Колониальные ассамблеи это кратко
Обновлено: 02.07.2024
Ключевой фигурой в политическом управлении во всех колониях в XVIII в. был губернатор. В корпоративных колониях, Род-Айленде и Коннектикуте, губернаторы избирались ассамблеями, во всех остальных они назначались английским монархом или собственниками колоний. Власть губернаторов была очень обширной, они сосредоточили в своих руках полномочия, которые монархи в Англии утратили после Славной революции 1688 г. Губернаторы королевских и собственнических колоний (ниже речь пойдет только о них) обладали всей полнотой исполнительной власти: отвечали за проведение законов, указов, инструкций; командовали сухопутными и морскими силами, создаваемыми в случае военной опасности; заполняли все без исключения должности в системе колониального управления. Они сохраняли обширные законодательные полномочия, прежде всего обладали правом абсолютного вето в отношении решений колониальных ассамблей, как и правом созыва и роспуска законодательных собраний. Наконец, губернаторы располагали всей полнотой судебной власти: создавали колониальные суды, назначали судей всех уровней и исполнителей судебных решений, даровали помилования и амнистии по всем видам преступлений.
Судя по количеству сосредоточенных в их руках полномочий, губернаторы казались чем-то вроде абсолютных монархов в пределах своих колоний. Но в действительности власть их была серьезно ограничена. Прежде всего это была вторичная власть: губернаторы назначались из Англии монархом или собственниками. Большинство губернаторов, занимавших посты в XVIII в., посылались в колонии из Англии (только 20% назначенцев являлись американцами) и возвращались по завершении службы в метрополию. В среднем срок пребывания губернатора в должности был относительно коротким — около 5 лет — и мог быть в любой момент прерван решением сверху. В своей политике губернатор руководствовался в первую очередь королевскими инструкциями, содержавшими массу предписаний, которые не могли быть нарушены ни одной ветвью власти, никакими иными институтами и индивидами в Северной Америке.
На чем основывалось влияние колониальных ассамблей? Главным образом на том, что ассамблеям удалось шаг за шагом сосредоточить в своих руках власть над финансами и бюджетом, поставив губернаторов в зависимость во всех их расходах. Ассамблеи повсеместно приобрели право вводить налоги, определять ежегодный бюджет колоний, устанавливать размеры жалованья для всех должностных лиц, включая самого губернатора. Используя полную финансовую зависимость исполнительной власти от законодателей, ассамблеи принуждали губернаторов утверждать те или иные законопроекты, назначать нужных им людей на различные должности, принимать угодные им решения.
Все эти примеры не отменяют, однако, фактов противоположного толка, свидетельствующих, что и губернаторы часто подчиняли себе ассамблеи, добивались их роспуска, переноса заседаний, навязывали свои решения и назначения. На протяжении всего XVIII в. ассамблеи так и не смогли добиться принятия ряда жизненно важных для себя решений, например закона о регулярных выборах представительных органов, в значительной мере определявшего независимое положение парламента в Англии. По своему правовому статусу колониальные ассамблеи никак не могли быть названы парламентами, а, именуя себя таковыми, явно выдавали желаемое за действительное. Их взаимоотношения с губернаторами превратились в нескончаемое сражение, в котором, как свидетельствовал весь колониальный опыт, у них не было шансов на решающую победу.
Главным ограничителем избирательного права и колониальной Америке был имущественный ценз. Ему давалось идеологическое обоснование, позаимствованное из европейской традиции. Увязка избирательного права с определенным имущественным положением уходила корнями в античность. Имущественный ценз обосновывался в средневековой политической мысли Англии, которая одной из первых в Европе ввела представительное управление и избирательное право. Согласно английскому закону 1430 г., в выборах в парламент могли участвовать собственники, чей ежегодный доход от земельного владения был не меньше 40 шиллингов. Этот критерий в качестве основы имущественного ценза сохранялся в Англии в XVII-XVIII вв. и был позаимствован североамериканскими колониями. Восприняли они и его теоретическое обоснование, которого придерживались все английские либералы от Д. Гаррингтона до Д. Локка и У. Блэкстоуна. Главный их аргумент заключался в том, что только индивидуум, обладающий экономической независимостью, способен на самостоятельное политическое поведение и волеизъявление. Неимущие же и малоимущие становятся объектами легкой манипуляции со стороны экономических владык и подчиняются их воле.
Владение земельной собственностью оставалось главным критерием предоставления избирательного права в Северной Америке на протяжении всего колониального периода. В Массачусетсе и Коннектикуте имущественный ценз был равен ежегодному доходу от земли в 40 шиллингов. В Род-Айленде избиратели должны были иметь земельный участок, оцениваемый в 40 фунтов, или получать ежегодный доход в 40 шиллингов. В Нью-Гэмпшире земельное владение избирателя должно было стоить не менее 50 фунтов. В Виргинии избиратель должен был быть владельцем 100 акров необработанной или 25 акров обработанной земли. В Северной Каролине и Джорджии величина земельного участка для избирателей определялась в 50 акров. В Южной Каролине, Мэриленде, Делавэре, Пенсильвании для избирателей существовала альтернатива: владение участком не менее 50 акров или участком, приносящим ежегодный доход в 40 шиллингов. В некоторых колониях избирательным правом, на английский манер, пользовались и арендаторы, если их аренда была долгосрочной, а ежегодный доход был не менее 40 шиллингов.
При всем том, что американский имущественный ценз копирован английский, избирателей в Северной Америке было относительно больше, чем в Англии. Объясняется это гораздо более легким доступом к земле. вследствие чего от 50 до 75% взрослых белых американцев удовлетворяли имущественному цензу и наделялись избирательным нравом. Если, однако, учесть, что все взрослые белые мужчины составляли около 20% американского населения, тогда можно заключить, что в Америке избирательным правом пользовалось от 10 до 15% населения. Эта цифра уменьшится еще больше, если принять во внимание наличие в ряде колоний религиозного ценза.
Дискриминации по религиозному признаку подвергались прежде всего представители иудейского вероисповедания: они были лишены права голоса по меньшей мере в семи колониях, в частности в Род-Айленде, Мэриленде, Нью-Йорке, Южной Каролине. В некоторых колониях избирательного права были лишены также католики. В XVIII в. по сравнению с XVII в. дискриминация по религиозному признаку существенно снизилась, но до ее полной отмены было далеко.
В XVIII в. выборы в Америке приобрели состязательный характер, а активность избирателей возросла. Участие в выборах рассматривалось как гражданский долг. В некоторых местах был установлен штраф за уклонение от участия в выборах: в Виргинии он, например, равнялся ни много ни мало 200 фунтам табака. Голосование повсеместно было открытым, тайная процедура являлась исключением из правил. Это не вызывало широкого протеста; более того, по меркам XVIII в. открытое волеизъявление почиталось в качестве добродетели: голосующий не скрывал своего мнения и гордился им.
Выборы рассматривались как праздничное событие. В день голосования избиратели устраивали пикники, застолья, просто выпивку прямо на площади, где проходили выборы. Борьба за голоса избирателей проходила остро: кандидаты не гнушались подкупать избирателей или устраивать помехи тем, кто заведомо предпочитал их оппонентов. Личность кандидата значила для голосующего больше, чем его программа. В программах же преобладали местные вопросы, чаще всего связанные с налогообложением или с денежной эмиссией.
Цензовые ограничения, но более жесткие, существовали и для кандидатов в депутаты. Как и в случае с избирателями, депутатами не могли быть женщины и чернокожие. Религиозные ограничения для депутатов существовали в большинстве колоний, причем они распространялись не только на иудеев и католиков, но и на некоторые протестантские секты. Но наиболее серьезным был имущественный ценз. В Северной Каролине кандидат в депутаты должен был владеть земельным участком в не менее 100 акров, что вдвое превышало ценз для избирателей. В Южной Каролине минимум земельной собственности для депутатов был определен в 500 акров, что в 10 раз превосходило ценз для избирателей. В Нью-Гэмпшире имущественный ценз для депутатов в шесть раз превосходил ценз для избирателей. В Нью-Джерси имущественный ценз для депутатов формально равнялся 1000 акров или 500 фунтов, т.е. был в десять раз выше, чем для избирателей. В Джорджии имущественный ценз для депутатов формально равнялся 500 фунтов. На практике его пришлось несколько снизить, ибо, как пояснил в 1657 г. губернатор Г. Эллис, в Джорджии не набиралось и 10 человек, удовлетворявших этому цензу, а мест в ассамблее было 19.
Очевидно, что депутатами могли быть только выходцы из верхнего слоя общества, превращавшегося благодаря богатству и политическим привилегиям в провинциальную элиту. Такое положение не противоречило господствующей тенденции в политической культуре колониального общества. В Северной Америке признавалось, что богатство являлось основой независимого политического поведения, и чем богаче человек был, тем меньше существовало возможностей его подкупить. Экономическое благосостояние и независимость депутатов были важны и потому, что они не получали регулярных денежных вознаграждений из бюджета и сами оплачивали львиную долю расходов, связанных с депутатской деятельностью. Наряду с имуществом другим важнейшим атрибутом достойного кандидата в депутаты считалась образованность. Она опять-таки была напрямую связана с материальным положением, ибо образование в Северной Америке стоило дорого.
Неудивительно, что конфликты в колониальных ассамблеях возникали по преимуществу между влиятельными семьями, боровшимися за власть и престижные должности. Политические группировки в Северной Америке иногда обозначались как партии, но чаще всего как фракции. Одним из центров фракционной борьбы оказался Нью-Йорк, в котором соперничали два самых богатых семейства колонии — Де Ланей и Ливингстоны. В 1750-х гг. самые влиятельные политические посты сосредоточил в своих руках Джеймс Де Ланей, которого поддерживали крупные земельные собственники и купцы, а его религиозной опорой была англиканская церковь. Де Ланей последовательно проводил лояльную политику и отношении метрополии. В 1760—1770-х гг. по мере обострения конфликта с Англией политическая инициатива и власть стали переходить к фракции, во главе которой стоял Уильям Ливингстон. По социальному составу фракция Ливингстона мало отличалась от фракции Де Ланей, но ее религиозной опорой были протестанты, а политическая линия носила антианглийский характер. С началом революции Ливингстоны возглавили патриотическую партию вигов, а Де Ланей — проанглийскую партию тори.
Остро соперничали политические фракции в другой крупной колонии — Пенсильвании. Одну из них представляли сторонники Пенна, другую - сторонники передачи провинции под юрисдикцию короны. По мере приближения Войны за независимость появилась новая фракция, выступившая и против Пенна, и против короны. В Делавэре и Нью-Джерси, двух других, наряду с Нью-Йорком и Пенсильванией, центральных колониях, фракционные разногласия не были столь остры. Но и в них политическое лидерство сосредоточилось в руках двух-трех влиятельных семей.
В двух корпоративных колониях — Род-Айленде и Коннектикуте — все органы власти, в отличие от собственнических и королевских колоний, были выборными. Прочные политические фракции сложились только в Род-Айленде, провинции, политическая система которой считалась в Северной Америке самой демократичной. Но и в Род-Айленде политические фракции формировались вокруг влиятельных фамилий -Уордов и Хопкинсов - и по своему социальному составу и политическим требованиям практически не отличались друг от друга. Их соперничество было подчинено целям заполучения политических должностей.
Элитарный характер политических фракций колониального периода прослеживается и на примере южных, рабовладельческих, провинций. Столкновения фракций и здесь отражали конфликты внутри верхов. Так, выборная виргинская ассамблея характеризовалась социальной однородностью и мировоззренческим однообразием. Семейные кланы конкурировали за власть и распределение должностей. Подобная же картина прослеживается в другой крупкой плантаторской колонии — Северной Каролине. В этой провинции не утихали движения регуляторов — выступления неимущих и арендаторов за землю и свободное распоряжение ею. Они, однако, вызывали отрицательное отношение со стороны всех групп законодательного собрания, озабоченных собственными интересами.
В 1760-х гг. британский парламент впервые предпринял массированное налогообложение американцев, нарушив основополагающую буржуазную правовую заповедь — нет налогообложения без представительства. Жители провинций привыкли и хотели впредь уплачивать только те налоги, которые были одобрены их собственными избранниками в местных ассамблеях. Британия приняла, кроме того, закон, запрещавший американцам переселяться на свободные земли. Он больно ударил и по богатым землевладельцам, чьи предпринимательские аппетиты были резко урезаны, и по мелким фермерам и неимущим, у которых была отнята вожделенная мечта о собственном земельном участке. Последовали и политические репрессии: ограничение свободы вероисповедания, отмена судов присяжных, неприкосновенности жилища и собственности, ввод и размещение в Северной Америке британского воинского контингента, как никогда частые роспуски и переносы заседаний ассамблей. Многие из этих указов и законов исходили от монарха, но в отличие от прежних времен свободы и права американцев стали активно ограничиваться и подавляться также британским парламентом.
В антиколониальном движении в Северной Америке можно выделить три этапа: умеренный, радикальный и революционный. Соответственно выступили и три течения, сменявшие друг друга в руководстве патриотическим движением. Смена этапов и течений сопровождалась обновлением американской политической идеологии.
Отис превратил английскую Конституцию и естественное право в две главные опоры для защиты интересов американцев. Демонстрируя блестящую эрудицию и упорство, он извлекал из английской Конституции положения, которые гарантировали гражданам и неприкосновенность собственности, и право на представительное правление, и суды присяжных, и свободу вероисповедания, и множество других прав, на которых зиждился либеральный буржуазный миропорядок. Если же не хватало аргументов, почерпнутых из английской Конституции, Отис обращался к естественно-правовому учению. Последнее было хорошо тем, что с его помощью можно было обосновать любые права индивидуума. В Европе просветители, основываясь на том положении, что от природы все люди наделены равными правами, критиковали в первую очередь сословное неравенство феодального общества. Но некоторые подвергали критике имущественное неравенство. Отис дополнял уже известные теории рассуждениями о естественном равенстве жителей метрополии и колоний. В естественном состоянии, доказывал он (и это невозможно было оспорить), люди не разделялись на жителей колоний и метрополии и не могли утратить равных прав после образования гражданских обществ и государства. Концепция Отиса о равенстве естественных прав американцев и англичан, жителей метрополии и колоний, стала одним из самых популярных аргументов патриотического движения.
Отис в своих рассуждениях о естественно-правовом равенстве оказался настолько последователен, что даже объявил о равенстве белой и черной расы, резко осудил расизм и рабство. Жители метрополии, белые колонисты и черные рабы, оказывались, по Отису, индивидуумами с абсолютно равными естественными правами, что должно было быть закреплено и в праве гражданском.
Из идей Отиса американское патриотическое движение заимствовало в первую очередь апелляцию к принципам английской Конституции и естественного права. Почитание английской Конституции и использование ее принципов для обоснования прав американцев сохранялись в Северной Америке вплоть до Войны за независимость. Но со временем колонисты попытались опереться не только и даже не столько на английскую Конституцию, сколько на собственные хартии. Идее же представительства американцев в британском парламенте они противопоставили требование наделения всей полнотой законодательной власти в Северной Америке провинциальных ассамблей. Так оформилась концепция гомруля — государственного самоуправления североамериканских провинций, ставшая главной в патриотическом движении на его радикальном этапе.
Полное обоснование концепции гомруля дал выдающийся американский просветитель Б. Франклин. Его схема заключалась в следующем: североамериканские провинции, которые Франклин начал называть государствами, и Англия — равноправные и суверенные части империи; высшая законодательная власть в них принадлежит собственным представительным органам, соответственно ассамблеям и парламенту, при этом парламент не имеет никаких преимуществ перед ассамблеями и не располагает никакими правами в Новом Свете; связь между двумя политическими сообществами осуществляет король, причем власть его в обеих частях империи в равной мере ограничивается выборными органами; хранилищем прав и свобод американцев и англичан становятся общественные договоры (в провинциях роль таковых выполняют хартии), одобренные представительными собраниями.
В схеме Британской империи, выдвинутой Франклином, монарх оставался единственным связующим звеном. Для Франклина верность английскому монарху вытекала из убеждения в необходимости сохранить Британскую империю. Отрицание власти короля означало бы не ее реформу, а разрушение. А такой подход вплоть до возникновения революционной ситуации в Северной Америке в середине 1770-х гг. казался кощунством даже наиболее радикальным из патриотов, в том числе и самому Франклину. Сохранение связующей роли в империи за королем обеспечивало, по их мнению, более полную автономию провинций, нежели закрепление ее за могущественным английским парламентом.
Доктрина гомруля приобретала все более радикальное звучание по мере приближения Войны за независимость. Ее выразители со временем вынуждены были признать уязвимость апелляции к провинциальным хартиям как источнику прав колонистов (эти документы, заявил С. Адамс в начале 1776 г., являются «туман
Читайте также: