Лермонтов и декабристы кратко
Обновлено: 27.04.2024
Среди предшественников и современников Лермонтова была одна группа поэтов, которая оказала сильнейшее влияние на его творчество, причем следы этого влияния заметны не только в созданиях ранних лет.
Замечательные слова Луначарского, назвавшего Лермонтова последним и самым искренним эхом декабризма, подтверждаются всем творчеством великого поэта.
Они сказываются и в той любви поэта к фольклору, — не к сказкам, пленявшим Пушкина, не к легендам — источникам ранних повестей Гоголя, а к героике народных исторических песен и былин, которые не тронули творческого воображения Рылеева и значительно меньше влияли на вдохновение Одоевского.
Один из спорных вопросов современного лермонтоведения связан с необходимостью уяснения истинных, а не воображаемых точек соприкосновения Лермонтова с декабристской идеологией. Пока положение здесь таково, что декабризм признан исходной позицией в творчестве поэта. Мало того, Лермонтов считается прямым наследником декабристов, как Герцен. Через него, т.е. от Лермонтова, якобы перешла эстафета декабристов к революционерам-демократам, к Некрасову, а от Некрасова выход на финишную прямую к Октябрю 1917 года. Эти убеждения настолько укоренились, что, когда пишущий эти строки в одной из своих статей попытался установить связь Лермонтова по духовно-мировоззренческой линии с Ломоносовым и Державиным, то рецензент весьма засомневался в правомерности таких параллелей, так как, по его убеждению, Лермонтов весь, целиком, так сказать, вышел из декабризма. И дальше Пушкина, в крайнем случае Жуковского, если иметь в виду отечественные линии, генетические корни Лермонтова будто бы не простираются. Но такие представления отдают схематизмом, по существу же они и вовсе не верны.
Лермонтов знал о декабристах, в ранних произведениях не раз затрагивал декабристскую, как у нас принято считать, тему вольнолюбия. Но при всем том декабристы, конечно же, не были духовными “отцами” Лермонтова ни в раннем периоде его деятельности, ни тем более в позднем. Поэтической феномен Лермонтова вобрал в себя более широкий, точнее сказать, весь спектр предшествующей передовой русской идеологии. Декабристский сегмент этого спектра не был преобладающим. Что это именно так, подтверждается самой “декабристской” по духу поэмой Лермонтова “Последний сын вольности”.
Почему-то никто не желает замечать, что в центре этой поэмы представлена не политическая коллизия, как должно бы быть, если бы Лермонтов следовал декабристам, а нравственная. Вольность, об утрате которой печалится герой поэмы Вадим, отождествлена у поэта в первую очередь с национальной независимостью Отчизны и уже потом - в беглых штрихах - с гражданско-общественной. Следовательно, Лермонтов разрабатывает эту тему по-своему, а не в силу зависимости от декабристских традиций. В конце концов и до декабристов тема вольности поднималась в русской литературе, например, в поэме Я.Б.Княжнина “Вадим Новгородский” (1789). Так можно ли на этом основании (“хронологическом”) считать, что Княжнин был “праотцом” декабристов?
Понятно, что Лермонтов не Княжнин, он ближе к декабристам, их судьба ему была не безразлична. Мало того, с одним из декабристов он разделял тяготы ссыльной жизни (А. Одоевский) и т.д. Но это все косвенные доводы, тем более, что известно: Лермонтов, будучи на Кавказе в 1840 году, не сошелся по-настоящему с декабристами (вспомним, свидетельство М. Назимова в передаче П.А.Висковатова). Лермонтов считал их программу нежизненной и даже наивной. Александра Одоевского он любил за человеческие качества, за его страдальческую судьбу, как и Лихарева. Словом, не надо каждое “лыко” в строку вставлять, не надо по всем линиям выводить Лермонтова из декабризма, как это мы делаем до сих пор по аналогии с Пушкиным. Но если вопрос “Пушкин и декабристы”, благодаря стараниям В. Непомнящего, более или менее прояснился, то в отношении Лермонтова этого сказать пока нельзя. Считается, что именно он подхватил знамя декабристов и понес его дальше, развивая и расширяя их дело.
В чем же причина такого настойчивого желания напрямую связать Лермонтова с декабристским движением? Я думаю, в том самом стремлении, о котором сказано в начале статьи - в стремлении представить Лермонтова, главным образом, как борца с самодержавием, выпятить его бойцовые качества, приписав ему идеологию и умонастроения, сходственные с нашими. Но этого делать не следует, так как мы тем самым впадаем в грубый антиисторизм, с позиции которого ничего толком установить невозможно.
К сожалению, антиисторизм одно время принял у нас такие размеры, что некоторые ученые годами были заняты (под флагом выявления неизученного в биографии поэта) поисками фактов, подтверждающих его прямое участие в политической борьбе, в работе конспиративных кружков. Логика таких поисков понятна; ведь если “борец”, значит, обязательно должен быть связан с какими-либо тайнами организациями, при том, конечно, прогрессивными. Ну а “кто ищет, тот всегда найдет” (по пословице). И вот нашли, отыскали так называемый “кружок шестнадцати”: К.Браницкий, И.Гагарин, И.Долгоруков, Н.Жерве и др. Отыскали временное содружество небольшой группы молодых петербургских аристократов, в полунамеках представили это содружество почти политическим кружком и обосновали участие в нем Лермонтова, поскольку он был знаком почти со всеми членами этого содружества. Более того, высказано предположение, что якобы выезд из Петербурга значительной части участников кружка почти в одно и то же время с Лермонтовым на Кавказ (в мае 1840 г.) свидетельствует об известной солидарности с поэтом и его лидерстве, так как Лермонтов есть Лермонтов, и представить его на второстепенных или третьестепенных ролях никак невозможно.
Но в 1987 году произошел конфуз с этой версией. В журнале “Русская литература” (2, 1987 г.) А. Семченко опубликовал документальные данные, из которых неопровержимо следовало, что Лермонтов весной 1840 г. выехал из Петербурга не вместе с участниками кружка, а отдельно, и в Москве с ними не встречался, как полагали Б.Эйхенбаум, И.Андроников и Э.Гернштейн. На Кавказе же встречи были случайные - так что никакого “заговорщического” контакта не было. Да и странно это приписывать поэту. Поэт по природе, по характеру своего труда и нуждается в суверенности, если можно так сказать, во всех сферах своего бытия. Ему нужны “покой и воля” (А.Пушкин). Ему претит всякая кружковщина, тем более - Лермонтову, который дорожил личной независимостью, столь необходимой для творца.
В эпоху Николая I с ее деспотизмом и репрессиями голосом русского народа и "потерянного" поколения стал Михаил Лермонтов. Он был услышан как поэт не сразу, а только после громкого протеста, выраженного в стихотворении 1837 года "Смерть поэта".
Литературный критик Виссарион Белинский называл Лермонтова "преемником" Пушкина. И молодой поэт, многое взявший от главного русского классика, не мог не откликнуться на смерть своего кумира. По слухам, его даже видели рядом с квартирой умирающего Пушкина, – но, скорее всего, это лишь фантазии современников.
Первая редакция (без последних 16 строк) стихотворения была написана, когда Пушкин еще не умер, но его смертельное ранение уже обсуждал весь Петербург. До Лермонтова доносились лишь слухи, которые касались в основном вопросов, кто прав и кто виноват в дуэли. Некоторые оправдывали Дантеса, другие же - обвиняли жену Пушкина Наталью Гончарову в непозволительных связях с французом.
Друг Лермонтова Святослав Раевский писал, что первоначальный текст элегии был собранием мыслей не только самого автора, но и "весьма многих" его друзей. Молодой поэт собрал их во время горячего обсуждения этой темы в своей гостиной. Сам же Раевский тогда жил в доме Лермонтова и оказал значительное влияние на распространение стихотворения, из-за чего тоже оказался под следствием по "Делу о непозволительных стихах…". В итоге Лермонтова сослали на Кавказ, но через год уже "простили".
После тиражирования стихотворения голос Лермонтова начал стремительно раздаваться во многих элитных гостиных. Его текст переписывался и заучивался, и даже дошел до "пушкинской плеяды" - Владимира Одоевского, Петра Вяземского и учителя поэта Василия Жуковского. "Вот стихи какого-то Лермонтова, гусарского офицера", - написал тогда князь Вяземский.
Через несколько дней после написания стихотворения у Лермонтова возник спор со своим родственником и по совместительству сотрудником тогдашнего МИД Николаем Столыпиным. Последний принял сторону противника Пушкина, добавив, что иностранцы не подлежат законам Российской Империи. Это не понравилось Лермонтову. По одной из версий, эта беседа и стала причиной того, что он дополнил стихотворение строками с критикой власти:
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Пред вами суд и правда — все молчи.
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
И вы не смоете всей вашей черной кровью
По другой версии, на дополнение стихотворения Лермонтов решился после разговора с врачом Николаем Арендтом, который лечил и его, и Пушкина. Именно медик, возможно, и рассказал детали состояния умирающего поэта. Однако наиболее вероятно то, что Лермонтов счел несправедливым наказание, назначенное Дантесу. В России еще со времен Петра I существовал строгий закон за участие в дуэлях, - осудить могли вплоть до смертной казни. Французу же изначально назначили высшую меру наказания, но впоследствии его просто выслали из страны.
В эпиграфе к стихотворению Лермонтов призывает императора "быть справедливым и наказать убийцу". Он взят из трагедии французского драматурга "Венцеслав" Жана Ротру. Известно, что поэт включил его в канву стихотворения не сразу. Возможно, таким образом Лермонтов попытался смягчить негодование Николая I, когда прошел первый слух о его скором аресте за ранние версии стихотворения. Поэт подчеркивал, что хочет только наказания для убийцы и у него нет намерений "нападать" на императора. Однако даже подобное высказывание воспринималось императорской цензурой как непозволительная дерзость - нельзя диктовать волю царю.
"Вступление к этому сочинению дерзко, а конец - бесстыдное вольнодумство, более чем преступное", – написал глава жандармов Александр Бенкендорф в докладной записке Николаю I.
В ответном письме Николай I сказал, что уже успел прочитать произведение Лермонтова и даже назвал его "приятным стихом". По одной из версий, стихотворение императору читал Василий Жуковский, но без заключительных 16 строк. По другой - Николаю I пришла анонимная записка с текстом Лермонтова под заголовком "Воззвание к революции". В итоге император распорядился проверить писателя:
"Я послал Веймарна в Царское Село осмотреть бумаги Лермонтова и, буде обнаружатся еще другие подозрительные, наложить на них арест. Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону".
Вскоре Лермонтова и Раевского арестовали. В квартире поэта провели обыск, а также заперли его на верхнем этаже Главного штаба. Затем его перевели под домашний арест в квартиру бабушки Елизаветы Арсеньевой. Лермонтов, до этого публиковавшийся разве что в "Библиотеке для чтения" (и то не по своей воле), в объяснительной записке написал:
"Сам я их [стихов] никому больше не давал, но отрекаться от них, хотя постиг свою необдуманность, я не мог: правда всегда была моей святыней и теперь, принося на суд свою повинную голову, я с твердостью прибегаю к ней, как единственной защитнице благородного человека перед лицом царя и лицом божиим".
Приказом от 25 февраля 1837 года Лермонтова сослали на Кавказ прапорщиком в Нижегородский драгунский полк. Раевского же выслали в Олонецкую губернию (территория современной Карелии). На Кавказе Лермонтов встретился со другими людьми интеллектуальной элиты того времени - и с Виссарионом Белинским, и с декабристами Александром Одоевским, Михаилом Нарышкиным. Отголоски кавказской жизни отразились в творчестве поэта. Примерно через год Лермонтова "простили", чему он, кстати, не очень обрадовался.
"Если ты поедешь на Кавказ, то это, я уверен, принесет тебе много пользы физически и нравственно: ты вернешься поэтом, а не экономо-политическим мечтателем, что для души и для тела здоровее. Не знаю, как у вас, а здесь мне после Кавказа все холодно, когда другим жарко, а уж здоровее того, как я теперь, кажется, быть невозможно", - написал Лермонтов в письме к Раевскому в 1838 году.
М. Ю. Лермонтов жил в эпоху, которая получила название эпохи безвременья, наступившего после поражения восстания декабристов. Это был период жесточайшей политической реакции. Время мужания поэта пришлось на самые мрачные годы. Свободолюбивые идеалы декабристов оказались под запретом, общество было напугано наступившей реакцией. Господствовали грустные, унылые настроения, пессимизм и углубленность в себя. Это все вызывало у поэта отчаяние и тоску:
И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды.. .
Современность вызывала у поэта грустные настроения, поэтому его лирика проникнута таким пессимизмом. Лермонтов считал, что голос поэта должен звучать, "как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных". Он хотел, чтобы его голос был этим колокольным звоном.
Читайте также: