Поэтическое открытие русского космоса в творчестве тютчева кратко
Обновлено: 04.07.2024
Душа хотела б быть звездою…
Ф. Тютчев
Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,
И в оный час явлений и чудес
Живая колесница мирозданья
Открыто катится в святилище небес.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины —
И мы плывем, пылающею бездной
С о всех сторон окружены
(т. 1, с. 57).
Как зыбок человек! Имел он очертанья —
Их не заметили. Ушел — забыли их.
Его присутствие — едва заметный штрих.
Его отсутствие — пространство мирозданья
(т. 1, с. 224).
А люди, жалкий род, несчастный и мгновенный,
Которому дано единый миг дышать,
В лазурь глаза вперив, поет вам гимн священный, —
Торжественный привет идущих умирать
(т. 1, с. 228).
Тютчев подчеркивает неодолимый ход времени, скрывающий и тайну начала — рождение человека, и тайну его конца — смерть:
О, Время! Вечности подвижное зерцало! —
Все рушится, падет под дланию твоей .
Сокрыт предел твой и начало
О т слабых смертного очей.
(т. 1, с. 289).
Поэт сравнивает кратковременность и быстротечность земного бытия человека с таяньем льдины, плывущей по весенней реке (т. 1, с. 122—123), с появлением и скорым исчезновением радуги после грозы (т. 1, с. 176—177) и с улетающим в небо дымом (т. 1, с. 61). Он подчеркивает безразличие и равнодушие природы по отношению к человеческим судьбам:
Природа знать не знает о былом,
Ей чужды наши призрачные годы,
И перед ней мы смутно сознаем
Себя самих — лишь грезою природы.
Поочередно всех своих детей,
Свершающих свой подвиг бесполезный,
Она равно приветствует своей
Всепоглощающей и миротворной бездной
(т. 1, с. 218).
Увы, природа устроена так, что несет в себе смерть для всего живущего (т. 1, с. 69), и, соответственно, над всеми людьми нависает Рок неизбежной смерти:
Нам мнится: мир осиротелый
Неотразимый Рок настиг —
И мы, в борьбе, природой целой,
Покинуты на нас самих;
И наша жизнь стоит пред нами,
Как призрак на краю земли,
И с нашим веком и друзьями
Б леднеет в сумрачной дали…
(т. 1, с. 54—55).
О! страшных песен сих не пой
П ро древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
В нимает повести любимой!
Из смертной рвется он груди,
Он с беспредельным жаждет слиться.
О! бурь заснувших не буди —
Под ними хаос шевелится.
(т. 1, с. 73).
В душе своей как в бездне погружен ;
И нет извне опоры, ни предела.
И чудится давно минувшим сном
Ему теперь все светлое, живое,
И в чуждом неразгаданном, ночном,
Он узнает наследье роковое
(т. 1, с. 114).
О смертной мысли водомет,
О водомет неистощимый!
Какой закон непостижимый
Тебя стремит, тебя мятет ?
Как жадно к небу рвешься ты.
Но длань незримо-роковая,
Твой луч упорный, преломляя,
Свергает в брызгах с высоты
(т. 1, с. 86).
Тютчев не хотел принижать значения науки и просвещения, и эта позиция выражена, например, в его стихотворении, написанном к 100-летней годовщине со дня смерти М. Ломоносова (т. 1, с. 172). Но, по мнению поэта, рассудочное познание не хочет замечать главного — всемирной жизни, разлитой вокруг, и книгу Матери-природы гораздо лучше, чем современные ученые, читали древние народы:
Нет веры к вымыслам чудесным,
Рассудок все опустошил
И , покорив законам тесным
И воздух, и моря, и сушу,
Как пленников — их обнажил;
Ту жизнь до дна он иссушил,
Что в дерево вливала душу,
Давала тело бестелесным.
Где вы, о древние народы!
Ваш мир был храмом всех богов,
Вы книгу Матери-природы
Ч итали ясно без очков.
О раб ученой суеты
И скованный своей наукой!
Напрасно, критик, гонишь ты
Их златокрылые мечты…
(т. 1, с. 41—42).
Не рассуждай, не хлопочи.
Безумство ищет, глупость судит;
Дневные раны сном лечи,
А завтра быть чему, то будет.
Живя, умей все пережить:
Печаль, и радость, и тревогу.
Чего желать? О чем тужить ?
День пережит — и славу богу!
(т. 1, с. 118).
Но как только в своих стихах Тютчев выходит на метафизический и космический уровни, то мифопоэтический угол зрения сразу вступает в свои права. Иначе говоря, его космизм имеет ярко выраженный мифопоэтический характер, включающий мистические сюжеты и персонажи. Горний мир, небо оказываются заселенными олимпийскими богами, демонами, ангелами, призраками и другими таинственными небожителями. Мне непонятна позиция А. Горелова, когда он утверждает, что Тютчеву мистика была чужда (Горелов А. Е. Указ . с оч., с. 130). Как такое можно утверждать при наличии, например, следующего тютчевского стихотворения:
Но мне не страшен мрак ночной,
Не жаль скудеющего дня, —
Лишь ты, волшебник, призрак мой,
Лишь ты не покидай меня.
Крылом своим одень,
Волнения сердца утиши,
И благодатна будет тень
Д ля очарованной души.
Кто ты? Откуда? Как решить,
Небесный ты или земной?
Воздушный житель, может быть, —
Но с страстной женскою душой
(т. 1, с. 131).
Под молнийным блеском, раздвинувшим мглу,
Тень мужа над люлькой сидела в углу
(т. 1, с. 84).
Как рвется из густого слоя,
Как жаждет горних наша грудь,
Как все удушливо-земное
Она хотела б оттолкнуть!
(т. 1, с. 155).
И во сне человеку порой кажется, что он оказывается наверху в небесах:
По высям творенья, как бог, я шагал,
И мир подо мною недвижный сиял .
( т . 1, с. 64).
Следует отметить, что космос Тютчева — это не физическая Вселенная, не ее научная модель. Поэт нередко звезды обожествляет и поет во славу их гимн. Например, в его стихотворении, написанном на французском языке и переведенным на русский В. Брюсовым, есть такие строки:
О непорочный блеск небесного венца!
О звезды! Слава вам! Божественной святыней
З ажглись вы над землей, — и длитесь без конца
(т. 1, с. 228).
Мы в небе скоро устаем, —
И не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем .
( т . 1, с. 47).
Наяву увидят внуки
Т о, что снилося отцам!
(т. 1, с. 101).
Так связан, съединен от века
Союзом кровного родства
Разумный гений человека
С творящей силой естества…
Скажи заветное он слово —
И миром новым естество
Всегда откликнуться готово
На голос родственный его .
( т . 1, с. 101).
Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, —
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.
Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?
И от земли до крайних звезд
В се безответен и поныне
Глас вопиющего в пустыне,
Души отчаянной протест?
(т. 1, с. 174).
Чувства мглой самозабвенья
П ереполни через край.
Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай!
(т. 1, с. 81).
Но, с другой стороны, кратковременность земной жизни заставляет ее ценить. Тем более она несет в себе свои прелести, радости и счастливые мгновения гармонии:
Так, в жизни есть мгновения —
Их трудно передать,
Они самозабвения
Земного благодать.
Шумят верхи древесные
Высоко надо мной,
Все пошлое и ложное
У шло так далеко,
Все мило-невозможное
Так близко и легко,
И любо мне, и сладко мне,
И мир в моей груди,
Дремотою обвеян я —
О время, погоди!
(т. 1, с. 141—142).
Спрошу тех, кто в Тютчеве видят только пессимиста: разве мог бы написать такие строки безнадежный пессимист?!
Для Тютчева человек — это, прежде всего, сын Земли, который тянется к ее благостям и красотам, получая от них наслаждение:
Нет, моего к тебе пристрастья
Я скрыть не в силах, мать-Земля…
Духов бесплотных сладострастья,
Твой верный сын, не жажду я …
Что пред тобой утеха рая,
Пора любви, пора весны,
Цветущее блаженство мая,
Румяный свет, златые сны.
(т. 1, с. 81).
Тютчев — мастер поэтических пейзажей природы, и ему, как никому другому, удается показывать в стихах гармоническое единение состояний человеческой души и окружающей природы и то, как последняя оказывает благотворное воздействие на душу:
В часы, когда бывает
Т ак тяжко на груди,
И сердце изнывает,
И тьма лишь впереди;
Вдруг солнца луч приветный
Войдет украдкой к нам
И брызнет огнецветной
Струею по стенам;
И с тверди благосклонной,
С лазоревых высот
Вдруг воздух благовонный
В окно на нас пахнет…
Уроков и советов
Они нам не несут,
И от судьбы наветов
Они нас не спасут.
Но силу их мы чуем,
Их слышим благодать,
И меньше мы тоскуем,
И легче нам дышать…
(т. 1, с. 147—148).
Особенно торжество и всеохватность природной жизни ощущается человеком весною. Пусть срок весны краток, но надо успеть испытать это ощущение. Поэтому звучит призыв Тютчева:
И жизни божеско-всемирной
Х оть на миг причастен будь!
(т. 1, с. 36).
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
(т. 1, с. 126).
Но надо сказать, что Тютчев никогда не разочаровывался в своих любимых женщинах, всегда помнил о них и горячо любил всех своих многочисленных детей, рожденных ими. А ему пришлось пережить многие утраты родных и близких людей, начиная с первой жены Элеоноры и кончая матерью, малолетними детьми от Денисьевой Леной и Колей, братом Николаем, сыном Дмитрием и дочерью Марией. Особо потрясла Тютчева смерть Денисьевой, поскольку он считал себя виновником этой смерти и бесконечно любил эту женщину. Появление темы загробной потусторонней жизни, а также богоборческих мотивов в творчестве поэта вполне понятно и объяснимо. Накануне годовщины смерти Денисьевой Тютчев написал замечательное стихотворение, посвященное своей возлюбленной, которое заканчивается такими строками:
Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня…
Ангел мой, где б души не витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
(т. 1, с. 176).
О вещая душа моя,
О сердце полное тревоги —
О как ты бьешься на пороге
К ак бы двойного бытия.
(т. 1, с. 143).
Земля зеленела, светился эфир,
Сады-лавиринфы , чертоги, столпы,
И сонмы кипели безмолвной толпы.
Я много узнал мне неведомых лиц,
Зрел тварей волшебных, таинственных птиц…
(т. 1, с. 64).
Во втором стихотворении иной мир представлен так:
Мы видим: с голубого своду
Нездешним светом веет нам,
Другую видим мы природу.
И без заката, без восходу
Д ругое солнце светит там…
Все лучше там, светлее, шире,
Так от земного далеко…
Так разно с тем, что в нашем мире, —
И в чистом пламенном эфире
Душе так родственно-легко.
(т. 1, с. 153).
Чему бы жизнь нас не учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.
И увядание земное
Цветов не тронет неземных,
И от полуденного зноя
Роса не высохнет на них.
И эта вера не обманет
Т ого, кто ею лишь живет,
Не все, что здесь цвело, увянет,
Не все, что было здесь, пройдет!
(т. 1, с. 213).
Однако почти одновременно с созданием этих стихов оптимистического характера Тютчев пишет полное отчаяния стихотворение на смерть брата Николая, в котором нет никаких следов веры в бессмертие. Оно заканчивается такими словами:
Дни сочтены, утрат не перечесть,
Живая жизнь давно уж позади,
Передового нет, и я как есть,
На роковой стою очереди .
( т . 1, с. 215).
Мужайся, сердце, до конца:
И нет в творении творца!
И смысла нет в мольбе!
(т. 1, с. 90).
Кроме того, Тютчев перевел стихотворение Г. Гейне, в котором звучат богохульные мотивы. А по мнению тютчеведов , поэт переводил только те произведения, которые созвучны его думам и настроениям.
А нынче мир весь как распался:
Все кверху дном, все сбились с ног, —
Господь-бог на небе скончался,
И в аде сатана издох .
( т . 1, с. 281).
Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Все зримое опять покроют воды,
И божий лик изобразится в них!
(т. 1, с. 59)
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
К ак собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
(т. 1, с. 62).
Мужайтесь, боритесь, о храбрые други ,
Как бой ни жесток, ни упорна борьба!
Над вами безмолвные звездные круги,
Под вами немые, глухие гроба.
Пускай олимпийцы завистливым оком
Г лядят на борьбу непреклонных сердец.
Кто, ратуя пал, побежденный лишь Роком,
Тот вырвал из рук их победный венец
(т. 1, с. 121).
Олимпийские боги и другие языческие персонажи уходят из стихов Тютчева, поскольку душа поэта обращается к христианским образам. У Тютчева нарастает стремление обосновать свое мифопоэтическое мировоззрение на основе христианства и, по мнению Козырева, христианизированного платонизма. (Козырев Б. М. Указ . с оч., с. 119). Сознательное обращение поэта к христианству прямо выражают такие строки его стихотворения:
Пускай страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые —
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть .
( т . 1, с. 144).
В своих стихах Тютчев все больше обращает внимание уже не на природу, а на человеческую душу с ее верой и безверием, грехами и искушениями, радостями и страданиями. Поэт в возрастающей мере осознает необходимость христианской веры как опоры души и условия ее спасения.
Растленье душ и пустота,
Что гложет ум и в сердце ноет, —
Кто их излечит, кто прикроет.
Ты, риза чистая Христа…
(т. 1, с. 146).
Вставай же, Русь! Уж близок час!
Вставай Христовой службы ради !
Уж не пора ль, перекрестясь ,
Ударить в колокол в Царьграде?
В доспехи веры грудь одень,
И с богом, исполин державный.
О Русь, велик грядущий день,
Вселенский день и православный!
(т. 1, с. 109)
Славян родные поколенья
П од знамя русское собрать
И весть на подвиг просвещенья
Единомысленных , как рать.
Сие-то высшее сознанье
Вело наш доблестный народ —
Путей небесных оправданье
Он смело на себя берет .
( т . 1, с. 70)
Я думаю, что это стихотворение Тютчева, написанное еще в 1831 году, можно отнести к одному из первых поэтических проявлений русского космизма , взятого в его историософском плане. Идея божественной и космической избранности России и русского народа в истории человечества впоследствии стала одной из главных в русском христианском космизме (Н. Фёдоров, Вл. Соловьев и др.).
«Четвертый век уж на исходе, —
Свершится он — и грянет час!
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…
(т. 1, с. 87).
Природа — сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней…
(т. 1, с. 203).
Победно шли его полки, Знамена весело шумели, На солнце искрились штыки, Мосты под пушками гремели — И с высоты, как некий Бог, Казалось, он парил над ними И двигал всем и все стерег Очами чудными своими.
Лишь одного он не видал. Не видел он, воитель дивный, Что там, на стороне противной, Стоял Другой — стоял и ждал. И мимо проходила рать — Все грозно-боевые лица, И неизбежная Десница Клала на них свою печать.
Существенные перемены происходят теперь в поэтическом творчестве Тютчева: хаос страстей постепенно умиротворяется. В зрелых произведениях поэта намечается выход к православной вере, призванной спасти современную эгоистическую личность от душевного опустошения и саморазрушения. Удивительно, что логика развития творчества Тютчева предвосхищает путь духовных исканий героев Достоевского: от сомнений, неверия, душевных метаний — к христианскому возрождению падшего человека. Одновременно в лирике позднего Тютчева совершаетя поэтическое открытие народной России:
Эти бедные селенья, Эта скудная природа — Край родной долготерпенья, Край ты русского народа! Не поймет и не заметит Гордый взор иноплеменный, Что сквозит и тайно светит В наготе твоей смиренной. Удрученный ношей крестной, Всю т/ебя, земля родная, В рабском виде Царь Небесный Исходил, благословляя.
Россия — православно-христианская страна. Русский народ — христианин не только в силу своих убеждений, но еще и благодаря чему-то более задушевному, чем убеждения:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора —
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера.
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто все — простор везде,—
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
И, как предчувствие сходящих бурь, Порывистый, холодный ветр порою.
В поздних стихах чувства поэта обретают умиротворенность и национально-русскую окрашенность. За картиной осени по-прежнему стоит образ склоняющейся к закату человеческой жизни. Но теперь поэт находит в осеннем увядании особую прелесть и гармонию: отшумели тревожные страсти, чувства стали сдержанными, просветленными, очищенными от эгоистических желаний, полными щедрой самоотдачи:
Пустеет воздух, птиц не слышно боле, Но далеко еще до первых зимних бурь — И льется чистая и теплая лазурь На отдыхающее поле.
На мир таинственный духов,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен златотканый
Высокой волею богов.
День – сей блистательный покров —
День, земнородных оживленье,
Души болящей исцеленье,
Друг человеков и богов!
Но меркнет день – настала ночь;
Пришла – и с мира рокового
Ткань благодатную покрова,
Сорвав, отбрасывает прочь…
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами —
Вот отчего нам ночь страшна!
Современная цивилизация непрочна и хрупка, она не в силах высветить душевные глубины человека, подсознательные их недра остаются тёмными, неупорядоченными, хаотическими. Угрожающая власть их над душою человека особенно глубоко переживается в моменты ночной бури, когда разыгрываются и в самой природе дикие, стихийные силы:
О чём ты воешь, ветр ночной?
О чём так сетуешь безумно.
Что значит странный голос твой,
То глухо жалобный, то шумно?
Понятным сердцу языком
Твердишь о непонятной муке —
И роешь и взрываешь в нём
Порой неистовые звуки.
О, страшных песен сих не пой
Про древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!
Из смертной рвётся он груди,
Он с беспредельным жаждет слиться.
О, бурь заснувших не буди —
Под ними хаос шевелится.
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята с нами;
Настанет ночь – и звучными волнами
Стихия бьёт о берег свой.
То глас её: он нудит нас и просит…
Уж в пристани волшебный ожил чёлн;
Прилив растёт и быстро нас уносит
В неизмеримость тёмных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной
Таинственно глядит из глубины, —
И мы плывём, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими – и молчи.
Отсюда – ответственное отношение Тютчева к поэтическому слову, которое ведь по природе своей рассчитано на ответный отклик, на понимание. Тютчев оценивает это понимание очень высоко, видя в нём Божий дар. Наряду с талантом поэта, он высоко ставит талант читателя:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовётся, —
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать…
Любовь в лирике Тютчева
Уединённая, замкнутая в себе личность чаще всего оказывается под угрозой гибели в прекрасные, но и трагические для неё мгновения любви. Замкнутые в самих себе душевные силы получают в минуты любовного увлечения катастрофический исход. Любовь надламывает эгоизм человека, выводит его из духоты одиночества, даёт ему глоток чистого воздуха. Но она не в состоянии утолить все неудовлетворённые потребности души: их слишком много, и когда они вырываются наружу – любовь не выдерживает их напора, не справляется с бунтом неуправляемых страстей.
Поэтому любовь у Тютчева лишена, как правило, благообразия и гармонии, просветлённой пушкинской чистоты. В любви клокочут хаотические, разрушительные стихии, которыми не в силах управлять человек:
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Впервые в русской лирике, в чём-то соперничая с Некрасовым, в чём-то предвосхищая его, Тютчев показал не только прекрасные мгновения взлета любовных чувств, но и ужасные моменты их падения, распада.
Чему молилась ты с любовью,
Что, как святыню, берегла,
Судьба людскому суесловью
На поруганье предала.
Любовь у Тютчева трагична ещё и потому, что она обещает человеку больше, чем может вместить его смертная природа. Находясь под высоким напряжением любовного чувства, человек не выдерживает и сгорает в нём:
О, этот Юг, о, эта Ницца.
О, как их блеск меня тревожит!
Жизнь, как подстреленная птица,
Подняться хочет – и не может…
Нет ни полёта, ни размаху —
Висят поломанные крылья,
И вся она, прижавшись к праху,
Дрожит от боли и бессилья…
Они зашли, чтобы поговорить, в кафе на бульваре и, спросив себе из приличия мороженого, сели под трельяжем из плюща. Тургенев молчал всё время, а Тютчев болезненным голосом говорил, говорил, и грудь его сорочки под конец рассказа оказалась промокшей от слёз.
Есть и в моём страдальческом застое
Часы и дни ужаснее других…
Их тяжкий гнёт, их бремя роковое
Не выскажет, не выдержит мой стих.
Вдруг всё замрёт. Слезам и умиленью
Нет доступа, всё пусто и темно,
Минувшее не веет лёгкой тенью,
А под землёй, как труп, лежит оно.
Ax, и над ним в действительности ясной,
Но без любви, без солнечных лучей,
Такой же мир бездушный и бесстрастный,
Не знающий, не помнящий о ней.
И я один, с моей тупой тоскою,
Хочу сознать себя и не могу —
Разбитый чёлн, заброшенный волною
На безымянном диком берегу.
О Господи, дай жгучего страданья
И мертвенность души моей рассей:
Ты взял её, но муку вспоминанья,
Живую муку мне оставь по ней, —
По ней, по ней, свой подвиг совершившей
Весь до конца в отчаянной борьбе,
Так пламенно, так горячо любившей
Наперекор и людям и судьбе, —
По ней, по ней, судьбы не одолевшей,
Но и себя не давшей победить,
По ней, по ней, так до конца умевшей
Страдать, молиться, верить и любить.
Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня…
Тяжело мне, замирают ноги…
Друг мой милый, видишь ли меня?
Всё темней, темнее над землёю —
Улетел последний отблеск дня…
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня…
Ангел мой, где б души ни витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Тютчев о причинах духовного кризиса современного человека
Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует…
Он к свету рвется из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушён,
Невыносимое он днесь выносит…
И сознаёт свою погибель он,
И жаждет веры – но о ней не просит…
Над этой тёмною толпой
Непробуждённого народа
Взойдёшь ли ты когда, Свобода,
Блеснёт ли луч твой золотой.
Блеснёт твой луч и оживит,
И сон разгонит и туманы…
Но старые, гнилые раны,
Рубцы насилий и обид,
Растленье душ и пустота,
Что гложет ум и в сердце ноет, —
Кто их излечит, кто прикроет.
Ты, риза чистая Христа…
Поэтическое открытие русского космоса
Тютчев одним из первых в русской литературе, предвосхищая Толстого и Достоевского, даёт оценку деяний французского императора с религиозно-нравственных, православных позиций. «Риторика по поводу Наполеона, – скажет он в заметках к книге “Россия и Запад”, – заслонила историческую действительность, смысл которой не поняла и поэзия. Это Центавр[52] 52
Центавр, или кентавр в древнегреческой мифологии – существо с головой и торсом человека на теле лошади.
Победно шли его полки,
Знамёна весело шумели,
На солнце искрились штыки,
Мосты под пушками гремели —
И с высоты, как некий бог,
Казалось, он парил над ними
И двигал всем и всё стерёг
Очами чудными своими…
Лишь одного он не видал…
Не видел он, воитель дивный,
Что там, на стороне противной,
Стоял Другой – стоял и ждал…
И мимо проходила рать —
Всё грозно-боевые лица,
И неизбежная Десница
Клала на них свою печать…
А так победно шли полки —
Знамёна гордо развевались,
Струились молнией штыки,
И барабаны заливались…
Несметно было их число —
И в этом бесконечном строе
Едва ль десятое число
Клеймо минуло роковое…
Я лютеран люблю богослуженье,
Обряд их строгий, важный и простой —
Сих голых стен, сей храмины пустой
Понятно мне высокое ученье.
Не видите ль? Собравшися в дорогу,
В последний раз вам вера предстоит:
Ещё она не перешла порогу,
Но дом её уж пуст и гол стоит, —
Ещё она не перешла порогу,
Ещё за ней не затворилась дверь…
Но час настал, пробил… Молитесь Богу,
В последний раз вы молитесь теперь.
Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые, —
Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.
Теперь тебе не до стихов,
О слово русское, родное!
Созрела жатва, жнец готов,
Настало время неземное…
Ложь воплотилася в булат;
Каким-то Божьим попущеньем
Не целый мир, но целый ад
Тебе грозит ниспроверженьем…
Все богохульные умы,
Все богомерзкие народы
Со дна воздвиглись царства тьмы
Во имя света и свободы!
Тебе они готовят плен,
Тебе пророчат посрамленье, —
Ты – лучших, будущих времен
Глагол, и жизнь, и просвещенье!
О, в этом испытанье строгом,
В последней, в роковой борьбе,
Не измени же ты себе
И оправдайся перед Богом…
Тихой ночью, поздним летом,
Как на небе звёзды рдеют,
Как под сумрачным их светом
Нивы дремлющие зреют…
Усыпительно-безмолвны,
Как блестят в тиши ночной
Золотистые их волны,
Убелённые луной..
Существенные перемены происходят теперь в поэтическом творчестве Тютчева: хаос страстей постепенно умиротворяется. В зрелых произведениях поэта намечается выход к православной вере, призванной спасти современную эгоистическую личность от душевного опустошения и саморазрушения. Удивительно, что логика развития творчества Тютчева предвосхищает путь духовных исканий героев Достоевского: от сомнений, неверия, душевных метаний – к христианскому возрождению падшего человека. Одновременно в лирике позднего Тютчева совершается поэтическое открытие народной России:
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа —
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!
Не поймёт и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.
Удручённый ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил, благословляя.
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора —
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера…
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто всё – простор везде, —
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою…
В поздних стихах чувства поэта обретают умиротворённость и национально-русскую окрашенность. За картиной осени по-прежнему стоит образ склоняющейся к закату человеческой жизни. Но теперь поэт находит в осеннем увядании особую прелесть и гармонию: отшумели тревожные страсти, чувства стали сдержанными, просветлёнными, очищенными от эгоистических желаний, полными щедрой самоотдачи:
Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко ещё до первых зимних бурь —
И льётся чистая и тёплая лазурь
На отдыхающее поле…
Я встретил вас – и всё былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое —
И сердцу стало так тепло…
Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенётся в нас, —
Так, весь обвеян дуновеньем
Тех лет душевной полноты,
С давно забытым упоеньем
Смотрю на милые черты…
Как после вековой разлуки,
Гляжу на вас, как бы во сне, —
И вот – слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне…
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, —
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь.
Были положены на музыку С. Рахманиновым и последние, предсмертные стихи Тютчева:
Всё отнял у меня казнящий Бог:
Здоровье, силу воли, воздух, сон,
Одну тебя при мне оставил Он,
Чтоб я Ему ещё молиться мог.
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.
| Конференции:2021|2020-2|2020-1|2019|2018|2017|2016|2015|2014| 2013 |2012|2011|2010|2009|2008|2007 | 2006|2005|2004 | 2003|2002 | 2001 | 2000|1999|1998|1997|1996|1995|1994|1993|1992| |
Космизм поэзии Ф.И. Тютчева
и философия Живой Этики: созвучные мотивы
XIX век. Такими собеседниками всеблагих стали многие деятели той эпохи наступающих перемен. Приближение Духовной революции дало толчок стремлению разобраться в смысле бытия человека, в его связях с Мирозданием, помыслить о роли Космоса в своей судьбе и судьбах всего человечества. То было время, когда русские поэты и музыканты, художники и писатели начали ощущать и нести новые знания, приходящие на Землю из Высших миров, миров с более высоким состоянием материи. Но заря Духовной революции тогда только занималась на горизонте истории и им, подвижникам XIX века, утонченным и остро чувствующим, было необыкновенно трудно в несправедливом, жестоком мире. Но творцы того времени, как истинно героические личности, находили в себе мужество в поэзии, прозе, картинах нести людям важнейшие знания, прокладывая дорогу явлению, которое получит название русский космизм.
Основные идеи космизма можно обнаружить в творческом наследии многих деятелей XIX века. Одним из них был Федор Иванович Тютчев.
Что мы знаем о Тютчеве? Русский поэт, публицист, дипломат и ученый – он был членом-корреспондентом Петербургской Академии наук. Но мало кто знает, что его поэзия глубоко пронизана космическими мотивами, ощущением ритмов и дыхания вселенной. Душой истинного поэта Тютчев воспринимал идеи, которые несла на Землю космическая эволюция. Опираясь лишь на духовное постижение реальности, или как мы сейчас говорим, метанаучное познание, Тютчев отразил в своих стихах идеи русского космизма.
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь – и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, –
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
В другом произведении поэта описываются тонкие ощущения угасающего дня, вечерних сумерек.
Мотылька полет незримый Слышен в воздухе ночном. Час тоски невыразимой. Всё во мне, и я во всем.
Одно из самых знаменитых стихотворений Тютчева:
О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги, –
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия.
Слыхал ли в сумраке глубоком Воздушной арфы легкий звон, Когда полуночь, ненароком, Дремавших струн встревожит сон.
То потрясающие звуки, То замирающие вдруг. Как бы последний ропот муки, В них отозвавшися, потух!
Как верим верою живою, Как сердцу радостно, светло! Как бы эфирною струею По жилам небо протекло!
Среди громов, среди огней, Среди клокочущих страстей, В стихийном, пламенном раздоре, Она с небес слетает к нам – Небесная к земным сынам, С лазурной ясностью во взоре – И на бунтующее море Льет примирительный елей.
Это стихотворение очень точно описывает творческое вдохновение поэта. Согласно Живой Этике, источником вдохновения, в том числе и поэтического, являются миры с более высоким состоянием материи. Поэтому Тютчев и называет поэзию небесной. В состоянии вдохновения человек получает высокую энергетику, которую он претворяет в прекрасные образы.
Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймёт ли он, чем ты живёшь? Мысль изречённая есть ложь. Взрывая, возмутишь ключи, – Питайся ими – и молчи.
Лишь жить в себе самом умей – Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум; Их оглушит наружный шум, Дневные разгонят лучи, – Внимай их пенью – и молчи.
Хотелось бы сказать еще вот о каком моменте. Я не случайно подобрала стихотворения Тютчева, которые так или иначе затрагивают тему взаимоотношений человека с Высшими мирами. Существует великий космический закон: Высшее в эволюции ведет за собой стоящее на более низкой ступени развития. Иной возможности эволюционировать, чем следовать за теми, кто покорил более высокий уровень знания и опыта, не существует. Из Высших миров поступают в наш земной мир необходимые эволюционные импульсы, дающие возможность совершенствоваться как отдельному человеку, так и всему человечеству.
Подводя итог, перечислим лишь некоторые гениальные прозрения Тютчева, имеющие отношение к космизму: реальность инобытия, миров с более утонченным состоянием материи; мысль об одухотворенности Вселенной; идея единства человека и Мироздания; закон двойственности бытия и роль сердца во взаимоотношении человека с иными мирами; предчувствие существования высшей, духовной составляющей земного исторического процесса.
Заканчивая доклад, мне хотелось бы сказать еще одну важную вещь. Космизм присутствует в творчестве многих русских поэтов, художников, музыкантов XIX-XX вв. Но можно ли понять и исследовать всю глубину этого творчества, опираясь лишь на старые методы в науке? Думаю, что нет. Как можно понять мысль поэта или художника об утонченных сферах мироздания, если этим сферам нет места в традиционной науке? Космизм русской культуры напрямую связан с новым космическим мировоззрением. И чтобы его адекватно изучать, нужна новая методология, без привлечения которой можно только сухо констатировать факты, но не всесторонне исследовать их. Я уверена, что методология, которую содержит философия Живой Этики, поможет нам по-настоящему понять всю глубину, неординарность и космичность русской культуры.
Примечания
1. Учение Живой Этики. Аум.
2. Учение Живой Этики. Беспредельность.
3. Учение Живой Этики. Сердце.
4. Учение Живой Этики. Надземное.
Читайте также: