Маяковский живопись сегодняшнего дня кратко
Обновлено: 04.07.2024
Как известно, талантливый человек талантлив во всем, и вся жизнь Владимира
Владимировича – сплошное тому подтверждение! Маяковский известен в первую очередь как автор хлестких, остроумных стихов. А ведь он был и на редкость одаренным художником!
Женщина в синем 1912–1913 гг.
"Натурщица" 1912–1913 гг
В 1915 году стихи Маяковского произвели большое впечатление на живописца Илью Репина.
- Я напишу ваш портрет! – сказал великий художник, для любого это была большая честь.
- А я – ваш! – ответил Маяковский и быстро тут же, в мастерской, сделал с Репина несколько карикатур, которые вызвали большое одобрение художника.
- Какое сходство! И какой – не сердитесь на меня – реализм! – заключил Репин
Шарж на И. Репина 1915 г.
"Чуковский в новой шляпе" 1915 г.
"Портрет Велимира Хлебникова" 1916 г.
"Первое окно сатиры РОСТА, сделанное В.Маяковским"1919 г.
"Рекламный плакат Резинтреста" 1923 г
Маяковским сделано несколько тысяч рисунков и большая часть текстов к ним. И если бы он не вошел в мировую культуру как поэт, то непременно остался бы в истории как создатель нового искусства – революционного плаката.
Широковещательные афишные рекламы с дюжинами отборнейших имен, музыка верниссажей, завлекающая игривый бомонд, сперминизация золотушных молодых диспутами — не помогли; художники, целые организации, даже идеи, объединяющие различные направления художественной мысли, подняв на секунду температуру интереса, пропадают бесследно, как корь, отходят серо и быстро, как какой-нибудь приезд генерала Жоффра на ленте кинематографа.
Ведь сегодняшний день — день мощного интереса к искусству и публики и самих художников.
А сейчас мы в шесть часов дневного труда накормим и оденем землю.
И делаем это просто: каждый шлифует свою определенную грань мировой работы человечества.
Закон машинного города — разделение труда.
При каких условиях его труд из индивидуально полезного, интересующего нас не больше, чем еда ближнего или его гимнастические упражнения, может стать общественно необходимым?
И вот живопись оказалась профессией без определенных занятий.
Самоопределение — вот основной вопрос сегодняшнего живописца.
Прежде всего область воздействия живописных произведений — зрение, только зрение.
Объявив диктатуру глаза, мы уже знаем, какое отражение зрительной жизни нужно ему.
Зачем? Каждый день, надрывая зрачки на кричащих красках жизни, гоняясь глазами за змеиными линиями движения, уставая над формами цифр и букв, вы хотите не новой усталости от второй такой же жизни, а отдыха, игры для глаза.
Свободная игра познавательных способностей — вот единственная вечная задача искусства.
Чтоб возместить силы, которые гигантски тратите на науку, на еду, на женщин, вы от искусства потребуйте и логичную арифметику. Нет! Возьмите от жизни элементы всякого зрительного восприятия, линию, цвет, форму и, закружив их танцем под музыку сегодняшнего дня, — дайте картину.
Это требование жизни, и вот только в несоответствии с ним предложения наших художников — трагедия живописного безвременья.
Каково же отношение группирующихся сейчас в России художественных сект к этому крику жизни?
Сейчас налицо три более или менее определенных течения.
Вульгарный реализм, импрессионизм и неореализм — новшества самых различных наименований.
Какова же физиономия сегодняшнего дня?
Об этих можно б, казалось, и не говорить совсем. Верниссаж передвижной. Три-четыре человека, о которых не хочется говорить.
Впрочем, оставлю их, эта статья пишется не для эпатирования людей с катаром вкуса. Да и художники эти когда-то много потрудились на пользу отечественной этнографии.
Эти все-таки не интересны для нас не потому, что мелки, а просто как люди умершего времени.
Отвратительны не они, отвратительна бодрствующая передвижная, дилетанты даже своего ремесла.
Бодаревские, коллекционеры бюстов, выписывающие для отдельных кабинетов и номеров для приезжающих, без вывески, купальщиц, натурщиц и пр. бедра.
Мне скажут: охота говорить о них, ведь давно на эти выставки приходит только какой-то чиновник с флюсом, два приказчика рыбной лавки да десятка три-четыре несовершеннолетних под наблюдением живо интересующихся кухарок. Да, у нас это так, но возьмите провинцию. Пока развозят только одну передвижную, вся эта пошлость — законодательница вкуса. Вот почему с особенным удовольствием хочется кричать, кричать и кричать: у них нет искусства, потому что они картинами пользуются для дешевенького рассказа или копируют всевозможную порнографию для любителей сала
Вот, например, К. Коровин. Человек выжал много лет тому назад определенные краски, сделал этюд, понравившийся всем, с тех пор так же и пишет, не изучая жизнь, а варьируя свои картины. Всё этюды, этюды и этюды. Тени синие, моря зеленые, розы розовые, и все одинаково. Говорят: это ничего. Коровин по призванию декоратор, но в том-то и дело, что декорации его — это тоже размашистые этюды, только увеличенные в несколько сот раз.
Еще более ужасающая одинаковость — С. Ю. Жуковский. Этот прямо, должно быть, написал квадратную версту полотна и разрезал на различных размеров картинки, а когда нескольким нравится одна и та же, он переписывает. Такой добрый, никогда не обидит.
И в самом своем основании это те же передвижники-фотографы — только голубые.
Впрочем, есть среди них и совсем добросовестные — Архипов, Васнецов, Туржанский — так этим сам Волков позавидует.
Если союзники, взяв подновленные приемы, пустились в старую работу, то эти иначе играют в молодость.
Берут старые, истасканные приемы, чтоб выразить идею, тему новой жизни.
Это тоже передвижники, но только бытописатели.
Бенуа, Добужинские, Кустодиевы дали столько иллюстраций городу.
Все это может вызвать интерес у историка, у знатного иностранца, интересующегося Россией, одним словом, у любого, только не у человека, ищущего живописи.
А над всем этим нависли тучей портреты и портреты, прямо как будто каждая выставка держит для скучающих гостей альбом фотографических карточек знакомых. И ни к одному портрету художник не подходит, как к картине, везде его интересует только фотографическое сходство, никто, конечно, и не мечтает перейти через идеал Рембрандта или Веласкеца. Это уже карается, как кощунство. Вместе с декорациями Судейкина и других, портреты — это уже чисто промышленное отделение выставок художественных фотографий и печатного дела.
На все эти позорные и дряхлые стороны живописи три года назад с бранью и задором обрушились буйные молодые.
Но мы не будем обращать внимания на разговоры, посмотрим на картины.
В книгах у всех у нас один принцип и даже очень верный: цвет, линия, форма — самодовлеющие величины.
А как в картинах?
В картинах другое.
Это основная вина Машкова, Кончаловского, Лентулова.
А за ними полки́: юноши, юноши и юноши. Мильманы, Фальки, Савинковы — имя же им легион. Подхватят каждый лозунг, насядут на него всей своей малограмотностью и пошла, и пошла. Совсем как у Саши Черного:
Попишу, попишу, попишу. [5]
Попишу животом, головой, и ноздрей, и ногами, и пятками,
Двухкопеечным мыслям придам сумасшедший размах,
Зарифмую все это для стиля яичными смятками
И пойду по панели, пойду на бесстыжих руках.
И во всей русской живописи сегодняшнего дня нет ни одной картины. Выставки — громадные папки открыток или ученических тетрадей, из которых изредка пристальным глазом отметишь рядом с мясом Бодаревского лапоть Гончаровой над двумя-тремя розами Машкова.
К сожалению, рамки статьи не позволяют сказать больше.
Однако ясно: все, именующие себя художниками, занимаются очень полезными вещами, но к живописи это имеет отношение только подготовительное. Говорю это не из задорной мысли: лягнуть умирающего льва.
В 14 лет молодой человек вступает в компартию. Занимается активной политической деятельностью. За что трижды подвергается арестам. В тюрьме начинает писать стихи, но желание стать художником не покидает поэта. После 1910 г. он обучается в Училище Ваяния и Зодчества, где постигает азы профессионального образования. Картины Маяковского 1912-1915 годов:
и некоторые другие. Использовались различные техники: акварель, тушь, карандаш, уголь. Когда не было материалов, поэт мог обходиться подручными средствами. В ход шли обгорелые спички, окурки, смоченные в чернилах. Поэт любил изображать жирафов, собак, зебр, крокодилов. А любимым его занятием было рисовать дружеские шаржи на некоторых знакомых (Репина и Чуковского, например).
И все эти работы означают лишь одно, то что Маяковский обладал не только поэтическим даром, но и даром художника, что хорошо наблюдается по графическим рисункам молодого автора. Если в цветной живописи яркими красками и кропотливой работой можно замаскировать отсутствие таланта, то черно-белая графика, словно лакмусовая бумажка, демонстрирует зрителям отличные возможности Маяковского-художника, которыми он так и не воспользовался в полной мере.
"Хочешь? Вступи". Работа В.Маяковского. 1921 год.
Маяковский – художник в высшей степени профессиональный, он учился, причём выучился хорошо – он отличный ремесленник. Сохранились его темпераментные наброски – портрет Репина, портрет Лили Брик. Так мало кто умел рисовать. Многие литераторы баловались изобразительным искусством; видимо, дар живописный комплементарен дару словесному – все знают лёгкие наброски Пушкина на полях рукописей, академически скучные акварели Лермонтова, манерную живопись Волошина. Крупным, по-настоящему оригинальным художником был Виктор Гюго, интересным художником был Гофман, а Гюнтер Грасс был вполне профессиональным литографом и работал как художник осознанно. В случае Вильяма Блейка – неизвестно, в чём его талант воплотился полнее – в поэзии или в рисовании. Достижения в изобразительном искусстве затмили поэтические достижения одного из крупнейших итальянских поэтов – Микеланджело Буонарроти. Одним словом, пример Маяковского – абсолютно состоявшегося крупного художника и великого поэта по совместительству – не уникален. Надо куда-то встроить его рисование, прописать его в некую школу или движение; а не получается. Назвать это плакатами и карикатурами можно, но это нисколько не унижает масштаб искусства: карикатуры рисовал Оноре Домье и Георг Гросс, а плакаты рисовали Тулуз-Лотрек и Мазарель; жанр – ещё не определение.
В отличие от импрессионизма стиль экспрессионизм представлен в истории искусств на протяжении веков многократно: Ван Гог несомненно может быть квалифицирован как экспрессионист, Руо, Сутин, Вламинк по технике и приёмам очень близки немецким экспрессионистам. И уж вовсе странно не вспомнить Эль Греко с его вихревыми мазками. Экспрессионизм, понятый как деформация пропорций, форсирование цвета и нагнетание напряжённости в композиции ради драматического эффекта, – это свойственно Гойе, Микеланджело и Грюневальду; но ведь, говоря об экспрессионизме, имеют в виду не этих мастеров, а членов кружков, назвавших себя экспрессионистами в ХХ веке.
Вероятно, можно сказать, что рисование Маяковского той же природы – он рисует обобщённые типы, а не личность. Это так – и не так. Маяковский постоянно изображает идеального героя, выдуманного персонажа, населяющего его мир революционной Утопии. Но ведь и Эдвард Мунк постоянно изображал одних и тех же героев: даму с распущенными рыжими волосами и тонкошеего юношу, тянущегося к ней.
что вы делаете тут? Столько
свободный труд свободно
собравшихся людей.
"Встреча с сумасшедшим". Отто Дикс. 1924 год.
Искусство проведения линий и нанесения цветов подчиняется тем же законам, что и вся человеческая деятельность в принципе: то есть метод исполнения соответствует общему замыслу. Упрощая линии (которые в природе разнообразны), художник совершает насилие; и метод насилия нужен лишь в одном случае – для того, чтобы передать идею насилия. А иначе зачем рисовать грубо? Войну трудно изобразить плавной линией и пастельными тонами; ураган не передашь прозрачной акварельной техникой и пунктирным штрихом. Художники насиловали форму и форсировали цвет, чтобы передать отчаяние, сумасшедший шквал времени.
Большинство картин импрессионистов или немецких экспрессионистов – это реплики одного дня; художники никогда (почти никогда) не возвращались к уже написанному холсту. Сотни импрессионистов пишут трафаретные перистые облака; они при этом выражают себя в минимальной степени – это просто школа такая. То же самое касается резких линий экспрессионизма – когда художник передаёт фигуру женщины тремя размашистыми линиями. Так – тремя размашистыми штрихами – рисовали человека все экспрессионисты; так – рваной резкой линией – они описывали контур предмета; данные приёмы – просто характеристики стиля. Если бы художники вдруг заинтересовались тем, как устроено человеческое ухо (которое рисуют всегда одинаково − полукружием, и только), то они сбились бы с эстетического кода. Помимо страсти и напора в продукции экспрессионизма присутствует ещё нечто, что точнее всего определить как недосказанность. Холст выглядит как книга, в которой писатель не заканчивал фраз, ставил сплошные многоточия. Можно предположить, что писатель эмоционален, но это не делает содержание богаче.
В случае Маяковского – содержание его поэтического творчества настолько продумано и сформулировано им самим, что было бы опрометчиво считать, будто в рисовании он оставляет белые пятна. Он каждый мазок и каждую линию проводит с целью утвердить высказывание.
Стихия (патриотизма, толпы, мистики, крови) увлекала мастеров, но сказать, почему эта стихия привлекательна, сказать могли немногие. Экспрессионизм, явленный на русской почве, продемонстрировал столь же стихийно-бодрое отношение действительности.
Наталья Гончарова откликнулась на Первую мировую войну циклом лубочно-патриотических гравюр, в которых самолёты, несущие бомбы, летят по небесам бок о бок с архангелами, а Георгий Победоносец разит басурманского змея. Сказать, что Гончарова поняла природу войны или высказалась против смертоубийства или хотя бы стала хронистом ужасов (как это сделали Олдингтон, Ремарк или Барбюс), – невозможно. Подобно многим авторам тех лет, Наталья Гончарова отнеслась к массовому убийству бодро и мажорно. В ту пору большинство русских и европейских художников пришли в возбуждение от того, что люди убивают друг друга. Мысль о том, что эти убийства – бесчеловечны, а долг художника − противостоять войне, – эта мысль посетила не сразу и далеко не всех. Валерий Брюсов, Наталья Гончарова, Август Маке, Франц Марк, Блез Сандрар, Гийом Аполлинер и даже многие философы, коим полагается быть спокойнее и мудрее, в первые годы войны испытывали трепет перед барабанным боем и мундиры их волновали. Немецкий экспрессионист Кирхнер пошёл на войну добровольцем, причём в артиллерию, после серьёзной травмы был освобождён от воинской повинности, написал автопортрет в солдатской форме – одно из самых курьёзных свидетельств того времени. На первом плане солдат в фуражке курит сигарету и тянет вверх обрубок руки, а за ним обнажённая дама. Отрубленная рука – символ войны, это реальная рана; просто художник так изобразил душевную травму. Солдат с сигаретой и отрубленной рукой не то чтобы зашёл в бордель – просто художник всегда так живёт; за три года до этого автопортрета Кирхнер написал автопортрет в полосатом халате с трубкой, а за его спиной сидит точно такая же девушка, полуобнажённая, в ночной рубашке. Ни описаний войны, ни соображений, в кого и зачем он стрелял из пушки, артиллерист Кирхнер не оставил. Автопортрет в солдатской униформе с обнажённой дамой – написал; вынести суждение о войне, убившей девять миллионов человек, исходя из данного произведения – нереально.
"Женское ню со шляпой" Эрнст Людвиг Кирхнер .1911 год.
Есть соблазн назвать стиль этой поэмы экспрессионизмом: рваные строки, резкие рифмы, символические обобщения, – но это не экспрессионизм по самой своей сути. Экспрессионизм – не гуманен, но воинственен; Маяковский в тот год отверг и экспрессионизм, и войну как недостойные гуманистического воспитания человека.
Читайте также: