Опишите одну из историй ивана карамазова которая привела его к бунту кратко

Обновлено: 04.07.2024

Осмысление феномена интертекстуальных связей "Братьев Карамазовых" с текстом Библии как целостной системой. Обоснование люциферической прототипичности образа Ивана Карамазова. Классификация библейских аллюзий, встречающихся в тексте "Карамазовых".

Рубрика Литература
Вид автореферат
Язык русский
Дата добавления 02.09.2018
Размер файла 93,7 K

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Специальность 10.01.01 -- русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

ЛЯХУ Виктор Степанович

Работа выполнена в Отделе русской классической литературы Института мировой литературы им. А.М. Горького Российской академии наук

Научный руководитель: доктор филологических наук Щербакова Марина Ивановна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук Захаров Владимир Николаевич

кандидат филологических наук Смыслова Ольга Николаевна

Ведущая организация: Московский государственный гуманитарный университет им. М.А. Шолохова

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН.

Ученый секретарь диссертационного совета,

кандидат филологических наук О. В. Быстрова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Степень изученности проблемы

Все перечисленные сравнительно-исторические версии представляются нам вполне законными и продуктивными. Но ими, на наш взгляд, проблематика образа Ивана, его огромный художественный потенциал конечно же не был исчерпан.

Цель работы по необходимости триедина. Она предполагает:

Обоснование люциферической прототипичности образа Ивана Карамазова.

В движении к названным целям в работе были поставлены и решались следующие задачи:

Выявить и продемонстрировать фронтальное присутствие и функционирование библейских аллюзий на всем пространстве итогового романа.

Продемонстрировать методологию и технику использования Достоевским библейских аллюзий.

Привести интертекстуальные свидетельства, подтверждающие люциферическую прототипичность образа Ивана Карамазова.

Показать, что Иван Карамазов -- Люцифер Нового времени -- является существом трагическим, метафизически сложным, многосоставным, отнюдь не сводимым в своем богоборчестве к маниакальному демонизму и сатанизму.

Теоретическая и практическая значимость работы заключается в том, что ее результаты могут способствовать более глубокому изучению творчества Ф. М. Достоевского. Выводы, результаты и материалы исследования могут быть использованы при подготовке как общих, так и специальных курсов по истории русской литературы.

Структура исследования обусловлена заявленными целями и методологией работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, разбитых в свою очередь на разделы и подразделы, а также заключения и библиографии.

В заключении подведены некоторые итоги предпринятого исследования, указаны открывшиеся перспективы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются его цели и задачи, основные методологические принципы, его новизна, практическая и теоретическая значимость.

Первая глава «Библейская аллюзия: ее природа и место в романе

Между тем наше намерение оглядываться в характеристиках молодого парадоксалиста на его библейского предшественника не могло быть осуществлено сколько-нибудь определенно, конкретно без решения другой задачи. Библия, как известно, весьма скупа в фактографии, касающейся Люцифера. С этим, как нам кажется, и связано то неблагополучие, о котором говорилось в первой главе настоящего исследования, когда высказывалось возражение против слишком прямого отождествления Ивана Карамазова с сатаной. Удалось убедиться в возможности и продуктивности разработок косвенных свидетельств Библии о персонажах, которых Писание не удостоило прямых и развернутых характеристик. Прибегнув к помощи накопившихся в современном богословии знаний, мы пришли к реконструкции того, что в самом Священном Писании уведено в глубокий симфонический подтекст. Имеется в виду два фрагмента текста, встречающихся в книгах древних пророков Исаии (гл. 14:12--15) и Иезекииля (гл. 28:12--19).

На данном этапе исследования подведены предварительные итоги, в негативном плане представлена некоторая целесообразная условность, самые резкие и очевидные приметы родства Ивана Карамазова с Люцифером.

Означенное сходство дает возможность высказать гипотезу, что образы сатаны и черта, используемые Достоевским, образуют некое ассоциативное поле, сопряженное с библейским контекстом и, главным образом, с Люцифером.

В согласии с так понимаемой логикой творческих устремлений писателя представилось неуместным преждевременно, форсированно демонизировать фигуру Ивана Карамазова. Прежде всего учтены традиционные наблюдения над вещами достаточно простыми и как будто бы совершенно очевидными. Что ни говори о фундаментальности романа, а в нем рассказывается все-таки вполне житейская история.

Но как же быть с незаслуженными страданиями? Разве нет в мире невинных страданий? И разве нет таких страданий, когда страдающий, даже и не будучи вполне свободен от вины, не сознает ее, а потому не чувствует и справедливости следующего за нею наказания? Принятие такого страдания не может быть добровольным. Напротив, оно воспринимается как насилие, возмущает, отталкивает, озлобляет, а не примиряет. Может быть, поэтому Иван Карамазов и ограничивает свою тему только страданиями детей — страданиями невинными и непонятными для самого страдающего. Он рассказывает, например, о маленькой девочке, которую родители за неумение проситься запирали на всю ночь в холодную уборную.

«Понимаешь ли ты это, — восклицает Иван, — когда маленькое существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ним делается, бьет себя в подлом месте, в темноте и холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезами к “Боженьке”, чтобы тот защитил его!

Поэтому вся проблема заостряется на примере, ставшем уже классическим, который, несмотря на это или именно вследствие этого, необходимо привести — примере затравленного собаками мальчика.

«И вот дворовый мальчик, маленький мальчик, всего восьми лет пустил как-то, играя, камнем и зашиб ногу любимой генеральской гончей… “А, это ты, — оглядел его генерал, — взять его. ” Мрачный, холодный, туманный осенний день, знатный для охоты. Мальчика генерал велит раздеть, ребеночка раздевают всего донага, он дрожит, обезумел от страха, не смеет пикнуть… “Гони его!” — командует генерал, “беги, беги!” кричат ему псари, мальчик бежит… “Ату его!” — вопит генерал и бросает на него всю стаю борзых собак. Затравили в глазах матери, и псы растерзали ребенка в клочки. Генерала, кажется, в опеку взяли. Ну… что же его? Расстрелять? Для удовлетворения нравственного чувства расстрелять? Говори, Алешка!

Страдание здесь чрезмерно по своей жестокости и губит страдающего. Оно не свободно и не может быть свободным. Этот пример ясно показывает, что простой ссылки на свободу недостаточно для оправдания зла и страдания, что необходимо ввести еще какие-то дополнительные условия, чтобы страдания, губящие и принижающие, стали возвышающими и исцеляющими.

Возможно, что в некоторых случаях страдания идут на пользу страдающему. Но достаточно хоть одного случая неоправданного страдания, чтобы поставить под сомнение весь мировой порядок, основанный на страдании. А такие случаи, несомненно, есть. Кто же виноват в этом? Конечно, в первую очередь тот, кто установил этот порядок, кто его допускает, кто его терпит, — Творец мира, Бог. Само существование Бога не ставится Иваном под сомнение — он принимает это существование, как предпосылку. Можно сказать даже больше: Иван вообще не интересуется вопросом, существует ли Бог как личность или Он — только идея, созданная самим человеком.

Даже в том случае, если человек сам создал идею Бога, эта идея руководит человеком во всей его исторической жизни, она, как ведущий идеал, определяет все ее направление, и в этом смысле играет такую же творческую, формирующую роль, как и личный Бог.

Своим заявлением Иван переносит проблему в чисто моральную плоскость; его размышления сохраняют силу даже и для атеиста, только суд над Богом-существом превращается в таком случае в суд над Богом-идеей: правилен ли поставленный идеал, можно ли к нему стремиться, можно ли жить им? С другой стороны, даже допуская реальное наличие всесильной первопричины мира, мы логически не обязаны еще этим допускать и ее нравственную высоту, мир мог быть создан могучей, но слепой и совершенно равнодушной к нравственной стороне вопроса силой.

«Я не Бога не принимаю, пойми ты это, я мира Им созданного, мира-то Божьего не принимаю, и не могу согласиться принять. Слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему вовсе столько платить за вход. А поэтому свой билет на вход спешу возвратить обратно…

Не Бога я не принимаю, Алеша, я только билет Ему почтительнейше возвращаю.

Здесь проблема достигает своего высшего напряжения:

Могут ли воскресение и рай искупить прошлое?

Подобные вопросы уже задавались, и на первый взгляд, кажется, что на них можно ответить только отрицательно. Как может быть отменено однажды случившееся? Достаточно, однако, представить себе, например, такой случай: я убил человека, я в отчаянии, не нахожу себе места, и вдруг… просыпаюсь и выясняю, что все случившееся было только моим сновидением. Пробуждение не отменяет самого факта моего сновидения и даже, может быть, не отменяет моей злой воли (по Фрейду в сновидениях выражаются наши тайные желания), но все же событие принимает совершенно другой характер: убитый мною человек фактически жив и здоров, я его не убивал, а только хотел убить. Воскресение, если бы оно действительно совершилось, поставило бы всю действительность в сходное положение: оно перевело бы действительность в иную категорию бытия — обратило бы ее из полной реальности в полуреальность.

Простить — отнюдь не значит забыть, а значит увидеть зло в новом свете, увидеть в нем добро. Почему можно простить даже генерала, затравившего мальчика собаками? Потому что, делая это, он думал не об обиженном мальчике, а об обиженной гончей. Это надо понять, позади злой воли увидеть добрую — и тогда увидишь истинную сущность поступка. В большинстве случаев грех — только грех неправильной перспективы, неправильного распределения внимания. Весь вопрос в том, на что устремлено внутреннее внимание. Алеша, присуждающий генерала к расстрелу, тоже присуждает его только потому, что его внимание направлено в это мгновение на мальчика, а не на генерала. Раскаяться — перенести внутреннее внимание с себя на жертву (понять жертву), простить — перенести внимание с себя на обидчика (понять обидчика). Раскаянье и прощение — два столпа, на которых зиждятся все человеческие отношения, вся этика. Христианство — религия прощения. Простив, я должен полюбить человека больше, чем любил его до ссоры, — иначе это не прощение.

В этом и есть оправдание зла, как элемента мирового пути: преодолевая зло, и обидчик, и жертва растут. Затравленный собаками мальчик, простивший своему мучителю, стоит выше, чем тот же мальчик, не переживший никакого страдания, и в этом оправдание его страдания. Таким образом, мы снова приходим все к той же всеразрешающей идее свободы: воскресение является только условием, позволяющим осуществиться свободе — свободе раскаянья и прощения, — завершиться тому, что осталось незавершенным в земной жизни. Воскресение приобретает новый смысл: оно необходимо не для того, чтобы подвергнуть грешника адским мукам, а праведника усладить райским блаженством, но для того, чтобы дать возможность грешнику раскаяться, а праведнику — простить его. Воскресение — не только акт воздаяния за наши временные, земные грехи и добродетели, но и условие нашего окончательного, вечного совершенства. Воскресение — не только наше право, но и наш нравственный долг.

Или, в другом месте:

Огромное значение идеи бессмертия для этики тоже сполна признается Иваном.

— пересказывает в начале романа помещик Миусов статью Ивана.

Основная истина христианства та, что совершенный праведник, Христос, ничего не получил от этого мира, кроме распятия. Если страдание не искупается в этом мире, оно должно быть искуплено в каком-то другом. Первое положение христианства, что Христос этим миром был распят; второе — что и распятие и этот мир Он преодолел своим воскресением. Воскресением восстанавливается справедливость, обидчику дается возможность раскаяться, жертве — простить. Этим страдание из подневольного, принижающего превращается в свободное, возвышающее. Таким образом идея бессмертия тесно переплетается с моральной проблемой.

Писатель Вячеслав Манягин

Соня, почему "увы"? Это Диме Карамазову хотелось сузить. Так у них там вся семейка аховская была. Одно слово - Карамазовщина!

Я бы тоже сузила, нефиг растопыриваться, хорош так будь хорошим ..не ищи чего Бог не велел..а то даже святые отцы ищут истины, будто не до конца уверены.

Писатель Вячеслав Манягин

Соня, святые отцы ищут спасения, а спасение - в истине) Вот только на этапе истины начинаются у них непонятнки - то задумаются, что есть истина, а то - и вовсе жечь друг друга начнут.

Оля Прощёная

Есть что сказать вопреки, хотя с трактовкой Великого Инквизитора Достоевского с Вами согласна. А в остальном поспорю! 1) Бог Бог Ветхого Завета и Нового Завета - один - это Тот же Бог-Любовь (Христос). Просто Закон - был "детоводителем" ко Христу, однако ЛЮБОВЬ БОГА видна напротяжение всего Ветхого Завета.
Показать полностью. В чём это выражалось: Бог справедлив и 10 заповедей основаны на справедливости - соблюдай и будет тебе благо (например почитай отца и мать - будешь долголетен). В Ветхом Завете масса примеров, когда Бог поступал по любви: "если только будешь слушать гласа Господа, Бога твоего, и стараться исполнять все заповеди сии, которые я сегодня заповедую тебе; (Втор.15:5") - подобное выражение неоднакратно встречается на страницах Ветхого Завета - СТАРАТЬСЯ! Бог знал, что человек не сможет исполнить закон, знал, что когда придёт полнота времение придёт Он Сам в образе Христа - и исполнит Закон вместо нас и к злодеям причтён будет и "грехи наши на Себе понесёт" Но Он давал шанс человечеству пытаться - и старались . единицы. 2) Вы пишите об "эллите", но почему? Бог ". хочет чтобы все люди спаслись и достигли познания истины" (1-ое Тимофею 2:4); 2) У Него нет элиты - Он призывает верить всякого человека - не всякий откликается. Само греческое слово "Екклесия", переведённое как "Церковь" обозначает - "Вызванные из народа", такое собрание было на подобие думы или вече на Руси (например). Кого же винить кроме самого человека, который на приглашение Бога тянет с решением или вовсе отказывается чтобы стать христианином? Так что вывод напрашивается один: НИ ЭЛИТУ, а Церковь создаёт Христос, а то, что "историческая церковь" мало похожа на Христову Церковь (первоапостольскую) - Бога ли в том вина?

Писатель Вячеслав Манягин

DELETED

Писатель Вячеслав Манягин, вы зря думаете, что данные темы не интересны. Просто уж больно они резонанстные и щекотливые. А по поводу вашей дискуссии имею сказать вот что. Невозможно продуктивно спорить с людьми, подобными вашей собеседнице. Я, было дело, неоднократно вступал на этот скользкий путь. и всегда одно и то же: полное нежелание или неспособность вникнуть в Писание не через призму внушаемых пасторами установок, а своим умом, своим переживанием.

Писатель Вячеслав Манягин

Александр, очень рад, что эти темы все же интересны людям, потому что скоро у меня должна выйти книга, во многом этим темам посвященная. Да, я тоже подумывал, что люди не включаются в обсуждение потому, что вопрос очень тонкий и им не хочется как-то соскользнуть, скажем так, в кощунство. Что касается моей собеседницы, то она довольно типично мыслит и спорит, такой метод спора вообще сейчас характерен для многих людей, не только в Церкви. Но, я считаю, что надо пытаться говорить со всеми, кто готов с тобой разговаривать. Если не поймет твой оппонент, то, по крайней мере, люди, следящие за спором, начнут задумываться над этими вопросами.


Образ

Впрочем, о старшем, Иване, сообщу лишь то, что он рос каким-то угрюмым и закрывшимся сам в себе отроком, далеко не робким, но как бы ещё с десяти лет проникнувшим в то, что растут они все-таки в чужой семье и на чужих милостях и что отец у них какой-то такой, о котором даже и говорить стыдно, и проч., и проч. Этот мальчик очень скоро, чуть не в младенчестве (как передавали по крайней мере), стал обнаруживать какие-то необыкновенные и блестящие способности к учению.

Жизненная философия Ивана Карамазова

Взгляды Ивана первоначально (действие происходит в келье старца Зосимы) излагаются не им самим, а Петром Александровичем Миусовым:

Продолжая излагать взгляды Ивана, рассказчик добавляет:

Иван Карамазов не только не опровергает рассказчика. Отвечая на вопрос старца Зосимы, он вполне подтверждает сказанное Миусовым, и такое рода убеждение о последствиях неверия в бессмертие души становится для Ивана источником крайнего несчастья (см. врезку).

История создания

В событиях романа

Фёдор Карамазов просит Ивана съездить в деревню уладить его дела. Перед отъездом Иван двусмысленно разговаривает со Смердяковым, и из этого разговора слуга делает вывод, что Иван не против убийства отца, поэтому и уезжает, чтобы его не подозревали.

Характеристика

После доверительного разговора с Алёшей в трактире Иван снова замыкается и не хочет откровений, так как для него подобная сердечность утомительна и тяжела. Иван не способен к состраданию, постоянно показывает своё интеллектуальное превосходство, охвачен неверием и раздражением.

Ах, поехал Ванька в Питер

Кубок и листочки

Детский вопрос

Итогом разговора становится отрицательный ответ Алеши на возможность существования гармонии и истины, достигнутых при помощи детоубийства, что полностью совпадает с мыслями самого Ивана. В этот момент предельно заостряется постановка вопроса о гуманизме: одна слезинка ребёнка противопоставляется мировой гармонии. При этом Достоевский не даёт ответа, что делать с существующим в мире страданием детей, есть ли выход из уже сложившегося положения.

Великий инквизитор

Участие в смерти отца

Черт. Кошмар Ивана Федоровича

Профессор Сорбонны, исследователь Достоевского Жак Катто отметил, что писатель в своём творчестве стремился путём концентрации, акселерации или реже задержки выделить реальный момент, в котором нет места условностям, и проявляется реальная свобода героя. При этом создаётся некоторое экспериментальное литературное пространство, в котором Достоевский сталкивал героев с их двойниками. Таким двойником для Ивана Карамазова, по мнению исследователя, выступил чёрт.

Прототип

Читайте также: