Смертный приговор степану разину кратко
Обновлено: 05.07.2024
Н.И.Костомаров
В апреле казаки поплыли из Черкасска к Кагальницкому городку; 14 апреля сожгли его до основания и, по войсковому суду, перевешали всех до единого сообщников Стеньки, исключая самого атамана и брата его Фролки. Вероятно, в числе умерщвленных были и их семейства, которые тогда находились в Кагальнике. Неизвестны подробности взятия Стеньки. В государевых грамотах говорится о нем розно; в одной – что Кагальник взят приступом; в другой, что Стенька был связан ужем железным от донских казаков, которые обратились от злоб своих. Современные иностранцы и малороссийская летопись говорят, что Стенька взят был обманом. Корнило Яковлев был его крестный отец, и Стенька имел к нему уважение: это объясняет несколько, почему Стенька щадил этого старика во время своей силы, когда, как кажется, мог его низвергнуть. Корнило подступил к Кагальнику и вступил с ним в переговоры.
– Ты в опасности, – говорил он, – тебя или убьют, или выдадут. Дело твое пропало. Ты уже не в силах противостать могуществу царя. Принеси-ка лучше повинную и проси помилования. Я получил от великого государя грамоту о том, что он прощает тебя и желает тебя видеть в Москве. Поедем вместе; там ты расскажешь, какие обиды тебя искусили на воровство.
Стенька мало верил таким убеждениям, но повиновался из отчаяния, потому что дело его было окончательно проиграно, а жизнью он не дорожил. Корнило сначала оставил его на свободе, но потом заковал в кандалы вместе с братом. Стенька, говорит современник, не надеялся подобного поступка от лица, ему столь близкого; но тот, кто был вероломным против своего законного государя, не заслуживал ничего лучшего.
Стенька и Фролка были привезены в Черкасск. Предание говорит, что казаки очень боялись, чтоб Стенька не ушел из неволи: на то он был чернокнижник, никакая тюрьма не удержала бы его, никакое железо не устояло бы против его ведовства.
Поэтому его сковали освященною цепью и содержали в церковном притворе, надеясь, что только сила святыни уничтожит его волшебство. (Рассказывают, будто в Черкасске до сих пор сохраняется эта освященная цепь в кладовой при соборе.) В конце апреля обоих удалых братьев повезли в Москву. Сам Кормило Яковлев провожал их с другим значным казаком, Михаилом Самарениным и с конвоем. В их обозе отправляли трех драгоценных персидских аргамаков, которых везли некогда на бусе, ограбленной Стенькою во время его возвращения из персидского похода. Вместе с ними казаки возвращали царю три золотые ковра, взятые на той же бусе и принадлежавшие, поэтому, царской казне.
Фролка был от природы тихого нрава и затосковал.
– Вот, брат, это ты виною нашим бедам, – говорил он с огорчением.
– Никакой беды нет. Нас примут почестно: самые большие господа выйдут на встречу посмотреть на нас.
Казнь состоялась 6 (16) июня 1671 года
4-го июня распространилась в Москве весть, что казаки везут Стеньку. Толпы народа посыпали за город смотреть на чудовище, которого имя столько времени не сходило с уст всего русского люда. За несколько верст от столицы поезд остановился. Стенька был еще одет в свое богатое платье; с него сняли его и одели в лохмотья. Из Москвы привезли большую телегу с виселицею. Тогда Стеньку поставили на телегу и привязали цепью за шею к перекладине виселицы, а руки и ноги прикрепили цепями к телеге. За телегою должен был бежать, как собака, Фролка, привязанный цепью за шею к окраине телеги.
В такой триумфальной колеснице въехал атаман воровских казаков в столицу московского государя, у которого он грозил сжечь дела. Он следовал с хладнокровным видом, опустив глаза, как бы стараясь, чтоб никто не прочитал, что у него было на душе. Одни смотрели на него с ненавистью, другие – с состраданием. Без сомнения, были еще такие, что желали бы иного въезда этому человеку, бывшему столько времени идолом черни.
Их привезли прямо в земский Приказ, и тотчас начали допрос. Стенька молчал.
Его повели к пытке. Первая пытка была кнут – толстая ременная полоса в палец толщиною и в пять локтей длиною. Преступнику связывали назад руки и поднимали вверх, потом связывали ремнем ноги; палач садился на ремень и вытягивал тело так, что руки выходили из суставов и становились вровень с головою, а другой палач бил по спине кнутом. Тело вздувалось, лопалось, открывались язвы, как от ножа. Уже Стенька получил таких ударов около сотни, и уж, конечно, палач не оказывал сострадания к такому подсудному. Но Стенька не испустил стона. Все стоявшие около него дивились.
Тогда ему связали руки и ноги, продели сквозь них бревно и положили на горящие уголья. Стенька молчал.
Тогда по избитому, обожженному телу начали водить раскаленным железом. Стенька молчал.
Ему дали роздых. Принялись за Фролку. Более слабый, он начал испускать крики и вопли от боли.
– Экая ты баба! – сказал Стенька. – Вспомни наше прежнее житье; долго мы прожили со славою; повелевали тысячами людей: надобно ж теперь бодро переносить й несчастие. Что, это разве больно? Словно баба уколола!
Стеньку принялись пытать еще одним родом мучений. Ему обрили макушку и оставили виски.
– Вот как! – сказал Стенька брату: – слыхали мы, что в попы ученых людей ставят, а мы, брат, с тобой простаки, а и нас постригли.
Ему начали лить на макушку по капле холодной воды. Это было мучение, против которого никто не мог устоять; самые твердые натуры теряли присутствие духа. Стенька вытерпел и эту муку, и не произнес ни одного стона.
Все тело его представляло безобразную багровую массу волдырей. С досады, что его ничто не донимает, начали Стеньку колотить со всего размаху по ногам. Молчал Стенька.
Перенесши все страдания, не высказав ни одного слова, Стенька не мог быть обвинен собственным сознанием (говорит современник); только очевидное и гласное преступление не затруднило приговорить его к смерти.
Предание говорит, что, сидя в темнице и дожидаясь последних смертных мучений, Стенька сложил песню и теперь повсюду известную, где он как бы в знамение своей славы, завещает похоронить себя на распутии трех дорог Земли русской.
Схороните меня, братцы, между трех дорог:
Меж московской, астраханской, славной киевской;
В головах моих поставьте животворный крест,
В ногах мне положите саблю вострую.
Кто пройдет или проедет – остановится,
Моему ли животворному кресту помолится,
Моей сабли, моей вострой испужается:
Что лежит тут вор удалый добрый молодец,
Стенька Разин, Тимофеев по прозванию!
Казнь Степана Разина. Картина С. Кириллова, 1985–1988
Его положили между двух досок. Палач отрубил ему сначала правую руку по локоть, потом левую ногу по колено, Стенька при этих страданиях не издал ни одного стона, не показал знака, что чувствует боль. Он (говорит современник) как будто хотел показать народу, что мстит гордым молчанием за свои муки, за которые не в силах уже отмстить оружием. Ужасное зрелище истязаний над братом окончательно лишило последнего мужества Фролку, видевшего то, что ожидало его самого через несколько минут.
– Я знаю слово государево! – закричал он.
– Молчи, собака! – сказал ему Стенька.
То были последние его слова. Палач отрубил ему голову. Его туловище рассекли на части и воткнули на колья, как и голову, а внутренности бросили собакам на съедение.
Для Фролки казнь была отсрочена. Его подвергли снова допросу. Он сказал:
– От большой пытки я не пришел в память и не высказал всего, а теперь опамятовался и скажу все, что у меня в памяти. Были у моего брата воровские письма, присланные откуда ни на есть, и эти всякие бумаги он зарыл в землю для того, что как в доме у него никого не было, то он собрал их в денежный кувшин, засмолил и зарыл в землю на острове, на реке Дону, на урочище Прорве, под вербою, а эта верба посередине крива, а около ней густые вербы; а около острова будет версты две или три. Да еще за два дня до прихода Корнилы Яковлева Степан, брат, посылал меня в Царицын взять его рухлядь у посадского человека Дружинки Потапова; говорил он, что у него есть костяной город, образцом сделан будто Цареград. Подлинно не знаю, у кого взял он его: у князя ли Семена, либо у Кизил-баша, только Стенька велел взять этот город, да сундук с платьем.
Впоследствии, в сентябре того же года, казацкий атаман с выборными казаками ездили искать этих писем на острове, пробовали землю щупами и ничего не нашли. Современные иностранцы говорят, что Фрол получил жизнь и осужден на вечное тюремное заточение.
Как бывало мне, ясну соколу, да времечко:
Я летал млад-ясен сокол по поднебесью,
Я бил-побивал гусей-лебедей,
Еще бил-побивал мелку пташечку.
Как, бывало, мелкой пташечке пролету нет.
А нонеча мне, ясну-соколу, время нет.
Сижу я, млад-ясен сокол, во поимане,
Я во той ли во золотой во клеточке,
Во клеточке на жестяной на шесточке.
У сокола ножки спутаны,
На ноженьках путочки шелковые,
Занавесочки на глазыньках жемчужные!
Как бывало мне, добру-молодцу, да времечко:
Я ходил, гулял, добрый молодец, по синю морю,
Уж я бил-разбивал суда-корабли,
Я татарские, персидские, армянские.
Еще бил-разбивал легки лодочки:
Как бывало легким лодочкам проходу нет;
А нонеча мне, добру-молодцу, время нет!
Сижу я, добрый молодец, во поимане,
Я во той ли во злодейке земляной тюрьме.
У добра-молодца ноженьки сокованы,
На ноженьках оковушки немецкия,
На рученьках у молодца замки затюремные,
А на шеюшке у молодца рогатки железныя.
Корнило Яковлев и Михайло Самаренин возвратились на Дон, вместе с стольником Косаговым, который вез казакам милостивую грамоту, хлебные и пушечные запасы и денежное жалованье. Очень обрадовались казаки хлебным запасам, потому что у них был тогда неурожай, а недавние смуты вовсе не благоприятствовали успехам земледелия. Казачество встретило послов за пять верст от Черкасска. Войсковым атаманом был тогда Логин Семенов. Когда, по обычаю, был собран круг, Косагов сообщил, что атаманы Корнило Яковлев и Михайло Самаренин в Москве дали за все казачество обещание принести присягу на верность государю. Только домовитые и значные казаки согласились без отговорок; люди молодые и незнатные, большею частью прежние приверженники Стеньки, приняли такое требование неохотно.
– Мы (они говорили) рады служить великому государю и без крестного целования, а креста целовать нечего.
Молодцы еще считали себя не подданными, а вольными людьми, служащими царю не по обязанности, а по охоте. Но партия старейших взяла верх. Три круга собирались один за другим. На третьем круге старшие проговорили:
– Даем великому государю обещание учинить пред святым евангелием, целым войском, а кто из нас на обещание не пойдет, того казнить смертью по воинскому праву нашему, и пограбить его животы; а пока не принесут все обещания, положим крепкий заказ во всех куренях не продавать ни вина, ни другого питья, и кто к обещанию пойдет пьян, такому человеку, как и продавцу вина, учиним жестокое наказание.
29 августа черный священник Боголеп привел к присяге атаманов и прочих казаков по чиновной книге, перед стольником и дьяком.
– Теперь, – сказал после того стольник, – атаманы и казаки! сослужите великому государю верную службу: идите со всем войском под Астрахань против оставшихся там единомышленников Стеньки.
– Радостными сердцами пойдем под Астрахань и будем служить великому государю! – отвечали казаки.
А между тем остатки приверженцев казненного Стеньки, спасшиеся от бойни их братья в Кагальнике, под знаменем Алешки Каторжного, в отчаянии бежали в Астрахань, грустно запевая:
Харитонов и Фёдоров дошли до Шацка (город в современной Рязанской области), но 17 октября были отброшены отрядами смоленских и рославльских шляхтичей, которые ещё 15 лет назад были подданными Речи Посполитой. Воевода Хитрово так писал об этом тяжёлом и упорном сражении:
В ноябре 1670 года Харитонов потерпел поражение от войск князя Ю. Барятинского, отступил к Пензе, попал в плен и был казнён в декабре этого года.
Атаман Акай Боляев, известный также, как Мурзакайко, действовал в восточной Мордовии, численность его отряда доходила до 15 тысяч человек. Князь Барятинский описывает бой с повстанцами Боляева у при Усть-Уренской слободе, как большое и тяжелое сражение:
Восставшие потерпели поражение, Боляев был ранен, но уже через месяц он снова сражался у деревень Баево и Тургенево (7 и 8 декабря 1670 г.), был разбит и попытался укрыться в родном селе Костяшево (примерно в 17 км от Саранска). Здесь он был выдан земляками царским карателям и в декабре 1670 года четвертован в Красной Слободе.
Пономарёв также был схвачен и повешен в Тотьме в страшном для восставших декабре 1670 года.
Алёна Арзамасская (Темниковская)
Среди командиров восставших оказалась и одна женщина – некая Алёна, уроженка Выездной слободы (близ Арзамаса). Овдовев, она ушла в монастырь, где скоро стала известна как травница. Узнав о восстании Разина, сумела своими речами привлечь на свою сторону около 200 окрестных крестьян, которых она повела на Оку – первоначально к Касимову, но потом свернула к Темникову. К этому городу с ней пришли уже 600 человек.
Здесь её отряд соединился с другими повстанческими частями. Главным атаманом стал Фёдор Сидоров, который в сентябре 1670 г. был освобожден разницами из саранской тюрьмы.
Боярский сын М. Веденяпин в донесении от 28 ноября 1670 г. и вовсе писал:
Но современные исследователи считают, что общая численность восставших вряд ли превышала 5 тысяч человек. Их объединённые войска нанесли поражение отряду воеводы Арзамаса Леонтия Шансукова.
Об Алёне писал и некий Иоганн Фриш:
Продолжение Крестьянской войны
Эмиссары Разина взбунтовали также крестьян под Ефремовом, Новосильском, Тулой, а Боровск, Кашира, Юрьев-Польский восстали без их участия. С октября по декабрь 1670 года пятитысячный отряд окрестных крестьян во главе с атаманом Мещеряковым, осаждал и дважды штурмовал Тамбов. Но оставшиеся без вождя повстанцы были разгромлены в Поволжье, на Тамбовщине и в Слобожанщине (Слободская Украина).
Портрет Степана Разина. Гравюра неизвестного автора, XVII век
Предательство
Трудно сказать, как развивались бы события дальше, если бы домовитые казаки во главе с войсковым атаманом Корнеем Яковлевым (крестный отец Степана Разина) не взяли штурмом Кагальник, где расположился атаман. В конце апреля 1671 года вождь восставших был захвачен в плен и выдан царским властям.
До 1979 года на стене Воскресенского собора в станице Старочеркасской можно было увидеть цепи, которыми, как утверждало предание, Корнила Яковлев сковал захваченного в плен крестного сына – Степана Разина. Они были украдены во время реконструкции и теперь заменены дубликатами:
В этом же соборе имеется могила Корнилы Яковлева.
Воскресенский войсковой собор, станица Старочеркасская
Степана Разина и его брата Фрола в Москву доставили 2 июня 1671 года. По свидетельству оставшегося неизвестным англичанина, примерно в миле от города мятежников встретила подготовленная телега с виселицей, на которую и поставили атамана:
Поскольку атаман уже был отлучен от церкви и предан анафеме патриархом Иосафом, в исповеди перед казнью ему было отказано.
Прервём цитату, чтобы посмотреть рисунок Хебдона:
Разин же, по свидетельству Марция,
Портрет Степана Разина. С гравюры Беккера
Степан Разин был отлучен от церкви, а потому, по некоторым данным, его останки были позже захоронены на мусульманском (Татарском) кладбище (за Калужскими воротами).
Высказывались предположения, что под этим именем могли скрываться атаман Максим Осипов (о котором говорилось в начале статьи) либо попавший к разинцам в плен кабардинский князь Андрей Черкасский. Однако, доподлинно известно, что Осипов был схвачен лишь в июле 1671 года – через месяц после казни Лже-Алексея. Что касается Андрея Черкасского, то он остался жив и после подавления восстания продолжал служить Алексею Михайловичу.
Поход Фёдора Шелудяка
Перед казнью Степан Разин гордо заявил при всём народе (а собрано властями было около ста тысяч человек):
Эти слова были услышаны и разнеслись по всей России.
Панин донёс на него воеводе, и эти крамольные слова так напугали местные власти, что дело разбиралось в Москве, где был вынесен приговор:
Первый герб Симбирска
Осада Астрахани царскими войсками
Фёдор Шелудяк привёл от Симбирска в Царицын всего две тысячи человек, но в этом городе не хватало продовольствия, началась цинга, и потому атаман принял решение уйти в Астрахань. Именно он и возглавил сопротивление скоро подошедшим царским войскам (30 тысяч человек), которые возглавлял симбирский воевода И. Б. Милославский (он оборонял этот город во время его осады армией Разина). Численность защитников Астрахани не превышала 6 тысяч человек. Несмотря на явное превосходство в силах и полученное подкрепление (отряды князя К. М. Черкасского), осада этого города продолжалась три месяца.
Казацкая Рада
Лишь через три дня волнений на казачьем Круге в Черкасске Корниле Яковлеву удалось убедить Войско Донское дать присягу. Но от похода к мятежной Астрахани донцы уклонились, заявив, что ожидают набега крымских татар.
27 ноября 1671 г. Астрахань была сдана, и, что самое поразительное, Милославский сдержал своё слово. Но радость астраханцев была преждевременной: в июле 1672 г. городовым воеводой вместо Милославского был назначен князь Я. Н. Одоевский, бывший глава Сыскного приказа, который никаких клятв не давал. Астрахань к этому времени была полностью замирена, не было никаких волнений и никакого повода для массовых казней, но они последовали – и немедленно. Одним из первых был схвачен Фёдор Шелудяк, который был повешен после долгих и жестоких пыток.
Месть властей была поистине страшной: за три месяца царские каратели казнили более 11 тысяч человек. Других били кнутами, тысячам людей вырезали язык или отрубили руки.
Иоганн Юстус Марций, защитивший в 1674 году в Виттенберге диссертацию о восстании Степана Разина писал:
Но вернёмся в Астрахань: обманутые горожане пытались тогда бежать из города. Одни пробирались на Слобожанщину, другие – на Урал или даже в Сибирь. Некоторые из них отправились на север – в староверческий Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь: его настоятель Никанор принимал всех.
Здесь они и погибли 22 января 1676 года, после того как чернец Феоктист указал тайный ход царским войскам, осаждавшим обитель. Расправа над защитниками монастыря и его монахами потрясла даже отнюдь не сентиментальных иностранных наемников, иные из которых оставили воспоминания об этой удивительной, продолжавшейся с 1668 по 1676 гг. войне целого государства против одного монастыря.
Расправа с участниками Соловецкого восстания
Смерть царя Алексея Михайловича
Царю, устроившему жестокие масштабные гонения на оставшихся верным прежним обрядам соотечественников, казалось, что соловецкие монахи трут его тело пилами и он страшно, на весь дворец кричал, умоляя их:
Он даже отправил приказ прекратить осаду Соловецкого монастыря, но гонец опоздал на неделю.
Алексей Михайлович Романов умер 29 января (8 февраля) 1676 года, но волнения крестьян не утихали и после его смерти, вспыхивая в разных концах государства. Последние их очаги ликвидировать удалось лишь в 1680-х годах.
Семнадцатое столетие навсегда вошло в русскую историю как время тяжелых испытаний и кровопролитных войн, в том числе крестьянских. Одной из самых знаменитых и тяжелых среди них была крестьянская война Степана Разина. Начавшаяся как обыкновенный разбойничий поход, она вскоре переросла в открытое противостояние с боярами и воеводами: их Разин объявлял предателями и узурпаторами, а своих сторонников — свободными людьми без всяких ограничений в правах. Оттого и было столь велико разинское войско, оттого и поддерживали его практически везде, где появлялись разинцы. Но ровно до тех пор, пока они демонстрировали военные успехи. Когда же удача отвернулась от них, сохранившие верность царскому престолу донские казаки 24 апреля 1671 года в Кагальницком городке захватили Разина и выдали его московским воеводам.
Человек ниоткуда
Жизнь и смерть Степана Разина давно стали легендой, а во многом жизнь была ею с самого начала. Ни дата рождения, ни место рождения знаменитого донского атамана достоверно неизвестны. Год рождения Стеньки Разина — 1630-й — получен в результате вычислений, опирающихся на свидетельство нидерландского путешественника Яна Стрейса, по подсчетам которого в 1670 году атаману было 40 лет. А о том, где именно родился Разин, споры идут до сих пор. Однозначно можно утверждать только, что Степан Тимофеевич Разин появился на свет где-то на Дону, но конкретное место остается предметом разногласий историков. Одни поддерживают версию о том, что родился он в станице Зимовейской, другие – что в городке Черкасске, а народная молва называет и Кагальницкий городок, и Есаульский…
Такой же туман окутывает и историю Стеньки Разина до середины XVII века. Установить, где и когда он начал приобретать военный опыт, почему так быстро и так рано сумел завоевать серьезный авторитет у донских казаков, до сих пор не смог никто из исследователей биографии мятежного атамана. С уверенностью можно утверждать лишь одно: Степану Разину хватало мужества, сметливости и удачливости, чтобы добиться уважения у такой трудной аудитории, которой всегда были донские казаки. И маловероятно, чтобы все это смог обеспечить ему его старший брат Иван Разин: одного только правильного происхождения и братской поддержки Степану вряд ли хватило бы, чтобы заслужить серьезный авторитет, без которого ему никогда не удалось бы стать предводителем одного из самых больших и страшных крестьянских восстаний в русской истории.
Истокам и причинам восстания Степана Разина посвящено множество исследований, но большинство из них сходятся в том, что непосредственным поводом для недовольства московской властью стала смерть старшего брата Ивана. Он был казнен по приказу воеводы Юрия Долгорукова в 1665 году за то, что вместо продолжения царской службы казаки решили вернуться на Дон. Во многом стремление казаков уйти из Москвы было связано с тем, что как раз в это время Московское царство начало укреплять не только внешнюю, но и внутреннюю политику, что быстро привело к конфликтам с привыкшими к вольностям обитателями Дона.
Верные и не очень
Дон важнее Разина
Правда, для этого казакам пришлось взять штурмом Кагальницкий городок. Командовал этой операцией давний и последовательный противник Разина — войсковой атаман Корней Яковлев, сохранивший безусловную верность Москве и царскому престолу. Примечательно, кстати, что именно Яковлев считается крестным отцом Разина. Это, однако, не помешало ему ради сохранения донского казачества как такового 24 апреля (по н. ст.) 1671 года после пленения выдать своего крестника царским воеводам.
Степана Разина вместе с братом Фролом под казачьим конвоем доставили в Москву только 12 июня. Следствие по делу о его преступлениях было недолгим: во-первых, все было очевидно, а во-вторых, как свидетельствовали современники, несмотря на жестокие пытки, Разин хранил молчание. Так ни в чем и не сознавшегося Степана Тимофеевича вместе с братом казнили на Красной площади 16 (по н. ст.) июня 1671 года.
После казни Разина разожженное им восстание понемногу пошло на убыль, хотя некоторые историки считают, что последние очаги сопротивления удалось ликвидировать только в 1680-х годах. Счет казненным участникам разинского восстания шел на тысячи, а усеявшие Поволжье и Дон виселицы, плахи и колы вводили в ужас всех, кому довелось видеть это зрелище. До следующей крестьянской войны – под руководством Емельяна Пугачева, которая превзошла разинское восстание по своей жестокости и кровопролитности, оставался еще почти век…
В начале 1670-х годов в истории России произошел бунт Степана Разина. В низовьях Волги хозяевами чувствовали себя восставшие казаки. Бунт был подавлен, но лишь ценой огромных усилий. А имя Степана Разина осталось в народных преданиях, которые с легкостью простили ему кровавые злодеяния за удаль молодецкую.
6 июня 1671 года в Москве на Болотной площади был казнен Степан Разин.
И это были последние слова, которые он произнес перед тем, как палач отрубил ему голову.
Читайте также: