Платон миф об андрогинах кратко
Обновлено: 05.07.2024
В древнегреческой мысли почти нет попыток понять, что же такое любовь. Исключение составляет миф об андрогинах, рассказанный одним из персонажей диалога Платона "Пир".
Согласно этому мифу, были когда-то на земле "двойные" люди, имевшие четыре руки, ноги, две "срамные части", два лица, глядевшие в разные стороны. Андрогины были трех полов: мужского – от Солнца, женского – от Земли, а также "обоеполого" – от Луны, поскольку Луна совмещает оба начала.
Имея огромную силу и великие замыслы, они намеревались взойти на небо и напасть на богов. Обеспокоенные боги стали совещаться, и Зевсу пришла идея: разделить каждого андрогина пополам, чтобы уменьшить их силу и буйство.
Так люди стали "камбалоподобными", и с тех пор каждый ищет соответствующую ему половину. Однако найти именно свою половину нелегко, поэтому люди находят утешение хотя бы во временном соединении не со своей половиной подходящего пола. То есть если мужчина был раньше частью двуполого андрогина, его влечет к женщине, и соответственно женщину, отделенную от мужской половины, – к мужчине.
"Женщины же, представляющие собой половинку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены, их больше привлекают женщины, и лесбиянки принадлежат именно к этой породе. Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому. " 4 .
Когда же двоим удается повстречать друг в друге именно свою половину, обоих охватывает "удивительное чувство привязанности, близости и любви". Они проводят вместе всю жизнь, не понимая даже, чего, собственно, хотят друг от друга: отнюдь не только ради похоти они ревностно стремятся быть вместе.
Таким образом, миф об андрогинах объясняет любовь как жажду целостности и стремление к ней. Впоследствии этот миф получил новое истолкование у В.С.Соловьева и Н.Л.Бердяева.
§ 4. Платоновская теория эроса
Еще одно объяснение природы любви предлагает сам Платон в диалоге "Пир". Он оспаривает мысль, будто любовь – это поиск своей половины. Люди стремятся в действительности не к "половинам", а к благу и бессмертию.
Люди, смертные по своей природе (как и животные), стремятся путем рождения детей сохранить себя в вечности, ради этого они и служат Эроту. Многие, "беременные телом", просто рожают обычных детей. Но есть и "беременные духовно", это – творцы, изобретатели, вынашивающие разум и прочие добродетели. Они тоже испытывают страстное желание родить и особенно радуются, когда встречают человека, наделенного прекрасной и даровитой душой. В соприкосновении с прекрасным рождается на свет то, что давно вынашивалось душой. "Дети", рожденные душой, в отличие от обычных детей, бессмертны.
Платон не призывает отменить "земную любовь". Она – необходимая ступенька, ведущая человека к познанию "любви небесной". В молодости человека сначала влечет к прекрасному телу, затем он замечает, что есть и другие прекрасные тела, и все они в этом смысле подобны одно другому. Тогда он начинает ценить душевную красоту выше телесной, его влечет к красоте нравов и наук. Постепенно, движимый любовью, человек поднимается над отдельными разновидностями прекрасного и его взору открывается прекрасное в его чистоте, идеальное, вечное, превосходящее все земное. Любовь к высшим ценностям – это и есть так называемая "платоническая любовь", причем она не отвергает "низшего эроса", а относится к нему как к своей ступеньке.
Сам Эрот, ведущий человека в занебесье, – сын бога богатства Пороса и богини бедности Пении, потому он противоречив. Сын своей матери, он – беден и некрасив, но, наследуя черты отца, он храбро и неудержимо стремится к прекрасному и совершенному. Все, что он приобретает, идет прахом, потому Эрот никогда не бывает вполне ни богат, ни беден. Будь он совершенно красив и умен, он не испытывал бы постоянного недовольства собой и не тянулся бы к красоте и мудрости. Эрот – стремление от худшего к лучшему. Так истолковывает миф об Эроте Платон.
АНТИЧНОСТЬ | ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИЯ КУЛЬТУРА запись закреплена
Миф об андрогинах
Когда же двоим удается повстречать друг в друге именно свою половину, обоих охватывает "удивительное чувство привязанности, близости и любви". Они проводят вместе всю жизнь, не понимая даже, чего, собственно, хотят друг от друга: отнюдь не только ради похоти они ревностно стремятся быть вместе.
Таким образом, миф об андрогинах объясняет любовь как жажду целостности и стремление к ней. Впоследствии этот миф получил новое истолкование у В.С.Соловьева и Н.Л.Бердяева.
В древнегреческой мысли почти нет попыток понять, что же такое любовь. Исключение составляет миф об андрогинах, рассказанный одним из персонажей диалога Платона "Пир".
Согласно этому мифу, были когда-то на земле "двойные" люди, имевшие четыре руки, ноги, две "срамные части", два лица, глядевшие в разные стороны. Андрогины были трех полов: мужского – от Солнца, женского – от Земли, а также "обоеполого" – от Луны, поскольку Луна совмещает оба начала.
Имея огромную силу и великие замыслы, они намеревались взойти на небо и напасть на богов. Обеспокоенные боги стали совещаться, и Зевсу пришла идея: разделить каждого андрогина пополам, чтобы уменьшить их силу и буйство.
Так люди стали "камбалоподобными", и с тех пор каждый ищет соответствующую ему половину. Однако найти именно свою половину нелегко, поэтому люди находят утешение хотя бы во временном соединении не со своей половиной подходящего пола. То есть если мужчина был раньше частью двуполого андрогина, его влечет к женщине, и соответственно женщину, отделенную от мужской половины, – к мужчине.
"Женщины же, представляющие собой половинку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены, их больше привлекают женщины, и лесбиянки принадлежат именно к этой породе. Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому. "
Когда же двоим удается повстречать друг в друге именно свою половину, обоих охватывает "удивительное чувство привязанности, близости и любви". Они проводят вместе всю жизнь, не понимая даже, чего, собственно, хотят друг от друга: отнюдь не только ради похоти они ревностно стремятся быть месте.
таким образом, миф об андрогинах объясняет любовь как жажду целостности и стремление к ней.
Сюжетным обрамлением для диалога является, в основном, хронотоп пира, в течение которого участники затевают прославление Эрота. Каждый из выступающих по-своему подходит к божеству, и, если говорить о системе образов, то мы скорее скажем об образах Эрота, обозначив систему взглядов, которой будет противопоставлена концепция Сократа. Так как в трудах Платона отсутствует сколько-нибудь внятная идейная структура, а спорящие могут не прийти совершенно ни к какому выводу, то довольно сложно оценить приоритетность тех или иных суждений, поэтому есть вероятность пропустить важные нюансы, дополняющие смысловую картину. По этой причине мы кратко обрисуем выступления всех участников симпосия.
Федр отмечает, что Эрот – самый древний бог, который появился вместе с Геей. Он рассматривает любовь как смотрителя за нравами человека, перед которым в лице влюбленных в него или тех, в кого влюблен он сам, всякий стыдится делать плохое, а потому делает лишь благо. Тем самым бог дает храбрость в бою, благочестие в обществе и самоотверженность.
Павсаний напоминает, что Эрота, как и Афродит, два – небесный и пошлый. А посему любовь прекрасна не сама по себе, а по способу воплощения. Причем Афродита Урания, как мы уже говорили, причастна только к мужскому началу. И в рамках мужской любви Павсаний поощряет любовное рабство ради обучения мудрости и другим высоким благам от возлюбленного, а пошлую любовь, которая также тяготит к женщинам, клеймит позором.
Эриксимах – врач. В соответствии с его речью Эрот приносит излечение. Так, цель врачевателя состоит в том, чтобы внушить высокую, а не пошлую, любовь двум противоположным началам, дабы привести их к целительной середине. Любые противоположности в природе стремятся к умеренности под властью небесного Эрота, а потому он есть благо.
Тема исцеления переходит на совершенно иной уровень в речи Аристофана, где благо человека состоит в соматическом слиянии в андрогинную форму, чему и способствует Эрот. Но ее мы будем рассматривать подробно позже, так что перейдем сразу к восхвалению за авторством Агафона. Он выступает с настоящим панегириком Эроту, в котором мало места рассудительности. Несколько значимым можно назвать только противопоставление Эрота и необходимости. Что характерно, именно Агафона Платон ставит в конце, именно его возьмется сокрушить Сократ.
С другой стороны, мы обнаруживаем, что в данном мифе мало противоречий Сократу, что весь диалог заряжен тягой к изначальной человеческой сущности.
Проведем итоговую параллель с мифом, чтобы убедиться в его согласованности с речью Сократа. Идеи обитают в небе, и человек, душой созерцавший их, лишь терзается смутными воспоминаниями об идеальных телах [43], когда видит перед собой их жалкое материальное воплощение. Прижизненное возвращение к ним возможно лишь направлением любовной потенции на познание беспримесно прекрасного. Первые люди были полноценны, лишены сексуальности, а значит, их стремление, Эрот, направлялось исключительно к духовной сфере – к небесному обиталищу идей, путь к которым возможен через свержение богов. Олимпийцы же заменяют стремление ввысь на вожделение материальной цельности. Первоформа выступает выразителем синтезированной, внеполовой человеческой воли, тянущейся к познанию идеального. Таким образом, речь Аристофана изображает в мифологизированной форме сексуальную проблематику диалектики духовного и материального начал.
Сюжетным обрамлением для диалога является, в основном, хронотоп пира, в течение которого участники затевают прославление Эрота. Каждый из выступающих по-своему подходит к божеству, и, если говорить о системе образов, то мы скорее скажем об образах Эрота, обозначив систему взглядов, которой будет противопоставлена концепция Сократа. Так как в трудах Платона отсутствует сколько-нибудь внятная идейная структура, а спорящие могут не прийти совершенно ни к какому выводу, то довольно сложно оценить приоритетность тех или иных суждений, поэтому есть вероятность пропустить важные нюансы, дополняющие смысловую картину. По этой причине мы кратко обрисуем выступления всех участников симпосия.
Федр отмечает, что Эрот – самый древний бог, который появился вместе с Геей. Он рассматривает любовь как смотрителя за нравами человека, перед которым в лице влюбленных в него или тех, в кого влюблен он сам, всякий стыдится делать плохое, а потому делает лишь благо. Тем самым бог дает храбрость в бою, благочестие в обществе и самоотверженность.
Павсаний напоминает, что Эрота, как и Афродит, два – небесный и пошлый. А посему любовь прекрасна не сама по себе, а по способу воплощения. Причем Афродита Урания, как мы уже говорили, причастна только к мужскому началу. И в рамках мужской любви Павсаний поощряет любовное рабство ради обучения мудрости и другим высоким благам от возлюбленного, а пошлую любовь, которая также тяготит к женщинам, клеймит позором.
Эриксимах – врач. В соответствии с его речью Эрот приносит излечение. Так, цель врачевателя состоит в том, чтобы внушить высокую, а не пошлую, любовь двум противоположным началам, дабы привести их к целительной середине. Любые противоположности в природе стремятся к умеренности под властью небесного Эрота, а потому он есть благо.
Тема исцеления переходит на совершенно иной уровень в речи Аристофана, где благо человека состоит в соматическом слиянии в андрогинную форму, чему и способствует Эрот. Но ее мы будем рассматривать подробно позже, так что перейдем сразу к восхвалению за авторством Агафона. Он выступает с настоящим панегириком Эроту, в котором мало места рассудительности. Несколько значимым можно назвать только противопоставление Эрота и необходимости. Что характерно, именно Агафона Платон ставит в конце, именно его возьмется сокрушить Сократ.
С другой стороны, мы обнаруживаем, что в данном мифе мало противоречий Сократу, что весь диалог заряжен тягой к изначальной человеческой сущности.
Проведем итоговую параллель с мифом, чтобы убедиться в его согласованности с речью Сократа. Идеи обитают в небе, и человек, душой созерцавший их, лишь терзается смутными воспоминаниями об идеальных телах [43], когда видит перед собой их жалкое материальное воплощение. Прижизненное возвращение к ним возможно лишь направлением любовной потенции на познание беспримесно прекрасного. Первые люди были полноценны, лишены сексуальности, а значит, их стремление, Эрот, направлялось исключительно к духовной сфере – к небесному обиталищу идей, путь к которым возможен через свержение богов. Олимпийцы же заменяют стремление ввысь на вожделение материальной цельности. Первоформа выступает выразителем синтезированной, внеполовой человеческой воли, тянущейся к познанию идеального. Таким образом, речь Аристофана изображает в мифологизированной форме сексуальную проблематику диалектики духовного и материального начал.
Читайте также: