Нормализация советско китайских отношений кратко
Обновлено: 19.05.2024
В начале 1979 г. советско-китайские отношения осложнились вьетнамским фактором, когда Китай, решив "наказать" СРВ за Кампучию, в феврале 1979 г. начал военные действия против Вьетнама. 3 апреля китайский МИД заявил, что не собирается продлять "Договор о дружбе, союзе и взаимопомощи" от 1950 г.
СССР был назван "врагом №1" и даже появилась доктрина "единого международного фронта борьбы против советского гегемонизма". Концепция единого фронта предполагала, что "США, Китай, Япония, Западная Европа и другие страны должны объединиться, чтобы дать отпор советскому гегемонизму".
В этих условиях СССР и КНР вновь условились сесть за стол переговоров, на этот раз по проблеме урегулирования межгосударственных отношений. В ходе этих переговоров советско-китайские противоречия предстали уже не в виде идеологических расхождений, а оформились как претензии к внешнеполитическому курсу Советского Союза, получившие название "трех препятствий". Китай выдвинул следующие требования:
- Сократить численность советских войск на границе с китаем и вывести их из Монголии
- Заставить Вьетнам вывести войска из Камбоджи
- Покинуть Афганистан (На тот момент в КНР всерьез рассматривали теорию о том, что СССР стремится окружить Китай)
Закономерно, что советская сторона эти требования отклонила.
Нормализация советско-китайских отношений
Начало диалога между двумя державами стало ответом на события на международной арене. Возрастающее напряжение между СССР и США, Польских кризис, война в Афганистане, экономические санкции США.
Опасавшиеся усиливающейся международной изоляции СССР, советское руководство взяло курс на сближение с Китаем. 24 марта 1982 года Брежнев произнес речь в Ташкент, в которой задавал новый внешнеполитический курс, направленный на нормализацию отношений с КНР. В то время Брежнев был уже не способен самостоятельно принимать решения из-за состояния здоровья. За "ташкентской линией" скорее всего стоял его спичрайтер Александр Бовин или помощник Виктор Голиков. Из оппонентом был Олег Рахманин.
"Ташкенскую линию" внешней политики СССР можно объяснить по крайней мере двумя факторами. Наиболее значительным был фактор Советско-Американских отношений. Советское присутствие в Африке, размещение ракет средней дальности в Европе, применение суровых мер в отношении польской "Солидарности" – все это не могло понравиться Вашингтону.
Закончился период “разрядки” – главное достижение брежневской внешней политики. Антисоветская реторика Вашингтона усилилась ("ось зла" Рейгана). В это же время США казались слабее из-за поражения во Вьетнаме и экономических проблем 1970-х. СССР хотел использовать Китай против США, как США использовали Китай против СССР за 10 лет до этого. Немаловажную роль также играл идеологический фактор (считалось, что Китай и СССР как социалистические страны должны быть в дружественных отношениях).
Китайцы, в свою очередь, были настроены весьма скептически. Они посчитали наивным заявление Брежнева. 26 марта 1982 года был опубликован довольно сухой и жесткий на первый взгляд ответ. Но в нем было закодировано послание, что Китай готов к нормализации отношений, однако ждет, когда слова главы Советского союза будут подкреплены делами (намек на "три препятствия").
Дэн Сяопин сделал многое для сближения с США: сотрудничал с ЦРУ, вступил в войну во Вьетнаме, чтобы показать американцам, что Китай – надежный союзник США в Холодной войне против Советской гегемонии, позволил установить американскую станцию сбора информации в Синьцзяне для отслеживания советских ядерных испытаний.
Американцы, в свою очередь, платили Китаю оружием и новыми технологиями за его антисоветскую позицию. Но Китай был недоволен объемами технологичсеких поставок. Дэн Сяопин вложил всего себя в улучшение китайско-американских отношений и не получил ничего в ответ. Еще одной точкой расхождения Китая и США был Тайвань. И в СССР, и в Китае были сторонники китайско-советского сближения, которые считали его естественным для двух социалистических стран. Китайцы также отлично понимали что СССР оказался в весьма трудном положении и уже не представлял такую угрозу безопасности КНР, как несколько лет назад. Поэтому руководство КНР так же было не против использовать СССР против США.
Таким образом, каждая страна пошла на сближение, опираясь на собственные страхи и надежды в отношении Вашингтона.
XII съезд Коммунистической партии Китая провозгласил "независимую внешнюю политику" Китая. Однако, это вовсе не означало, что Китай поменял приоритеты – США по-прежнему оставались ключевым стержнем его политики (прежде всего из-за необходимости в технологическом обеспечении Китая). Сближение с СССР означало лишь поворот китайской политики от "объединенного фронта против гегемонии СССР" в сторону более сбалансированных отношений.
Кроме того, "три препятствия" по-прежнему оставались препятствиями, хотя пришедший к власти после смерти Брежнева Андропов и пошел навстречу Китаю в этом вопросе. Он заявил, что компромисс по поводу присутствия военных на границе с Китаем будет решен. Кроме того, он отметил, что войска направлены против возрастающей угрозы со стороны Японии и США, а не против Китая.
Поездка была намечена на май 1884 года, но из-за препятствий со стороны некоторых высокопоставленных чиновкников (Громыко, Рахманина) была отложена и состоялась лишь спустя полгода. Несмотря на это, Архипов встретил теплый прием в Народной республике. Однако из-за принципиальных позиций обеих сторон по поводу "трех препятствий" визит Архипова не привел к прорыву в советско-китайских отношениях.
В сентябре 1973 года по рекомендации по итогам преддипломной практики, подписанной легендарным дипломатом и китаистом Михаилом Капицей, я пришел на работу в Первый Дальневосточный отдел МИД СССР и был распределен в сектор советско-китайских пограничных переговоров.
К.В. Внуков (третий слева), прибывший из Ханоя в Пекин для участия во встрече "старых друзей" Китая и России. 2018 г. Фото: Медиакорпорация Китая
"1ДВО" всегда славился сильной командой высококлассных специалистов: сам заведующий "Михстеп", Г.В. Киреев, А.Д. Дубровский, М.И. Басманов (поэт и переводчик поэзии эпохи династии Тан), И.А. Рогачев, дружба с которым продолжилась почти 40 лет до его кончины в апреле 2012 г. У каждого из них, а также у группы только что вернувшихся с фронтов "культурной революции" молодых коллег удалось многому научиться. Однако впереди был сам Китай…
Советско-китайские пограничные переговоры, возобновившиеся по договоренности двух премьеров - Алексея Косыгина и Чжоу Эньлая, достигнутой во время их беседы в пекинском аэропорту 11 сентября 1969 года, представляли собой уникальный механизм и были в течение длительного времени по сути единственным каналом межгосударственного общения. В связи с тем, что переговоры шли в Пекине, советская правительственная делегация имела две части - "московскую" (сектор погранпереговоров в Первом Дальневосточном отделе и секретариат главы делегации - сначала 1-го замминистра В.В. Кузнецова, затем - Л.Ф. Ильичева), а также "пекинскую", состоявшую из постоянно находившихся в китайской столице замглавы делегации (при мне - генералы погранвойск В.Г. Ганковский и В.Ф. Лобанов), некоторых членов и экспертов делегации, техперсонала и даже повара. Было понятно, что переговоры будут идти долго, поэтому решением Совмина СССР денежное обеспечение "пекинской" части осуществлялось не на основе суточных, а по сути путем выплаты зарплаты в соответствии с категориями, приравненными к посольским должностям.
За несколько месяцев, проведенных в Москве, я постарался вникнуть в тематику переговоров, ознакомиться с результатами первого их этапа, состоявшегося в 1964 году, с особенностями китайской позиции после упомянутой встречи премьеров 1969 году, включая концепцию "спорных районов", тему "неравноправных договоров" и т.д. Достаточно плотно шло общение главы делегации Л.Ф. Ильичева, тем более что приближалось начало 1974-го, на которое были намечены очередной раунд переговоров и моя первая командировка в "изучаемую страну".
Увы… В январе 1974 года в Пекине разразился так называемый "шпионский скандал" с задержанием ряда советских дипломатов, ставший даже основой для появления пропагандистских "комиксов" для детей. Поэтому пришлось отложить нашу поездку до лета, когда пыль должна была немного улечься.
Итак, наступил июньский день 1974 года, когда я спустился с трапа Ил-18, выполнявшего спецрейс из Москвы, и вместе с делегацией прибыл на землю самого большого по территории посольства в мире - СССР в Пекине. Времени на адаптацию и раскачку не было: начинались переговоры, и помимо выполнения огромного объема хозяйственной работы (я был назначен заместителем генсекретаря делегации, коим являлся Л.А. Кубасов) пришлось включаться в группу переводчиков (слава богу, моими старшими коллегами были маститые знатоки китайского языка Д.А. Байдильдин, Ю.В. Новгородский и Н.А. Спешнев из Ленинграда).
К.В. Внуков (в центре) и другие гости во время визита в Посольство КНР в РФ. 1996 г. Фото: Медиакорпорация Китая
Работа в период раунда кипела днем и ночью. Тексты выступления главы делегации обычно объемом 20-30, а то и более страниц оттачивались до совершенства, и соответственно мы, группа переводчиков, получали их лишь под утро. Накладывала свой отпечаток и общая весьма недружественная атмосфера отношений (ведь со времени кровопролитных столкновений на Даманском прошло всего несколько лет). Наши выступления изобиловали такими труднопереводимыми фразами, как "гора родила мышь", "не ищите косточку в яйце", "одной ладонью в ладоши не хлопнешь", "диалог глухого с немым" и т.п. Китайские переговорщики тоже ни в чем нам не уступали. Создавалось впечатление, что порой они специально нас провоцировали, заставляя Л.Ф. Ильичева вскакивать, заявлять протесты и отказываться принять текст выступления главы китайской делегации (здесь мне очень пригодилось полученное в институте знание стенографии).
Как уже было сказано, этот переговорный канал был единственным для двух соседних стран, поэтому он использовался советской стороной не только для собственно пограничных дел, но и в более серьезном смысле - для того, чтобы предпринять попытки создать некие правовые рамки явно деградировавших межгосударственных отношений, тем более что основополагающий договор о дружбе, союзе и взаимопомощи от февраля 1950 года фактически "дышал на ладан". Так, именно на пограничных переговорах наша делегация от имени советского руководства официально внесла предложение о заключении Договора о неприменении силы или угрозы силой, предусматривающего, что обе стороны не будут применять друг против друга вооруженную силу с использованием любых видов оружия, включая обычное, ракетное и ядерное. КНР было также предложено заключить Договор о взаимном ненападении. Однако эти и другие советские инициативы были отвергнуты, а главным для Пекина тезисом еще долго оставалось наличие "советской угрозы".
Помимо делегационных дел, по сути, в течение каждого переговорного раунда мне пришлось исполнять обязанности помощника главы делегации, замминистра Л.Ф. Ильичева. Такая деятельность, которая проходила под руководством начальника его секретариата П.Ф.Лядова, научила очень многому и полезному. "Шеф" был не только важным мидовским начальником, но и политическим деятелем (в 1961-1965 гг. являлся секретарем ЦК по идеологии). Даже во время пекинских раундов он по вечерам продолжал работать по своим любимым философским темам - диалектическому и историческому материализму, главным образом связанным с идейным наследием Энгельса.
О том, насколько он был мудрым человеком, свидетельствует речь Л.Ф. Ильичева на "внутреннем мероприятии" в посольской представительской Красной Фанзе в честь его 70-летия в 1976 году. Навсегда врезались в мою память его слова о том, что с учетом особого исторического момента в отношениях с великим соседом Китаем в обозримом будущем не удастся достигнуть никаких существенных договоренностей. Но, подчеркнул глава делегации, - "главная задача нашей работы на погранпереговорах - не навредить тем, кто будет после нас".
Заключительный результат почти сорокалетнего марафона погранурегулирования двух великих соседних стран мы смогли увидеть 30 лет спустя после вещих слов Л.Ф. Ильичева. Действительно, тогдашняя правительственная делегация СССР беззаветным трудом обеспечила серьезные заделы на будущее.
С декабря 1980-го по август 1985-го я в качестве 3-го, а затем 2-го секретаря Посольства СССР в КНР принимал участие в реализации некоторых из этих "шагов". С восстановлением по взаимной договоренности научно-технического обмена мне посчастливилось работать с первыми двумя делегациями советских специалистов, посетившими Китай. Выбор был очень грамотный. Первой стала делегация наших специалистов в области шелководства, то есть мы приехали учиться, а не учить. Вторая группа, напротив, обладала несомненным "перевесом" - металлурги, которых буквально носили на руках на построенных с советской помощью Аньшаньском, Уханьском и других металлургических предприятиях. Но уже тогда нашим спецам стало очевидно, что китайцы не стоят на месте, а идут вперед семимильными шагами…
Незабываемой вехой стала подготовка к визиту в КНР старого друга Китая 1-го зампредседателя Совета Министров СССР И.В. Архипова. Сделанный высшим руководителем СССР Ю.В. Андроповым выбор был абсолютно верен, учитывая завоеванный еще в 1950-х высокий авторитет И.В. Архипова не только среди руководителей КНР старшего поколения, но и среди простых китайцев.
Когда весной 1984 г. вся подготовка к визиту была практически закончена и мы уже осмотрели отведенный для советского гостя особняк в правительственной резиденции Дяоюйтай, меня с самого раннего утра вызвал посол И.С. Щербаков. Когда вошел в его кабинет, то увидел, что на нем лица нет. Посол буквально швырнул через стол полученное из Москвы указание отсрочить "по техническим причинам" визит И.В. Архипова, сломав при этом карандаш. Только потом нам стало известно, что истинной причиной отсрочки визита стала интенсификация вооруженного конфликта на границе Китая с Вьетнамом. Все же в декабре 1984 года И.В. Архипов приехал в Китай и провел чрезвычайно важные переговоры и встречи с руководителями старшего поколения - Чэнь Юнем, Пэн Чжэнем, Ли Сяньнянем, Бо Ибо, Вань Ли, Яо Илинем. Но все было не так просто - окончательной нормализации мешали "три препятствия". Настойчивость, с которой Пекин ставил эти "препятствия", можно было понять. После начала активной кампании в Афганистане присутствие "миллионной армии" на границе с КНР и значительного контингента в Монголии, а также несгибаемость прикрываемого Советским Союзом Вьетнама, в первую очередь в Кампучии, вызывали нескрываемую "головную" и "зубную боль" у китайского руководства, наслаждавшегося "медовым месяцем" в отношениях с американцами.
В итоге начался длительный и достаточно непростой поиск развязок по этим "трем препятствиям". В отсутствие иных надежных способов общения (реально действовало эмбарго на контакты с советским посольством) таким уникальным окошечком стал так называемый "киноканал", о котором уже писали в своих мемуарах мои китайские друзья. Могу лишь добавить, что эти регулярные встречи в городских ресторанах, прикрываемые формальной приемкой/передачей металлических коробок с советскими кинолентами, позволяли мне и моим коллегам Петру Агееву, Виталию Таюрскому, Володе Коржу доводить до партнеров согласованные с руководством позиции, выслушивать (и четко передавать в Центр) контраргументы, полемизировать, а в целом прекрасно общаться с умными партнерами и углублять свои "китайские познания". Так, в пекинском ресторане "Житань" впервые попробовал уникальное блюдо "Танцу хоюй" ("Живая рыба в кисло-сладком соусе"). Рекомендую…
О "киноканале" и его уникальной роли, разумеется, знал узкий круг людей. Помню, что спустя много лет, когда ваш покорный слуга стал начальником отдела в 1-м департаменте Азии МИД РФ, а один из активных участников "канала" с китайской стороны Чжан Дэгуан - заместителем министра иностранных дел КНР, в ходе его первого визита в Москву в этом качестве и консультаций с российским коллегой Г.Б. Карасиным, последний долго не мог понять, почему мы так тепло обнимаем друг друга и говорим проникновенные слова о каком-то "киноканале".
Читайте также: