Проблема творения мира кратко

Обновлено: 02.07.2024

Серию публикаций дипломов выпускников Сретенской духовной семинарии продолжает работа выпускника 2009 года, насельника Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря иеродиакона Александра (Урбановича) (научный руководитель – иерей Александр Тимофеев), затрагивающая одну из острых проблем современности – соотношения науки и веры.

Базовой позицией нашей работы является убеждение в том, что видимая Вселенная, являющаяся объектом научных исследований, есть тот же самый сотворенный мир, о котором говорится в книге Бытия. Отсюда справедлив вывод, что космогония могла происходить только по одному сценарию, поскольку мир один и одинаков для всех. Плюрализм мнений в этом отношении алогичен.

Но поскольку противостояние традиционной научной мысли и научного креационизма есть явление устоявшееся и, как показывает открытое письмо академиков, до сих пор трудно разрешимое, то в нашей работе задается вопрос: действительно ли Божественное Откровение принципиально идет вразрез с научными теориями, или же это устоявшийся в общественном сознании стереотип, покоящийся на неосведомленности и неадекватной интерпретации исходных посылок? Поиском ответа на этот вопрос мы и займемся.

Основные особенности методологии православного научного креационизма

Концепция противопоставлений

Отношение к эмпирической науке

Обращение креационистов к святоотеческим творениям

В любом случае, даже в тенденциозном изложении священника Даниила Сысоева данная ссылка на святителя Василия Великого не дает ответ на главный вопрос – о буквальном понимании длительности дней творения. Мы видим, что святитель Василий буквально понимает животный и растительный мир, но не говорит о 24-часовых сутках.

Отмечая, что начальный тезис отца Даниила о едином и всеобщем мнении святых отцов по этому вопросу аргументированно так и не был доказан в ходе самой статьи, со своей стороны укажем на методологические ошибки.

Во-первых, заметно поверхностное, тенденциозное цитирование в ущерб аналитическому осмыслению позиции святых отцов. Цитаты выдергиваются из контекста, по причине чего создается ложное или неполное представление об общем ходе мышления конкретно рассматриваемого святого отца. Во-вторых, мысли изолированно рассмотренных святых отцов (и мысли, уже искаженные тенденциозной интерпретацией) совершенно неправомерно обобщаются на всю совокупность святых отцов. В связи с сомнительностью такого обобщения стоит отметить следующий недостаток – избирательное цитирование. В отношении к данной статье священника Даниила Сысоева оно проявляется в следующем.

Итак, становится все более очевидным, что научному креационизму свойственна тенденция противопоставления святоотеческих мыслей о творении мира тем выводам, которые делает современная традиционная наука в отношении происхождения мира на основании эмпирических данных. В дальнейшем мы сопоставим существующие научные теории с мыслями конкретных святых отцов на предмет установления степени отношения между ними: стоит считать их совместимыми или несовместимыми.

Один из основных вопросов, который человечество пыталось разрешить на протяжении всей своей истории, — вопрос о происхождении мира и человека. Среди нехристианских теорий по этой проблеме следует выделить следующие три:

2. Дуализм (от лат. слова dualis — двойственный) — это философское учение, которое признает, что в основе всего — равноправные, не сводимые друг к другу два начала: идеальное и материальное. Типичным представителем дуализма является древнегреческий философ Платон (VI-III вв. до н. э.). Согласно его учению, существует высший и неизменный мир божественных идей. Ниже мира идей находится Демиург (букв. с греч. . — изготавливающий вещи для народа, т. е. ремесленник: от . — народ и . — работа).

Демиург — это творец и отец нашей Вселенной, создатель низших богов, мировой души и бессмертной части человеческих душ. Он творит космос из совечной ему материи (некой бесформенной массы), наделенной вечным беспорядочным движением. Взирая на вечный первообраз, данный в божественных идеях. Демиург согласно этому образцу возделывает праматерию.

В процессе устроения бесформенная материя (которая сама по себе реально не существует, она есть только чистая возможность бытия) получает некоторое правдоподобие, становится слабым напоминанием мира идей. Таково же, с некоторыми незначительными различиями, учение Аристотеля. Филон Александрийский (I в. до н. э.) отождествил платоновского Демиурга с Логосом (греч. — мысль, идея, слово), которого считал высшим творением Бога. Посредством Логоса Бог творит мир духовный и вещественный.

Дуализм был присущ и манихейству (III-XI вв.).

Пантеизм лежит в основе и неоплатонического учения о происхождении мира (III в. н. э.). Согласно этому учению, во главе бытия стоит сверхсущее Единое — Благо, не постижимое рассудком, невыразимое в слове, но постигаемое в сверхумном экстазе. Единое, от преизбытка своей мощи, как переполненная чаша, изливается и порождает нижестоящую иерархию: Ум, с идеями в нем, и Душу, обращенную к Уму и чувственному космосу, вечному в своем временном бытии. Душа порождает вещи этого мира, взирая на идеи, заключенные в Уме. Единое, ниспадая, все более умаляется. Таким образом, мир, по учению неоплатоников, возникает в результате какой-то таинственной катастрофы, которую можно назвать падением Бога. Соответственно, материя, с точки зрения этого учения, — зло, отрицание Единого.

Неоплатонизм оказал мощное влияние на развитие средневековой философии [4].

2. Философские тенденции

2. Философские тенденции Философские тенденции в Византии после Халкидона определялись тремя главными факторами: 1) патристической традицией и следствиями, из нее вытекающими, — переносом, к примеру, каппадокийской тринитарной терминологии на вопрос об ипостасном

I. Философские главы

I. Философские главы Глава I. О познании. Нет ничего более ценного, чем познание, ибо познание есть свет разумной души. Наоборот, незнание есть тьма. Как лишение света есть тьма, так и отсутствие познания есть помрачение разума. Неразумным существам свойственно незнание,

А. Философские предшественники

А. Философские предшественники Интеллектуальный фон для христианского учения о Боге был создан греческой философией, а именно: системой Платона и Аристотеля, а также некоторыми стоиками. Платон, а точнее неоплатонические трактовки его трудов, оказал наибольшее влияние

Философские тезисы

Философские тезисы Если даже принципиальная основа библейской критики обнаруживает логические противоречия, если мы смогли выдвинуть столько возражений против ее методов, если собственные утверждения библейских критиков взаимно опровергают друг друга, если

3. Музыкально-философские системы античного мира

3. Музыкально-философские системы античного мира Если богослужебное пение есть результат исполнения Закона, данного Богом, то музыка есть результат следования закону естества, или закону природы, тварному закону. Богослужебное пение звучит там, где исполняется Закон

Философские школы

Философские школы Ещё одна причина, по которой предложенное Мидом объяснение подлога не срабатывает, заключается в том, что большинство авторов Нового Завета не принадлежали иудейской традиции. Они происходили из язычников. На этот случай другие учёные попытались найти

Философские зомби

Философские зомби Мама всегда говорила: Сынок, никогда не доверяй зомби. Ох, но Мама, ты ведь тоже зомби, Кому я могу доверять, если не могу доверять себе? Моя мамочка зомби, что же мне делать? Я-Есть/Сознание, но я не знаю Вы-Есть/Сознание. Я не знаю о вас ничего, кроме того, что

Философские тезисы

Философские миниатюры

Философские миниатюры Облака Облака, облака! Велика, высока Поднебесная ваша обитель. Облака, облака! Сквозь года и века Вы летите, летите, летите… Облака, облака! Синь небес широка В озарённом лучами зените… Облака, облака! Ваша суть глубока, Вы – меж прошлым и будущим

Философские миниатюры

Философские миниатюры Философские стихотворения – это попытка осмыслить законы земного и небесного бытия и выразить их с помощью поэтических образов. Другими словами, это попытка заглянуть в горние озёра духовной мудрости. Истоки такой мудрости – в Священном Писании,

1.1. Нехристианские концепции происхождения мира

2. Философские ереси

2. Философские ереси Большую угрозу чистоте вероучения христиан представляла греческая философия. В христианство обратилось гораздо больше греков, чем иудеев. Среди них было много философов, которые хотели дополнить христианство философией или одеть старую языческую

2. Философские размышления

2. Философские размышления Из этих примеров становится ясной и причина ненависти дьявола даже к деревянным, железным или золотым изображениям бывших божественных руководителей арийского человечества, обобщенных под именем Бога Ваала. Согласно научным данным никакой

4.1. Сущность христианского учения о сотворении мира, нехристианские концепции происхождения мира

Перед катехизатором встает целый комплекс задач: с чего начать, как строить беседу, в каком режиме ее выдержать, и самое главное — чего он должен достичь. Важно учитывать, что теперь он общается уже с просвещаемыми.

Перед катехизатором встает целый комплекс задач: с чего начать, как строить беседу (Тема 1. Бог и мир. Сотворение мира — Прим. ред.), в каком режиме ее выдержать, и самое главное — чего он должен достичь. Важно учитывать, что теперь он общается уже с просвещаемыми. Тут волей-неволей придется оговаривать фундаментальные вопросы, и вопрос о сотворении мира еще не самый сложный.

На что катехизатор должен рассчитывать, чего он должен добиться за те 40–60 минут, которые в нашей практике занимает первая беседа? Приступая к разговору о сотворении мира после всего, что мы пережили, когда сами были оглашаемыми, мы часто имеем возможность совершенно иначе обсуждать эту тему. Например, так, как мы недавно общались в компании с ведущими учеными — это можно делать бесконечно, нам нескучно говорить, мы наметили продолжение этих очень плодотворных дискуссий [1]. А ситуация оглашения не дискуссионная, но от этого нисколько не легче, а гораздо тяжелее.

В связи с этим мне бы хотелось отметить: катехизатору нужно для себя различать то, что он должен держать внутри, от того, что будет произноситься. Внутри остается все, что превышает возможности восприятия оглашаемыми. Скорее всего здесь следует подразумевать область проблем, неисчерпаемых и нередко неразрешимых. Очевидно, что катехизационная беседа только вводит в тематику сотворения мира. Причем людей, которые до этого момента всерьез с ней едва ли соприкасались.

Я не берусь утверждать категорически, но памятуя нашу многолетнюю практику, позволю себе сделать такой вывод. Катехизатор должен отдавать себе отчет в том, какая перед ним стоит главная цель, как ее сформулировать, т. е. что должно быть на выходе после того, как он произнесет свой монолог. К слову говоря, жанр этой беседы — монолог, и тут приходится наступать на горло собственной песне, в которой чаще всего поется о диалогичности оглашения, о его интерактивности. Беседы второго этапа оглашения, как известно, практически все носят монологический характер. Ведь когда мы говорим, например, о трех периодах земной жизни Христа, то диалог вести особенно не о чем, потому что опыт, о котором идет речь, явно превышает фактический опыт просвещаемых. Конечно, очень хочется построить разговор в режиме взаимодействия, но это было бы неадекватно цели оглашения.

С самых первых слов первой темы оглашения для просвещаемого это — начало движения в совершенно ином мире, это начало божественного Откровения, личного опыта встречи с Богом. От того, что и как катехизатор скажет, во многом зависит, каким образом этот опыт Откровения будет раскрываться. Конечно, не надо преувеличивать, катехизатор не является источником Откровения, он интерпретатор и пересказчик, но его деятельность в значительной степени влияет на то, будет ли этот опыт откровения у оглашаемых искаженным или более или менее чистым и достоверным. Почему в тот раз у меня возникло ощущение фиаско? Потому что я пришел с чувством, что хорошо знаю самые принципиальные вещи и сейчас кратко, связно, бегло, иногда пользуясь какими-нибудь яркими образами, все это перескажу, и будет чрезвычайно хорошо. А получилось, на мой взгляд, чрезвычайно плохо (может быть, и не так плохо, но всегда лучше, чтобы самонадеянному катехизатору казалось, что все гораздо хуже, чем есть на самом деле). Как ни странно, катехизатору нельзя быть уверенным в том, что он этой темой владеет. Он находится, как мне кажется, в парадоксальной ситуации, когда, с одной стороны, он, конечно, знает бесконечно больше любого просвещаемого, даже если это выдающийся космолог (разумеется, при условии, что катехизатор не будет соваться в бездны космологии, а на это, наверное, даже у недалекого катехизатора хватит ума). Речь об опыте говорения на тему, связанную с Откровением о сотворении мира, которого у оглашаемых практически нет. Тем не менее не может быть так, чтобы и катехизатор в этот самый момент не чувствовал себя тем, которому многое знать не дано. Чем отчетливее, мне кажется, будет ощущение, что перед лицом Бога я — почти такое же незнающее существо, как и оглашаемые, тем лучше. При этом, разумеется, катехизатор не имеет права предстать перед просвещаемыми человеком с дрожащим голосом, у него совершенно другой облик, он должен выглядеть абсолютно уверенным. Узость пути здесь в том, что катехизатор должен вызывать у катехуменов ощущение ясности, но одновременно нарастающее напряжение по ходу раскрытия темы.

С моей точки зрения, это самое главное, когда мы пытаемся осмыслить проблематику огласительной темы. Все остальное вторично. Не будет этого — можно предстать блестящим эрудитом, по ходу дела сыпать цитатами из поэтических и других текстов, но эффект будет не огласительный, а тот самый, который катехизатору запрещено вызывать — риторический [2]. Всякий раз, когда катехизатор приступает к раскрытию этой темы, он должен внутренне трепетать, потому что никто из нас не знает на самом деле до конца, как ее следует раскрывать. И всегда в этом смысле мы действуем — с чистого листа. Хотя, конечно, арсенал средств у всякого уважающего себя (и не только себя) катехизатора должен расширяться.

Таким образом, нужно внутренне очень четко различать: кто я сам по отношению к этой теме, каким я выгляжу и, соответственно, как подается эта тема просвещаемому. Наибольшее напряжение должен вызывать вопрос, что происходит по ходу. Не как излагается тема, а что происходит между нами и, самое главное, между Творцом и той тварью разумной, которая этому всему сейчас внимает. Это, разумеется, моя вольная интерпретация святоотеческого наследия. Порой я размышляю, о чем здесь можно говорить, после всего, что мы знаем про сотворение мира (а знаем мы, катехизаторы, практически все, чуть ли не больше Господа Бога, потому что Он вербально не общается с оглашаемыми). Мы знаем ответы на любые вопросы, тем более что обычно просвещаемым не под силу задать очень каверзный вопрос по этой теме, даже если они очень постараются. И святые отцы тоже на первый взгляд предстают людьми, которые все знают и говорят о разных сторонах творения легко и непринужденно, используя разные, подчас и риторические приемы. Но, судя по всему, из толкований Шестодневов следует вычитать нечто другое — внутреннее напряжение, которое держит и самого говорящего, и его адресатов. Хотя внешне это выглядит как живая беседа. Мы знаем, что Шестодневы, как правило, представляют собой стенограммы проповедей или бесед, или, в случае Василия Великого, письмо, но это тоже диалог, только в письменном виде.

Думается, что в первую очередь объяснять надо общий принцип построения текста, говорить о его мифопоэтических свойствах и обращать внимание на фундаментальные особенности этимологии ключевых слов. Но нельзя и зацикливаться на этом. Все время нужно иметь в виду, что катехизатор — это тот, кто в первую очередь доносит до слушающих дух и смысл Божественного Писания, и только факультативно что-то объясняет и делает неясное ясным.

Принципиально важно, чтобы в финале темы наступило переживание того, что приоткрылась некая тайна, разверзлась бездна неисчерпаемая, которая подталкивает к совершенно другому переживанию себя перед лицом Бога, мира, перед перспективой дальнейшего движения к своему воцерковлению. Какими конкретно средствами это достигается, речист катехизатор или не речист — это все может иметь значение, но не принципиальное. Лучше косноязычный, но благоговейный, хотя косноязычие — в любом случае недостаток, а не достоинство, для катехизатора тем более, почему и все отцы-экзегеты отличались блестящей риторической подготовкой, будь это Златоуст или Кирилл Иерусалимский.

У свв. отцов сплошь и рядом это надо еще вычитать из текстов, потому что в той ситуации IV в., когда им приходилось раскрывать данные темы (а она, как мы знаем, с огласительной точки зрения была скорее неблагоприятная), они невольно увлекались риторическими фигурами, поэтизмами, всякого рода назидательными сравнениями (чрезвычайно популярными в отсылках к святым отцам): вот, дескать, тебе пример и муравья трудолюбивого, и пчелы, и как здорово, что все на своих местах, и т. д. Современный катехизатор, у которого 50 минут времени и который не будет каждый следующий день аналогично говорить на те же темы, принципиально этими приемами пользоваться не может, и в этом смысле ориентироваться на Шестодневы ему не придется. А какие-то фундаментальные, принципиальные вещи, не очевидные при таком внешнем ознакомлении со святоотеческими текстами, как раз важно обнаруживать и в дальнейшем учитывать.

Скажем, все отцы ставят вполне отчетливую задачу — вызвать благоговейное отношение к акту божественного Откровения. Когда этот лейтмотив повторяется многократно: что все творение согласно свидетельствует о Премудрости Творца, все говорит о выдающемся Художнике, перед Которым мы должны преклонить колени, — то он (если читать не со специальной целью) начинает вызывать отторжение: мол, сколько можно об одном и том же! но надо иметь в виду, что это не много раз об одном и том же, а это возвращение к самому принципиальному, что есть в этой теме, пусть нам не очень нравится сама речевая фигура из-за однообразия. Иоанн Златоуст, у которого этот лейтмотив звучит чаще всего, вероятно все-таки учитывает аудиторию, а он имеет дело, строго говоря, не с оглашаемыми, но с людьми, которые пришли послушать. Это даже не слушающие в первоэтапном смысле этого слова, это полулюбопытствующие, которые одновременно каким-то образом воцерковляются. Поэтому он вынужден многократно повторять на разные лады одно и то же подчас в ущерб основной линии.

Понятно, почему толкователи Шестоднева все-таки увлекаются принципами мироустройства, хотя предупреждают, что об этом не надо любопытствовать. Откуда берутся такие полупо-этические вольности? Некоторые ставят в пример лебедя Василия Великого [8]. Это, конечно, не текст для современного катехизатора. Но тут надо делать скидку на то, что никакой космогонии научного или квазинаучного типа тогда почти не было. Хотя стоит иметь в виду, что отцы не были обречены на одинаковые представления, например, о форме Земли, потому что они жили в условиях сосуществования конкурирующих космогонических воззрений. Скажем, В. Н. Ильин напоминает о том, что идея о единственно верном представлении о Земле как о плоскости, введенная не кем-нибудь, а Козьмой Индикопловом в середине VI в., неоднократно подвергалась критике в византийской традиции, но, к сожалению, повсеместно утвердилась именно она. Вероятно — как всегда — потому что была изложена ярко и доходчиво. Мы говорили в прошлый раз про опасность яркой и доходчивой литературы, которая очень способствует внедрению искаженных представлений. Это принципиальные вещи.

Сегодня речь идет о начале во всех смыслах — и о проблеме сотворения мира, и о современных концепциях происхождения вселенной, и о начале второго этапа оглашения, поскольку именно с этой темы начинается этап, называемый этапом просвещения. С одной стороны, эта тема чрезвычайно важна для христианского вероучения, для христианского мировоззрения, а с другой — этот вопрос весьма далек от повседневной жизни. Свою жизнь, проблемы веры и нравственности мы редко связываем с проблемой о сотворении мира. Что такое Бог Творец и почему мы верим в Бога Творца — это не тот вопрос, о котором люди задумываются каждый день. Наверняка кто-то читал или являлся свидетелем споров последнего времени между креационистами и эволюционистами. Кто-то считает этот вопрос сугубо догматическим, и сегодня мы стараемся выяснить, насколько он является догматическим, а насколько — керигматическим. Сегодня у нас выступают специалисты из разных областей, для того чтобы мы могли обсудить нашу тему по возможности наиболее полно.

Мифологический текст (такой, скажем, классический, как повествование в стиле Гесиода) может быть растолкован, переведен на язык рассуждения: как оно было, что из чего происходило; затем установлены прямые соответствия, что вероятнее всего подразумевается под тем, под этим. Так что не надо будет больше воспроизводить этот миф, а иметь в виду логически последовательно выстроенную картину, освобождающую от давления мифа. Но у того, что называется Откровением, такого свойства нет, его, как я сказал, расколдовать невозможно. Оно яснее никогда не будет, это божественная Тайна. Яснее, богаче может быть только сопереживание, только соучастие в этой Тайне, а картинка того, как Бог творит мир, никогда таковой не станет. Иначе это будет означать, что перед нами действительно разновидность мифа, но теперь уже как идея, а не как форма текста.

Я, может быть, произвожу впечатление человека, который тщательно скрывает что-то или выдумал себе удобную ширму — это у меня от опыта участия в Межсоборном присутствии. Но тут, правда, не может быть никакого эффекта ясности в смысле беспроблемности. Конечно ощущение ясности должно вызываться, но в том смысле, что со всеми участниками беседы произошло некое грандиозное событие, которое происходит непрерывно.

Д. Гзгзян. …Естественное свойство языческого сознания.

Д. Гзгзян. Я сознательно ограничил себя постановкой вопроса о том, о чем стоит говорить в контексте этой темы. Видите ли, вообще об этом говорить очень стоит. Но говорить подробно в контексте катехизической беседы, я уверен, — нет. Иначе, повторю, вместо катехизической беседы получится разговор о конкурирующих объяснительных концепциях, а не это является задачей катехезы. Это можно делать в любом другом контексте, это вообще-то разговор уже внутрицерковный. Катехизатору тут меньше всего стоит изображать всезнайку, имеющего в руках ключи ко всем вопросам, которые возникают применительно к возникновению, происхождению, эволюции, судьбе, финалу Вселенной и т. д. У него нет никаких ключей. Он здесь, как правило, понимает меньше, чем специалисты. И не надо устраивать конкуренцию между библейской картиной мира и любой профессиональной. В таком режиме библейская картина не выдержит конкуренции, она вообще в этом смысле ничему не конкурент.

Свящ. Стефан Нохрин. Так, может, развести?

Д. Гзгзян. Да, надо развести и оговорить, причем скороговоркой. В этом смысле я просто подтверждаю то, как построен этот экзегетический текст в катехизисе о. Георгия. На это вообще не надо обращать существенного внимания, тем самым проблема как бы снимается, в смысле, выносится за границы беседы, потому что здесь другая задача. Надо сказать, опираясь на святоотеческие толкования, что на самом деле свв. отцы жили в условиях конкурирующих космологий (вот зачем я вспомнил про представления об устройстве Земли), и это их как-то не смущало. Поэтому у них нет никаких соображений о том, круглая Земля или плоская, что вокруг чего вращается и т. д. У них вообще об этом ничего нет. У Василия Великого в одном месте даже сказано, что Бог не есть причина — он разводит Творца и онтологическую причину. Но тут надо суметь переключить внимание; потом, у нас всегда есть возможность в частной беседе прокомментировать какие-то нюансы, если кого-то это специально интересует.

Я еще раз хочу повторить: мы не живем с сознанием того, что мы понимаем творение. Мы переживаем то, что мы живем вместе с Творцом, что такое может быть, что творение — это образ сосуществования Бога и человека, Бога и мира, принцип, разлитый во всех наших возможных отношениях. Наше ученичество — это школа некоего погружения внутрь, в этот принцип сотворения, и это очень непросто. А сочинить какую-то экспликацию того, как это можно нарисовать, чтобы теперь было понятнее — как раз несложно.

Д. Гасак. Да, здесь, конечно, имеет значение искусство катехизатора, поскольку эта тема очень зависит от состава оглашаемых. Я согласен с тем, что говорит Д. М. Гзгзян, но иногда кого-нибудь зацепит что-нибудь, и люди просто с этим не справляются, особенно если оглашается какой-нибудь физик, например. У нас в братстве в этом году в одной группе был такой человек, и в результате мы пригласили его на упомянутый семинар.

Свящ. Стефан Нохрин. И у меня тоже физик в группе.

Д. Гасак. Поэтому важно с этого пути, о котором Д. М. Гзгзян говорил, не свернуть. С другой стороны, что-то же надо ответить человеку…

Свящ. Георгий Лазарев. Я попытаюсь выразить то, что я сейчас понял. В принципе, я немного это знал и раньше, когда совсем недавно проходил оглашение. Если это действительно оглашение (и тем более этап просвещения), то оно имеет своей целью изменение жизни человека. Если и катехизатор, и оглашаемые настроены именно на это, именно это видят единственной принципиальной целью оглашения, тогда беседа о сотворении мира в значительной степени ограждена от риска уклониться в научный или околонаучный диспут.

Думается, именно от цели этих бесед зависит, окажутся ли они откровением или просто рассуждениями, попыткой все понять для себя, найти ответы на чисто теоретические вопросы по этой теме. Это не лекция, смысл которой передать или получить какую-то информацию, а беседы, которые ставят своей целью коренное изменение жизни человека, сродни встрече с Богом. И со стороны катехизатора, и со стороны оглашаемых должно быть обоюдное стремление именно в этом направлении.

Свящ. Георгий Кочетков. Большое спасибо Давиду Мкртичевичу — за очень интересные рассуждения, а всем — за такое начало разговора. У меня возникло совершенно четкое ощущение, что то, о чем сейчас зашла речь, относится ко всем темам второго и третьего этапа. Мы действительно стараемся приоткрыть Тайну, с разных сторон и на разной глубине, и это напряжение, о котором сейчас так хорошо было сказано, по-моему, должно всегда нарастать. Я бы даже не слишком выделял именно первую тему. Она хороша тем, что замечательно переводит разговор на нужные рельсы. Это очень трудно сделать после первого этапа (я чуть-чуть говорил вчера по поводу интерактивности первого и концептуальности второго этапов). И вообще стоило бы, по-моему, специально обсудить все темы, поговорить в целом о тематическом корпусе, что за целостность в них открывается, почему именно так, а не иначе. Не в смысле того, как их можно сократить или расширить — понятно, что всегда есть возможность сокращать или расширять темы, но это вещь более ситуационная, техническая. А поговорить именно по сути дела, потому что того, чего мы касаемся сейчас, как раз очень не хватало в нашем разговоре. Собственно, мы раскрываем веру, еще не Тайну и не таинство, а керигму веры, но керигму, которая соответствует Откровению Божьему, которая обращена к людям от Спасителя или от пророков и апостолов. Я думаю, что эти размышления имеют значение для понимания второго этапа оглашения в целом как основного и в какой-то степени перекидывают мостик к третьему.

Примечания

2 О риторическом и огласительном аспекте речи катехизатора см.: Традиция святоотеческой катехизации : Современные вопросы подготовки катехизаторов : Материалы Международной научно-богословской конференции (Москва, 28–30 мая 2012 г.). М. : Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2013. 304 с.

3 Иоанн Златоуст, свт. Поучительные беседы к намеревающимся принять просвещение и к новопросвещенным. 2. 1.

5 Кирилл Иерусалимский, свт. Поучения огласительные. 9.

6 Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев. 1.

10 Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев. 2.

12 Из антифона утрени Великой пятницы.

13 Аверроизм — учение о вечности материи и движения, о несотворенности Богом мира, противопоставляющее знание вере, философию теологии. — Прим. ред.

Очень удивитесь, но главное и системное противоречие, которое разделяет миры научного атеизма и людей Книги — кроется в толковании первых строк Ветхого Завета. Оставим за скобками воинствующих и полуграмотных адептов той и другой сторон, ведущих спор на повышенных тонах, в эмоциональной плоскости. Не берем в анализ выдирание из контекста цитат, манипуляции грязные, которыми грешат обе стороны. Настоящий спор идет на других площадках. Он спокоен, научен, ровен и уважителен. Суть его вот в чем…

Первый догмат.

1. В начале сотворил Бог небо и землю.
2. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.

Читайте также: