Ломоносов в журналистике кратко

Обновлено: 02.07.2024

Научная журналистская деятельность Ломоносова. Обзор его редакторской и журналистской деятельности. Работа Ломоносова в редакции "Примечаний" к "Санкт-Петербургским ведомостям". Открытие "Московских периодических ведомостей" при Московском университете.

Рубрика	Журналистика, издательское дело и СМИ
Вид	доклад
Язык	русский
Дата добавления	13.09.2014
Размер файла	19,7 K

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

ФАКУЛЬТЕТ БАШКИРСКОЙ ФИЛОЛОГИИ И ЖУРНАЛИСТИКИ

Выполнила: студентка группы т/ж

2 курса Галлямова Разиля

Проверила: кан. фил. наук,

доц. Ахметьянова Н.А.

Содержание

3. Научная журналистская деятельность Ломоносова

Ломоносов, радеющий за русское просвещение, в начале пятидесятых годов стремился организовать в России высшую школу - университет и создать журнал для русских читателей. Ломоносов поделился с графом Шуваловым, фаворитом Елизаветы Петровны, своей идеей. В мае 1755 года был открыт Московский университет. Вскоре Ломоносов добился для университета привилегии содержать собственную типографию, и указ об этом был подписан 5 марта 1756 г.

Первые же номера нового журнала, находившегося в распоряжении Миллера (идейного противника Ломоносова), показали, что в нем не найдется места Михаилу Васильевичу.

3. Научная журналистская деятельность Ломоносова

Особым пунктом выдвигается мысль о том, что журналист не должен спешить с осуждением гипотез. Ломоносов требует от журналиста честного отношения к своим обязанностям. Постыдно красть чужие идеи и выдавать их за собственные открытия, нужно до конца, внимательно ознакомиться со взглядами автора и если возражать ему, то по существу, с убедительной аргументацией. Наконец, Ломоносов призывает журналистов к скромности в суждениях по научным проблемам.

В своей статье Ломоносов борется за право исследователей высказывать научные взгляды, не боясь нападок со стороны невежественных рецензентов. Он стремится обеспечить свободную борьбу мнений в науке, широкую публикацию новых сочинений и возлагает на плечи журналистов обязанность освещать эти работы для читательской аудитории. Журналист должен быть первым распространителем знаний, науки, просвещения, считает Ломоносов. Вот зачем ему необходимы эрудиция, уменье понимать и оценивать прочитанное, но больше всего - добросовестное отношение к делу.

Многочисленным идеям Ломоносова в области русской журналистики не суждено было претвориться в жизнь. Слишком они обгоняли время, великий ученый выдвигал перед научной периодикой такие задачи, которые в ту пору были для нее невыполнимы. Но заслуживают высокого уважения постоянный интерес Ломоносова к журналистике, его попытки принять в ней активное участие.

Литература

2. Правовое поле журналиста. Настольная справочная книга. - М., 1997. - 252 с. - С. 45-47.

Портрет М. В. Ломоносова. Художник Г. К. Преннер

«1. Всякий, кто берет на себя труд осведомлять публику о том, что содержится в новых сочинениях, должен прежде… схватывать то новое и существенное, что заключается в произведениях, создаваемых часто величайшими людьми. Высказывать при этом неточные и безвкусные суждения – значит сделать себя предметом презрения и насмешки; это значит уподобиться карлику, который хотел бы поднять горы.

2. Чтобы быть в состоянии произносить искренние и справедливые суждения, нужно изгнать из своего ума всякое предубеждение, всякую предвзятость и не требовать, чтобы авторы, о которых мы беремся судить, рабски подчинялись мыслям, которые властвуют над нами, а в противном случае не смотреть на них как на настоящих врагов, с которыми мы призваны вести открытую войну.

3. Сочинения, о которых дается отчет, должны быть разделены на две группы. Первая включает в себя сочинения одного автора, который написал их в качестве частного лица; вторая – те, которые публикуются целыми учеными обществами с общего согласия и после тщательного рассмотрения. И те и другие, разумеется, заслуживают со стороны рецензентов всякой осмотрительности и внимательности. Нет сочинений, по отношению к которым не следовало бы соблюдать естественные законы справедливости и благопристойности. Однако надо согласиться с тем, что осторожность следует удвоить, когда дело идет о сочинениях, уже отмеченных печатью одобрения, внушающего почтение, сочинениях, просмотренных и признанных достойными опубликования людьми, соединенные познания которых, естественно, должны превосходить познания журналиста…

4. Журналист не должен спешить с осуждением гипотез. Они дозволены в философских предметах и даже представляют собой единственный путь, которым величайшие люди дошли до открытия самых важных истин. Это – нечто вроде порыва, который делает их способными достигнуть знаний, до каких никогда не доходят умы низменных и пресмыкающихся во прахе.

5. Главным образом пусть журналист усвоит, что для него нет ничего более позорного, чем красть у кого-либо из собратьев высказанные последним мысли и суждения и присваивать их себе, как будто он высказывает их от себя, тогда как ему едва известны заглавия тех книг, которые он терзает. Это часто бывает с дерзким писателем, вздумавшим делать извлечения из сочинений по естественным наукам и медицине.

6. Журналисту позволительно опровергать в новых сочинениях то, что, по его мнению, заслуживает этого, хотя не в этом заключается его прямая задача и его призвание в собственном смысле; но раз уже он занялся этим, он должен хорошо усвоить учение автора, проанализировать все его доказательства и противопоставить им действительные возражения и основательные рассуждения, прежде чем присвоить себе право осудить его. Простые сомнения или произвольно поставленные вопросы не дают такого права; ибо нет такого невежды, который не мог бы задать больше вопросов, чем может их разрешить самый знающий человек. Особенно не следует журналисту воображать, будто то, чего не понимает и не может объяснить он, является таким же для автора, у которого могли быть свои основания сокращать и опускать некоторые подробности.

В этих рассуждениях Ломоносова затронут целый перечень важнейших этических и профессиональных проблем, стоящих перед журналистами, актуальных и сейчас.

«Русские крепостные мастера достигли вершин пиротехнического искусства с тех пор, как ими стал руководить Ломоносов. Он ввел ряд новинок, изобрел ракеты различного рода и в своих проектах иллюминаций всегда предусматривал технические детали, обеспечивая наибольший световой эффект и простоту выполнения эскиза, – писал А. В. Западов, – Иллюминационный театр представлял собою деревянный помост с гигантским фитильным щитом, поставленным вертикально. Художники наносили на его покрытую холстом поверхность задуманную аллегорию. Потом по всем контурным линиям прокладывался фитиль, укреплявшийся на щите гвоздями. Фитили делались разных цветов – одни горели зеленым светом и могли изображать деревья, белый огонь создавал очертания дворцов, синий – морские волны, красный и желтый передавали спелость плодов земных. На транспаранте сияла стихотворная надпись, кратко объяснявшая содержание празднества.

«Нынешним днем обрадовавшись Российская империя представлена под видом укрепленной двойным валом и рвом крепости, которая столь храбро и благополучно взята, и в знак всеобщей радости и совершеннейшего удовольствия высоким именем и короною достойнейшей Победительницы и законной Владетельницы на штандарте украшена, со следующей подписью или пиитическим изъяснением:

Явив щастливую премену,

Чего желал Российский свет,

Прешла препятствий многих стену,

Восшед на трон ЕЛИСАВЕТ.

На память дня того и оной ночи в честь

Мы тщимся праздничны сии огни принесть.

Сумма в две тысячи рублей была подарена Ломоносову в тот период, когда его жалованье профессора было 660 рублей в год.

В 1746 году Ломоносов написал оду на пятилетие царствования Елизаветы Петровны. Из стихотворных строчек Ломоносова, посвященных Елизавете Петровне, хотелось бы привести вот эти:

Молчите, пламенные звуки,

И колебать престаньте свет:

Здесь в мире расширять науки

В 1746 году… Ломоносов был облечен званием профессора химии, и с этого почти времени начинается издание и обнародование его знаменитых трудов, следовавших один за другими с изумительною быстротою.

В 1748 году он издал Риторику.

1749 – Похвальное слово императрице Елизавете.

1751 – Слово о пользе химии.

1752 – Послание о пользе стекла. К этому же году относится и учреждение им мозаической фабрики.

1753 – Рассуждение об электричестве.

1754 – Русскую грамматику. В том же году написал он Русскую историю до кончины Ярослава и кончил мозаическую картину Полтавского сражения.

1755 – Похвальное слово императору Петру Великому.

1756 – Слово о происхождении света.

1757 – Слово о рождении металлов.

1758 – Собрание сочинений.

1759 – Рассуждение о большой точности морского пути.

1761 – Наблюдения над прохождением Венеры и рассуждение о разных предметах государственного управления.

1762 – Проект о возможности от о. Шпицбергена проехать по Северному океану в Восточное море.

М. В. Ломоносов. Мраморный бюст работы Ф. И. Шубина 1780 г.

Большинство публикаций о Ломоносове описывают различные стороны его деятельности, авторы стараются подчеркнуть и проиллюстрировать многосторонность личности ученого, его заслуги в самых разных областях, не только в химии и физике.

Императрица Екатерина II. Офорт Е. П. Чемесова 1762 г. с оригинала П. Ротари 1758 г.

Оды Ломоносова нужно все-таки рассматривать в контексте современной ему литературы и журналистики, а также как образцы публицистики общественного звучания.

Всем известно, сколь значительны и быстры были успехи наук, достигнутые ими с тех пор, как сброшено ярмо рабства и его сменила свобода философии. Но нельзя не знать и того, что злоупотребление этой свободой причинило очень неприятные беды, количество которых было бы далеко не так велико, если бы большинство пишущих не превращало писание своих сочинений в ремесло и орудие для заработка средств к жизни, вместо того чтобы поставить себе целью строгое и правильное разыскание истины. Отсюда проистекает столько рискованных положений, столько странных систем, столько противоречивых мнений, столько отклонений и нелепостей, что науки уже давно задохлись бы под этой огромной грудой, если бы ученые объединения не направили своих совместных усилий на то, чтобы противостоять этой катастрофе. Лишь только было замечено, что литературный поток несет в своих водах одинаково и истину и ложь, и бесспорное и небесспорное и что философия, если ее не извлекут из этого состояния, рискует потерять весь свой авторитет, образовались общества ученых и были учреждены своего рода литературные трибуналы для оценки сочинений и воздания должного каждому автору согласно строжайшим правилам естественного права. Вот откуда произошли как академии, так — равным образом — и объединения, ведающие изданием журналов. Первые — еще до того, как писания их членов выйдут в свет,—подвергают их внимательному и строгому разбору, не позволяя примешивать заблуждение к истине и выдавать простые предположения за доказательства, а старое — за новое. Что же касается журналов, то их обязанность состоит в том, чтобы давать ясные и верные краткие изложения содержания появляющихся сочинений, иногда с добавлением справедливого суждения либо по существу дела, либо о некоторых подробностях выполнения. Цель и польза извлечений состоит в том, чтобы быстрее распространять в республике наук сведения о книгах.

Доказывая то, что я только что высказал, я испытываю затруднения скорее вследствие обилия примеров, чем их недостатка. Пример, на который я буду опираться в последующей части этого рассуждения, взят из журнала, издаваемого в Лейпциге и имеющего целью давать отчеты о сочинениях по естественным наукам и медицине. 1

Затем критик старается высмеять академика за то, что тот пользуется принципом достаточного основания и, по его выражению, истекает потом и кровью, применяя этот принцип при доказательстве истин, которые он мог бы предложить сразу как аксиомы. Во всяком случае, он говорит, что сам он принял бы их за таковые. Однако в то же время он отвергает самые очевидные положения, считая их чистым вымыслом, и тем самым впадает в противоречие с самим собой. Он издевается над строгими доказательствами там, где они необходимы, и требует их там, где они излишни. Пусть философы, желающие избежать столь разумных насмешек, подумают, как им взяться за дело, чтобы ничего не доказывать и в то же время все-таки доказывать.

Движение колоколов — предмет, который журналист подвергает критике, лишенной всякой основательности. Он упрекает Ломоносова в том, что тот не дает правильного представления об этом вопросе. Но можно ли судить с большей дерзостью? Когда говорят таким образом, то что это: недостаток ума, внимательности или справедливости? Критик смешивает внутреннее движение колокола с его движением в целом, хотя это две совершенно разные вещи, и никто не может принять, дрожания колокола за его внутреннее движение, после того как академик так определенно сказал в § 3 своей работы 3 , что внутреннее движение состоит в изменении положения нечувствительных частиц. Раскачивается ли колокол, совершает ли он вращательное движение, передвигается ли он из одного места в другое — все эти движения не будут иметь ничего общего с его внутренним движением и, следовательно, не могут рассматриваться как причина теплоты. Действительно, когда колокол дрожит, части колеблются вместе с целым. Дело обстоит так же, как в целом теле, совершающем поступательное движение: все частицы также движутся вместе; но тут совсем нет внутреннего движения; так же обстоит дело и в случае дрожания колокола. Пусть же рецензент узнает, что при дрожании внутреннее движение происходит лишь в том случае, когда частицы колеблющегося тела изменяют свое взаимное расположение в течение неуловимого промежутка времени (§ 3, 6) и, следовательно, очень быстро воздействуя друг на друга и друг другу противодействуя. Это, однако, может происходить лишь в таком теле, которое свободно от сцепления частей; так, разумеется, ведут себя частицы воздуха при изысканиях, имеющих своим предметом их упругость. Пусть тот же рецензент узнает отсюда, что никто в большей степени, чем он, не нарушает закона, который он хочет установить для других: хорошо развертывать первые основания, служащие для объяснения какого-нибудь предмета.

Поступательное движение, или дрожание, не могло бы быть причиной внутренней теплоты; критик не имел бы возможности упорствовать в своем заблуждении по этому поводу, если бы он знал, что колокола, когда они звонят и раскачиваются с наибольшей силой, тем не менее остаются холодными. Таким образом, он сам ничего не смыслит и совсем некстати силится быть любезным, приписывая автору утверждение, будто вращательное движение частей есть причина теплоты.

Журналист более прав, когда он отрицает возможность вращательного движения частиц, не обладающих сферической формой. Но именно в этом он одного мнения с автором. Ведь это с его стороны недобросовестная придирка, когда он говорит, что автор не высказал прямо этого утверждения, тогда как последнее вытекает как самое непосредственное следствие из учения, изложенного в § 13, и не может быть и тени сомнения в том, что, раз доказано вращательное движение, производящее теплоту в собственной материи тел, частицы этой материи неизбежно должны быть сферическими. К тому же перворазрядные философы обычно рассматривали первичные частицы вообще как сферические, и, мне думается, они правы. Ибо, если придать какое-нибудь значение аргументам, основанным на аналогии, нельзя встретить примера более разительного, чем тот, который имеет место в разбираемом вопросе. Природа заметно предпочитает круглую форму как для самых больших, так и для самых малых вещей; это можно наблюдать, начиная с громадных и целостных тел вселенной и кончая маленькими шариками, плавающими в крови. Есть ли в различных частях животных и растений, в яйцах, плодах, семенах какая-либо фигура, которая встречалась бы чаще, чем круглая? А что касается жидких тел, не исключая и расплавленных металлов, то они постоянно принимают форму шаровидных капель — тем более круглых, чем размеры их меньше. Этого было бы достаточно, чтобы подкрепить предположение о том, что элементарные частицы — тоже шаровидные, но у нас нет недостатка и в более сильных доводах, делающих это еще более очевидным. Нас не должно останавливать опасение, что бесконечное разнообразие вещей было бы невозможным, если мы не допустим разнообразия в их основах, ибо разная величина, положение, место достаточны для объяснения этого различия. Однако я отнюдь не намерен давать здесь уроки физики судье; я хочу лишь предупредить его о том, что, раз он выполняет эту должность, он не должен торопиться выносить свой приговор без основательного допроса подсудимых и увлекаться выискиванием вины там, где ее совсем нет.

Примирятся ли, например, ученые, занимающиеся ныне изучением природы, со следующим постановлением, исходящим от его трибунала? Будто ныне благоразумные физики не гонятся за точным знанием фигуры частиц. Бесспорно, это не пришлось бы по вкусу Роберту Бойлю, который сказал, что познание частиц столь же необходимо для наук о природе, сколь сами частицы — для образования тел в природе. Все более или менее видные физики, появившиеся после этого знаменитого англичанина, не расходились с ним во мнениях. Они и не могли бы сделать это иначе, как открывая двери для самых странных последствий. Это все равно что сказать, будто можно уметь читать, не зная букв алфавита, или определять астрономическое состояние неба без всякого предварительного изучения геометрии. Поэтому исследование, имеющее целью дойти до более точного познания фигуры частиц, всегда считалось очень важным. И даже тогда, когда успех не оправдывал ожиданий полностью, проявлялось гораздо больше снисхождения, чем это делает наш критик, у которого что ни слово, то приговор и проскрипция.

Большого труда стоит журналисту признание, что г-н Ломоносов дал очень удачное объяснение движения воздуха в рудниках; он вынужден согласиться с этим против своей воли. Он все-таки думает, что в некоторых отношениях оно еще страдает недостатками. Вот еще две вещи, которые он отмечает. Прежде всего он полагает, что нельзя допустить, чтобы в глубине шахт температура воздуха долго оставалась одинаковой. Он прав, если он понимает под этим температуру, одинаковую в строгом смысле слова. Однако он должен знать, что к такого рода случаям неприменима строгая точность геометрических измерений, которая здесь не может и не должна иметь места. Таким образом, автор был вправе предположить, что человек, пребывающий в рудниках, продолжает очень долго не замечать перемен, происходящих во внешнем воздухе. Рецензент говорит далее, что другие лица, дававшие ему сведения о том же явлении, сообщали ему, что перемены, происходящие в воздухе рудников, не имеют никакой связи со сменой зимы и лета и зависят единственно от разницы в давлении атмосферы в течение одного и того же времени года. Что касается этого последнего вопроса, то всякий, знакомый с законами аэрометрии и гидростатики, что бы ему ни говорили, никогда не поверит, что когда-либо были произведены подобные наблюдения. Ибо когда тяжесть атмосферы возрастает или убывает, увеличение или уменьшение давления оказывается равным и одновременным на таком небольшом расстоянии, какое бывает между двумя шахтами. Или же если бы действительно была какая-нибудь разница во времени или в давлении, то она будет столь малой и столь кратковременной, что не повлечет за собой расстройства движения воздуха в рудниках. Но если в летние дни наступит холод, приближающийся к зимнему, или в зимние дни —летняя погода, то вполне естественно (и никто не станет удивляться этому), что резкая перемена, произошедшая во внешнем воздухе, будет менее ощутимой в глубине рудников, как это уже заметил Агрикола. Ввиду того что разумные люди могут очень легко представить себе все это, не было надобности выдвигать вперед подобные трудности и стремиться к такой степени точности, какая в настоящем случае не имеет никакого значения и о которой было бы бесполезно создавать себе представление в теории, если приходится отказаться от нее на практике.

Разве не это называется самой настоящей уликой, изобличающей все недостатки, из-за которых журналист может потерять авторитет и доверие, которые он намерен приобрести у публики? Может ли кто-либо, обладающий хотя бы тенью стыда и остатком совести, оправдывать подобные приемы? Давая таким способом отчет о сочинениях людей науки, человек не только наносит вред их репутации, на которую он не имеет никаких прав, но и душит истину, представляя читателю мысли, совершенно с ней несообразные. Поэтому естественно всеми силами бороться против столь несправедливых приемов. Если продолжать обращаться таким образом с теми, кто стремится приносить пользу республике наук, то они могут впасть в полное уныние и успехи наук потерпят значительный урон. Это было бы прежде всего полным крушением свободы философии.

Для подобных рецензентов следует наметить надлежащие грани, в пределах которых им подобает держаться, и ни в коем случае не переходить их. Вот правила, которыми, думается, мы должны закончить это рассуждение. Лейпцигского журналиста и всех подобных ему просим хорошо запомнить их.

1. Всякий, кто берет на себя труд осведомлять публику о том, что содержится в новых сочинениях, должен прежде всего взвесить свои силы. Ведь он затевает трудную и очень сложную работу, при которой приходится докладывать не об обыкновенных вещах и не просто об общих местах, но схватывать то новое и существенное, что заключается в произведениях, создаваемых часто величайшими людьми. Высказывать при этом неточные и безвкусные суждения — значит сделать себя предметом презрения и насмешки; это значит уподобиться карлику, который хотел бы поднять горы.

3. Сочинения, о которых дается отчет, должны быть разделены на две группы. Первая включает в себя сочинения одного автора, который написал их в качестве частного лица; вторая — те, которые публикуются целыми учеными обществами с общего согласия и после тщательного рассмотрения. И те и другие, разумеется, заслуживают со стороны рецензентов всякой осмотрительности и внимательности. Нет сочинений, по отношению к которым не следовало бы соблюдать естественные законы справедливости и благопристойности. Однако надо согласиться с тем, что осторожность следует удвоить, когда дело идет о сочинениях, уже отмеченных печатью одобрения, внушающего почтение, сочинениях, просмотренных и признанных достойными опубликования людьми, соединенные познания которых, естественно, должны превосходить познания журналиста. Прежде чем бранить и осуждать, следует не один раз взвесить то, что скажешь, для того чтобы быть в состоянии, если потребуется, защитить и оправдать свои слова. Так как сочинения этого рода обычно обрабатываются с тщательностью и предмет разбирается в них в систематическом порядке, то малейшие упущения и невнимательность могут повести к опрометчивым суждениям, которые уже сами по себе постыдны, но становятся еще гораздо более постыдными, если в них скрываются небрежность, невежество, поспешность, дух пристрастия и недобросовестность.

4. Журналист не должен спешить с осуждением гипотез. Они дозволены в философских предметах и даже представляют собой единственный путь, которым величайшие люди дошли до открытия самых важных истин. Это — нечто вроде порыва, который делает их способными достигнуть знаний, до каких никогда не доходят умы низменных и пресмыкающихся во прахе.

7. Наконец, он никогда не должен создавать себе слишком высокого представления о своем превосходстве, о своей авторитетности, о ценности своих суждении. Ввиду того что деятельность, которой он занимается, уже сама по себе неприятна для самолюбия тех, на кого она распространяется, он оказался бы совершенно неправ, если бы сознательно причинял им неудовольствие и вынуждал их выставлять на свет его несостоятельность.

1 Он имеет заглавие: Commentarii de rebus in scientia naturali et medicina gestis [Записки об успехах естественных наук и медицины]

Отмечая неправильно расставленные акценты в критической статье и размышляя о сути научных журналов и изданий, Ломоносов выводит семь стандартов профессии. И несмотря на дату публикации статьи, приведенные им принципы работы журналиста остаются актуальными до сих пор.

1) Перед работой журналист в первую очередь должен свои силы оценить, ведь для критики других произведений необходимо уметь схватывать самое существенное и новое.

3) Журналисту не следует спешить осуждать сочинения, которые одобрены достойными людьми (их знания превосходят знания журналиста).

6) Журналист должен помнить, что его основная задача не опровергать. Если он все же решился на опровержение чего-либо, он должен сперва тщательно во всем разобраться. Простых сомнений недостаточно.

Содержимое работы - 1 файл

История и актуальные проблемы журналистики .doc

Ломоносов в своей статье не ограничился полемикой. Он всесторонне обсудил обязанности журналиста, многие из его мыслей актуальны до сих пор. Не ограничиваясь изложением специальных научных проблем, Ломоносов затрагивает в статье вопрос о правах и обязанностях журналистов, этике научных публикаций, говорит о большой ответственности журналиста при рецензировании научных трудов.

Заключенные в конце статьи правила составлены Ломоносовым на должном научном уровне. Причем только первые три-четыре пункта можно отнести к анализу научных публикаций. Остальные касаются любой отрасли журналистики и актуальны по сей день.

В первом правиле Ломоносов указывает на то, что рецензенту нужно взвесить свои силы, перед тем как оценивать чье-ли бо сочинение. Рецензент должен быть компетентен в данном вопросе. Если рецензия касается научных статей, то он должен обладать хотя бы базовыми научными знаниями.

Второе правило требует от журналистов максимально возможной объективности сужден ия.

Третье правило требует от журналистов осмотрительности при оценке статей, уже одобренных научным обществом. В случае если журналист допустит ошибку, ему придется отстаивать свою правоту и репутацию.

Читайте также:

Ломоносов в журналистике кратко

Содержимое работы - 1 файл

История и актуальные проблемы журналистики .doc

Оглавление