Положения уваровской триады кратко
Обновлено: 02.07.2024
Будучи посвящена исторической проблематике, лекция достаточно сильно перекликается с некоторыми темами актуальной политической дискуссии. Во всяком случае, именно так она была воспринята многими слушателями.
Сегодня – Уваров. Почему? Во-первых, он сам по себе интересен, в частности, потому что ему очень не повезло. Я немного расскажу о том, что с ним сделали историки. На самом деле, жалко графа. И я думаю, что он интересен тем, какие вопросы он ставит, и тем, как он на них отвечает. И он очень любопытен для понимания роли имперской власти в развитии русского национализма на его раннем этапе, т.е. в 30-е гг. XIX в.
По-прежнему подавляющее большинство историков, историков идей следует пыпинской традиции. Если мы посмотрим на такого выдающегося человека, как Б.А.Успенский, то у него есть знаменитая статья о русской интеллигенции, где он говорит, что русская интеллигенция сформировалась в оппозиции к официальной народности. Он, в общем, может и прав, но не применительно к времени самого Уварова. Мы об этом тоже поговорим.
При этом я не хочу приписывать себе роль пионера. Есть целый ряд историков, которые пытались несколько скорректировать наши представления об Уварове. Из западных историков – это Цинтия Виттекер, чья книга недавно была переведена на русский язык (Виттекер Ц.Х. Граф Сергей Семенович Уваров и его время. - СПб., 1999), среди наших историков – это Шевченко, многие положения книги которого (Шевченко М.М. Конец одного величия. – М.: Три квадрата, 2003) я разделяю.
Другой важный элемент контекстуализации Уварова состоит в том, что в рамках публичного дискурса, публичных полемик, которые проходили в то время, он имел оппозицию не только слева, со стороны либеральной, прогрессивной публики, но и находился в весьма непростых отношениях с той лояльной частью публики, которая стояла справа от него. Я попробую показать, что для Уварова эта оппозиция справа была не менее значима, чем оппозиция слева.
В общем, так же утилитарно Уваровым трактуется самодержавие. Зорин замечает, что в текстах Уварова нет ни слова о провиденциальной природе русского самодержавия. Замечу, что тексты, о которых мы говорим, – это, как правило, записки, которые вовсе не были предназначены для публикации, а адресовались именно царю, который как раз в свою миссию, в свое божье помазание верил глубоко. И если бы Уваров хотел угадывать желания Николая, то ему бы ничто не мешало это включить. Нет этого.
Подумаем о том, какое место занимает Уваров в этом путешествии от конца XVIII в., когда высказывались предположения, что Россию нужно переименовать в Петровию или Романовию, поскольку она прежде всего определяется династией, к этой формуле Погодина, которая и для 1864 г. звучала достаточно радикально и вызывающе. Но боязнь, что народность может слишком далеко завести, как можно предположить, не единственная причина сдержанности Уварова в объяснении, что же он имеет в виду под народностью.
Дело в том, что у него был такой период, когда он стал немецким националистом, – это начало XIX в. И, став немецким националистом, он, естественно, понимал, каким образом национализм функционирует, т.е. что для его функционирования необходим общественный дискурс, вовлечение общества, общественная поддержка. И введением третьего члена – народность – в формулу он создает официально одобренное пространство для обсуждения этой темы. Потому что до того, как позиция Уварова была заявлена, рассуждения о народности могли быть наказуемы.
Уварова не нужно изображать ни поборником свободы печатного слова, ни человеком, который хочет строго навязать одну точку зрения. Он пытается транслировать в общество свои идеи, в том числе через посредников. Одна из сфер, которым он уделяет особое внимание, – это история и исторический нарратив, здесь он производит настоящую революцию. Именно в 1834 г., в самом начале министерского срока Уварова, в российских университетах появились кафедры русской истории и кафедры истории российской словесности. Это очень важный момент, потому что это те кафедры, которые будут поставлять людей, профессиональной обязанностью которых является говорение об истории и литературе в национальном духе, воспроизведение националистического дискурса.
Устрялов как раз формулирует те ответы на польские вызовы, которые останутся доминирующими в течение всего XIX в. Ответы в том, что Великое княжество Литовское – это тоже часть русской истории, что русская история – это история русского народа, что малороссы и белорусы – это те же русские с какими-то региональными отличиями, и что русская нация – это нация, которая объединяет всех восточных славян. У него мы не найдем никаких увлечений панславизмом, который Уваров так не любил у Погодина, потому что панславизм размывал этот фокус, и, конечно, для Шевырева тоже эти панславистские рассуждения были очень характерны.
Итак, народность для Уварова очень важна. И, тем не менее, я бы оспорил утверждение о главенстве этого члена триады. Мне кажется, что, в конечном счете, и народность в представлении Уварова утилитарна. Чтобы понять, что Уваров думает на этот счет, надо исходить из предположения, что для него главная ценность – это империя, и народность – это функциональный элемент, который, с его точки зрения, теперь нужен, чтобы империю удержать.
Здесь важно, что это довольно новая тема. Уваров этой темой занимается, и он находит формулу, которая отражает его интересы в решении этой проблемы. Он говорит о том, что Россия повзрослела, что Россия достигла зрелого состояния. Что это для него значит? Что это за проблема? Это проблема всех периферийных обществ с запаздывающим развитием. Это проблема, как они эти заимствования осуществляют, насколько избирательно, и как они при этом сохраняют какие-то элементы традиционных систем общественных ценностей. В принципе, это то, чем все эти общества занимались, от Японии до России, более или менее последовательно. Соответственно, раз Россия обрела зрелость, она уже закончила 10-й класс, если продолжать Карамзина, то она может избирательно подходить к этим заимствованиям. К тому же, она хочет быть равной в Европе. В уваровской формуле очень важно (он это многократно подчеркивает), что он стремится к эмансипации России в Европе, но не к эмансипации от Европы. Идея эмансипации от Европы появится в России позже, наиболее яркий выразитель – Н.Я. Данилевский.
Уваров постоянно подчеркивает эту идею. Например, свой знаменитый отчет о десятилетии Министерства народного просвещения он начинает с тезиса, что мы должны развивать нашу образовательную систему на собственных основаниях, сохраняя все богатства европейского опыта. Потом у него есть этот тезис в середине и в конце. Если человек на пространстве одного доклада три раза возвращается к этой теме, то совершенно очевидно, что он собирается найти неуступчивого оппонента в читателе. Кто читатель этого текста? Он один – Николай.
Другой областью, где он ищет эмансипации, являются востоковедческие исследования. Он так опекает Казанский университет, потому что, как он говорит, здесь Европа соседствует непосредственно с азиатскими народами, здесь она их может изучать, мы должны это сделать, мы здесь должны осуществить прорыв. Т.е. он, как и всякие модернизаторы (но для него важна культурная сфера) ищет области, в которых мы можем сказать свое слово.
Теперь, если все это перевести в область практической политики, то, естественно, это вопрос окраин. Почему эмансипация России в Европе так важна для Уварова? Потому что он понимает, что сейчас будет происходить в России. А будут происходить две вещи. Во-первых, модернизация системы управления империй, т.е. ее бюрократизация. Это будет значить, что центр империи будет отнимать или ограничивать многие прерогативы местных региональных элит, в том числе и в рамках программы по ограничению крепостного права. И это будет вызывать у элит сопротивление.
Обратите внимание на следующую вещь. В конце XVIII в. восточные славяне в империи Романовых составляют 84% населения, а к середине XIX в. их доля сокращается до 68%. А империя расширяется, и ее окраины становятся все более и более гетерогенными, все более и более разнородными. И это один из вызовов. Отсюда проблема отношений с этими элитами. Его основное внимание привлекают, конечно, элиты на западных окраинах – это поляки и немцы.
И его программа – это программа не ассимиляции этих элит, но их аккультурации. В чем здесь различие? Он не пытается, не надеется сделать из поляков или из немцев русских. Чего он хочет – так это того, чтобы они освоили русский язык: это непременное условие для того, чтобы можно было их сохранить как часть имперских элит, поскольку бюрократия переходит на русский. И еще он пытается утвердить у этих элит уважение к имперскому центру, как к центру цивилизационного притяжения. Поэтому для него проблема не только нелояльные польские элиты, но и абсолютно лояльные балтийские немцы. Поэтому он создает для польской молодежи Киевский университет вместо Виленского, где преподавание будет на русском языке.
Т.е. Уваров начинает понимать одну из важных проблем, о которых многие другие значимые деятели империи будут потом говорить. Это проблема цивилизационной привлекательности русского центра. Т.е. и польские, и немецкие элиты смотрят на Москву, на Петербург, все-таки, как на культурную провинцию. С некоторым основанием. Давайте задумаемся о том, что к тому моменту, когда Уваров вступает в должность, количество людей, которые грамотны на польском языке, среди подданных Романовых заметно выше, чем количество людей, грамотных по-русски.
А совсем недавно, всего за два десятилетия до Уварова, Карамзин издает журнал, где пытается обмануть русскую публику. Обмануть в том смысле, что обещает в программе журнала печатать переводы западной литературы, и потихоньку добавляет русские сочинения, потому что просвещенная петербургская публика знает, что русский роман – это нонсенс. Он пробует скормить ей какие-то кусочки русской художественной словесности заодно с французской и английской.
В заключение скажу, что если мы посмотрим , как развивается русский национализм в 30-40 гг., то Уварова можно назвать ключевой фигурой. Если мы будем выстраивать какую-то цепочку идеологов, то, конечно, у них функции очень разные, но эта фигура по масштабу сопоставима с Катковым. И это заставляет несколько изменить наши довольно широко распространенные представления о том, что русский национализм – это такая штука, которая появляется после реформ, после отмены крепостного права, появляется как общественное настроение. Я бы сказал, что ранний этап – это все-таки период, когда Уваров, а с ним имперская власть, империя участвуют в развитии этого русского национализма, что, на самом деле, довольно типичная вещь. Потому что в XIX в. все крупные империи строят нации в своих ядрах, в своих центральных зонах. Мы привыкли думать, что это нации делают империю. Это заблуждение. Империи строят нации: и испанскую, и французскую, и британскую, и, кстати, немецкую тоже. На этом, наверно, все, спасибо.
Лейбин: У меня, как всегда, есть искушение рассуждать из текущего политического момента, тем более, что ассоциаций полно. Я подозреваю, что ассоциаций у всех полно, поэтому все-таки задам вопрос по XIX в., по пониманию роли такого идеологического организатора в тогдашней общественной и политической коммуникации, которую сейчас мы, кажется, переживаем заново в скомканном виде. Обратимся к одной из целей мировоззренческого, идеологического уваровского построения, очень мне близкой – к задаче организации безопасной, но эффективной зоны для разговора о народности и национализме. Если реконструировать дальнейшие события, почему все-таки наша общественная коммуникация всегда выходила за рамки разумных ограничений, и почему не удалось это сделать рассуждением про империю-нацию, а оно все время разбивалось на два противоречивых лагеря (или больше лагерей)? В чем была загвоздка с этим политическим коммуникативным проектом?
Лейбин: Это русская культурная проблема или проблема тех, кто строил у нас национализм и коммуникацию по этому поводу?
Миллер: Нет, я не поближе, в этом смысле я знаю ровно столько же, сколько и вы. И я не буду проводить этих аналогий. Во-первых, мне все эти аналогии, как специальный предмет для разговора, довольно несимпатичны, потому что сегодня я историк, и мне в этом качестве приятно, удобно, я к нему привык. В следующий четверг мне, на самом деле, будет очень неуютно, я буду пытаться выступать не как историк, впервые за время моего функционирования в формате публичных лекций. Там ваш вопрос будет легитимен, и я буду пытаться как-то на него ответить.
Владимир Молотников: У меня очень конкретный вопрос. Это была не оговорка при разговоре о Наполеоне, что европейские войны XVII-XVIII вв. – это войны солдат, но не войны гражданского населения?
Миллер: Я понимаю смысл вашего вопроса. Здесь к моей неоговорке надо сделать целый ряд оговорок. Существовала более-менее неформальная легитимная практика (особенно в XVII в., ее уже меньше в XVIII в., когда армии становятся не наемнические), что немного пограбить можно. Для Наполеона это уже не так характерно. Уточните, пожалуйста, что вы имеете в виду.
Молотников: Он сам идет! Его никто не забирает! Просто где-то идет, а где-то нет.
Миллер: Хорошо, мы зафиксировали наши разногласия. При этом обратите внимание, что все ваши примеры – это примеры государств или территорий уже оккупированных, где войны армий не происходит. В России же в 1812 г. происходит война двух армий. Мы оба высказались, и наши позиции ясны.
Лейбин: Мне кажется это важным с методологической точки зрения, потому что отсылает нас к лекции Алексея Ильича про причины начала Первой мировой войны. И чтобы понимать друг друга в таких позициях, кажется, нужно вводить ряд мыслительных различений. Понятно, что в материале хоть Иракской и Чеченской войн, хоть любого исторического эпизода можно найти разное: подтверждающее одно, подтверждающее другое. Материал такой, что его с высокой логической точки зрения не существует в том смысле, что это всего лишь материал. Для того чтобы начать понимать, делать прогнозы, строить схемы и выстраивать линии, нужна определенная методология. Методология, если я правильно понимаю Алексея Ильича, здорово объяснившая разрушение всех конвенций в Первую мировую войну, все-таки требует различать наличие в культуре конвенций. В культуре, а не в материале, когда друг друга дубасят. Уже это различение позволяет о чем-то думать. Понятно, что в конвенциональном смысле войны, когда воюют династии и концерт держав, и массовая война, которая началась в Первую мировую, с вовлечением огромного количества населения как ресурса и с разрушением всех конвенций, – это принципиально различные вещи. И только когда вы введете такое различение, которое вводит Алексей Ильич, можно начать что-то понимать и в той истории тоже.
Лейбин: И в этом примере с войной 1812-1814 гг. проблема в коммуникации Наполеона и Кутузова, кажется, была в том, что Кутузов отказывался от выполнения этой конвенции. Западная цивилизация в лице Наполеона имела в виду, что все люди, которые с ним разговаривают на равных внутри западной цивилизации, должны соблюдать некоторую конвенцию.
Миллер: При этом я хочу обратить ваше внимание, что Наполеону в этот момент так удобно – позиционировать себя как представителя западной цивилизации, потому что рядом с этим существует мадам де Сталь, которая описывает Наполеона как корсиканского варвара, потому что он нарушил определенные конвенции предыдущего порядка.
Лейбин: Информационная война, если хотите.
Миллер: Отчасти да.
Григорий Чудновский: Алексей Ильич, нельзя ли вернуться к Суркову через историю. Вы обозначили лекцию с фамилией Уварова. Нельзя ли остановиться на этой личности и штрихами обозначить. Мне не до конца понятно, почему этот человек так себя вел. Если бы он не оказался министром образования? В истории так не положено, но я сформулирую, как не историк, предположим, что всего того, что он делал, не было бы в природе, или оно бы возникло с течением исторических обстоятельств. И то, что он стал именно министром, ему помогло начать продвигать, как я понял, в университетах эти кафедры, факультеты возникали как продолжение миссионерской деятельности. Что-нибудь об этой личности, о каких-то его характеристиках. Спасибо.
Божественная триада
Божественная триада В индийской мифологии также сохранился тройственный образ божества, обладающего тремя ликами. Его называют Тримурти. Это божественная триада: Брахма – творец мира, Вишну – его хранитель и Шива – разрушитель мира.Все три бога мыслятся в
Уваровская триада
Уваровская триада Николай I хотел, чтобы на смену мятежникам пришли новые люди – законопослушные, верующие, преданные государю.Решить задачу воспитания нового поколения взялся С. С. Уваров, блестящий ученый, специалист по античности, литератор. Он разработал концепцию
Исследователи древностей. Археологи и коллекционеры граф Алексей Сергеевич Уваров (1825–1884) и графиня Прасковья Сергеевна Уварова (1840–1925)
Исследователи древностей. Археологи и коллекционеры граф Алексей Сергеевич Уваров (1825–1884) и графиня Прасковья Сергеевна Уварова (1840–1925) Да будет потомкам явлено… Летописец XVII века Чем должен увлекаться богатый граф, у которого только в одном имении Поречье Можайского
Индоевропейская триада богов
Идеологизация: триада великого инквизитора
Идеологизация: триада великого инквизитора Есть три силы, единственные три силы, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастья, — эти силы: чудо, тайна, авторитет. Ф. Достоевский Великий инквизитор, объясняющий в «Братьях
Славная триада
1833 Появление триады Уварова
1833 Появление триады Уварова Николай хотел, чтобы на смену мятежникам пришли новые люди – законопослушные, верующие, преданные государю. Решить задачу воспитания нового поколения взялся С. С. Уваров, блестящий ученый-античник и литератор. В докладе Николаю I от 19 ноября
Последний бой Евгения Уварова
Н.П. УВАРОВА
Н.П. УВАРОВА Приблизительно в это же время появилась и работа графини Натальи Петровны Уваровой, урожденной княжны Горчаковой, под названием "Евреи и христиане", в переводе с французского135. В оригинале книга называлась "Juifs et Chretiens".Переводчик С.Л. Демант в предисловии
Формирование университетской политики С. С. Уварова
Формирование университетской политики С. С. Уварова Новый период в университетской истории России начался на рубеже 1820—30-х гг. массовыми командировками будущих русских профессоров в Берлин, который получил для отечественных университетов такое же значение, какое
Английская триада
Английская триада Идена сменил Гарольд Макмиллан. С начала Второй мировой войны он играл видную роль в Консервативной партии и время от времени получал министерские портфели в правительствах, формировавшихся консерваторами. А однажды и сам стоял во главе кабинета.С
Содержание
Николай I видел глубинные причины восстания декабристов в особенностях воспитания дворянской молодежи. Большинство состоятельных дворян получали образование либо дома у иностранных гувернеров, либо в частных пансионах. Как и в других областях, Николай I стремился поставить образование дворян под контроль государства. Соответственно была значительно расширена и усовершенствована сеть кадетских корпусов и специальных училищ для чиновников, а возможности получения домашнего образования были сильно урезаны.
Голике В.А. Портрет графа С.С. Уварова. 1833
Тон А.К. Проект Храма Христа Спасителя. 1830-е
Неизв. худ. Портрет П.Я. Чаадаева. 1-я половина XIX в.
Славянофилы [ ]
Западники и славянофилы представляли примерно один и тот же круг людей, большинство из которых были дворянами. В отличие от поколения своих отцов и дедов, они получили университетское образование, преимущественно в Московском университете, однако не видели себя в уготованной им роли офицеров или чиновников, прежде всего, потому что у них не было уверенности в том, что Николай I ведет страну по верному пути. Революция для них была так же неприемлема, поэтому они замыкались в литературной деятельности, философии и науке.
Славянофилы, и прежде всего, их признанный лидер Алексей Хомяков, попытались оспорить тезис Чаадаева о том, что Россия страна без истории.
В их среде зародился романтизированный образ Допетровской Руси, в которой был патриархальный порядок, основанный на вере, любви, единении, справедливости и сотрудничестве как между властью и обществом, так и между различными слоями населения.
- Б.Н. Чичерин. Воспоминания. М. АСТ, Мн. Харвест, 2001.
1. Арзамасцы у кормила Николаевской России
Следуя завещанию Карамзина, император Николай Павлович назначил на высшие государственные должности нескольких бывших арзамасцев, высокообразованных и глубоко ответственных за Россию людей, воспитанных в царствование императора Александра.
А.С. Шишков, фрагментарная копия с оригинала О. А. Кипренского 1825 г.,
II четверть XIX века, Литературный музей ИРЛИ РАН
В царствование Николая арзамасцы трудились не для него, и не для карьеры, аренд, титулов и орденов, но для той грядущей России, о которой мечтал царь Александр и построить которую он завещал брату Николаю. Все они, эти бывшие арзамасцы, были умны и опытны, не перечили Государю, но при том проводили свою линию. И, надо отдать должное, Николай Павлович умел ценить эту преданность отечеству, это высокое бескорыстие служения. Вспомним арзамасцев, ставших государственными людьми в царствование Николая Павловича.
Он имеет мужество указывать государю Николаю Павловичу на нарушение им законов Империи и старается ввести гласное судопроизводство и независимую адвокатуру. Государь склоняется к тому, чтобы принять его предложения хотя бы частично, но высшая бюрократия (опять) встает стеной, ведь свободная адвокатура — это начало политической эмансипации русского общества. Дашков умирает на посту, так и не воплотив в жизнь свои проекты. Только через четверть века они воплотятся уже в новое царствование. Трагически упущенное время.
Дмитрий Николаевич Блудов (1785-1864) — тоже литератор, дипломат, энциклопедически образованный человек, близкий друг Дмитрия Дашкова. При Александре был русским поверенным в Лондоне, высоко ценил британскую политическую систему. Министр внутренних дел в 1832-38 годах, затем начальник II Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. На этом посту он замещает умершего Михаила Сперанского и продолжает его дело кодификации русского права. При нём вышли два издания Свода Законов (в 1842 и 1857 годах); он же был главным деятелем при составлении Уложения о наказаниях 1845 года, о котором я в предыдущих лекциях уже упоминал. Это уложение в значительной степени упорядочило карательную систему, создало лестницу наказаний и уничтожило ту безусловную неопределенность, которой страдало прежнее русское уголовное законодательство. В апреле 1842 года Император возводит его в графское достоинство.
В 1855 году Блудов избирается вместо умершего графа Уварова президентом Российской Академии наук. Граф Дмитрий Блудов упрочил ту правовую рамку, которую выковал для России Сперанский. И он, и Дмитрий Дашков приучили русское общество к закону, и без этой привычки реформы судопроизводства, предпринятые в царствование Александра II, не cмогли бы успешно осуществиться.
2. Сергей Семёнович Уваров
Но, пожалуй, самым твёрдым и последовательным продолжателем дела императора Александра в Николаевское царствование был Сергей Семёнович Уваров (1785-1855), имя которого совершенно незаслуженно было предано позднейшей Россией осмеянию и забвению. Министр народного просвещения в течение шестнадцати лет (1833-1849), бессменный с 1818 года до самой смерти президент Российской Академии наук, Уваров, возведенный 1 июля 1846 года в графское достоинство, более всех развивал и защищал душу народа в Николаевской России.
Уваров действительно говорил на восьми иностранных языках и свободно писал даже стихи на четырёх. Его переписка с Гёте о вопросах древней греческой культуры, литературы, о происхождении греческого этноса и языка весьма интересна и сейчас.
Сергей Уваров был в полном смысле этого слова просвещённым Александровским вельможей. Начальное классическое образование он получил от французского эмигранта аббата Мангена (Mauguin). В 1802 году, как только был снят Павловский запрет на обучение русских молодых людей за границей, семнадцатилетний Уваров едет на год в Германию слушать лекции в Гёттингенском университете. В 1804 году он вступает на государственную службу по министерству иностранных дел, служа сначала в Неаполе, потом в Вене и в Париже. За границей молодой дипломат близко сошёлся с братьями Гумбольдтами, Гёте, Жерменой де Сталь.
Перед зданием Московского университета давно уже стоит статуя великого Михайлы Ломоносова. Встанет ли когда-нибудь статуя Сергея Уварова перед Санкт-Петербургским университетом, который так долго сквернился именем Жданова?
Несогласный с ретроградным курсом Магницкого, Уваров в 1821 году уходит в отставку, и вскоре Император назначает его начальником департамента мануфактур и внутренней торговли в министерстве Гурьева. Вы помните, что эту должность в своё время предлагали тоже арзамасцу декабристу Николаю Тургеневу, который успел уехать за границу до выступления 14 декабря. Но это — внешняя сторона жизни.
Речь президента Императорской Академии наук, попечителя Санкт-Петербургского учебного округа, в торжественном собрании Главного педагогического института, 22 марта 1818 года
3. Деятельность Уварова на посту министра
Возглавив министерство, он тут же решил вопрос с созданием Киевского университета, который обсуждался в течение тридцати лет (указ о создании Свят-Владимирского университета в Киеве был подписан Государем 25 декабря 1833 года).
При том, чтобы привлечь польское юношество к поступлению в только что открытый университет (а не будем забывать, что значительную часть украинского дворянства составляли поляки), Уваров настоял на приглашении в его профессорскую корпорацию профессоров и преподавателей из Виленского университета и Кременецкого лицея, известных своими радикальными полонистскими взглядами. Сделать это было после польского восстания 1830-31 годов очень нелегко, и вскоре Уваров поплатился за широту своих взглядов. В 1837 году в университете было раскрыто тайное радикальное студенческое польское общество. Университет был закрыт на год, тридцать пять студентов — арестованы, многие профессора — уволены, а Уваров получил взыскание по службе. Но в его заслугу входит то, что университет всё же не был закрыт, а пережив год закрытия, открылся вновь и существует до сего дня.
Уваров ввёл и публичный характер управления министерством. Вы помните, я рассказывал о попытке создать традицию регулярных докладов всех министерств и самого Совета Министров о состоянии России, и о том, как бюрократия ополчилась против этих докладов, и что они так и не вошли в практику правления Николая I. Так вот, Уваров по своему министерству такой публичности добился. С 1834 года по его указанию издаётся ежемесячный Журнал Министерства народного просвещения, ставший не просто правительственным вестником, но настоящим компендиумом новейших достижений мировой науки и культуры.
Зная не понаслышке европейскую образованность и видя жалкое состояние российской профессуры, Уваров добился разрешения Императора на возобновление практики посылать молодых преподавателей на стажировку в лучшие европейские университеты. Он же предложил (об этом, кстати, пишет Герцен), чтобы студенты, будущие преподаватели, сами иногда читали публичные лекции, привыкая тем самым к будущей педагогической и общественной деятельности. На лекции эти приглашался весь цвет высшего общества. При активной поддержке Уварова была открыта знаменитая Пулковская обсерватория, увеличены штаты и средства Академии Наук, основан ряд общих и специальных учебных заведений, в том числе и знаменитый Лазаревский институт в Москве — центр востоковедного образования. Помните, проект Азиатской академии? Так вот, он начинает воплощаться. Число гимназий за годы его управления министерством возросло с 48 до 64. И если в начале царствования в гимназиях одновременно обучалось семь тысяч человек, то в 1850 году — восемнадцать тысяч.
Конечно, гимназистами, в большинстве своём, были выходцы из высших сословий, но это были такие выходцы из высших сословий, которые стали высокообразованными людьми.
Сергей Семёнович Уваров, видимо, действительно был в противоположность императору Александру и князю Александру Николаевичу Голицыну, амбициозным и честолюбивым человеком, сближаясь в этом с такими сотрудниками Благословенного как граф Аракчеев и, особенно, Михаил Сперанский, который, в отличие от Аракчеева, обладал столь же широким образованием, как и Уваров. Кстати, ещё при Павле молодой попович Сперанский был домашним учителем Уварова.
Но Уваров был слишком богат (он — один из богатейших людей России), умен и знатен, чтобы искать примитивной карьеры, денег и славы от современников. Историк, он жаждал славы потомков и мечтал видеть свое имя не среди царедворцев Николая Павловича, но запечатлённое в анналах будущей России среди великих созидателей отечества.
Список, приведённый Корниловым, можно и продолжить. Здесь и историк Сергей Михайлович Соловьёв, который, как мы увидим позже, был очень несправедлив к Уварову, и историк и правовед Константин Дмитриевич Кавелин, историк, профессор Московского университета Пётр Николаевич Кудрявцев, всем известный мыслитель Константин Николаевич Леонтьев, основоположник русской политической журналистики Михаил Никифорович Катков, хирург профессор МГУ Фёдор Иванович Иноземцев (изобретатель эфирного наркоза, который им был впервые применён в феврале 1847 года), историк, экономист профессор МГУ Александр Иванович Чивилёв.
Сергей Михайлович Соловьёв, Л. Серяков, 1881 г., Русская старина, СПб,
Типография В.С. Балашева, 1882 г.
Жаль, что многие из этих имён вне узкого круга специалистов сейчас почти забыты. Это же, дорогие друзья, гордость становящейся русской науки. Именно благодаря стараниям Уварова к концу его управления министерством, русская наука стала на уровень европейский.
4. Отставка графа Уварова
Требования монарха становились между тем всё более суровыми. После сравнительно свободных 1830-х годов, в 1840-е годы зажим образования усиливался. В 1844 году из курсов гимназий и университетов была устранена статистика — дисциплина, дававшая представление о реальном состоянии русского общества, о тенденциях его развития, позволявшая сопоставлять его с иными странами и народами. Многие статистические данные были засекречены, другие оставлены только для служебного пользования. Увы, такова болезнь авторитарных режимов. В 1847 году было воспрещено отдельное преподавание логики. В 1848 году Государь воспретил свободный выезд за границу без личного разрешения Императора, все профессорские стажировки были отменены, а плата за заграничный паспорт стала столь высокой, что поездки даже по высочайшему разрешению могли себе позволить только очень богатые люди - извечная попытка, в эпохи откатов и деградации, отделить Россию от Европы, к сожалению, всё больше и больше знакомая нам сегодня.
Интриги царедворцев, гнев Императора пришлись на время тяжкого горя — смерть жены Уварова Екатерины (в девичестве графиня Разумовская, любимая фрейлина императрицы Елизаветы Алексеевны), с которой он счастливо прожил почти сорок лет и имел четырёх горячо любимых детей. С Уваровым случился апоплексический удар.
Многие из них были не только сотрудниками, но и друзьями министра просвещения. В великолепной усадьбе Поречье Можайского уезда, доставшейся Уварову от тестя – графа Алексея Кирилловича Разумовского (отсюда, кстати, и колоссальное богатство Уварова) — и превращённой Сергеем Семёновичем и его сыном, знаменитым археологом Алексеем Сергеевичем в первоклассный музей и одну из крупнейших в Европе частных библиотек (более семидесяти тысяч томов), собирались в 1840-е годы лучшие профессора Московского Университета — филолог Иван Давыдов, историк Руси Михаил Погодин, литературный критик, славист Степан Шевырёв, историк Тимофей Грановский. Приезжали Жуковский, Плетнёв. Беседы с этими, весьма различными по своим взглядам, учёными и литераторами, их споры, домашние лекции, которые он просил профессоров читать в Поречье, доставляли Уварову неизъяснимое наслаждение.
5. Уваровская триада
Теперь, дорогие друзья, увидев и немного поняв самого Уварова, мы должны перейти к его Триаде.
В политике, как и во всей общественной жизни, не идти вперед — значит быть отброшенным назад.
Ленин Владимир Ильич
Теория официальной народности возникла в годы царствования Николая 1; эта теории основывалась на принципах православной веры, самодержавия и народности. Данная идеология впервые была озвучена в 1833 году графом Уваровым, который в Российской Империи занимал пост министра народного Просвещения.
Основное содержание теории
В этом докладе он отмечал, что в России есть только три незыблемых понятия:
Необходимо отметить, что принципы, которые были изложены в теории официальной народности, не являлись новыми. Еще в 1872 году А.Н. Пыпин в своих литературных произведениях приходил точно к таким же выводам.
Недостатки новой идеологии
Теория Уварова была логичной и многие политические деятели ее поддержали. Но так же было и очень много критиков, которые в массе своей выделяли два недостатка теории:
- Она опровергла любое созидание. Фактически в документе происходило констатация факта, что является важным для российского народа, и что его сплачивает. Никаких предложений о развитии не было, поскольку и так все идеально. Но обществу нуждалось в конструктивном развитии.
- Концентрация только на положительной стороне. У любой народности есть как достоинства, так и недостатки. Официальная же теория блог акцентировала только на положительное, отказываясь принимать отрицательное. В России было множество проблем, которые было нужно решать, идеология официальной народности такую необходимость отрицала.
Реакция современников
Государство создало в стране обстановку самоуверенного национализма, который базировался не на реальном положении дел, а на застое общества. Автор подчеркивает, что в России нужно активно развивать идейные течения и духовную жизнь общества. Реакция правительства Империи была парадоксальной — Чаадаева объявили сумасшедшим и посадили под домашний арест. В этом была официальная позиция государства и лично императора Николая 1, при котором теория официальной народности на долгие годы стала основным идейным документом в стране. Эту теорию распространяли все, кто имел хоть какое-то отношение к государству.
Читайте также: