Пропп о былинах кратко
Обновлено: 30.06.2024
Беломор растолковал, что вот Проппу-то как
раз жертвовать очень даже полезно, только не
нужен ему ни ягненок, ни цыпленок, ни ароматные
воскурения, а ничем ты ему так не угодишь, как
сядешь у подножия кумира и расскажешь какую-нибудь
сказку - новеллу или устареллу.
Можно выделить четыре направления в изучении былин: мифологическое, компаративистское, историческое и структуралистское.
После окончания пензенской гимназии Фёдор Иванович в 1834 году поступил в Московский университет. Так как Буслаев не платил за обучение, то должен был преподавать в гимназии русский язык шесть лет. После отработки он стал домашним учителем в семье графа С.Г. Строганова и уехал с ними в германские и итальянские земли.
Скончался Ф.И. Буслаев в 1897 году в Люблино Московской губернии.
Занимаясь изучением русских былин, Буслаев, будучи последователем братьев Гримм, считал миф основой народного творчества. Именно в мифе как таковом проявляется бессознательный коллективный народный дух.
Веселовский и компаративистика
Компаративистское направление, как и мифологическое, появилось в германских землях. Немецкий санскритолог Теодор Бенфей (1809–1881 гг.) в 1859 году предложил идею, объясняющую сюжетные сходства в эпической литературе разных народов элементарным заимствованием.
Ярчайшим представителем этого направления был Александр Николаевич Веселовский (1838–1906 гг.) – выдающийся русский историк литературы, академик столичной Академии наук и тайный советник.
Веселовский в 1854 году окончил 2-ю Московскую гимназию с золотой медалью и поступил в Московский университет, где учился у Буслаева. После окончания учебы Александр Николаевич уехал заграницу: сначала в Испанию, где работал гувернёром в семье князя Голицына, а затем в германские и итальянские земли.
В 1872 году Александр Николаевич перебрался в столицу, где в 1879 году стал ординарным профессором, а в 1895 году – заслуженным.
В 1906 году Веселовский умер и был погребен на Новодевичьем кладбище.
Также в работах Веселовского важным был не просто показ сюжетного или иного заимствования, а взаимовлияния (некоторым образом, диалог или полилог) двух или более произведений. Причем происходило взаимодействие с обменом составляющими как с европейскими, так и с азиатскими народными эпосами.
Сходство элементов былин о Василии Буслаеве и исландской саги о Боси и Херрауде (мать Боси зовут Бусла, любовь героя к поединку, путешествие-изгнание) представители мифологического направления объяснили бы существованием общего славяно-германского протоэпоса, от которого сохранились фрагментарные остатки. Компаративисты предположили бы, что сюжетные составляющие были заимствованы в результате новгородско-скандинавских взаимоотношений.
Историческая правда Рыбакова
Понимая слабую научную базу мифологического направления и признавая (но не абсолютизируя) достижения компаративистов, некоторые ученые попытались найти в былинах соответствия реальным историческим событиям.
Базой исторического направления изучения былин была убежденность в том, что конкретные исторические события после фольклорной обработки и были сюжетной основой народных преданий. Если убрать поздние фольклорные напластования, то можно получить данные о конкретных исторических фигурах: Владимир Красно Солнышко станет князем Владимиром Святославичем, а богатырь Добрыня – его дядькой.
Важнейшим представителем этого направления был Борис Александрович Рыбаков (1908–2001 гг.) – советский историк и археолог, академик, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Сталинской (дважды) премий.
В 1926 году после окончания гимназии Рыбаков поступил в МГУ, где его учителями были Ю.В. Готье и В.А. Городцов. В 1936–1950 гг. (с перерывом) Борис Александрович работал старшим научным сотрудников в ГАИМКе (Институте истории материальной культуры в Москве).
После окончания Великой Отечественной войны Рыбаков стал самым влиятельным археологом в СССР: с 1958 года он стал членом Академии наук СССР, а с 1974 года – академиком-секретарем; с 1950 года – деканом исторического факультета МГУ, с 1952 года – проректором.
Рыбаков прожил долгую и насыщенную жизнь, скончался в 2001 году и был похоронен на Троекуровском кладбище.
Действительно, древнерусские летописи содержат упоминания о людях, имена которых были такими же, как у былинных героев. Никоновская летопись сообщает о смерти в 1171 году посадника Василия Буслаева:
В Новгородской летописи упоминается местный купец Садко Сытиныч (Содко Сытинец), который в 1167 году дал деньги на строительство церкви Бориса и Глеба в Детинце. Получается, что посадник Василий Буслаев и Садко могли быть знакомы, или же этих людей просто назвали в честь былинных героев.
Структуралист Пропп
Главным оппонентом исторической трактовки былин Рыбаковым выступал Владимир (имя данное при рождении – Герман Вольдемар) Яковлевич Пропп (1895 – 1970 гг.) – великий советский филолог и культуролог немецкого происхождения.
Пропп родился в семье российских немцев в Санкт-Петербурге. В 1914–1918 гг. Владимир Яковлевич изучал русскую и германскую филологию в Петроградском университете, а также работал санитаром в лазарете.
С 1932 года Пропп преподавал в Ленинградском университете: в 1937 году стал доцентом, а через год – профессором филологического факультета. В 1949–1952 гг. Владимир Яковлевич преподавал на кафедре этнографии исторического факультета ЛГУ.
Пропп скончался в 1970 году и похоронен на Северном кладбище.
Как и сказочные тексты, Пропп разложил русский героический эпос на структуры, которые определяли форму изучаемого объекта как систему, состоящую из отношений между её элементами. Причем, структура системы или организации более важна, чем индивидуальное поведение её элементов.
По мнению Владимира Яковлевича, былины рождались из мифа, но впоследствии они приспосабливались сказителями к текущей истории, напитываясь действительностью, чтобы быть понятными слушателю. У былины есть неизменная основа и изменяемые составляющие, причем, изменения происходят очень медленно, нужно говорить об эпохальных, а не о конкретно-исторических изменениях.
Приближение к пониманию
Мифологическое и компаративистское направление перестали быть актуальными, что, впрочем, не отменяет их места в историографии проблемы и того, что компаративистикой как методом можно пользоваться. Да и идейные продолжатели Рыбакова и Проппа не столь категоричны, как их учителя. Былина – многослойный гипертекст, в котором сохранились как фрагменты мифологии с обрядовой составляющей, так и отголоски поздних исторических событий.
Москвич академик Рыбаков продолжил дело своего земляка академика Буслаева, попытавшись добавить к реконструкции мифологии исторические и археологические данные. Профессор Ленинградского университета Пропп применил и развил идею мотива своего коллеги и предшественника Веселовского. Даже в вопросе изучения былин петербургская школа противостояла московской. Эта конкуренция позволила былиноведению значительно продвинуться в вопросе понимания народных преданий.
На этом завершается цикл6 текстов о русских былинах, в рамках которого на примерах было показано как жители Русского Севера сохранили эпическое наследие, этнографы-славянофилы зафиксировали его, художники реалисты и модернисты проиллюстрировали, российский композитор и советские режиссеры воплотили в жанре оперы-былины и кинофильмах (историческом и фэнтезийных), а представители московской исторической и петербургской сравнительно-типологической (структуралистской) школ попытались понять и объяснить.
В.В. Кондаков, историк. Специально для GoArctic
1 Подробнее о сборе и публикации былин см. в предыдущем материале
2 Структурализм — направление в философии и конкретно-научных исследованиях, возникшее в 1920— 1930-е гг. и получившее широкое распространение в 1950—1960-е гг., особенно во Франции. Основу структурализма составляют понятия структуры, системы и модели, которые тесно связаны между собой и часто не различаются. Структура - это система отношений между элементами. Система предполагает структурную организацию входящих в нее элементов, что делает объект единым и целостным.
4 Русская партия – неоднородная группа советских политиков и творческих деятелей (главным образом, писателей), объединенная близостью националистических взглядов различных форм, действовавшая в 60-80-е годы ХХ века. Термин предложен историком Н.А. Митрохиным и поддержан писателем А.И. Байгушевым.
5 Инициация — обряд, знаменующий переход индивидуума на новую ступень развития в рамках какой-либо общественной группы или мистического общества.
Русский героический эпос — одно из величайших созданий русского народного гения. Между тем он мало известен в широких читательских кругах.
До настоящего времени об эпосе нет такой книги, которая в простой и общедоступной форме вводила бы читателя в эту область национальной культуры и вместе с тем отвечала бы требованиям современной академической науки и была бы полезна в педагогической работе. Цель автора состоит в том, чтобы дать в руки любому читателю, не имеющему специальной подготовки, такую книгу, которая прежде всего просто ознакомила бы его с русским эпосом, которая раскрыла бы перед ним всю глубину художественных красот эпоса, помогла бы ему понять народную мысль, идею, заложенную в эпосе, показала бы, что русский эпос связан с русской историей, с русской действительностью, с вековой борьбой народа за свою национальную независимость, за свою честь и свободу.
Второе издание отличается от первого многочисленными мелкими поправками и некоторыми сокращениями. Добавлен краткий раздел о поэтическом языке былин.
Всем лицам, высказывавшим дружеские замечания печатно, устно и письменно, автор выражает свою глубокую признательность. Многие из этих замечаний были весьма полезны и использованы в настоящем издании.
В отрывке филолог рассматривает былины о Волхе Всеславьевиче и Святогоре.
Волх Всеславьевич
Былина о Волхе Всеславьевиче во многих отношениях представляет собой интереснейшую проблему. Выше уже приходилось указывать, что она, по нашим данным, принадлежит к числу древнейших, что она как целое сложилась задолго до образования Киевского государства. Ей присущи черты некоторой грандиозности, некоторого размаха, величия, воинственности, и этим она для народа сохраняла свою привлекательность в течение ряда столетий. Вместе с тем она по своему замыслу чужда новой киевской эпохе. Можно проследить весьма интересные попытки ее переработки: попытки эти должны быть признаны малоудачными и художественно малоубедительными.
В науке не было недостатка в трудах, посвященных этой былине. Большинство ученых с полной уверенностью утверждало, что Волх этой былины не кто иной, как Олег. Такая точка зрения должна быть признана совершенно фантастической. Поход Волха на Индию отождествлялся с походом Олега на Царьград, хотя в походе Волха, описанном в былине, нет, как мы увидим, буквально ничего похожего на поход Олега, каким он описывается в летописи. Легендарная смерть Олега от змеи сопоставлялась с рождением былинного Волха от змеи, хотя и здесь ровно никакого сходства нет, кроме того, что в том и в другом случае фигурирует змея. Были и другие теории, но данная теория преобладала. Несмотря на ее полную и очевидную несостоятельность, она была повторена и некоторыми советскими учеными.
Былина о походе Вольги известна в 11 записях, но не все они равноценны . Две записи сделаны повторно и по существу совпадают (Гильф. 91 = Рыбн. 38, от Романова; Сок. 76 = Кон. 12, от Конашкова). Из оставшихся девяти записей три отрывочны и содержат только начало. Похода в них нет (Гильф. 15; Онч. 84; Гул. 35). Запись от Конашкова также фрагментарна. В ней нет начала и нет описания похода. В этой записи содержится лишь описание того, как Волх подслушивает разговор турецкого султана и как он расправляется с ним. Из пяти остальных записей одна, а именно запись Маркова от Аграфены Матвеевны Крюковой, несомненно, восходит к книжному источнику — к тексту Кирши Данилова, хотя разработка и иная. Зависимость эта может быть доказана документально.
Текст Марфы Семеновны Крюковой (дочери А. М. Крюковой) частично восходит к материнскому тексту, но сильно отличается от него. Отдельные детали образа Волха могут быть дополнены текстами былины о встрече Вольги с Микулой Селяниновичем. Некоторые из этих записей начинаются с рассказа о чудесном рождении Вольги и о его оборотничестве.
Полученная картина показывает, что былина обладала какими-то достоинствами, которые не дали ей вымереть вплоть до XIX века. Вместе с тем мы видим, что о походе Волха фактически повествуется только в 4–5 записях. Чаще поется только о рождении Волха, поход отбрасывается. Это наводит на предположение, что былина о походе Волха обладала какими-то недостатками, особенностями, которые не удовлетворяли художественных запросов народа.
Имя героя, Волх, указывает на то, что родился великий кудесник, волхв. Он рождением связан с природой, как с природой и борьбой с ней была связана вся жизнь первобытного человека. Предки русских, раньше чем стать земледельцами, зависели от охоты, которая когда-то была основной формой добычи средств существования. Когда Волх рождается, звери, рыбы и птицы в страхе прячутся: родился великий охотник.
Рыба пошла в морскую глубину,
Птица полетела высоко в небеса,
Туры да олени за горы пошли,
Зайцы, лисицы по чащицам,
А волки, медведи по ельникам,
Соболи, куницы по островам.
(К. Д. 6)
Волх умеет обращаться в животных: рыб он ловит в образе щуки, птиц — обернувшись соколом, лесных зверей — серым волком. Он чародей и оборотень.
Родился герой, соответствующий идеалам первобытно-общинного строя: великий охотник и колдун, умеющий покорять себе природу, и в первую очередь — животных, от которых когда-то зависела вся жизнь человека.
Но Волх не только великий охотник, он и великий воин. Как воин он, однако, совершенно не похож на воинов позднейшего русского эпоса — на Илью, Добрыню, Алешу.
Ай и гой еси, сударыня матушка
Молода Марфа Всеславьевна!
А не пеленай во пелену червчатую,
А не пояси в поясья шелковые.
Пеленай меня, матушка,
В крепки латы булатные,
А на буйну голову клади злат шелом,
По праву руку палицу,
А и тяжку палицу свинцовую,
А весом та палица в триста пуд.
(К. Д. 6, ср. Марк. 51)
Решающим моментом для оценки и определения Волха являются, однако, не столько обстоятельства его рождения и воспитания, сколько характер и цель совершаемого им похода.
Русский эпос знает и признает для своих героев только один вид войн — войны справедливые, войны, целью которых служит защита родины от нападения врага.
На первый взгляд может казаться, что и Волх совершает именно такой поход. В некоторых вариантах поход вызван похвальбой индейского царя, что он возьмет Киев и сожжет его церкви (К. Д. 6). В других случаях царь хвастает, что он поедет воевать на святую Русь, девять городов он похваляется подарить своим сыновьям, а Киев взять себе. Жене он обещает привезти дорогую шубу.
Картина получается совершенно определенная: Волх отправляется в поход потому, что Киеву грозит опасность и эту опасность он хочет предотвратить. Но это — позднейшее наслоение. Можно утверждать, что древнейшая основа песни была иной и что эту основу народ отбросил. Волх первоначально совершал набег с совершенно иными целями: поход Волха был чисто хищнический.
Достаточно сравнить защиту Киева от татар, Калина или Батыя Ильей Муромцем или Василием Игнатьевичем с той войной, которую ведет Волх, чтобы сразу увидеть разницу между подлинной защитой Руси и такой защитой, которая представляет собой лишь малоубедительный предлог для нападения. Волх сам ведет свою дружину к индейскому или турецкому царству и вплотную подходит к городу раньше, чем индейский царь вообще что-либо может предпринять. Можно было бы предположить, что Волх избрал наиболее совершенный способ защиты, а именно нападение. В таком случае он был бы более совершенным защитником родины, чем Илья Муромец. Явно, что это не так. О целях Салтана он узнает волшебным образом: он обращается в птицу и подслушивает разговор его с женой. Сказочный характер такой разведки совершенно очевиден. Но очевидно также, что намерение Салтана привезти жене из Киева шубу, подарить своим девятерым сыновьям девять русских городов не идет ни в какое сравнение с теми страшными и исторически реальными угрозами, с которыми в эпосе под Киев подступает Батый. Враг, на которого надвигается Волх, не имеет определенного исторического лица. На пять самостоятельных вариантов мы имеем три разные страны и трех разных врагов, против которых он воюет: это Индия, Золотая Орда и Турция. Былина отражает не те исторические войны, которые вела Древняя Русь, а межплеменные схватки, набеги, которые в позднейшее время получили неустойчивое историческое приурочение.
Совершив это дело, Волх будит свою дружину и ведет ее в индейское царство. Дружина робеет, увидев неприступные стены, но Волх обращает всю свою дружину в муравьев. Они перелезают через стены или сквозь ворота, а в индейском царстве Волх вновь превращает их в молодцев. Призыв, с которым он к ним обращается, выдает цель похода, определяет его идеологию:
Гой еси вы, дружина хоробрая!
Ходите по царству индейскому,
Рубите старого, малого,
Не оставьте в царстве на семена!
(К. Д. 6)
В описании похода Волха мы видим остатки тех варварских времен, когда совершались жестокие набеги одних племен на другие. Щадят только молодых женщин. Сам Волх расправляется с индейским царем Салтаном Ставрульевичем и берет за себя его молодую жену, а дружину он женит на девушках. Завоевателям достается богатая добыча, и песня кончается грандиозной картиной дележа этой добычи: Волх делается индейским царем и выкатывает для дружины золото и серебро; он наделяет дружину целыми табунами коров и коней, так что на каждого из дружинников приходится по сто тысяч голов. Если до сих пор мы видели охотничий характер дружины, то теперь имеем набег в целях добычи скота. О защите Киева уже нет и помину. Сам Волх в Киев не возвращается и остается здесь царствовать, и дружина, переженившись, также остается в Индии.
2. Святогор
К наиболее древним героям русского эпоса мы должны причислить также Святогора.
В отличие от Волха, образ которого забыт и о котором имеется не более 4–5 полных записей песен о его походе, имя Святогора в эпосе чрезвычайно популярно, хотя его образ также заметно стерся. С его именем связано не менее семи различных сюжетов. Часть из них исконна для него, часть приурочена к нему, вероятно, сравнительно поздно. К сюжетам, которые несомненно исконны для Святогора и принадлежат к области эпоса, надо отнести два: это, во-первых, рассказ о том, как Святогор наезжает на сумочку переметную, которую он не может поднять, и, во-вторых, рассказ о том, как он ложится в гроб, который за ним захлопывается. Все остальные сюжеты о Святогоре связаны с его именем и образом только внешне, известны и в ином приурочении, имеют прозаическую и отрывочную, фрагментарную форму и в большинстве случаев исполняются не как самостоятельные, законченные художественные произведения, а как коротко рассказанные эпизоды в сводных рассказах. Частично они носят библейско-легендарный характер (Святогор сближается с библейским Самсоном), частично характер сказочный или даже фарсовый*.
Обе основные былины, исконно связанные с образом Святогора, повествуют о его гибели. В одном случае он надрывается, пытаясь поднять необыкновенную сумочку, которую невозможно поднять с земли, во втором тщетно пытается откинуть крышку гроба, в который он лег живым. Крышка захлопывается за ним навсегда, и спасти его оказывается невозможным.
Что обе лучшие и наиболее древние песни о Святогоре повествуют о его гибели — отнюдь не случайно. На сто с лишним сюжетов, известных классическому русскому эпосу, сюжеты о гибели героев исчисляются единицами. Так, Дунай и Сухман кончают свою жизнь самоубийством. Обе эти былины по своему содержанию глубоко трагичны. Трагически погибает Василий Буслаевич. Остальные герои, в песнях о них, никогда не умирают и не погибают. Наоборот, получая силу, Илья, например, одновременно получает пророчество, что смерть ему в бою не писана. Русский герой не погибает, и не об этом поются песни. Былина о том, как перевелись витязи на Руси, по нашим данным, относится не к эпосу, а к духовным стихам, о чем речь будет ниже.
Если в рассказах об одном герое дважды, и притом по-разному, говорится о его гибели, это означает, что гибель связана с самой сущностью, с природой этого героя, что в лице Святогора изображается герой обреченный. В отличие от гибели других героев, в его гибели нет ничего трагического. Его гибель как бы закономерна и в слушателе не вызывает сожаления о нем.
Облик Святогора одинаков в обеих песнях о нем и может быть рассмотрен раньше изучения нити повествования.
Не ездил он на святую Русь,
Не носила его да мать сыра земля.
(Гильф. 1)Не несла-де его да коня доброго,
Еще мати не несла да как сыра земля,
Да сидит на коне да засыпает сидит.
(Григ. III, 114)
При встрече с Ильей он говорит:
Я бы ездил тут на матушку сыру землю —
Не носит меня мать сыра земля,
Мне не придано тут ездить на святую Русь,
Мне позволено тут ездить по горам да по высокиим,
Да по щелейкам да толстыим.
(Там же)
Уже из приведенных отрывков видно, что Святогор представляется как герой непомерной величины. В некоторых вариантах он так велик, что при встрече с Ильей кладет его к себе в карман вместе с его богатырским конем.
Уже из приведенных отрывков видно, что сила эта Святогору в тягость. Она не находит применения; такая сила уже не вызывает восхищения слушателей. Спящий, дремлющий, огромный Святогор — это образ силы неподвижной и не находящей применения. Никаких подвигов Святогор не совершает.
Все это приводит к предположению, что Святогор — герой тех времен, когда величина и сила были основными признаками героя. Для нового времени, для Киевской Руси, нужна сила не как таковая, а сила, которая находит себе применение. Героизм нового типа определяется не столько наличием физической силы, сколько способом ее применения.
В обеих былинах о Святогоре он не только погибает, но противопоставляется героям позднейшим.
Былина о том, как Святогор не может поднять переметной сумочки, известна в 10 опубликованных записях . Из них 9 падают на Прионежский край и одна — на Мезень. Формально это дает право говорить о том, что данная былина — местное образование. Однако этому противоречит глубокий исторический смысл былины, наличие в ней не местных и не поздних, а раннеисторических и общерусских черт.
Возможно, что в других районах она, как одна из древнейших, уже не сохранилась. Имя Святогора широко было известно, о чем свидетельствуют другие, более поздние сюжеты о нем, имеющиеся и в других районах, а не только в Онежском крае.
В тех случаях, когда Святогор похваляется своей силой перед Ильей, Илья ему отвечает:
Ай во мне еще сила небольшая есть,
Еще только побиваю я ведь храбростью своей.
(Гильф. 270)
Наконец, сумочка эта может принадлежать Микуле Селяниновичу (Рыбн. 51; Сок. 159).
Ты думаешь, Матренушка,
Мужик — не богатырь?
И жизнь его не ратная,
И смерть ему не писана
В бою — а богатырь!
Покамест тягу страшную
Поднять-то поднял он,
Да в землю сам ушел по грудь
С натуги! По лицу его
Не слезы — кровь течет.
В этой былине Святогор также показан в сопровождении спутника. Но если в предыдущей песне спутник не имел определенного облика и мог быть представлен раз личными героями или даже совсем отсутствовать, то в данной былине спутником всегда является Илья Муромец. Илья Муромец здесь не только спутник, но и важное действующее лицо. Может быть, именно этим объясняется как широкая распространенность, так и лучшая сохранность и устойчивость этой былины. Как и где Илья с Святогором встречаются, для хода и смысла повествования несущественно, и трактовка этого момента подвержена колебаниям, особенно в сводных текстах. Чаще всего Святогор едет по горам или по чистому полю и иногда, сидя на своем коне, спит. Илья, видя незнакомого богатыря и принимая его за нарушителя границ или по другим причинам, со всего размаха ударяет его своей булавой по голове. К изумлению Ильи, этот богатырский удар не оказывает на Святогора никакого действия. Он не просыпается и не оглядывается и только после третьего раза замечает Илью:
Я думал, кусают русские комарики,
Ажно славный богатырь Илья Муромец.
(Гильф. 265)
С этими словами он засовывает Илью вместе с его конем к себе в карман.
Весь этот эпизод нарушает своим фарсовым характером суровый и величественный стиль былины. Возможно, что он заимствован из другого сюжета, прикрепленного к Святогору: он носит с собой в кармане, в ларце, свою неверную жену. Там подобная деталь художественно уместна и составляет органическую часть повествования и вяжется с его стилем. Здесь же она носит характер вставки, нужной, чтобы оттенить огромные размеры Святогора, но для хода действия несущественной. Во многих вариантах этой детали нет, и повествование от этого не страдает. Конь жалуется, что ему тяжело носить двух богатырей, Святогор вынимает Илью, они братаются и вместе едут дальше.
Совершенно так же, как и в предыдущей былине, и час то в тех же выражениях Святогор хвастает своей силой.
Как бы в ответ на это хвастовство Святогор по дороге вдруг видит гроб. Как и в предыдущей былине, Святогор как бы наезжает на свою судьбу. С этого момента начинается специфическое для данной былины развитие действия.
Святогор хочет перед смертью передать Илье свою могучую силу. Передача силы в песнях может совершаться различно: Святогор, например, предлагает Илье припасть к щели или даже сделать отверстие в гробу и принять его последний вздох. Он передаст ему силу вместе с дыханием.
Я дохну на тебя духом богатырским.
( Рыбн. 51)
Оба представления — представления о том, что можно перенять силу от живого или умирающего через его дыхание или от умершего путем приобщения к его останкам, — имеют глубокую доисторическую давность. Наш интерес к ним определяется, однако, не этим, а способом их художественного использования и некоторыми деталями. Если бы Святогор просто и безоговорочно передал свою силу Илье, это означало бы, что Илья — простой преемник и продолжатель Святогора. Но дело происходит не так, и в этом основной смысл былины. Умирает и уходит в безвозвратное прошлое старый герой, но он передает свою силу новому герою — герою новой исторической эпохи. Илья Муромец — не продолжатель Святогора. Есть очень интересный и не случайный вариант, в котором Илья отказывается от силы Святогора:
У меня головушка есть с проседью,
Мне твоей-то силушки не надобно,
А мне своей-то силушки достаточно.
Если силушки у меня да прибавится,
Меня не будет носить да мать сыра земля.
(Пар. и Сойм. 4)
Мы должны признать эту былину художественно весьма совершенной. Она сложилась позже, чем предыдущая былина. В той форме, в какой мы ее знаем, она смогла сложиться только тогда, когда уже сложился образ Ильи, а сложился этот образ, как мы увидим, позже, чем образы других героев. Но самый замысел, сюжет, должен был сложиться раньше, в эпоху, когда герои-исполины еще не были забыты, но когда они перестали удовлетворять новым идеалам, требовавшим новых героев.
Вопрос о периодизации былинного сочинительства на Руси относится к числу дискуссионных.
В. Я. Пропп в своей книге рассматривает периодизацию былинного сочинительства в соответствии с важнейшими событиями русской истории.
1. Феодализм (Волх Всеславьевич, Святогор, Михайло Потык, Дунай, Добрыня Никитич, Алёша Попович и др.).
2. Борьба с татаро-монгольским нашествием (Илья Муромец).
3. Образование централизованного русского государства (Микула Селянинович, Василий Буслаевич, Дюк Степанович и др.).
Более подробную периодизацию былинного творчества представил в своей книге Б. А. Рыбаков. Вот эта периодизация:
1. Начало былинной поэзии в IX–X вв. (Микула Селянинович).
2. Владимиров цикл былин конца Х в. (Добрыня Никитич, Илья Муромец).
3. Былины середины XI в. (Соловей Будимирович, Глеб Володьевич).
4. Былины эпохи Владимира Мономаха (Алёша Попович, Святогор, Чурило Пленкович и др.).
5. Угасание былинного жанра в XII–XIII вв. (Саур Леванидович, Сухман Одихмантьевич).
Б. А. Рыбаков так верил в соответствие между историческими событиями и былинными, что отважился даже на датировку былин. Самым плодотворным периодом в создании былин он считал время с 975 г. по 990 гг. Вот как у него выглядит датировка некоторых былин этого времени:
Кровавые события, связанные с бандитским поведением Владимира и его дяди в Полоцке, с лёгкостью необыкновенной притянуты Б. А. Рыбаковым за уши к былинной женитьбе киевского князя. С лёгкостью необыкновенной наш знаменитый историк превращает здесь чёрное в белое.
Сказители пели былины, имеющие более или менее подобные сюжеты, на протяжении многих столетий. В уже имеющиеся сюжеты они не могли не привносить те или иные новые эпизоды и даже новые имена для одних и тех же героев (Волх Всеславьевич – Вольга Святославгович или Ярославьевич, или Буславьевич и т. д.; Авдотья Леховидьевна – Марья Лебедь белая и т. д.). В некоторых случаях один герой подменялся другим (как, например, Дунай Иванович – Добрыней Никитичем или Михайлой Потоком в былинах о сватовстве младшей дочери литовского короля для киевского князя Владимира).
Святогора, Дуная и Потока обычно относят к числу наиболее древних героев русского эпоса. В первоначальном виде былины о них до нашего времени не дошли. Мы располагаем лишь теми, которые были записаны в более поздние времена. В записанных былинах Святогор, Дунай и Поток встречаются с Ильёй Муромцем. Но образ последнего стал создаваться в былинах, по мнению В. П. Аникина, намного позже, чем образы первых.
Точное приурочивание той или иной былины к определённому периоду в истории былинного сочинительства не представляется возможным. Но это не означает, что мы должны вообще отказаться от периодизации этой истории. Эта периодизация приблизительна и относительна, но она всё-таки даёт некоторые хронологические ориентиры в истории былин. В этой книге я принимаю за основу те её хронологические ориен тиры, которые дал в своих работах В. П. Аникин.
Первые былины появились в глубокой древности – до IX в. Этот, первый, период былинного сочинительства В. П. Аникин называет мифологическим. Второй период он определяет как киевский (он длился приблизительно 350 лет – с IX в. до середины XII), третий – как владимиро-суздальский (он длился приблизительно 150 лет – с середины XII до конца XIII в.) и четвёртый – как областной (он длился более 300 лет – с XIV в. по начало XVII).
Читайте также: