П а валуев кратко
Обновлено: 30.06.2024
Валуев, Петр Александрович, граф - русский государственный деятель (1814 - 90). Выдержав экзамен (при Московском университете), служил в канцелярии московского военного генерал-губернатора, во 2-м отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии; в 1845 г. назначен чиновником особых поручений при рижском военном генерал-губернаторе Головине . Благодаря связям, между прочим, через жену (он был женат на княжне Вяземской, дочери известного поэта), трудолюбию, знанию иностранных языков, умению говорить и писать официальные бумаги, но всего более благодаря искусному лавированию между противоположными течениями, он сделал блестящую карьеру. В 1853 г. он был назначен курляндским губернатором. В 1855 г. Валуев написал записку: "Дума русского" (напечатана в 1891 г. в "Русской Старине", ¦ 5) и разослал ее в рукописи великому князю Константину Николаевичу и другим высокопоставленным лицам, считавшимся сторонниками реформ. В этой записке он доказывал, что у нас "сверху блеск, снизу гниль; в творениях нашего официального многословия нет места для истины; самый закон заклеймен неискренностью. Везде пренебрежение и нелюбовь к мысли, движущейся без особого на то приказания; везде опека над малолетними; везде противоположение правительства народу, казенного частному, вместо ознаменования их естественных и неразрывных связей. Пренебрежение к каждому из нас в особенности, и к человеческой личности вообще водворилось в законах. ". Все наши ведомства "обнаруживают беспредельное равнодушие ко всему, что думает, чувствует или знает Россия. ". "Управление доведено, по каждой отдельной части, до высшей степени централизации; но взаимные связи этих частей малочисленны и шатки. Масса дел, ныне восходящих до главных начальств, превосходит их силы. Они по необходимости должны предоставлять значительную часть этих дел на произвол своих канцелярий. Таким образом судьба представлений губернских начальников и генерал-губернаторов весьма нередко зависит не от господ министров, но от столоначальников того или другого министерства". Записка обратила на себя внимание; великий князь Константин Николаевич официальным приказом по морскому министерству рекомендовал эту "весьма замечательную записку", и, приведя из нее несколько крупных выдержек, предписывал "сообщить эти правдивые слова тем лицам и местам морского ведомства, от которых в начале будущего года мы ожидаем отчетов за нынешний год". В 1858 г. Валуев был назначен директором 2-го департамента министерства государственных имуществ, а затем и статс-секретарем. Не теряя симпатий либеральной партии, он сумел понравиться и своему ближайшему начальнику, реакционеру и крепостнику Муравьеву. Муравьев нередко возлагал на Валуева составление возражений на проекты, вырабатывавшиеся редакционными комиссиями; Валуев по собственному выражению был "пером оппозиции" - то есть оппозиции делу освобождения крестьян. 7 января 1861 г. Валуев был назначен управляющим делами комитета министров, а 23 апреля того же года поставлен во главе министерства внутренних дел вместо Ланского , проведшего крестьянскую реформу и свергнутого интригой крепостников, с Муравьевым во главе. Но положение Муравьева около этого времени было сильно поколеблено, и Валуев быстро изменил ему. В 1863 г. Валуев написал и подал Александру II записку, в которой для предупреждения брожения внутри России и для предотвращения возможного вмешательства европейских держав на защиту Польши рекомендовал произвести реформу в высшем государственном управлении, но такую, которая оставила бы незатронутыми прерогативы верховной власти. Он рекомендовал представителей населения, избранных земскими собраниями по 2 - 4 на губернию, а также городскими думами более крупных городов, приглашать в Государственный совет, но не постоянно, а при обсуждении некоторых определенных дел. Это был проект соединения бюрократической конституции с самодержавием. Записка не имела никаких последствий. В бытность Валуева министром внутренних дел проведены две важные реформы: земская 1864 г. и цензурная 1865 г. Обе реформы имели половинчатый характер, и все-таки тотчас же после их проведения сам Валуев начал борьбу как с земством, отстаивая прерогативы администрации, так и с печатью. Уже с 1866 г. начали появляться новеллы к цензурному уставу, которыми печать стеснялась все более и более; новые журналы и газеты разрешались Валуевым с крайним трудом, а из ранее существовавших даже органы Каткова и Аксакова , не говоря уже о либеральных, подвергались предостережениям и запрещениям. В сочетании свободы с порядком, как его понимал Валуев, первая должна была постоянно уступать второму. 9 марта 1868 г. он был уволен от должности министра внутренних дел. Ближайшим поводом к тому было непринятие мер для борьбы с голодом. Оставаясь членом Государственного совета, Валуев, однако, еще был на виду. В 1872 г. был назначен министром государственных имуществ. В этой должности Валуев возбудил вопрос о положении сельского хозяйства в России и стал во главе так называемой валуевской комиссии, имевшей целью его изучение. Комиссия издала несколько томов трудов, но практических результатов не имела. Во время управления Валуева министерством в широких размерах шла раздача даром или за ничтожную цену казенных (башкирских) земель в Уфимской губернии. В 1877 г. Валуев был назначен председателем комитета министров и одновременно главноуправляющим канцелярии Его Величества по принятию прошений. В 1879 г. Валуев вновь подал Александру II свой конституционный проект 1863 г., но и на этот раз без положительных результатов. 19 февраля 1880 г. Валуев пожалован графским достоинством. До этих пор Валуев в качестве председателя комитета министров пользовался значительным влиянием, но возвышение графа Лорис-Меликова , его решительного противника, положило конец этому влиянию. К тому же ревизия сенатора М.Е. Ковалевского обнаружила злоупотребления при раздаче башкирских земель Уфимской губернии; сам Валуев остался не заподозренным в корыстных целях, но как министр он был ответствен за действия своих подчиненных. 4 октября 1881 г. Валуев получил отставку от должности председателя комитета министров, но сохранил звание члена Государственного совета. Этим государственная деятельность Валуева окончилась. Получив неожиданный досуг, Валуев занялся литературной деятельностью, которой не был чужд и раньше. В 1858 г. он напечатал в официозном заграничном органе русского правительства "Nord": "Lettres sur l'affranchissement des paysans dans les provinces Baltiques" (эти письма переведены в "Русском Вестнике", 1858, ¦ 1 и 2). В 1876 г. (в бытность министром государственных имуществ) Валуев издал в Берлине, за подписью "Русский", брошюру "Русские заграничные публицисты", посвященную резкой полемике с Самариным , Дмитриевым , князем Васильчиковым и Кошелевым . В 1882 г. появился роман Валуева из великосветской жизни, "Лорин". В 1887 г. в "Вестнике Европы" напечатана его повесть "Черный вор", в 1891 г. в "Русском Вестнике" - "Княгиня Татьяна". Художественный талант Валуева крайне незначителен, но у него есть некоторая наблюдательность и некоторая сатирическая жилка; его повести интересны по крайне отрицательному отношению к великосветской среде, в которой Валуев вращался всю жизнь. Кроме того, Валуев поместил в "Вестнике Европы" (1888, ¦ 3) статью "Религиозные смуты и гонения от V до XVII в.". Ему принадлежит еще "Сборник кратких благоговейных чтений на все дни года". Некоторые его произведения религиозного содержания были запрещены духовной цензурой, как близкие к протестантизму. Наиболее важное из литературных произведений Валуева - его дневник, который он вел с очень раннего времени почти до смерти. Напечатана в "Русской Старине" 1891 г. часть дневника, относящаяся к 1847 - 60 гг., в "Вестнике Европы" 1907 г. - к 1880 г., в сборнике "О минувшем" (СПб., 1908) - к 1881 - 84 гг. Дневник очень ценен как исторический материал. Валуев обнаруживает здесь критический ум, строго осуждает деятельность правительства за очень и очень многое, и притом как раз за то, в чем он сам был повинен в весьма сильной степени - за стеснения мысли, бюрократизм, излишнюю централизацию и т. п. В 1879 г., т. е. когда он сам был председателем комитета министров, Валуев писал в своем дневнике: "Не вижу правительственного сознания, хотя и вижу правительствование. Мне кажется, что все-таки по частям все крушится и рушится, и я бессилен крушению и обрушению ставить преграды. Все одно и то же чувство: вижу, чего другие как будто не видят". В 1881 г. он писал: "Жалки наши государственные фарисеи, даже наиболее умные, как Абаза и Сольский". "Чувствуется, что почва зыблется, зданию угрожает падение, но обыватели как будто не замечают этого, - а хозяева смутно чуют недоброе, но скрывают внутреннюю тревогу". В карикатурном виде Валуев изображен в сатире Алексея Толстого , "Сон чиновника Попова". - См. П. Щеголев "Из конституционных веяний 1879 - 1881 гг." ("Былое", 1906, ¦ 12); "Граф Валуев о положении России в 1882 г." ("Минувшие Годы", 1908, ¦ 10). О графе Валуеве как религиозном писателе см. особый этюд в книге: Священник Н.Р. Антонов "Русские светские богословы и их религиозно-общественное миросозерцание" (Т. I, СПб., 1912). В. Водовозов.
. Когда дух буйный и тревожный,
Когда разнузданная страсть,
Под знаменем свободы ложной,
Насилий воцаряют власть –
О, как в те дни борьбы мятежной
Еще любовней и сильней
Я припадаю с лаской нежной
На лоно матери моей!
Как в эти дни годины гневной
Ты мне мила, Святая Русь!
Молитвой теплой, задушевной
Как за тебя в те дни молюсь!
Вступивший на императорский престол Александр II не мог не откликнуться на этот призыв. Уже вскоре Валуев вошел в число его ближайших сподвижников, но за четверть века пребывания у власти смог убедиться лишь в том, как нелегко сеять добро, как много преград возникает у самой власти на этом гладком поле, как ограничен простор для ума. Об этом свидетельствует его дневник, впервые опубликованный в 1891 году и ставший одним из важнейших свидетельств эпохи. Вот некоторые из записей Валуева – министра МВД:
Что и кто теперь Россия? Все сословия разъединены. Внутри их разлад и колебания. Все законы в переделке. Все основы в движении. Оппозиция и недоверие проявляются везде, где есть способность их выказывать. Трехсотголовое земство поднимает свои головы, лепечет критики, скоро будет вести речь недружелюбную. Половина государства в исключительном положении. Карательные меры преобладают. Для скрепления окружности с центром употребляется сила, а эта сила возбуждает центробежные стремления.
. Прошло у нас то время, господа, –
Могу сказать: печальное то время, –
Когда наградой пота и труда
Был произвол. Его мы свергли бремя.
Народ воскрес – но не вполне – да, да!
Ему вступить должны помочь мы в стремя,
В известном смысле сгладить все следы
И, так сказать, вручить ему бразды.
Искать себе не будем идеала,
Ни основных общественных начал
В Америке, Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал.
Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!
Нет, господа! России предстоит,
Соединив прошедшее с грядущим,
Создать, коль смею выразиться, вид,
Который называется присущим
Всем временам; и, став на свой гранит,
Имущим, так сказать, и неимущим
Открыть родник взаимного труда,
Надеюсь, вам понятно, господа?
Мой дух! за все благодари Творца!
Во всем познай Его святую волю!
Он дал тебе твою земную долю.
Он создал нас. Он нам вложил в сердца
И жажду благ, и светоч упований,
И радости благословенный жар,
И многозвучную струну страданий.
Он благ, – и от Него благ всякий дар.
Благодари всегда, – за все – за радость,
Коль радость благостью Его дана;
И за печаль. В печали нам видна, –
Но в темной ризе, – та же благость!
Средь кратких радостей и долгих бурь и бед
Текут земные дни! Дай веры силу,
Дай упованья свет! Дай мне, сходя в могилу,
Взглянуть без трепета на мой в сей жизни след!
К кому идти, когда дыханье сжато,
Когда земных надежд затмился пестрый рой,
Когда наш ум в тисках и сердце в нас объято
К кому идти, когда печалей бремя,
Удвоивши напор, на плечи налегло,
И двукрылатое одно нам кажет время
К кому идти? – К Тому, чье иго – благость,
Чье бремя всем легко, кто с верою пришли
К Нему, чтоб в Нем найти и свет, и мир, и радость,
И в Нем одном нашли!
Агнче Божий! Вземляй грех мира, помилуй нас, грешных!
Первым из грешных себя признаю. – Спаси и помилуй!
Господь живет в душе моей, буди со мной!
Покров и Защитник в душе моей, буди со мной!
В пылу страстей, борьбы, в дни знойной жизни,
Как в светлую юности пору, буди со мной.
Дай песням моим безгрешные звуки, чтоб слово
Мое пред Тобой меня не винило, буди со мной.
Господь Утешитель, мой щит, моя сень, беззакатное солнце!
До дня и часа последнего жизни буди со мной!
Господь нам три звезды дал в небо наших дум,
Чтоб сердце умилять и освещать наш ум.
В небесной выси, над главою,
Горит в венце лучей, лампадой золотою,
И сквозь мглу туч видна всегда
Нам веры яркая звезда.
На западе – звезда воспоминаний,
Прошедших радостей, пережитых страданий,
Всего, – что некогда сбылось, – чего уж нет,
Льет на минувшее прощальный тихий свет.
А на востоке, перед нами,
Мерцая дальними лучами,
Звезда надежды зажжена,
Грядущее – вещает нам она.
Светило двух миров, – она земных желаний
Глашатай здесь, – загробных упований.
Мы тому, с кем прощанье нам сердце щемит;
И когда мы расстались, – к нему обращаясь,
Наше сердце не раз те ж слова повторит.
Чтобы выразить лучшие чувства участья,
Чтоб молитвой обнять пожелания счастья,
Не могло б наше сердце и ум бы не мог
Господь! Услыши нас! Ни злата, ни сребра
Не просим мы себе во дни земной неволи.
Дай веры светоч нам! И жажду дай добра,
И к ближнему любовь, и силу доброй воли!
Вера – и светоч, и якорь, и щит.
Светоч погас ли – вся жизнь помрачилась.
Якорь ли сдал – челн о камни разбит.
Щит ли разбился – борьба прекратилась.
Из тьмы грядущего, стезею потаенной,
Навстречу нам идет последний жизни час.
Склонялся пред ним, блажен лишь тот из нас,
Кто ждал его, в ком луч надежды не угас
И свет ее храним был верою смиренной.
Вечер, днесь , Господь, как было
В Эммаусе в оны дни.
Солнце долу лик склонило
И, склоняя, озарило
На горах верхи одни.
Сумрак уж царит в долине,
Где от крови далеки,
Одиноки, как в пустыне,
Как тогда, свершают ныне
Путь Твои ученики.
Их, Господь, Своим явленьем
От тяжелых дум избавь!
Положи конец сомненьям
И на веры путь наставь!
Не помяни, Господь, в вечерний час,
Всего, чем пред Тобой винить могли бы нас
Предтекшие часы. И вольно, и невольно
Бывали грешны мы. Но тяжело и больно, –
Ты это зрел, Господь, – нам было по пути
Закон Твой сохранять и данный крест нести,
И духом бодрствовать, когда, изнемогая
Земною силой, мы, в час бури, в час печали,
В час искушений злых, в час бед, в час смутных дум,
Терзавших сердце в нас и помрачивших ум.
Но было в нашем дне и солнечное время,
Ты миловал, Господь, Ты облегчал нам бремя;
И не забыли мы, в вечерней жизни час,
Чем Ты благословил и чем утешил нас!
В реке времен волна сменяется волною,
И в море вечности всем волнам есть предел.
За днем так день идет, уставною чредою,
И с днями мы идем, – и общий наш удел
У моря вечности ступить на брег конечный,
Где завершается для странников земных,
В неведомый им час, путь жизни скоротечной.
За ним другая жизнь. В стране всегда живых
Нет смены дней. Царит день присный, беззакатный.
Господь! В Твоей руке земные наши дни!
Дай мирный им черед, исход дай благодатный,
И в вечном дне Твоем нас, грешных, помяни!
Воины Христовы! К вам глас! На молитву!
Утро настало. Пробита заря!
Голос Господень зовет вас на битву!
В битву идите, мольбы сотворя.
Веры примите щит несокрушимый,
Божьим глаголом стрясающий гром!
Смело идите и вашею кровью
Поле омойте! Настанет конец.
Вечною славой и вечной любовью
Вам уготован победы венец.
Источник вечных сил, священные скрижали,
Господней благости завет!
В вас мы всегда найдем и разуменья свет,
И помощь в дни труда, и мир во дни печали.
Услышь, Господь! Помилуй нас,
Хотя мы гнев Твой заслужили,
Хотя закон Твой не хранили,
Хотя весь день в затменьи жили
И на спасенья путь вступили
В единодесятый час!
Когда за ближнего тревожно сердце бьется,
И за него слеза участия прольется,
И за него тобой молитва вознесется
К Тому, Кто всем Господь, к Тому, Кто всем Отец,
Кто помыслы умов и тайны всех сердец,
Как хартию пред Ним раскрытую, читает,
И ближних к ближнему любовь благословляет, –
Когда, молясь Ему, забудешь о себе, –
Тогда внимает Он, – и близок Он к тебе.
Я видел сон. Был вечер; час заката.
Со всех сторон, в долину Иосафата,
По склонам гор, не ровною стопой,
Шли странники несметною толпой.
И каждый шел особою тропою,
И каждый нес свой крест перед собою.
Во всех концах долины виден был,
Из края в край, открытый ряд могил;
И каждый странник шел к своей могиле,
И каждый перед ней, ему по силе
На путь земной крест данный водружал,
Чтоб крест лучом заката озарился.
И видел я, что свет зари ложился
На все кресты, и ярче освещен
Был всякий крест, что до конца несен
Покорною и твердою рукою,
Как веры стяг, – высоко над главою.
Не о себе одном горячую молитву
К Тебе, Господь, я днесь смиренно возношу.
Ты дал мне крест; вести Ты дал мне с жизнью битву:
И битву я веду, и крест свой я несу.
Но Ты не одного в пути меня оставил.
Ты спутников мне дал; Ты в душу мне вложил
Способность их любить; Ты сердце мне наставил
И пламенем любви его благословил.
О них молю, Господь! За них и сердце бьется,
И ум упорною тоскою угнетен.
Молю, – да благодать Твоя на них прольется,
И путь их здесь Тобой да будет озарен.
Иных уж нет со мной; но живы пред Тобою
И те, кто на пути, и те, кем путь земной
Уж пройден. Всех могу обнять двойной мольбою:
Благослови живых – усопших упокой!
Не отклоняй протянутой руки;
Не говори, что нужды те легки,
К которым ты рассудком равнодушен.
Будь сердца голосу послушен:
Не отклоняй протянутой руки.
Притихла буря; пронеслись
На запад тучи грозовые
И, гривы опустив седые,
На горных склонах улеглись.
Гремучий ливень замолчал;
С лугов и нив стекают воды,
И вихорь, спутник непогоды,
Рвать в роще ветви перестал.
Поля дымятся сизой мглой,
Посевы полегли грядами:
Гроза их влажными рядами
Путь очертила за собой.
Но к утру встанут те ряды.
Господь, дня летнего дыханьем
И солнца своего сияньем
Благослови грозы следы.
День склонился; вечереет;
Быстро тени гор растут,
Неба синий свод темнеет;
Тише мимо нас бегут
Жизни волны чредовые;
Тише говор сердца стал;
Все желания земные
Он твердить нам перестал.
Тише стал печалей ропот,
Тише мира шумный крик,
И надежд немолчный шепот,
И мятежной воли крик.
Нами пройден путь печальный,
Путь всех слабых чад земли.
В час вечерний, в час прощальный
Ты, Господь, мольбе внемли!
Плачь услышь души смятенной!
Все долги ей отпусти
И грехами помраченный
Ум наш свыше просвети!
Память минувшего, память святая!
Пламени светлого искра живая!
Неба заката звезда золотая!
В кладень надежный тебя я вложил,
В сердце глубоко тебя сохранил.
Но не закрылась та в сердце могила;
Не безпробудным в ней сном опочила
Дней безвозвратных живящая сила.
Искра горит, – и видна мне всегда
Неба заката златая звезда.
Сердце хранит упованье святое;
С новым днем станет вновь сущим былое;
Смолкнет пред Богом все горе земное;
На небе новом взойдет мне тогда
Утра звездою заката звезда.
Ангел мира, ангел света,
Чье незримое крыло
С тихим веяньем привета
Осенило мне чело!
Из небесного чертога
Кто ко мне призвал Тебя?
Где ты слышал имя Бога?
Кто молился за меня?
Кто любовью, мыслью нежной
В этот час мне близок стал
И моей душе мятежной
Кто б он ни был, – брат, сестра ли,
Улетая в звездный рай,
Всем, кто мира мне желали,
Ты спасибо передай.
Ангел мира, ангел света,
Чье незримое крыло
С тихим веяньем привета
Осенило мне чело!
Над видимым миром мы знаем другой,
Мир сущий вкруг нас и над нами.
Тот мир познаем мы лишь чуткой душой,
Не видим земными очами.
Тот мир не пространство небес голубых,
Не света денного потоки,
Не воздух, – не звезд хороводов ночных
Искрящийся отблеск далекий.
Тот мир не несет на себе тех оков,
Которых привычно нам бремя.
Незримому миру безплотных духов
Ни узы, ни место, ни время.
Безследно те духи над нами парят,
Беззвучно меж нас пролетают,
И часто, по воле Творца, нас хранят,
По воле Творца нас спасают.
Блажен пловец, во мгле туманной ночи
Узревший маяка руководящий свет,
Он твердо держит руль, с огня не сводит очи
И знает, – тот огонь спасения завет.
Блажен стократ, кто в бурном жизни море
Был родственной души огнем путеводим,
Всегда следил за ним с молитвою во взоре
И светом веры в нем сам в вере был храним.
Блажен, кто молится и верит,
Кто не земною мерой мерит
Свое призванье на земле,
Кому в греховной мира мгле
Светит грядущего светило,
Чье сердце неземным лишь жило
И неземным одним живет,
Кто бодро крест в пути несет
И помнит, что его хранила
Средь бурь и бед Господня сила,
И знает, что та сила с ним,
Где верой он руководим.
Внемли, Господь, моей мольбе смиренной,
Сподоби храм Тебе соорудить.
Не золото, не мрамор многоцветный,
Не серебро могу в него вложить,
Чтоб лепотой богатых украшений
Усердие мое знаменовать
И дань молитв, и дань благодарений
Тебе за все дары Твои воздать.
Лишь в сердце я, печалями смягченном,
Могу тот храм создать и сохранить;
Лишь верою и духом сокрушенным
Могу его и красить и святить.
Но Ты, Господь, не требуешь, чтоб злато
Иль серебро Твой красило алтарь.
Убого ли он убран иль богато, –
Везде над ним Ты Бог, Отец и Царь!
Господь! Услышь мольбу мою: буди со мной!
От мысли кичливой затменья меня сохрани!
Как злаком роса, Твоя благодать мне нужна.
Безсилен я без Тебя: наставь меня, буди со мной!
Чтоб смело на доброе дело руку поднять
Решиться я мог и дело свершить, – буди со мной!
В Твои блаженные селенья,
В обитель радостей святых,
Введи, Господь, путем спасенья,
Усталых странников земных.
Тот труден путь. Изнемогали
На нем в безсолнечные дни
И с трепетной мольбой взывали
К Тебе о помощи они.
И Ты, Господь, сквозь мглу ненастья,
Им солнца луч ниспосылал,
Дарил им в горе проблеск счастья,
Упавших духом воздвигал
Глаголов силой чудотворной;
И дал умение страдать,
И веры твердой и покорной
Господь! не презри их молений,
Одних в пути их не оставь
И в мраке тайных искушений
На правые стези наставь.
В Твои блаженные селенья,
В обитель радостей святых,
Введи, Господь, путем спасенья,
Усталых странников земных!
Меж туч порой звезда одна
Нам в ночь осеннюю видна,
В туманной мгле окружена,
Как на иконе лик святого,
Венца сияньем золотого;
И той звездой озарена
Небесной выси глубина.
Так день один, из мглы былого,
Струею пламени живого
Вкруг нас свой разливает свет.
Он нам минувшего завет,
Он нам грядущего обет,
И нас зовет к добру, к молитве,
К труду, к терпению – и битве.
Из журнальных публикаций
Спаси меня, Господь! затмился надо мною
Твоих святых небес лазоревый покров.
Просвета нет; гроза находит за грозою,
И между гроз, от мглы нависших облаков,
На все вокруг меня ложится тень седая.
Гнетущею тоской я день и ночь томим.
То с бурею в борьбе, то бурю ожидая,
Я верою одной в Тебя, Господь, храним,
Господь, храни меня!
Спаси меня, Господь! Таинственную силу
Той веры до конца даруй душе моей,
Пока я не свершу пути, пока в могилу
С земною не сложу я жизнию своей
Все то, чем некогда Ты дал ей озариться,
Что я считал моим, о чем Тебя молил,
Что Ты мне дал любить и дал к чему стремиться,
Чем испытал меня и чем благословил.
Господь, веди меня!
Спаси меня, Господь! Трудна была дорога:
Борьба с преградами, ненастье, близость бед
И сердца чуткого немолчная тревога
Мой утомили дух. На прошлой жизни след
В раздумье тягостном смотрю усталым взором,
Воспоминаний ряд проходит предо мной,
И больно мне, когда они звучат укором,
И грустно мне, когда я слышу звук другой.
Господь, прости меня!
Январь 1887
Господь, мольбе моей смиренной
С высот небес Твоих внемли,
И мира, для души смиренной,
Мне дуновенье ниспошли!
Как хартия, перед Тобою
Раскрыта повесть моих дней;
Давно туманной пеленою
Дум тяжких тень лежит на ней;
Давно мне чудится невольно,
Что новая печаль близка,
И ум в тисках, и сердцу больно,
И скорбью связана рука.
Я не ропщу, Господь, я знаю,
Что я виновен пред Тобой,
Но я молюсь, я уповаю,
Суд милостив мне будет Твой.
Да даром благости верховной
Земная явится печаль.
Принять ее душой покорной
Велит священная скрижаль.
Я ведаю, что в ризах темных
Ты часто Ангелов Твоих
Ниспосылал спасать бездомных,
Скорбящих странников мирских.
Кому печали здесь не новы,
Тот помнит Ангелов привет:
Тому сквозь темных риз покровы
Их крыльев серебристый свет.
Господь! Дай скорби мне забвенье
И удали печаль с чела,
Даруй узреть мне на мгновенье
Край серебристого крыла.
Не радостей земных на время
Прошу, Господь, чтоб отдохнуть;
На миг забыть бы только бремя
И раз свободно лишь вздохнуть!
22 сентября (4 октября) 1815 г. родился видный государственный деятель, министр внутренних дел Российской империи, председатель Комитета министров граф Пётр Александрович Валуев.
Спустя год Валуев был назначен председателем правления Учётного банка, а также введён в Государственный совет. Пётр Александрович выступил одним из инициаторов введения в России всесословной воинской повинности. В начале 1872 г. Валуев стал министром государственных имуществ. Он инициировал изучение положения сельского хозяйства и возглавил так называемую Валуевскую комиссию, занимавшуюся этими вопросами и издавшую несколько томов трудов. В 1878 г. Пётр Александрович был назначен председателем комитета министров. В 1880 г. Валуеву был пожалован графский титул. Год спустя из-за выявленных многочисленных нарушений в практике раздачи казённых земель он был отправлен в отставку со всех занимаемых постов.
Последние годы жизни Валуев занимался литературной деятельностью. Он написал ряд романов и повестей, а также издал несколько статей на религиозные темы. Пётр Александрович Валуев скончался 27 января (8 февраля) 1890 г. в Петербурге в возрасте 74 лет.
Валуев, Петр Александрович, граф - русский государственный деятель (1814 - 90). Выдержав экзамен (при Московском университете), служил в канцелярии московского военного генерал-губернатора, во 2-м отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии; в 1845 г. назначен чиновником особых поручений при рижском военном генерал-губернаторе Головине.
Благодаря связям, между прочим, через жену (он был женат на княжне Вяземской, дочери известного поэта), трудолюбию, знанию иностранных языков, умению говорить и писать официальные бумаги, но всего более благодаря искусному лавированию между противоположными течениями, он сделал блестящую карьеру. В 1853 г. он был назначен курляндским губернатором. В 1855 г. Валуев написал записку: "Дума русского" (напечатана в 1891 г. в "Русской Старине", № 5) и разослал ее в рукописи великому князю Константину Николаевичу и другим высокопоставленным лицам, считавшимся сторонниками реформ. В этой записке он доказывал, что у нас "сверху блеск, снизу гниль; в творениях нашего официального многословия нет места для истины; самый закон заклеймен неискренностью. Везде пренебрежение и нелюбовь к мысли, движущейся без особого на то приказания; везде опека над малолетними; везде противоположение правительства народу, казенного частному, вместо ознаменования их естественных и неразрывных связей. Пренебрежение к каждому из нас в особенности, и к человеческой личности вообще водворилось в законах. ". Все наши ведомства "обнаруживают беспредельное равнодушие ко всему, что думает, чувствует или знает Россия. ". "Управление доведено, по каждой отдельной части, до высшей степени централизации; но взаимные связи этих частей малочисленны и шатки. Масса дел, ныне восходящих до главных начальств, превосходит их силы. Они по необходимости должны предоставлять значительную часть этих дел на произвол своих канцелярий. Таким образом судьба представлений губернских начальников и генерал-губернаторов весьма нередко зависит не от господ министров, но от столоначальников того или другого министерства". Записка обратила на себя внимание; великий князь Константин Николаевич официальным приказом по морскому министерству рекомендовал эту "весьма замечательную записку", и, приведя из нее несколько крупных выдержек, предписывал "сообщить эти правдивые слова тем лицам и местам морского ведомства, от которых в начале будущего года мы ожидаем отчетов за нынешний год". В 1858 г. Валуев был назначен директором 2-го департамента министерства государственных имуществ, а затем и статс-секретарем. Не теряя симпатий либеральной партии, он сумел понравиться и своему ближайшему начальнику, реакционеру и крепостнику Муравьеву. Муравьев нередко возлагал на Валуева составление возражений на проекты, вырабатывавшиеся редакционными комиссиями; Валуев по собственному выражению был "пером оппозиции" - то есть оппозиции делу освобождения крестьян. 7 января 1861 г. Валуев был назначен управляющим делами комитета министров, а 23 апреля того же года поставлен во главе министерства внутренних дел вместо Ланского , проведшего крестьянскую реформу и свергнутого интригой крепостников, с Муравьевым во главе. Но положение Муравьева около этого времени было сильно поколеблено, и Валуев быстро изменил ему. В 1863 г. Валуев написал и подал Александру II записку, в которой для предупреждения брожения внутри России и для предотвращения возможного вмешательства европейских держав на защиту Польши рекомендовал произвести реформу в высшем государственном управлении, но такую, которая оставила бы незатронутыми прерогативы верховной власти. Он рекомендовал представителей населения, избранных земскими собраниями по 2 - 4 на губернию, а также городскими думами более крупных городов, приглашать в Государственный совет, но не постоянно, а при обсуждении некоторых определенных дел. Это был проект соединения бюрократической конституции с самодержавием. Записка не имела никаких последствий. В бытность Валуева министром внутренних дел проведены две важные реформы: земская 1864 г. и цензурная 1865 г. Обе реформы имели половинчатый характер, и все-таки тотчас же после их проведения сам Валуев начал борьбу как с земством, отстаивая прерогативы администрации, так и с печатью. Уже с 1866 г. начали появляться новеллы к цензурному уставу, которыми печать стеснялась все более и более; новые журналы и газеты разрешались Валуевым с крайним трудом, а из ранее существовавших даже органы Каткова и Аксакова , не говоря уже о либеральных, подвергались предостережениям и запрещениям. В сочетании свободы с порядком, как его понимал Валуев, первая должна была постоянно уступать второму. 9 марта 1868 г. он был уволен от должности министра внутренних дел. Ближайшим поводом к тому было непринятие мер для борьбы с голодом. Оставаясь членом Государственного совета, Валуев, однако, еще был на виду. В 1872 г. был назначен министром государственных имуществ. В этой должности Валуев возбудил вопрос о положении сельского хозяйства в России и стал во главе так называемой валуевской комиссии, имевшей целью его изучение. Комиссия издала несколько томов трудов, но практических результатов не имела. Во время управления Валуева министерством в широких размерах шла раздача даром или за ничтожную цену казенных (башкирских) земель в Уфимской губернии. В 1877 г. Валуев был назначен председателем комитета министров и одновременно главноуправляющим канцелярии Его Величества по принятию прошений. В 1879 г. Валуев вновь подал Александру II свой конституционный проект 1863 г., но и на этот раз без положительных результатов. 19 февраля 1880 г. Валуев пожалован графским достоинством. До этих пор Валуев в качестве председателя комитета министров пользовался значительным влиянием, но возвышение графа Лорис-Меликова , его решительного противника, положило конец этому влиянию. К тому же ревизия сенатора М.Е. Ковалевского обнаружила злоупотребления при раздаче башкирских земель Уфимской губернии; сам Валуев остался не заподозренным в корыстных целях, но как министр он был ответствен за действия своих подчиненных. 4 октября 1881 г. Валуев получил отставку от должности председателя комитета министров, но сохранил звание члена Государственного совета. Этим государственная деятельность Валуева окончилась. Получив неожиданный досуг, Валуев занялся литературной деятельностью, которой не был чужд и раньше. В 1858 г. он напечатал в официозном заграничном органе русского правительства "Nord": "Lettres sur l'affranchissement des paysans dans les provinces Baltiques" (эти письма переведены в "Русском Вестнике", 1858, № 1 и 2). В 1876 г. (в бытность министром государственных имуществ) Валуев издал в Берлине, за подписью "Русский", брошюру "Русские заграничные публицисты", посвященную резкой полемике с Самариным , Дмитриевым , князем Васильчиковым и Кошелевым . В 1882 г. появился роман Валуева из великосветской жизни, "Лорин". В 1887 г. в "Вестнике Европы" напечатана его повесть "Черный вор", в 1891 г. в "Русском Вестнике" - "Княгиня Татьяна". Художественный талант Валуева крайне незначителен, но у него есть некоторая наблюдательность и некоторая сатирическая жилка; его повести интересны по крайне отрицательному отношению к великосветской среде, в которой Валуев вращался всю жизнь. Кроме того, Валуев поместил в "Вестнике Европы" (1888, № 3) статью "Религиозные смуты и гонения от V до XVII в.". Ему принадлежит еще "Сборник кратких благоговейных чтений на все дни года". Некоторые его произведения религиозного содержания были запрещены духовной цензурой, как близкие к протестантизму. Наиболее важное из литературных произведений Валуева - его дневник, который он вел с очень раннего времени почти до смерти. Напечатана в "Русской Старине" 1891 г. часть дневника, относящаяся к 1847 - 60 гг., в "Вестнике Европы" 1907 г. - к 1880 г., в сборнике "О минувшем" (СПб., 1908) - к 1881 - 84 гг. Дневник очень ценен как исторический материал. Валуев обнаруживает здесь критический ум, строго осуждает деятельность правительства за очень и очень многое, и притом как раз за то, в чем он сам был повинен в весьма сильной степени - за стеснения мысли, бюрократизм, излишнюю централизацию и т. п. В 1879 г., т. е. когда он сам был председателем комитета министров, Валуев писал в своем дневнике: "Не вижу правительственного сознания, хотя и вижу правительствование. Мне кажется, что все-таки по частям все крушится и рушится, и я бессилен крушению и обрушению ставить преграды. Все одно и то же чувство: вижу, чего другие как будто не видят". В 1881 г. он писал: "Жалки наши государственные фарисеи, даже наиболее умные, как Абаза и Сольский". "Чувствуется, что почва зыблется, зданию угрожает падение, но обыватели как будто не замечают этого, - а хозяева смутно чуют недоброе, но скрывают внутреннюю тревогу".
Читайте также: