Николай николаевич туроверов кратко
Обновлено: 08.07.2024
Опоздавший вовремя родиться
В семье любили книгу и музыку, отец был страстным охотником. Как все казачьи дети мужского пола, Коля в три года был посажен на коня, в пять — уже свободно ездил верхом. Когда в эмиграции Туроверов будет вспоминать о доме и детстве, муза подскажет ему почти пасторальные картинки. Да так оно, наверное, и было, в особенности по контрасту
с пришедшей на смену этой буколике гражданской смутой:
На солнце, в мартовских садах,
Ещё сырых и обнажённых,
Сидят на постланных коврах
Принарядившиеся жёны.
Весь город ждёт и жёны ждут,
Когда с раската грянет пушка,
Но в ожиданье там и тут
Гуляет пенистая кружка…
Семь классов своего гражданского образования Николай получил в Каменском реальном училище. К этому времени выпускники таких училищ уже могли претендовать на поступление в университет — на физико-математический и медицинский факультеты. Однако до университета дело не дошло: в 1914 году грянула Первая мировая война. Туроверову в ту пору было всего 15, но на фронт ему страстно хотелось, как и многим его сверстникам, грезившим военной романтикой, которой они и не нюхали.
Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шел мимо нас.
Казаков казачки проводили,
Казаки простились с Тихим Доном.
Разве мы — их дети — позабыли,
Как гудел набат тревожным звоном?
Казаки скакали, тесно стремя
Прижимая к стремени соседа.
Разве не казалась в это время
Неизбежной близкая победа?
О, незабываемое лето!
Разве не тюрьмой была станица
Для меня и бедных малолеток,
Опоздавших вовремя родиться?
Сергей Гавриляченко, Казачьи проводы.
Великолепный переполох
Запомним, запомним до гроба
Жестокую юность свою,
Дымящийся гребень сугроба,
Победу и гибель в бою,
Тоску безысходного гона,
Тревоги в морозных ночах,
Да блеск тускловатый погона
На хрупких, на детских плечах.
Мы отдали все, что имели,
Тебе, восемнадцатый год,
Твоей азиатской метели
Степной — за Россию — поход.
Уходили мы из Крыма
Нас было мало, слишком мало,
От вражьих толп темнела даль;
Но твёрдым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь.
Последних пламенных порывов
Была исполнена душа,
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша.
И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак…
Полк шёл в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак…
А потом была врангелевская эвакуация. В первых числах ноября 1920 года среди 140 тысяч русских военных, в том числе 50 тысяч казаков, Туроверов навсегда покинул родину. Его, раненого, внесли на один из последних пароходов в Севастопольском порту. Следом по трапу поднялась жена — Юлия Грекова, красавица-казачка, медсестра крымского госпиталя.
Корабль взял курс на греческий остров Лемнос, еще в античные времена посвященный богу Гефесту. Именно в это место Эгейского моря, если верить мифам, Зевс-громовержец выбросил своего новорожденного сына, разгневанный его хромоногим уродством. На острове бога-кузнеца предстояло ковать новую жизнь.
Помню горечь соленого ветра,
Перегруженный крен корабля;
Полосою синего фетра
Уходила в тумане земля;
Но ни криков, ни стонов, ни жалоб,
Ни протянутых к берегу рук, —
Тишина переполненных палуб
Напряглась, как натянутый лук,
Напряглась и такою осталась
Тетива наших душ навсегда.
Черной пропастью мне показалась
За бортом голубая вода.
В эту черно-голубую воду вслед за уплывающим пароходом бросались кони, не в силах расстаться с уплывающими в никуда казаками. И об этом душераздирающем расставании Туроверов тоже не смог не написать.
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня,
Я с кормы всё время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл изнемогая
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою…
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо,
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
Кем вы были в мирной жизни?
Многими овладевало отчаяние: ни родины, ни дома, ни работы, ни свободы. Резкое похолодание усугубило ситуацию — мужчины и женщины спали, не раздеваясь, в лагере начали зверствовать вши и чахотка. Самоубийства среди эвакуированных стали случаться все чаще. Одновременно люди искали противоядия от настигшего их ужаса. Одним из первых свидетельств несломленного духа стало строительство островной церкви — ее сколотили из ящиков и палаточной материи. Самодельный храм всегда был переполнен, а на службах пели казацкие хоры.
История зафиксировала фантастический диалог между темнокожим вербовщиком и русским офицером, пришедшим записаться в Легион:
— Кем вы были в мирной жизни?
— В мирной жизни, господин сержант, я был генералом!
Пройдет еще 20 лет — и Николай Туроверов тоже вступит в Иностранный легион. А пока он просто принимает вызов судьбы и начинает жить в предложенных обстоятельствах. Погоны пришлось снять и взвалить на плечи мешки с солью и мылом.
В полдневный час у пристани, когда
Грузили мы баржу под взглядом сенгалеза,
И отражала нас стеклянная вода.
Мы смутно помним прошлые года,
Неся по сходням соль, в чувалах хлеб и мыло.
В один недавний сон слилося всё, что было,
И всё, что не было, быть может, никогда.
В следующем пункте своего эмигрантского маршрута — в Сербии — грузчик Туроверов обогатит свой послужной список профессиями лесоруба и мукомола. У них с Юлией рождается дочь Наталья, и молодому отцу некогда мучиться поиском смысла жизни. Между тем на горизонте начинает маячить голубая мечта всех русских изгнанников — Париж. Чтобы попасть туда, необходимо прежде заручиться контрактом о будущей работе. И друзья устраивают Николаю Николаевичу такой контракт — ему зарезервировано место грузчика на парижском вокзале. В 1922 году семья переезжает во французскую столицу на постоянное место жительства.
В крови, в слезах — не понаслышке
Удивительная пассионарность уроженца Дона не оставляет его и вблизи Сены. Разгрузку вагонов Туроверов ухитряется совмещать с посещением лекций в Сорбонне. А вскоре ему вообще неслыханно везет — он устраивается на работу шофером парижского такси.
Еще один известный поэт русского Парижа — Владимир Смоленский так писал об эффекте, который производил поэтический концерт Николая Туроверова:
Мало ли небесталанных поэтов ностальгировало по России? Но мало кому так, как Туроверову, удавалось сохранить чистую интонацию без всякого призвука фальши. Соблюдая необходимое целомудрие, он как огня боялся спекулировать на святых темах, извлекать дивиденды из страданий — своих и чужих.
Мне стыдно поднимать глаза
На самохвальные писанья.
Была гроза, прошла гроза, —
Остались лишь воспоминанья;
И вот, во имя новых гроз,
В молниеносной передышке,
Пиши о том, что перенес
В крови, в слезах, — не понаслышке.
Стой и не боись!
Опять в бистро за чашкой кофе
Услышу я, в который раз,
О добровольческой Голгофе
Твой увлекательный рассказ.
Мой дорогой однополчанин,
Войною нареченный брат,
В снегах корниловской Кубани
Ты, как и все мы, выпил яд, —
Пленительный и неминучий
Напиток рухнувших эпох
И всех земных благополучий
Стал для тебя далек порог.
Именно Туроверов взял на себя заботу о чудом сохранившемся при исходе из России архиве Атаманского полка. Он разыскивал новые материалы и документы, сам покупал их на аукционах и в конце концов открыл в собственной квартире музей полка. При музее атаманцев содержалась уникальная коллекция русской книги и старины, собранная генералом Дмитрием Ознобишиным и насчитывавшая свыше десяти тысяч томов и гравюр.
Ни жалости, ни состраданья?
Право сражаться и умирать в многочисленных горячих точках французы охотно предоставляли добровольцам из других стран.
— В Иностранный легион набирали кого попало и со всего мира. Конечно, русское офицерство было его украшением. Воевали они, как правило, во французских колониях, — размышляет ростовский историк Сергей Кисин. — В 1940 году Франция была оккупирована, и Легион должен был перейти в подчинение правительству Виши, союзному немцам. Возможно, какая-то часть легионеров и ушла к англичанам. Вообще об участии Иностранного легиона во Второй мировой войне мало что известно. Вероятнее всего, оно далеко не однозначно. Легионеры могли отметиться на разных сторонах.
Однако американский специалист по истории Иностранного легиона Вилен Люлечник — иного мнения:
— Как известно, Франция вступила в войну с Германией 3 сентября 1939 года Военные действия, затронули затем и территорию Северной Африки. Иностранный легион участвовал в боях против гитлеровцев на территории Марокко. Кстати, бои здесь продолжались ещё два месяца после капитуляции Франции, которая состоялась 22 июня 1940 года. Некоторые командиры Легиона отказались признать позорное для Франции перемирие. Они перешли на сторону Шарля де Голля и в этом качестве возвратились в Северную Африку. Иностранный легион вновь начал принимать участие в боевых действиях против германской армии — на этот раз как составная часть формирований генерала де Голля.
Нам всё равно, в какой стране
Сметать народное восстанье,
И нет в других, как нет во мне,
Ни жалости, ни состраданья.
Вести учет: в каком году —
Для нас ненужная обуза;
И вот, в пустыне, как в аду,
Идем на возмущенных друзов.
Редьярд Киплинг, Николай Гумилев и Михаил Кузмин в одном флаконе. И ни намека — на борьбу с фашизмом.
Так ли? Возможно, будущие исследователи когда-нибудь докопаются до истины.
Неразделенная любовь
В послевоенном Париже Туроверов возвращается к своим привычным делам — сочинительству, журналистике, общественной работе. Его литературный авторитет безусловен, имя известно во всех уголках Земли, где живут разбросанные по свету русские: в Аргентине и Алжире, США и Югославии.
Я знаю, не будет иначе.
Всему свой черед и пора.
Не вскрикнет никто, не заплачет,
Когда постучусь у двора.
Чужая на выгоне хата,
Бурьян на упавшем плетне,
Да отблеск степного заката,
Застывший в убогом окне
И скажет негромко и сухо,
Что здесь мне нельзя ночевать
В лохмотьях босая старуха,
Меня не узнавшая мать.
Не признавшая сына мать-родина — вот навязчивый кошмар зрелого Туроверова. Что касается настоящих родителей поэта, то они бесследно сгинули после его отъезда — то ли в лагере, то ли в ссылке. Следов их он так и не смог найти, хотя долго искал.
Стакан вина. Благословенный хмель.
Конечно, мир доверчив и прекрасен,
Как этот приблудившийся кобель,
У ног моих лежащий на террасе.
Только жить, как верится и снится,
Только не считать года,
И в Париже, где чудесные больницы,
Не лечиться никогда.
Жизнь оказалась нежней
В Россию поэзия Николая Туроверова пришла благодаря самоотверженному труду архивиста Виктора Леонидова.
— Таково было завещание Николая Туроверова, — заявил гостям фестиваля Водолацкий после короткой стихотворной цитаты. — Сейчас мы ведем переговоры с зарубежными родственниками поэта. Одни из них готовы пойти нам навстречу, убедившись, что Туроверова на родине любят и знают: даже наши кадеты пишут сочинения по творчеству своего земляка. Другие не торопятся соглашаться. И в руках у этих других — немалые культурно-исторические ценности, собранные Николаем Николаевичем…
Остается надеяться, что память о поэте не превратится в свару за его останки. Тем более что буквально исполнить завещание о подобающих похоронах все равно уже не получится:
Всё тот же воздух, солнце… О простом,
О самом главном: о свиданье с милой
Поет мне ветер над ее крестом,
Моей уже намеченной могилой.
А Юлия Александровна между тем похоронена именно на Сент-Женевьев-де-Буа, так что по этому завещанию с Туроверовым поступили правильно.
Ведь поэт — это тот, кто выходит за рамки и нарушает правила, включая даже собственные установки. Так, как это делал Туроверов:
Учился у Гумилёва
На всё смотреть свысока,
Не бояться честного слова
И не знать, что такое тоска.
Но жизнь оказалась сильнее,
Но жизнь оказалась нежней,
Чем глупые эти затеи
И все разговоры о ней.
Николай Туроверов родился в 1899 году в станице Старочеркасской в семье, принадлежавшей к старинному казачьему роду. Когда началась Первая мировая война, он учился в реальном училище. Как истый казачий сын, юноша рвался на фронт, однако исполнить мечту мешал возраст. Едва дождавшись восемнадцатилетия, он поступил вольноопределяющимся в лейб-гвардии Атаманский полк, принимал участие в боях, потом учился в Новочеркасском военном училище.
Но не доучился — в Петрограде произошел большевистский переворот, и вскоре началась Гражданская война. Верный присяге и долгу, Туроверов сражался с красными на Дону, Кубани, в Новороссийске и Крыму. Четырежды был ранен, награжден орденом Святого Владимира 4-й степени.
Более полувека Туроверов провел в изгнании. Но если читать подряд его стихотворения, которые он начал писать в эмиграции, то приходит понимание, что, по большому счету, из России поэт никогда не уезжал, потому что большинство его стихов, являющихся, да простится нам эта уши, — о ней, о России, о Доне, о молодости.
Рафинированного круга поэтов русского Монпарнаса Туроверов сторонился. В 1930-е годы он служил клерком в банке, а в свободное от службы время занимался архивом Атаманского полка, устроив в конце концов в своей квартире полковой музей, составлял книги о казачестве, организовывал выставки.
Последний (пятый) поэтический сборник Туроверова увидел свет в 1965 году. В 1972 году он умер.
А на родину Николай Туроверов все-таки вернулся — стихами. Это случилось в 1995 году, когда в России была напечатана первая книжка поэта. Выдающиеся личности России.
Туроверов Николай Николаевич (1899-1972) – казачий поэт. Родился в 1899 году. Уроженец станицы Старочеркасская. Его отец был следователем, он был из образованной казачьей семьи. Закончил Новочеркасское реальное училище и семнадцати лет от роду был зачислен в Лейб-гвардии Атаманский полк, с которым участвовал в боевых действиях в период Первой мировой войны. После развала фронта вернулся на Дон, где встал на сторону Белого Движения. Прошел всю гражданскую войну, получил четыре ранения.
В 1919 году когда уходили корабли из Графской пристани Севастополя с донским казачьим корпусом, их кони бросались с берега в воду и плыли за кораблями. Казаки стреляли в них и стрелялись сами. Потом входили красные части на пристань, там шла с одной стороны, пальба, с другой, как мне рассказывали люди, которые это пережили, кто–то вдруг с корабля узнает своего соседа по деревне. Идет бой, а он спрашивает: там Никифорович жив? Это было просто совершенно невероятно. Все было не так, как нам показывали в фильмах про паническое бегство. Основная часть операции считается одной из самых гениальных. Ее провел последний командующий Белой армией генерал Врангель. Это было, он сумел вывезти около 300 000 человек за несколько дней, только в последний день шла стрельба.
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня.
Я с кормы, всё время мимо,
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою…
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо.
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
Имя его до сих пор еще малоизвестно у нас в стране, а между тем это был большой поэт и видный деятель культуры русского Зарубежья, оставивший нам многотомное поэтическое наследие.
Николай Николаевич Туроверов, поэт-эмигрант, правнук донского поэта А. Туроверова, родился в станице Старочеркасской 18 (30 нового стиля) марта 1899 г. в семье потомственных казаков.
Рождение на переломе эпох предопределило судьбу этого человека, во многом трагическую.
Николай воспитывался по всем обычаям казачьей семьи: в три года был посажен на коня, в пять — уже свободно ездил верхом. В семье увлекались чтением и музыкой.
В Каменском реальном училище Николай получил семь классов своего гражданского образования. Н. Туроверову было всего 15, когда грянула Первая мировая война. Однако после окончания училища он в 1914 г. поступил добровольцем в Лейб-гвардии Атаманский полк и участвовал в боевых действиях на фронте Первой мировой войны. В 17 лет Н. Туроверов поступает вольноопределяющимся в Атаманский полк и его составе уходит на фронт.
После Октября 1917 г. сражался с большевиками в отряде есаула Чернецова. Позже участвовал в знаменитом Ледяном походе армии генерала Л.Г. Корнилова. В боях с большевиками Туроверов был четырежды ранен.
В ноябре 1919 г. его назначили начальником пулеметной команды Атаманского полка, а позже наградили орденом Владимира 4-й степени. Тогда, в 1919 году, Николая Туроверова, раненого двадцатилетнего подъесаула атаманского полка, казаки внесли на борт одного из последних пароходов с врангелевскими войсками.
Он навсегда покинул Россию. Ему было 20 лет.
Начался обычный путь белого эмигранта. Он жил в Сербии, где работал лесорубом и мукомолом. Вскоре переехал в Париж, работал грузчиком, учился в Сорбонне.
Н. Туроверов скончался в госпитале Лавуазьер под Парижем в возрасте 73 лет. Похоронен на знаменитом кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, там же, где его жена Юлия и дочь Наталья.
Читайте также: