев Д. Политические ссыльные в Туруханском крае // ИВ. 1896. № 1. С. 337–339; Тимирязев В. Пионеры просвещения в Западной Сибири // ИВ. 1896. № 5. С. 629–647; № 6. С. 961–984; Львов А.Н. Государственный преступник Н. Бобрищев-Пушкин в монастырях Западной Сибири // ИВ. 1896. № 8. С. 479–490 и др.
859 См., например: Баснин П.П. Мученики и мучители // ИВ. 1902. № 11. С. 532–574; Каратыгин П. Сибирские сатрапы (1765–1816): Письмо барона В. И. Штейнгеля к А. П. Ермилову // ИВ. 1884. № 8. С. 366–386; Милютин Б.Н. Генерал–губернаторство Н. Н. Муравьева в Сибири // ИВ. 1888. № 12. С. 594–611 и др.
860 См.: Газенвинкель К. Обские пираты прошлого века // ИВ. 1893. № 4. С. 454–468; Птицын В. Забайкальские разбойники //ИВ. 1890. № 4. С. 237–239.
861 См.: Стасов В. Русские путешественницы из Сибири в Неаполь на тележке // ИВ. 1890. № 6. С. 644–646.
863 Ядринцев Н.М. Алтай и его инородческое царство: Очерки путешествия по Алтаю // ИВ. 1885. №6. С. 607– 644; И.С. [Смирнов И.Н.] Рец. на кн.: Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное состояние. СПб, 1891 // ИВ. № 12. С. 810–814; Он же. Обрусение инородцев и задачи обрусительной политики.
865 См., например: Максимов С. В немшоной стране: Из воспоминаний //ИВ. 1884. № 2. С. 300–323; № 4 С. 506–527; Глинский Б. Николай Михайлович Ядринцев: Биографический очерк //ИВ. 1894. № 8. С. 412–451; Ядринцев Н.М. Алтай и его инородческое царство: Очерки путешествия по Алтаю // ИВ. 1885. № 6. С. 607–644.
866 См.: Тебиев Б.К. На рубеже веков: Правительственная политика в области образования и общественно-педагогическое движение в России конца XIX – начала ХХ в. С. 73.
868 Цит. по: Кондратьева Г.В. Из истории частных педагогических журналов второй половины XIX в. // Педагогика. 2002. № 2. С. 68.
873 См. например: Начальные школы в Березовском округе // РШ. 1895. № 3. С. 292; Народное образование в Сибири // РШ. 1899. № 3. С. 312; Первоначальное образование в Сибири // РШ. 1900. № 5–6. С. 122; Еще один рассадник просвещения в Сибири // РШ. 1901. № 10–11. С. 94–95; Школы в Сибири // РШ. 1903. № 4. С. 98–99; Сибирские школы и церкви // РШ. 1904. № 5–6. II отд. С. 81–84 и др.
877 См., например: Абрамов Я.В. Хроника народного образования // РШ. 1898. № 5–6. С. 282–289; Смирнов И.К. Несколько слов о состоянии народного образования в Енисейской и Иркутской губерниях // РШ. 1898. № 4. 156–160 и др.
884 См., например: Абрамов Я.В. Хроника народного образования // РШ. 1890. № 9. С. 118–119; Развлечения для народа // РШ. 1898. № 4. С. 294–295; Абрамов Я.В. Хроника народного образования // Там же. С. 203; Он же. Хроника народного образования // 1900. № 4. II отд. С. 52; Томское общество попечения о начальном образовании // РШ. 1902. № 4. II отд. С. 98; Абрамов Я.В. Хроника народного образования // РШ. 1898. № 7–8. С. 284–285 и др.
886 См.: Новая отрасль деятельности томского просветительского общества // РШ. 1902. № 7–8. С. 48–49.
888 См., например: Кирдяшева М.Ф. Проблемы всеобщего обучения в педагогических теориях революционеров-демократов 60–70-х годов XIX в.; Колесников Б.В. Проблемы нравственного воспитания в общественно-педагогическом движении 60-х годов XIX в.; Тебиев Б.К. На рубеже веков: Правительственная политика в области образования и общественно-педагогическое движение в России конца XIX – начала ХХ в.
893 См.: Смирнов И.К. Несколько слов о состоянии народного образования в Енисейской и Иркутской губерниях // РШ. 1898. № 4. С. 160.
897 См., например: Сурин П. Сельскохозяйственное образование в Сибири // РШ. 1895. № 5–6. С. 169–174; Б-чъ В. [Бирюкович В. В.] Хроника профессионального образования // РШ. 1897. № 2. С. 256–257; Он же. Хроника профессионального образования // РШ. 1898. № 11. С. 330; Об учреждении в г. Барнауле нормального ремесленного училища // РШ. 1901. № 4. II отд. С. 97; Об учреждении в г. Томске низшего технического училища // Там же. С. 98; Некоторые данные из отчета ремесленного училища за 1901 г. // РШ. 1902. № 9. С. 114 и др.
899 См.: Батунский М.А. Православие, ислам и проблемы модернизации в России на рубеже XIX–ХХ вв. // Общественные науки и современность. 1996. № 2. С. 81–90.
904 См., например: Абрамов Я.В. Хроника народного образования // РШ. 1899. № 5–6. С. 385; Салтыкова М. Томская женская воскресная школа // РШ. 1900. № 10–11. II отд. С. 57–76; К открытию прогимназии в Мариинске // РШ. 1902. № 9. II отд. С. 113; Открытие частной гимназии // Там же; Из отчета за десятилетний период деятельности 2-й воскресной школы г. Иркутска с 1892 по 1902 г. // РШ. 1903. № 4. С. 65–67; Вольфсон Д. Красноярская женская воскресная школа // РШ. 1904. № 7–8. II отд. С. 65–68; Он же. Сибирские воскресные школы (1881–1903) //РШ. 1903. № 9. II отд. С. 56–61; О Томской воскресной школе // РШ. 1903. № 3. II отд. С. 59–62 и др.
907 См.: Вольфсон Д. Судьба вечерних классов в Томске // РШ. 1904. № 5–6. II отд. С. 61–64; Хроника // ВВ. 1902. № 6. С. 104–105.
908 См., например: Студенты-семинаристы Томского университета // РШ. 1897. № 2. С. 284–285; Библиотека Томского университета // РШ. 1899. № 5–6. С. 457; В Томском университете // РШ. 1900. № 9. II отд. С. 135; О постройке второго дома общежития для томских студентов // РШ. 1901. № 4. С. 97–98; Крупное ассигнование на клиники Томского университета // РШ. 1902. № 7–8. II отд. С. 114–116; Открытие амбулатории при Томском университете // РШ. 1902. № 9. II отд. С. 112; Льготы для томских студентов // РШ. 1903. № 2. II отд. С. 103; Томский университет // РШ. 1903. № 10–11. II отд. С.109 и др.
911 Н.I. Рец. на кн. Соболев М.Н. Экономическое положение томских студентов // Образование. 1903. № 3. С. 125.
916 См., например: Ходатайство об учреждении в Томске учительского института // РШ. 1901. № 2. II отд. С. 93–94; Томский учительский институт // РШ. 1902. № 3. II отд. С. 81–82; Открытие Томского учительского института // РШ. 1902. № 7–8. II отд. С. 125–128; Хроника // ВВ. 1902. № 4. С. 115 и др.
926 См., например: Хроника // ВВ. 1897. № 8. С. 112–115; Проект съезда деятелей народного образования в Сибири // Образование. 1902. № 7–8. С. 58–59 и др.
927 Об этом убедительно свидетельствуют следующие работы: Севостьянова Е.В. Общественная инициатива и культурная жизнь Восточной Сибири во второй половине XIX–начале ХХ в. Иркутск, 1998; Дегальцева Е.А. Культурно-просветительные объединения Томской губернии в последней трети XIX – начале ХХ в. Новосибирск, 1999; Мезенцева В.В. Профессиональная и общественная деятельность интеллигенции Западной Сибири в 1907–1914 гг. Омск, 2000; Черняк Э.И. Общественно-политическая жизнь Сибири: съезды, конференции и совещания общественных и политических объединений и организаций (март 1917–ноябрь 1918 гг.). Томск, 2001 и др.
929 Софийский И.М. Экскурсия воспитанников Красноярской учительской семинарии на раскопку кургана // РШ. 1896. № 3. С. 224–227.
930 Руднев Я. Рец. на кн.: Девель Ф. Рассказы о Восточной Сибири, то есть губерниях Енисейской и Иркутской, об области Приморской и об округах Якутском и Забайкальском. М., 1896 // РШ. С. 236–237.
931 См.: И-ский Ал. Рец. на кн.: Девель Ф. Рассказы о Восточной Сибири, то есть губерниях Енисейской и Иркутской, об области Приморской и об округах Якутском и Забайкальском // ВВ. 1898. № 1. II отд. С. 66–67.
932 Рец. на кн.: Рассказы о Восточной Сибири. Издание второе. М., 1901 // ВВ. 1902. № 4. II отд. С. 44.
934 Л.С. Рец. на кн.: Дмитриев-Мамонов А.И. Путеводитель по Великой сибирской железной дороге. СПб., 1902 и на кн.: Головачев П. Сибирь: Природа. Люди. Жизнь. М., 1902 // ВВ. 1902. № 5. С. 8–17.
936 Н.И. Рец. на кн.: Соколов-Костромской П. Записки колонизатора Сибири. СПб, 1903 // Образование. 1903. № 10. С. 131.
937 Л.С. Рец. на кн.: Дмитриев-Мамонов А.И. Путеводитель по Великой сибирской железной дороге СПб., 1902 и на кн.: Головачев П. Сибирь: Природа. Люди. Жизнь. М., 1902 // ВВ. 1902. № 5. С. 16.
942 См.: Массовая информация в советском промышленном городе. М., 1980. С. 85–87; Ольшанский Д.В. Психология масс. СПб., 2002. С. 294.
Читайте также: