Критика позиции канта со стороны сенсуалистов а шопенгауэр кратко

Обновлено: 07.07.2024

Приложение к тому I
КРИТИКА КАНТОВСКОЙ ФИЛОСОФИИ

              C’est le privilege du vrai genie,
              et surtout du genie qui
              ouvre une carriere, de faire impunement
              de grandes fautes

                    Прошу простить, но по своим приемам
                    Он кажется каким-то насекомым,
                    Полулетя, полускача,
                    Он свиристит, как саранча 006 .
                        Ad partem properare tuum, tnens aegra, quid obstat;
                        Saeclo hoc indigno sint tribuenda licet?
                        Umbrarum fluctu terras mergente, cacumen
                        Adtolle in clarum noster Olympe, Jovem 007 .
                            Quo enim melius rem aliquant concipimus, eo magis
                            determkiati sumus ad earn unico modo exprimendum 010 , —
                                  А мало ль вычурных систем
                                  Возникло на такой основе?
                                  Глупцы довольствуются тем,
                                  Что видят смысл во всяком слове 012 .

                                *С моим опровержением кантовского доказательства можно при желании сравнить предшествующую критику, данную Федером (О времени, пространстве и причинности, § 28) и § 9 Шульце (Критика теоретической философии, т. 2, с. 422 — 442).

                                *См.: Sext. Empir. Pyrrhon. hipotyp. Lib. 1, cap. 13, intelligibilia apparentibus opposuit Anaxagoras 048 .

                                          Вы оба не на женщин ли похожи,
                                          Которые все вновь свое твердят,
                                          Что ни толкуй и как ни бейся с ними 052 .

                                        *Что признание границы мира во времени совсем не необходимая мысль разума, можно показать и исторически, поскольку индусы не допускают ее даже в народной религии, не говоря уже о Ведах; они пытаются мифологически выразить бесконечность являющегося мира, этого лишенного постоянства и сущности покрывала Майи, посредством чудовищной хронологии, показывая очень глубокомысленно относительность всех временных величин в следующем мифе (Polier. Mythologie des Indous 065 , vol 2, p. 585). Четыре эпохи, в последней из которых мы живем, охватывают вместе 4 320 000 лет. Таких периодов из четырех эпох в каждом дне творящего Брахмы 1000, а в его ночи еще 1000. Его год состоит из 365 дней и стольких же ночей. Он живет, все время творя, 100 своих лет; а когда он умирает, сразу же рождается новый Брахма, и так от вечности к вечности. Ту же относительность времени выражает особый миф, который у Полье (т. 2, с. 594) излагается по Пуранам. Он гласит: один раджа, пробывший несколько мгновений у Вишну в его небе, обнаруживает по возвращении на Землю, что прошло несколько миллионов лет и наступила новая эпоха, потому что каждый день Вишну равен стократному повторению четырех эпох.

                                        *Кстати сказать, проблема Макиавелли заключалась в решении вопроса, как государь может при всех обстоятельствах удержаться на троне, несмотря на происки внутренних и внешних врагов. Таким образом, его проблема совсем не была этической, т. е. он не ставил вопрос, должен ли государь как человек желать этого или нет; она была чисто политической, т. е. сводилась к тому, как государь может решить такую проблему, если он того хочет. Этому и служат указания Макиавелли, так же, как существуют указания к игре в шахматы, в которых ведь нелепо было бы порицать то, что в них отсутствует ответ на вопрос, морально ли вообще играть в шахматы. Вменять Макиавелли в вину аморальность его сочинения то же, что порицать учителя фехтования за то, что он не начинает обучение с моральной лекции против убийства и смертельных ранений.

                                        *Хотя понятие права в сущности отрицательно в противоположность не-праву, представляющему собой позитивную отправную точку, тем не менее объяснение этих понятий не должно носить совершенно негативный характер.

                                        Приложение к тому I
                                        КРИТИКА КАНТОВСКОЙ ФИЛОСОФИИ

                                        *Примечания составлены Б. В. Мееровским и И. С. Нарским.

                                                О, робкий замысел, что воплощенью твоему помеха?
                                                Иль век теперешний даров твоих не стоит?
                                                И пусть Земля в потоке мрака утопает,
                                                Ты, наш Олимп, свою вершину к свету неба вознеси (лат.).

                                              Хорош тем, что имеет удобный по интерфейсу форум ко всем публикациям,
                                              что позволяет всем желающим их обсуждать и получать ответы от хозяина раздела.

                                              Есть ли нечто особое в разговорах о морали? О чем вообще говорят моралисты — о том, что должно быть, или о том, что есть? Быть моральным помогает разум или сердце? Полемика Иммануила Канта и Артура Шопенгауэра касательно этики — яркая иллюстрация разных подходов к этим проблемам.

                                              Делая акцент на долженствовании, Кант продолжает идеи Аристотеля. Отличие состоит в том, что древнегреческий мыслитель связывал моральную добродетель со счастьем, а немецкий гений от этой связи отказался. Для философа недопустимо, чтобы моральный поступок был выгоден, поэтому хорошее поведение не гарантирует блаженной жизни. Так возникает проблема с мотивацией, поэтому Кант оставляет своеобразную лазейку — будучи моральным нельзя стать счастливым, но можно стать достойным счастья. Что же в итоге?

                                              Шопенгауэр заинтересовался трудами Канта, но был во многом не согласен. Прежде всего, он посягнул на главное — напал на идею долженствования:

                                              Так мы видим два подхода. Один требует долга и доверяет разуму, отказывается от мотивов, трепеща перед моральным законом. Его последователи желают стать достойными счастья, предполагая существование Бога. Другой верит в чувство, реабилитирует мотивацию. Он чурается долга и принуждения. Какая философия морали вам ближе? Прав ли кто-то из них? Истина рождается в споре, а наш опыт разнообразен, поэтому едва ли здесь может быть однозначный ответ.

                                              Подборка по теме

                                              — Шопенгауэр, пустота и кризис среднего возраста: в чем ошибался философ?

                                              Список источников

                                              1. Аристотель. Никомахова этика: пер. с древнегреч. Н.В. Брагинской / Аристотель. Сочинения в 4-х томах Т.4. — М.: Мысль, 1984. -с.53-295.
                                              2. Кант И. Критика практического разума: пер.с нем. Н.М. Соколова / И.Кант. Собрание сочинений в восьми томах. Т.4; под общ. ред. проф. А.В. Гулыги. – М.:Чоро, 1994. с.374-596.
                                              3. Кант И. Основоположения метафизики нравов: пер. с нем. Л.Д.Б./ И.Кант. Собрание сочинений в восьми томах. Т.4; под общ. ред. проф. А.В. Гулыги. – М.: ЧОРО, 1994. – с.154-246
                                              4. Кант И. Лекции по этике: пер. с нем. А.К.Судаков, В.В. Крылова. / И.Кант. – М.:Республика, 2000. – 431 с.
                                              5. Шопенгауэр А. Две основные проблемы этики. / Шопенгауэр А. Собрание сочинений в шести томах. Т.3.: Малые философские сочинения; под общ.ред. А. Чанышева — М.: ТЕРРА — Книжный клуб, Республика, 2001. – с.279- 374.
                                              6. Шопенгауэр А. Об основе морали / Шопенгауэр А. Собрание сочинений в шести томах. Т.3.: Малые философские сочинения; под общ.ред. А. Чанышева — М.: ТЕРРА — Книжный клуб, Республика, 2001. – с.375- 496.
                                              Обложка: бюсты Канта и Шопенгауэра

                                              Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

                                              Поскольку невозможно подробно изложить сложные и исчерпывающие аргументы Канта на нескольких страницах, то я коснусь лишь тех элементов его теории, которые выделил как оказавшие наиболее глубокое влияние на развитие его собственных взглядов сам Шопенгауэр.

                                              Так Кант представляет в новом свете различие между апостериорным (a posteriori) знанием и априорным (a priori) – между (грубо говоря) знанием, получаемым нами из опыта, и знанием, которым мы обладаем независимо от всякого опыта, и, сделав это разграничение, он впервые определил, по каким признакам необходимо искать истинные связи между этими видами знаний.

                                              Как раз напротив, подобное предположение – ex hypothesi, по сути своей невозможно.

                                              Алексей Троцак

                                              Методология и основания философских систем Канта и Шопенгауэра воплотились в выдвигаемых ими законах морали, которые в качестве формы непосредственно выражают основание этики, а именно: возможность свободного поведения человека.

                                              По замыслу Канта, категорический императив является автономным, так как он не основывается на чувствах и аффектах человека, но выражает абсолютную волю максимы, требуя от человека поведения, которое было бы общезначимо для всех разумных существ.

                                              Обобщая сказанное, следует отметить, что главный упрек Шопенгауэра основывается на признании иных предпосылок построения системы, чем у Канта, то есть система этики Канта отрицается как несоответствующая целям Шопенгауэра.

                                              Шопенгауэр прав в том, что Кант использует язык повеления в категорическом императиве, но это не язык заповедей. Категорический императив, по словам Канта, является правилом, а не заповедью с целью достижения чего-либо 2 . Ведь религия заповедует то, что будто бы было ниспослано Богом и воплощено в видимой церкви, Кант же предлагает самим людям утвердить для себя закон или правило, которому они будут следовать вне зависимости от эмпирических устремлений, и такое сообщество у Канта именуется невидимой церковью, потому что она у каждого внутри, — нет необходимости куда-то приходить и заявлять о своей добропорядочности: совесть человека — главный в данном случае его судья. Следовательно, за категорическим императивом не стоит идеи теологической морали в виде Высшей сущности.

                                              Кант утверждает два тезиса, которые отвечают на вопрос: что стоит за исполнением категорического императива?

                                              Есть ли здесь связь с эгоизмом? Уничтожая чувственные стремления (даже нежную симпатию к человеку), субъект морального действия получает удовольствие, основанное на негативном удовольствии, то есть видятся два разных уровня удовольствия: эмпирическое удовольствие, которое в данном случае уничтожается либо обуздывается разумом, и интеллектуальное удовольствие, которое является результатом действия практического разума, то есть следствием морального поведения [4, c. 515]. Но ведь Кант сам говорит о том, что обуздание всех склонностей человека, даже чувственной любви и сострадания, может принести страдание, то есть негативное чувство. Следовательно, исполняя категорический императив, человек может лишь руководствоваться идеей получения интеллектуального удовольствия, подтверждающего его достоинство как личности, осуществляющей свободное поведение (правда, по принуждению себя к долгу). Тем самым, категорический императив должен быть, по-видимому, как считает Шопенгауэр, гипотетическим, ведь желание принудить себя поступать морально — это цель, которая обещает сделать человека достойной личностью, поэтому невозможно делать то, что ни на что не направлено или же не имеет основания. Однако моральный закон Канта не содержит никаких признаков гипотетичности, так как он сам для себя оказывается целью. Ради полноты критики представим ниже ряд замечаний, которые часто встречаются или могут встречаться в текстах философов морали.

                                              Шопенгауэр и его последователи пытались обнаружить корни гипотетического императива, но они использовали неверное основание для анализа: эгоистической основы в категорическом императиве нет. Категорический императив создан для разумных ноуменальных существ, причем в расчет не берутся никакие эмпирические (то есть случайные) отклонения и исключения, ведь суть императива заключается в априорной максиме как регулятиве поведения, обладая подобно чистому разуму контролирующей функцией. Поэтому многие критики не замечают того, что гипотетический императив Канта находится в сфере рассудка, то есть он обращен к предметам действительного опыта в отличие от категорического императива, который в себе содержит идею разума (свободу) [7, c. 21]. Вследствие этого Канту понадобилось ввести идею царства целей, в которой автономная мораль полностью бы реализовалась, то есть царство целей представляет собой единство категорического императива, который реализуется ноуменальными существами.

                                              Естественно, идея царства целей не может быть понята как идея фашизма или еще какая-нибудь националистическая идея (в этом плане ей больше соответствуют идеи Шопенгауэра с врожденным приоритетом воли в том или ином индивиде), так как для нее нет никаких расовых приоритетов (ведь расовый аспект — целиком эмпирическое явление). Человек понимается Кантом во всемирно-гражданском плане в качестве свободного существа, не ограниченного какими-либо физиологическими особенностями.

                                              Сам Шопенгауэр считает сострадание морально-ценностным феноменом, что наводит на подозрение о необщезначимости этического принципа, ведь сострадание как норма может быть не закреплена в конкретном обществе в качестве социального действия, но и ценностью оно может не являться, так как имеет случайный характер в отличие от нормы в категорическом императиве (норма выступает здесь как явление чистой морали, а ценность как явление нравственности). Ценности присуще либо положительное, либо отрицательное значение, которое закреплено в обычаях, традициях и ритуалах, а если так, то как один субъект может полностью познать другого и предложить то, что именно требуется для устранения страдания другого? Чтобы сострадать, мы должны знать то же, что и страдающий человек, но страдающий может быть не согласен с мерой нашего страдания, тем самым неизвестное (знаю ли я полностью свое желание по отношению к другому?) определяется через еще более неизвестное (соответствует ли наш поступок воле другого?). Налицо ошибка предвосхищения основания, которая возникает по причине смешения понятий блага и зла 6 . Сострадание в рамках системы Шопенгауэра (как априорно-апостериорная форма, закрепленная в мировой воле) могло бы теоретически быть полным только в случае, когда мы знали бы всю информацию о страдающем человеке, однако такое положение неосуществимо в действительности.

                                              По причине невыделенности морали из сферы нравственности (что было впервые исправлено Кантом), Шопенгауэр сковывает сострадание правовым принципом справедливости, так как оно ничем более не контролируется.

                                              Кант не обходит вниманием данную проблему. Явление сострадания у Канта может быть сходно с первоначальным моральным чувством, которое обращается не к долгу, а к соответствию чувств удовольствия — неудовольствия, не являясь тем самым общезначимым, но выражает субъективную максиму [5, c. 441]. Человек, руководствующийся моральным чувством, действует по-разному в зависимости от ситуации, но мотивы его всегда обращены в свою пользу. Он может помочь другому, но ради себя, имея в себе основную, прежде всего личную интенцию достижения счастья. Иными словами, долг должен контролировать, предшествовать моральному чувству, даже если оно и находится в каждой человеческой душе.

                                              В отличие от сострадания категорический императив не сразу может быть достижим в реальных условиях. По словам Канта, мы должны вначале быть достойны счастья, а не сразу хотеть его и быть счастливыми. В системе категорических императивов общество будет защищено больше, чем при реализации принципа сострадания, которое свидетельствует о том, что человек не полностью вышел еще из лона природы и не научился отвечать за свои поступки.

                                              Идея сострадания не является мерилом свободного поведения человека, она применяется только в мире животных. Конечная цель человечества у Шопенгауэра не предназначена для рода, род никогда не сможет отрицать волю к жизни, на это способны только некоторые индивиды; конечная же цель, если доводить ее до логического конца, может состоять в прекращении рождаемости, в разрыве цепей сансары, то есть в абсолютном несуществовании. Этот результат свидетельствует о различии этических моделей Канта и Шопенгауэра, несмотря на то что последний считал себя философом, развивающим идеи великого кенигсбержца.

                                              Список литературы

                                              1. Апресян Р. Г. Талион и золотое правило: критический анализ сопряженных контекстов // Вопросы философии. 2001. № 3. С. 72—85.

                                              2. Гардинер П. Артур Шопенгауэр. М., 2003. С. 328.

                                              3. Делез Ж. Критическая философия Канта: учение о способностях. М., 2000.

                                              4. Кант И. Критика практического разума // Кант И. Соч.: в 8 т. М., 1994. Т. 4.

                                              5. Кант И. Метафизика нравов // Там же. Т. 6.

                                              6. Мур Дж. Принципы этики. М., 1994.

                                              8. Скрипник А. П. Категорический императив Иммануила Канта. М., 1978.

                                              9. Сутта о дружественности // Поэзия и проза Древнего Востока. М., 1973.

                                              10. Фрейд З. Тотем и табу. М., 1998.

                                              11. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Шопенгауэр А. Афоризмы житейской мудрости. М.; СПб., 2005. Т. 1.

                                              12. Шопенгауэр А. Об основе морали // Шопенгауэр А. Афоризмы и максимы: соч. М.; Харьков, 1998.

                                              13. Шпет Г. Г. История как проблема логики. М., 2002.

                                              14. Kant I. Metaphysische Anfangsgründe der Rechtslehre. Hamburg: Felix Meiner Verlag, 1986.

                                              15. Schopenhauer A. Die Welt als Willle und Vorstellung. Stuttgart: Philipp Reclam jun., 1996. Bd. 2. S. 779.

                                              16. Schopenhauer A. Über die Grundlage der Moral // Schopenhauer A. Kleinere Schriften.. Stuttgart, Frankfurt-am-Main, 1986. Bd. III.

                                              Троцак А.И. Нравственные законы и принципы в системах И. Канта и А. Шопенгауэра. Анализ критики Шопенгауэром категорического императива Канта// Х Кантовские чтения. Классический разум и вызовы современной цивилизации: материалы международной конференции: в 2 ч. /под ред. В. Н. Брюшинкина. — Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2010. Ч. 2. C. 221 – 236.

                                              Благо как прагматическая категория включает в себя направленность на результат, основанный на удовлетворении желания, в то время как добро должно являться независимым от субъективных склонностей, так как в ином случае не будет выражением абсолютной морали. ↩

                                              Читайте также: