Красный террор в крыму 1920 1921 кратко
Обновлено: 02.07.2024
Я до недавнего времени думал, что знаю все мифы, связанные с этим периодом гражданской войны, точнее с периодом ее окончания, когда остатки врангелевской армии бежали в Константинополь. Но оказалось, что это не так.
Старый миф о количестве жертв.
Эвакуироваться из Крыма удалось не всем. Всего в 1920г. Белая армия насчитывала около 300 тысяч человек. Это со всеми тыловыми службами. А из Крыма эвакуироваться смогло около 146 тысячам. При чем какой-то процент из них были гражданскими.
Так вот, я, конечно, не верил, что в результате Красного террора было расстреляно около 100 тысяч. У разных заангажированных, антисоветских авторов эта цифра колеблется о 50 до 150 тысяч.
На мой взгляд, эта цифра не превышает 20 тысяч. А, например, историк Ратьковский, который является специалистом по изучению красного и белого террора, говорит о 12 тысячах. Т.к. эта цифра подтверждена в наградном документе (о чем будет ниже). Вообще, известных документов по данному вопросу очень мало.
Так что этот миф уже давно не такой популярный как это было еще в 90-е года и многие на сегодняшний день не верят в цифры превышающие 50 тысяч жертв террора.
Трагедию красного террора в Крыму в начале 1920-х гг. связывают с именами Бела Куна и Розы Землячки. Первый был председателем Крымревкома – высшего чрезвычайного органа большевистской диктатуры, который был создан на территории полуострова после победы над Врангелем; вторая являлась секретарем Крымского обкома РКП (б). Так как определенное время они стояли во главе местной власти, именно их современники считали главными организаторами репрессий.
В действительности такая точка зрения является чересчур упрощенной, так как оставляет без внимания зрения деятельность огромной массы непосредственных исполнителей и идейных вдохновителей расправ: чекистов, работников особых отделов, военных, командования Южного фронта, руководителей советского государства и большевистской партии.
Насилие, захлестнувшее полуостров в конце 1920-зимой 1921 г., не было результатом злой воли отдельных высокопоставленных деятелей, но было спланировано заранее на самом высоком уровне. В условиях коммунистического режима массовое уничтожение наших соотечественников, которые не смогли или не захотели покинуть Отчизну осенью 1920 г. и остались в Крыму, было закономерным. Эта акция устрашения проистекала из самой сущности большевизма и его теоретической основы.
Это обещание рассматривалось большевиками как способ внести разложение в ряды неприятеля.
Накануне взятия полуострова, 11 ноября 1920 г. командующий силами красного Южного фронта Михаил Фрунзе обратился по радио к врангелевским офицерам с предложением сдаться.
Однако то, что было приемлемо для Совнаркома весной, стало недопустимым осенью 1920 г. Поэтому Ленин отреагировал жестко. Уже 12 ноября он телеграфировал Фрунзе:
Именно здесь нужно искать зерно будущей расправы, хотя формально обещания амнистии все еще оставались в силе.
13 ноября 1920 г. члены РВС Южного фронта Ивар Смилга и Бела Кун поспешили успокоить вождя, отправив ему секретную телеграмму:
Несмотря на грабежи и насилия, которые совершались победителями в первые дни, перечисленные в приказе категории лиц восприняли известие о регистрации в целом без особого страха. Поверив обещаниям об амнистии, данным накануне советским командованием, тысячи людей явились на регистрационные пункты и сразу образовали огромные очереди.
Поначалу людей регистрировали и отпускали по домам. Часть поместили в казармы, часть – отправили по железной дороге в северные лагеря или на восстановительные работы в шахты Донбасса.
Но вскоре все изменилось. Спустя два-три дня после окончания первой регистрации была назначена новая, которая проводилась Особой комиссией 6-й армии и Крыма по регистрации. На этот раз подлежали регистрации уже не только военные и беженцы, но также буржуазия, священники, юристы и прочие непролетарии. Все военные, только что амнистированные, вновь были обязаны явиться на регистрацию, которая продолжалась несколько дней. Не явившиеся были арестованы, и затем сразу же после регистрации начались массовые расстрелы. Некоторое время спустя, когда кампания красного террора в Крыму была в самом разгаре, приказом Крымревкома № 167 от 25 декабря 1920 г. была объявлена очередная регистрация, и все, кто пришел на нее, также подверглись репрессиям.
Пожелания высокого начальства были правильно поняты местными военными, партийными и чекистскими органами. На полуострове ввели режим чрезвычайного положения.
Все перемещения за пределы полуострова, равно как и въезд на его территорию, находились под жестким контролем. Эта задача была возложена на заградительные отряды.
Еще до взятия полуострова создается Крымская ударная группа, начальником которой был назначен заместитель начальника Особого отдела Южного и Юго-Западного фронтов Ефим Евдокимов. Подчинялась Крымская ударная группа непосредственно начальнику Управления Особых отделов ВЧК Южного и Юго-Западного фронтов В. Манцеву.
30 ноября 1920 г. опубликовали разъяснение Крымревкома, что со всеми ходатайствами по поводу арестованных следует обращаться в ОО 6-й армии. Так гражданские органы власти исключали возможность апеллировать к ним.
Точное число жертв красного террора в Крыму в 1920–1921 гг. едва ли когда-нибудь будет известно. Минимальной цифрой определяют 12 тыс., максимальной – 120 и даже 150 тыс. человек. Неоспоримо одно: по числу убийств и по степени жестокости и организованности террор 1920–1921 годов был самым массовым и кровавым.
Даже карательные акции большевиков конца 1920–1930-х годов на крымской земле имели, вероятно, меньший размах.
Остановимся подробно на личностях некоторых непосредственных исполнителей. Обобщенный портрет чекистов или сотрудников особых отделов эпохи красного террора в Крыму выглядит следующим образом. В основном это были молодые люди в возрасте до 30 лет, мало кто из них имел законченное высшее и даже среднее образование. Многие еще подростками принимали активное участие в революционном движении, имели опыт террора, приобретённый задолго до Октябрьского переворота, неоднократно арестовывались полицией, в том числе и за уголовные преступления, отбывали каторжные и тюремные сроки. Основу их мировоззрения составляла ненависть ко всему, что было связано с дореволюционной Россией.
Для многих деятелей советского репрессивного аппарата участие в крымских расстрелах послужило важным трамплином в дальнейшей партийной, советской и чекистской карьере. Некоторые из бывших карателей впоследствии сделали себе имя в науке и творчестве.
Разумеется, это не единственные примеры. Судьбы и карьеры чекистов, которые были причастны к проведению красного террора в Крыму, представляют собой отдельную обширную тему, которая еще ждет своего исследователя.
В завершение выделим следующие моменты в оценке событий 1920-1921 гг. в Крыму.
2. Высказываемое до настоящего времени мнение об ответственности за массовые репрессии именно местных властей не выдерживает никакой критики. Заводной ключ к механизму террора находился в Москве. В проведении акции устрашения было заинтересовано высшее партийное руководство, включая руководителей советского государства.
28.05.2012 11:53
На полуострове был введен режим чрезвычайного положения. Все дороги, ведущие из Крыма, были блокированы, и люди не могли покинуть полуостров, поскольку все пропуска подписывал непосредственно Бела Кун.
17 (4) ноября 1920 года был издан приказ Крымревкома N 4 согласно которому все лица, прибывшие в Крым с Добровольческой армией (на июнь 1919 г.), офицеры, чиновники военного ведомства и другие работники деникинских подразделений и Русской армии Врангеля должны были в 3-дневный срок явиться для регистрации.
Точное число замученных большевиками в Крыму установить сложно. Исследователями, очевидцами, а также непосредственными участниками этих событий называются различные цифры.
Запущенный большевиками конвейер смерти работал безостановочно.
Многие из оставшихся офицеров и солдат Русской армии истолковали приказ Крымревкома как амнистию, и явились на регистрационные пункты, чтобы быть внесенными в списки. Поначалу людей регистрировали и распускали по домам. У многих появилась надежда, что большевики выполнят свои обещания о помиловании и рыцарском отношении к побежденным, данные накануне взятия полуострова, 10 и 11 ноября. Но вскоре выходит новый приказ, согласно которому была объявлена повторная регистрация, и все пришедшие на нее были арестованы.
Осужденных выводили к месту казни раздетыми и привязанными друг к другу, становили спиной к выкопанной ими же самими общей могиле, а затем расстреливали из пулеметов. Массовые расстрелы происходили одновременно во всех городах Крыма под руководством Особого отдела 4-й армии и продолжались до 1 мая 1921 г. после чего волна террора медленно начинает идти на убыль.
Впоследствии большевики сменят тактику и станут устраивать облавы, оцепляя целые кварталы. Сгоняя задержанных в фильтрационные пункты (чаще всего в роли таковых выступали городские казармы), чекисты проводили в течение нескольких дней сортировку, проверяя документы и решая, кого отпустить на свободу, а кого увезти за город, на расстрел.
По официальным советским данным в 1920-1921 г.г. в Симферополе было расстреляно около 20 тысяч человек, в Севастополе – около 12, Феодосии – около 8, в Керчи – около 8, в Ялте – 4-5 тысяч, всего до 52 тысяч человек.
Такова картина большевистских репрессий в целом по Крыму. Разумеется, все вышеприведенные данные дают лишь общее представление о том, не поддающемся описанию, кровавом кошмаре, который воцарился на полуострове после того, как от его берегов отчалило последнее белое судно.
Иностранцы, вырвавшиеся из Крыма во время разгула красного террора, описывали потрясающие картины зверств коммунистов: Исторический бульвар, Нахимовский проспект, Приморский бульвар, Большая Морская и Екатерининская улицы были буквально увешаны качающимися в воздухе трупами. Вешали везде: на фонарях, столбах, на деревьях и даже на памятниках. Если жертвой оказывался офицер, то его обязательно вешали в форме и при погонах. Невоенных вешали полураздетыми.
По сути, вся Россия была превращена большевиками в гигантский сатанинский алтарь.
Даже спустя десятилетия кровь невинно убиенных взывает к отмщению. Нельзя покарать организаторов и непосредственных исполнителей массового террора, но можно и должно предать осуждению человеконенавистническую идеологию большевизма, как антихристианскую доктрину, единственной целью которой является разрушение естественного порядка вещей.
Дмитрий СОКОЛОВ,
г. Севастополь
Публикуется в сокращении
Красный террор
Никакое воображение не способно представить себе картину этих истязаний. Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкой и подвешивали к перекладинам с таким расчетом, чтобы ноги едва касались земли, а потом медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, ружей или револьверов. Пулеметчик раздроблял сначала ноги для того, чтобы они не могли поддерживать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял висеть свою жертву, истекающую кровью… Насладившись мучением страдальцев, он принимался снова расстреливать их в разных местах до тех пор, пока живой человек не превращался в кровавую массу и только после этого добивал ее выстрелом в лоб.
В Благовещенске у всех жертв чрезвычайки были вонзенные под ногти пальцев на руках и ногах грамофонные иголки. В Симферополе чекист Ашикин заставлял свои жертвы, как мужчин, так и женщин, проходить мимо него совершенно голыми, оглядывал их со всех сторон и затем ударом сабли отрубал уши, носы и руки… Истекая кровью, несчастные просили его пристрелить их, чтобы прекратились муки, но Ашикин хладнокровно подходил к каждому отдельно, выкалывал им глаза, а затем приказывал отрубить им головы.
В Севастополе людей связывали группами, наносили им ударами сабель и револьверами тяжкие раны и полуживыми бросали в море. В Севастопольском порту были места, куда водолазы долгое время отказывались спускаться.
В Пятигорске чрезвычайка убила всех своих заложников, вырезав почти весь город. Заложники уведены были за город, на кладбище, с руками, связанными за спиной проволокой. Их заставили стать на колени в двух шагах от вырытой ямы и начали рубить им руки, ноги, спины, выкалывать штыками глаза, вырывать зубы, распарывать животы и прочее.
В Крыму чекисты, не ограничиваясь расстрелом пленных сестер милосердия, предварительно насиловали их, и сестры запасались ядом, чтобы избежать бесчестия.
После занятия прибалтийских городов в январе 1919 года эстонскими войсками были вскрыты могилы убитых, и тут же было установлено по виду истерзанных трупов, с какой жестокостью большевики расправлялись со своими жертвами. У многих убитых черепа были разможжены так, что головы висели, как обрубки дерева на стволе. Большинство жертв до их расстрела имели штыковые раны, вывернутые внутренности, переломанные кости. Один из убежавших рассказывал, что его повели с пятьюдесятью шестью арестованными и поставили над могилой. Сперва начали расстреливать женщин. Одна из них старалась убежать и упала раненая, тогда убийцы потянули ее за ноги в яму, пятеро из них спрыгнули на нее и затоптали ногами до смерти.
В Сибири чекистами, кроме уже описанных пыток, применялись еще следующие: в цветочный горшок сажали крысу и привязывали его или к животу, или к заднему проходу, а через небольшое круглое отверстие на дне горшка пропускали раскаленный прут, которым прижигали крысу. Спасаясь от мучений и не имея другого выхода, крыса впивалась зубами в живот и прогрызала отверстие, через которое вылезала в желудок, разрывая кишки, а затем вылезала, прогрызая себе выход в спине или в боку…
Вся страна была превращена в громадный концентрационный лагерь.
14 ноября 1920 года последний русский пароход с эвакуируемыми войсками Русской армии генерал-лейтенанта П. Н. Врангеля вышел из Феодосийского залива. Через несколько часов Феодосийский отряд судов встретился с кораблями, вывозящими войска и беженцев из других городов Крыма, и они вместе взяли курс на Константинополь.
Эвакуация из Феодосии, по общему мнению как красных, так и белых, была самая неудачная в Крыму. Даже Кубанский корпус, для которого в принципе и предназначалась "Феодосийская эскадра", не смог полностью погрузиться - были брошены 1-я Кубанская казачья дивизия и Терско-Астраханская бригада. Командир последней, генерал-майор К. К. Агоев, на предложение руководителя эвакуации генерал-лейтенанта М. А. Фостикова за недостатком мест погрузить его лично, ответил: "Я остаюсь со своими казаками". По счастью, этим частям удалось прорваться на Керчь и там погрузиться на спасительные корабли. Но в городе остались тысячи и тысячи людей: отставшие от своих полков солдаты и офицеры, отдельные батареи, роты и команды, тыловые учреждения, госпиталя, забитые ранеными и больными, семьи военнослужащих и чиновников. Список брошенных частей, подразделений, различных учреждений и госпиталей занимает почти две страницы убористого текста. В частности, в плен попали 2-й армейский запасной батальон, тыловые части 52-го пехотного Виленского полка, до ста чинов Одесских пулеметных курсов, Сырец-кий госпиталь Красного Креста, Феодосийский армейский эвакопункт, полевой эвакопункт N 16 и другие части и учреждения.
Суда уходили, вслед им смотрело огромное количество людей, оставляемых на произвол судьбы, после более чем двух лет бессменной и беспощадной борьбы за Россию.
В тот же день был сформирован Военно-революционный комитет Феодосийского уезда, который разместился в гостинице "Астория" - Председателем ВРК по приказу Белы Куна был назначен Жеребин.
В ночь с 16 на 17 ноября "началось": по приказу комиссара 9-й дивизии М. Лисовского на городском железнодорожном вокзале были расстреляны солдаты и офицеры команды выздоравливающих 52-го пехотного Виленского полка 13-й пехотной дивизии Русской армии, общим числом до 100 человек: не успевших эвакуироваться. Видимо, это была своеобразная месть, так как 9-я дивизия неоднократно встречалась с Виленским полком на полях Северной Таврии.
17 ноября по городу был расклеен приказ N 4 Крымревкома, в котором приказывалось ". всем офицерам, чиновникам военного времени, солдатам, работникам в учреждениях Добровольческой армии. явиться для регистрации в трехдневный срок. Не явившиеся будут рассматриваться как шпионы, подлежащие высшей мере наказания по законам военного времени". Под приказом стояли подписи председателя Крымревкома Белы Куна и управделами Яковлева.
Через двое суток, совершенно неожиданно, была объявлена новая перерегистрация. Всех явившихся немедленно арестовывали и под конвоем отправляли в Виленские и Крымские казармы и на дачу Месаксуди. Вот как описывает эту регистрацию очевидец - корнет Сводно-Гвардейского кавалерийского полка А. Эдлерберг, которому удалось в тот же день бежать, не дожидаясь развязки:
"Местом сбора была назначена дача крымского фабриканта - табачника Месаксуди.
В глубине большого двора мы увидели импозантное здание в строго восточном стиле. Там же толпилась пара сотен людей, и через открытые настежь ворота прибывали все новые. С болезненным чувством всматривался я в их лица. Большинство было явно из низов - солдаты; но осанка, одежда выдавали иногда офицера, теперь бывшего.
Время шло, и двор почти заполнился людьми, когда неожиданно раздался резкий свисток: тотчас ворота захлопнулись, из стоявшего поодаль флигеля выбежали несколько десятков красноармейцев с Примкнутыми штыками; двери дачи распахнулись, и с десяток матросов выкатили на широкое крыльцо два "Максима".
Громовая команда "Смир-р-но!" заставила нас привычно вытянуться и замереть. Потом я подумал, что это хитрый способ определить военную выучку, а, следовательно, и звание пленных. Так начался отбор "чистых" и "нечистых": по приказу мы по двое подходили к новоявленным "авгурам", которые безапелляционно, лишь взглянув, командовали - налево или направо. Сортировка продолжалась долго. К этому времени прибыла еще из Феодосии рота красноармейцев, окружила "левых", выстроившихся в колонну по четыре в ряд, и нас погнали обратно к городу, теперь уже окруженных цепью конвоя. Достигнув сквера возле Генуэзской башни, колонна остановилась, и нам приказали войти внутрь и не высовываться".
Кроме того, на Карантине еще весной 1920 года был построен лагерь для ушедших вместе с белыми железнодорожных рабочих из Курска. Самих рабочих в ночь с 19-го на 20-е, вместе с женами и детьми, числом до 400 человек, выгнали из лагеря и. расстреляли на мысе Святого Ильи. Так большевики, объявившие себя борцами за свободу пролетариата, начали в нашем городе с освобождения от жизни рабочих. На месте бараков был организован концлагерь: куда также стали концентрировать арестованных. Люди были настолько плотно набиты в казармы лагеря, что спать приходилось на полу помещений и во дворе на одном боку: причем для того чтобы перевернуться на другой бок, переворачиваться приходилось всем рядом. Из арестованных чинами особого отдела 9-й дивизии и ревкома выделялись старосты, которые и производили предварительную сортировку, разбивая людей на две основные категории: "бело-красных", то есть тех, которые когда-либо служили в РККА, и "чисто-белых". При этом все заключенные подвергались постоянным избиениям и грабежу со стороны красноармейцев батальона ОСНАЗ и особистов, многие лишились даже нижнего белья и нательных крестов. "Чисто-белые" выгонялись каждую ночь на мыс Святого Ильи и за городское кладбище, где расстреливались пачками из пулеметов, известны даже случаи, когда людей связывали колючей или простой проволокой и топили за Чумной горой в море. На мысе Святого Ильи расстрелянных сваливали в три параллельно идущие балки (одна из них именуется Дурантевской). Места расстрелов охранялись рассыпанными в цепи красноармейцами батальона ОСНАЗ, которые отгоняли жителей и родственников расстрелянных, пытавшихся забрать тела для погребения.
Продолжались расстрелы почти каждую ночь: причем партии колебались от 100-150 до 300 человек. "Бело-красных" ждала не лучшая участь, они также обирались до нитки, и им предлагалось вступить в Красную армию. Не согласившихся или не принятых по каким-либо причинам также расстреливали, а согласившихся отправляли в поле-вЫе лагеря РККА особых отделов 6-й и 4-й армий под Керчью, Бахчисараем, Симферополем и Джанкоем, где их. расстреливали, по причине отсутствия продовольствия и нехватки солдат для охраны.
В казармах Виленского полка, также приспособленных под концлагерь, содержалось одновременно до пятисот мужчин. Организационно они были сведены в "батальон". Утренняя побудка оставшихся в живых начиналась "политзанятиями" и пением Интернационала. Одна из сестер милосердия, войдя в доверие к коменданту, пыталась воткнуть в него шприц с ядом, но неудачно. несчастная была убита на месте.
Каждую ночь, по команде "Рота! Встать", комендант лагеря - "комбат" будил заключенных. Зачитывались списки, и приговоренные к расстрелу отделялись от "личного состава" и отправлялись группой "к месту назначения".
В конце декабря 1920 года произошло несколько массовых расстрелов прямо во дворе Виленских казарм. Видимо, столь поспешная и массовая "ликвидация" объясняется тем, что 9-я дивизия покидала Феодосию в связи с переброской на Кавказ для борьбы с кубанскими повстанцами и передавала город 46-й стрелковой дивизии РККА. Расстрелянных бросали в старые генуэзские колодцы. Когда же они были заполнены, выводили днем партию приговоренных, якобы для отправки в копи, засветло заставляли рыть общие могилы, запирали часа на два в сарай, раздевали до крестика и с наступлением темноты расстреливали.
Единственной организацией, которая хоть как-то помогала приговоренным людям, был Американский Красный Крест, представители которого совершали обходы заключенных и некоторых отправляли в лазарет.
В этот период происходило отлаживание машины смерти в масштабах всего Крыма. При Крымревкоме был образован Юридический отдел во главе с Соколовским. Именно через него Крымревкому был подчинен сначала особый отдел 6-й армии, а с 29 ноября - и 4-й армии. В конце месяца с целью централизации "работ", по неоднократным требованиям председателя Крымревкома Белы Куна и Р. С. Землячки начато было создание КрымЧК во главе с Реденсом и начальником оперативного отдела Я. П. Бизгалом. Комендантом КрымЧК был назначен небезызвестный И. Д. Папанин, служба которого закончилась довольно продолжительным пребыванием в лечебнице для Душевнобольных.
Централизация карателей сказалось и на Феодосии. Кровавая мясорубка набирала обороты.
Как уже говорилось, в Феодосию в начале декабря 1920 года была переведена 46-я стрелковая дивизия РККА, начальник которой, Иван Федько, был хорошо знаком феодосийцам по кровавой бане, устроенной при его непосредственном участии в городе зимой 1918 года. Особый отдел дивизии, батальон ОСНАЗ и комендантские команды, которые и исполняли роль карателей, были на 70 % укомплектованы эстонцами из недавно распущенной Эстонской стрелковой дивизии РККА. Особый отдел дивизии, местный отдел ЧК и морской особый отдел разместились в Картинной галерее Айвазовского, отметив новоселье пьяным дебошем, во время которого было исколото штыками три картины великого художника. Особый отдел дивизии возглавлял Зотов, а его заместителем был Островский, известный на юге своей крайней жестокостью. Масштабы расстрелов достигли небывалых размеров. Арестованных теперь расстреливали по системе, работавшей как хорошо смазанный механизм: партии людей, предназначенных для уничтожения, не превышали 100-150 человек, но расстреливали теперь каждую ночь. Расстреливать стали и на городском кладбище, где ныне в "назидание потомкам" стоит плита, надпись на которой вещает о 75 мифических красноармейцах, якобы расстрелянных здесь белыми в 1919 году. На этом месте в феврале 1921 года был расстрелян, в числе прочих, сын русского писателя Шмелева прапорщик Сергей Иванович Шмелев.
Его судьба типична для множества русских людей, попавших в красную мясорубку. В конце 1918 года Сергей Шмелев был мобилизован в Добровольческую армию, а уже в ноябре 1919 года был отправлен в Алушту для лечения от туберкулеза и после этого в строй не вернулся из-за болезни. В Алуште его знали практически все, в том числе и коммунисты, которые с приходом красных и поручились за него. Его арестовывали трижды, последний раз 3 декабря, но отдали документы на руки и разрешили ночевать дома - это в Алуште, где людей расстреливали сотнями. 4 декабря комбриг Райман взял его с собой в Судак, где он жил несколько дней, а 11 декабря, по распоряжению Раймана, Сергей сам, без конвоя, отправился в Феодосию, где явился в особый отдел. Здесь он был посажен в подвал. Отсюда написал письмо отцу. и оно дошло! После этого 29 декабря 1920 года он был приговорен к смерти. Сергея перевели из подвала в Виленские казармы.
Выясняя судьбу своего сына, Иван Шмелев разыскал уполномоченного ВЧК Раденса и пытался узнать, что с ним: отправлен ли на Север или расстрелян, если расстрелян, то за что и где похоронен. Хотя бы где зарыт? Раденс цинично ответил, пожимая плечами: "Чего вы хотите? Тут, в Крыму, такая каша. ". В одном из своих писем Иван Сергеевич писал про Островского: "Он же и расстрелял моего сына". Расстрелы продолжались и на мысе Святого Ильи.
Ночью гнали разутых, голых
по оледенелым камням,
Под северо-восточным ветром
за город в пустыри.
.
Загоняли прикладом на край обрыва.
Освещали ручным фонарем.
Полминуты рокотали пулеметы.
Доканчивали штыком.
Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкой русской песней
Возвращались в город домой.
М. Волошин. Террор
Параллельно шло прямое ограбление населения, в том числе и рабочего. Им на руки оставлялось от 1 до 3 пар белья, по 1 подушке на человека, 1 пара ботинок и т. д. (в зависимости от категории), остальное изымалось как излишки. Лучшие вещи, конечно, делились между изымающими и чекистами.
Только к апрелю расстрелы пошли на спад.
Весна пришла
Зловещая, голодная, больная.
. Под талым снегом обнажались кости.
Подснежники мерцали словно свечи.
Фиалки пахли тленьем. Ландыш - гнилью.
М. Волошин. Красная Пасха
В мае расстрелы разрослись с новой силой, чтобы стихнуть только в октябре 1921 года. По подсчетам разных исследователей в Феодосии было расстреляно от 6000 до 8000 человек, а по всему Крыму до 70000 человек, причем Мельгунов называет другую цифру - 120000 человек! Большевиками была "вскрыта организация "зеленых"" - расстреляно 3 гимназиста и четыре гимназистки в возрасте 15-16 лет.
В конце лета 1921 года пришел голод. "Татары ели кошек, собак и даже трупы людей. Мы питались лебедой и луком нашего сада. Как-то ко мне подошла маленькая девочка - дочка нашей санитарки - и сказала с восторгом: "Сестрица, какую вкусную человечину я ела!"".
Осенью 1921 года большевики начали заметать следы. Рвы с расстрелянными засыпались негашеной известью, а сверху землей, но и весной 1996 года дожди вымывали из земли кости.
Весь состав феодосийского отдела ЧК и особого отдела 46-й дивизии, по официальной формулировке "за злоупотребления", был расстрелян рядом с его жертвами выездной оперативной командой КрымЧК.
За последние четыре года нам удалось установить около сотни имен расстрелянных в Феодосии с ноября 1920 по октябрь 1921 года русских людей, но это лишь единицы из тысяч и тысяч. В данной статье мы приводим лишь несколько имен, которые удалось точно установить.
Бабаджан Вениамин Симович (1894-1920), поэт и художник, руководитель одесского издательства "Омфалос";
Вострокнутов , гимназист;
Районов В. А., владелец Черноморского пароходства (?);
Гелилович , поручик;
Дуранте Юлий Густавович , подпоручик Феодосийского Офицерского батальона, потомственный почетный гражданин г. Феодосии, 32 года;
Кун Владимир Кириллович , полковник Гвардии, из дворян Феодосийского уезда;
Крым (Нейман), из потомственных почетных граждан г. Феодосии, поручик Феодосийской караульной команды;
Нечаев Яков Ульянович , выпускник Чугуевского Военного училища., служил во ВСЮР, полковник, начальник тылового участка Русской армии;
Петров Константин Михайлович , мещанин г. Феодосии;
Резников Никанор Кондратьевич , прапорщик, мещанин г. Феодосии;
Русин , полковник;
Сипачев Григорий Эрастович , полковник в отставке 52-го пехотного Виленского полка, земский начальник 1-го участка Перекопского уезда;
Савускан , из мещан г. Феодосии, вольноопределяющийся;
Судакевич Юрий ;
Телехов , вольноопределяющийся;
Теребинский Георгий Григорьевич , надворный советник, помощник Феодосийского уездного исправника;
Теребинский , брат Г. Г. Теребинского, офицер;
Федоренко Владимир Николаевич , учитель гимназии, преподаватель Феодосийского реального училища;
Шмелев Сергей Иванович , прапорщик артиллерии;
Шидловский , бывший губернатор Минский и Екатеринославский.
Источники и литература
Барсамов Н.Феодосия: Краеведческий очерк. Симферополь: Крымиздат, 1953.
Волошин М.Стихи, статьи, воспоминания. М.: Правда, 1991.
Читайте также: