Голод в крыму 1921 1923 гг кратко
Обновлено: 04.07.2024
Голодные годы не были просто началом, хронологической точкой отсчёта экономического кризиса в Крыму, после 1923 г. фактически не прекращавшегося.
Именно в голодный период сформировался долголетний источник этого кризиса, что стало заметно прежде всего в хозяйственной сфере. Площади под полевыми культурами с 1921 по 1922 г. сократились на две трети 1 — такого упадка не знала ни Центральная Россия, ни даже Украина.
В социальном отношении произошло то, чего и следовало ожидать. При общем резком обеднении крымских татар, деревенская прослойка средних и крепких хозяйств стала гораздо тоньше. Основной фигурой крымско-татарского села стал теперь бедняк, не имеющий рабочего скота или имеющий его в недостаточном количестве. Поэтому облегчение доступа к земле ничего по сути не меняло (далеко не все могли позволить себе аренду тягловой силы даже для вспашки). Естественно, увеличилось число беспосевных хозяйств, чьи владельцы были теперь вынуждены батрачить или заниматься иными, чем земледелие, промыслами.
Вторым следствием голода в крымском селе стала убыль деревенского населения, точнее беднейшей (то есть в основном крымско-татарской) его части. За два голодных года деревня Симферопольского, Джанкойского, Бахчисарайского, Евпаторийского и Старокрымского районов потеряла пятую часть населения в результате смерти или переселения в город. Ещё большая демографическая убыль отмечена в Судакском (24%), Карасубазарском (27%), Петровском (29%), и Ичкинском (33%) районах; наименее затронутыми оказались степные Курман-Кемельчикский, Биюк-Онларский и Ак-Мечетский районы (Численность, 1923. С. 27). Это — официальные, опубликованные в 1923 г. данные. Есть основания полагать, что к этому сроку они были коренным образом искажены, и вот почему. Несколько ранее в одной из газет были приведены гораздо более трагические цифры по крымским городам 2 , которые, как известно, пострадали куда меньше села.
Славянизация (в основном русификация) шла тем более легко и успешно, что русские проще находили понимание в ревкомах, где сидели почти сплошь их соотечественники. Переселенцы легче приспосабливались к работе в новых условиях, на заводах и других восстанавливавшихся предприятиях Крыма. И в деревне, даже нерусской, как ни странно, им было легче выжить. Есть точные цифры, показывающие, что в 1925 г. крымско-татарские крестьяне, занимаясь преимущественно незерновым хозяйством, покупали хлеба гораздо больше, чем русские 3 . Это означает, что коренное население даже в деревне больше нуждалось в наличных деньгах и, следовательно, в свободном рынке. Таким образом, некоторые декреты советской власти, внешне отнюдь не дискриминационные (например, о запрете частной продажи табака и др.), на деле были антитатарскими, ставили коренное население в невыгодное по сравнению с переселенцами положение.
Все эти последствия голодных лет (упомянуты лишь основные, но далеко не все) не могли не оказать влияния на традиционную культуру Крыма. Нетрудно догадаться, что оно было отрицательным уже потому, что не укрепляло, а разрушало вековые ценности. Причём не только материальные, но и духовные. На начавшемся разложении этих последних следует остановиться подробнее.
Наиболее губительным, с нашей точки зрения, явлением в духовном мире народа был раскол, впервые внесённый голодом в толщу крымскотатарских масс. Вернее, это был не раскол, а пока всего лишь трещинка, но советская власть со свойственным ей умением сделала в дальнейшем всё, чтобы её расширить и углубить. Грабительская продразвёрстка, Красный террор, голод были не первой и не последней совокупной катастрофой, постигшей народ Крыма. Но до 1920-х гг. катастрофы национального масштаба если и обрушивались на всю нацию, то били одинаково по всем. Люди были виновны в том, что они — крымские татары, неугодная России нация, и она репрессировала их в XVIII—XIX вв., невзирая на социальное положение или идеологические убеждения своих жертв.
Такие удары губили сотни тысяч жизней, и ещё сотни тысяч человек выбрасывали в небытие эмиграции. Но они же сплачивали обшей бедой всех, кто остался на родине, укрепляли в них чувство единой нации. Причём нации, духовно слитной, удивительно единомысленной, цельной настолько, что у людей разного уровня благосостояния сложились, в общем, одинаковая культура, одинаковые воззрения на массу окружающих вещей и явлений, одинаковое мировосприятие 5 .
Голод (правда, не такой жуткий) был известен крымским татарам и раньше. После аннексии он случался неоднократно, но каждый раз его давление снижалось отдушиной эмиграции. В 1920-х гг. большевики её закрыли, устроив, по сути, голодную блокаду Крыма. Голод в сознательно закрытом пространстве, на полумёртвой земле полуострова, через которую текли реки недоступного крымским татарам продовольствия, стал качественно новым, серьёзным и опасным испытанием для нации. Это был враг, против которого нельзя было встать всем народом, единым фронтом, поставив, как бывало, стальной заслон у Перекопа. А в случае поражения — вместе уйти в горы или за море.
Уходить было поздно. Людей настиг голод нового типа. Как большевизм, как болезнь он рос изнутри, хоть не имел здесь почвы, был занесён снаружи. И, как при любой эпидемии, у разных людей оказалась разная сопротивляемость. Лучше держались более контактные и социально активные горожане, те, кто имел экономически ценные связи и обширные знакомства, обладал коммерческим или организаторским даром и т. п. Тяжелее всего пришлось тем, на ком мир держится — простым, безвестным крестьянам и кустарям, обладавшим огромным трудолюбием, неиссякаемым терпением, но ровно ничего не понимавшим в новом, безумном мире совдепии, с её нечеловеческими, мертвящими законами, — и поэтому вымиравшим целыми семьями.
К счастью, здоровые начала, сокровенные внутренние связи между родственниками, семьями, сёлами, невидимые для чекистского взгляда, древний, чисто крымско-татарский дух неразделённости соотечественников в конечном счёте победили.
Часть крымско-татарского народа с душой, исковерканной ленинской идеологией, с большевизированной совестью была, конечно, исчезающе мала по сравнению с нормальными, здоровыми соотечественниками. Важно понять только, что и эта, нетипичная, чуждая, некрымская мораль пришла сюда извне, была вызвана в людях болезнью страха перед постоянно грозящей, ни на минуту не ослабевающей опасностью для себя самого и своих близких. От этого страха во все стороны волнами расходились все иные пороки и преступления перед Богом и людьми.
Страх поселился в Крыму, — вот в чём главный результат Великого голода 1921—1923 гг.
Примечания
1. Если в 1916 г. эти площади были равны 777 950 десятин, то в 1921 г. они сократились до 548 765 десятин, а ещё через год упали до 186 505 десятин (Ик. 10.02.1923). По географическим субрегионам полуострова сильнее всего сократились хозяйственные площади его степной части, тогда как на Южном берегу Крыма изменений практически не было (Софийский, 1924. С. 15).
2. Больше всего в 1921—1923 гг. пострадала Алушта (51,7% умерших), а из крупных городов — Карасубазар (51,5%). Бахчисарай и Евпатория потеряли примерно одинаковое число жителей (44,6 и 42,6%); очевидно, в более крупных портах Керчи и Феодосии продержаться было легче (28 и 34%), это же можно сказать о столице республики (10,7%) и краснофлотском Севастополе (14,3%). Самые низкие цифры этой страшной статистики — на севере Крыма (Перекоп — 8%, Армянск — 3,2%) — можно объяснить единственно тем, что в соседней хлеборобной Украине в тот раз всё же было полегче, чем на полуострове (Рф. 30.05.1923).
4. Орлов Н. Девять месяцев продовольственной работы советской власти. М., 1918. С. 44, 45.
04.12.2006 12:45
Однако сегодня мало кто вспоминает о предшествующей 30-м годам трагедии, развернувшейся на крымском полуострове – искусственном голоде 1921-1923 годов, главным образом направленном на уничтожение крымскотатарского народа.
85 лет назад, в 1921 году, Крым переживал тяжелые годы разрухи. На протяжении предшествующих семи лет с начала Первой мировой войны и последующего за ней гражданского конфликта и иностранной интервенции, крымский полуостров был основательно разграблен. Но завершающим и самым ужасающим этапом для жителей полуострова стал приход Южного фронта и большевиков.
За период с 1920 по 1921 года было уничтожено свыше 120 тысяч человек и это при том, что в этот период в Крыму проживало всего 800 тысяч населения!
Но впереди Крым ждала еще одна трагедия.
Искусственный голод
Когда ищут причины крымской катастрофы 1921 года, то указывают на природные катаклизмы – невиданную за последние 50 лет засуху, нашествие саранчи и проливные дожди следующего 1922 года. Хочется напомнить, что положение на самом деле усугубила безграмотная, игнорирующая местные условия, политика Крымревкома. Именно он подал завышенные статистические данные, что в Крыму собрано 9 миллионов пудов хлеба, в то время как в 1921 году уродилось только 2 миллиона. Учитывая, что на тот момент население полуострова составляло 680 тыс. человек, то на одного человека в год приходилось по 50 кг пшеницы. Если к этим килограммам приплюсовать другие продовольственные продукты: мясо, молоко, овощи, то в принципе была возможность пережить голодный год.
Однако Народный комитет продовольствия РСФСР определил для Крыма в голодном 1922 году продналог в 1,2 миллиона пудов, причем, запретив засеивать поля до тех пор, пока этот налог не будет внесен. Это было настоящая катастрофа. Кроме того, началось насильственное изымание хлеба у крестьян, причем с применением политики заложничества. В случае невыполнения установленного плана, заложников расстреливали. Эту практику санкционировал сам вождь пролетариата – Ленин.
Первыми почувствовали наступление голода крестьяне, проживающие в горном Крыму. Уже в ноябре 192 года здесь были зафиксированы первые смертные случаи от голода. А уже в декабре этого года, по архивным данным погибло около 1,5 тысячи человек, преимущественно крымские татары.
Со стороны местных властей не последовало никакой реакции, напротив, они активно увлеклись начавшейся еще осенью кампанией помощи голодающим Поволжья. Повсеместно на полуострове создавались соответствующие комитеты, которые собирали налоги и даже вывозили из голодного Крыма продовольствия. Из Москвы поступило распоряжение принять в Крыму голодающих из Поволжья, в том числе и татарских детей.
Только 4 января 1922 года Севастопольский, Ялтинский, и Джанкойский округа официально были признаны неурожайными. А 16 февраля, когда от голода уже умирали тысячи, заседание президиума ВЦИК постановило отнести всю территорию Крымской АССР к числу областей, признанных голодающими.
Призидиум КрымЦИКа, учитавая экстремальную ситуацию на полуострове, по своей инициативе создает в декабре КрымУКПомгол. Его состав постоянно расширялся, в том числе за счет крымских татар, включая таких известных деятелей как Бекира Чобан-Заде, С. М. Меметова, У. Ибрагимова, наркома земледелия Крымской АССР.
С января по апрель 1922 года бедствие приняло угрожающий оборот. За январь умерло более восьми тысяч человек. В феврале скончалось 14 413 (4,7%), в марте – 379 тысяч, в апреле – 377 тысяч. В итоге население Крыма сократилось более чем на 53 %. Люди умирали целыми деревнями и селами. Отметим, что статистика тех лет было далеко от объективности.
Кризис
К августу численность умирающих достигла более 85 тысяч. Наиболее пострадали весь Ялтинский округ, районы – Евпаторийский, Судакский, Карасубазарский, Коккозкий, Бахчисарайский, Балаклавский, где голодало практически все население.
Национальные общины крымских татар, караимов, евреев с разрешения КрымЦКПомгола совершали закупки и получали продовольствие от благотворительных организаций в Константинополе.
Мощное содействие морового сообщества помогло сбить накал трагедии. Уже в лету 1923 года кошмар голода, наконец, ушел в прошлое.
После бурных событий революции и гражданской войны 1917- 1920 гг. Опустошен и обессиленный Крымский полуостров оказался под властью большевиков, сразу начали внедрение в жизнь методов хозяйствования, присущих суток военного коммунизма.
Первым шагом советской власти в сельском хозяйстве Крыма стала национализация всей земли. После ноября 1920 было национализировано 1134 имения, на основе которых создавалось более тысячи совхозов с земельным фондом 1 млн дес. Это фактически лишало земли большую часть арендаторов, ведь в Крыму около 40% крестьян в то время были безземельными.
Продразверстка 1920-1921 гг. В Крыму отличалась от продрозкладок, проводившихся в более ранние времена тем, что теперь она охватывала всю без исключения сельскохозяйственную продукцию. Отменена центром еще в марте 1921 г.. Продразверстка, в Крыму, однако, продержалась вплоть до июня. К крымских сел снова направились карательные отряды, которым был поставлен непосильная задача – собрать не менее 9 млн пудов хлеба (фактически сбор 1921 составил 2 млн пудов).
По указанию московского руководства, с полуострова безоговорочно вывозились продовольственные запасы. Политика реквизиций хлеба по надуманным объемами разоряла крестьян, вызвала с их бокуризкий протест и привела к волне крестьянских волнений, которые вскоре переросли в массовое крестьянское повстанческое движение. Наиболее активными крестьянские выступления были в районах Севастополя, Ялты, Балаклавы, Алушты, Бахчисарая и Симферополя. Военные методы борьбы с восстаниями не приносили властям желаемых результатов. Состояние усугубився за неуклюжей политики, проводимой Крымревкома, при которой игнорировались местные условия, речь шла только о строгие предписания, конфискации и расстрелов.
Изъятия продовольствия, в условиях общего тяжелого состояния экономики (при условии, что 1920 в Крыму был не слишком урожайным) привело к тому, что у них не хватало хлеба не только на потребление, но и для сева. Весенний недосев в нескольких районах полуострова достиг половины всей пашни.
Положение осложнялось сильным, невиданной за последние 50 лет, засухой, что привело к неурожаю. Поэтому с засеянных 570 тыс. Дес. полностью погибло 420 тыс. С посевов, оставшиеся в среднем было собрано по 4,5 пуда, а в некоторых местностях Джанкойского и Евпаторийского округов – по 1,2-1,3 пуда с десятины.
13 августа 1921 на заседании Крымского обкома РКП (б) был создан Комитет помощи голодающим (Кримдопомгол), которому предоставлялись чрезвычайные полномочия. С сентября – октября 1921 уже не голод, а настоящий голодомор неизбежно надвигался на полуостров. Первой его наступление почувствовала на себе цыганская беднота, которая перебивалась случайными заработками. Затем наступила очередь татарских крестьян, которые имели минимальные земельные участки, проживали в общих чертах в горном Крыму и почти не вели зернового хозяйства. В ноябре 1921 были зафиксированы первые смертные случаи от голода. В целом за ноябрь – декабрь 1921 голодной смертью погибло около 1,5 тыс. Человек.
Сначала реакция местных властей на эти события была слабой, ведь сказывались беспечность людей, которые имели в своих руках власть, так и изолированный образ жизни в горных поселках. Голод между тем охватил города и степную часть Крыма. Игнорировать его уже было невозможно.
Президиум Крымского ЦИКа, учитывая экстремальность ситуации, по собственной инициативе еще 1 декабря 1921 создала Кримдопомгол (с 19 октября 1922 по 1 (16) августа 1923 – Наслидгол). Помгол подчинялись окружные и районные Помгол. В селах функционировали комитеты взаимопомощи, которые вытащили на себе всю тяжесть первых месяцев голода.
С января по апрель 1922 география голодания резко расширилась, а смертность – стремительно возросла. За январь умерло 8 тыс. Человек, в феврале голодало 302 тыс., Умерло 14 тыс. 413 (4,7%), в марте соответственно – 379 тыс. (19 тыс. 902 – 2,8%), в апреле – 377 тыс. (12 тыс. 753 – 3,4%). Количество голодающих составляла 53% населения. Пик голода пришелся на март 1922, когда основная масса голодающих была брошена на произвол судьбы.
Статистика тех лет, по всей добросовестности служащих, нельзя считать совершенной. Поэтому в документах отмечается различие в цифрах. В мае голодало от 360 до более 500 тыс. Человек. К августу 1922 численность умерших достигло 86 тыс. Человек. Больше всего пострадали весь Ялтинский округ, районы – Евпаторийский, Судакский, Карасубазарского, Коккозький, Бахчисарайский и Балаклавский, где голодало почти все население.
Наркомпрод РСФСР определил в голодном 1922 продналоге для Крыма в размере 1200000. Пудов, причем запретил засевать поля до его внесения. Это привело к тому, что в 1922 г.. Посевные площади на полуострове сократились до 250 тыс. Дес., Что составляло лишь 26,4% посева 1916
Лето 1922 тоже показалось засушливым. К погодным условиям добавилось еще одна беда – саранча, которая уничтожила значительную часть остатков урожая. Валовой урожай зерновых определялся в 8 млн. Пудов, а потребности Крыма исчислялись в 12500000. Пудов. Голод вызвал эпидемию тифа. На крымской земле началось невиданные ранее людоедство.
Как это часто случалось, среди тех, кто особенно пострадал от голодомора, была обычная интеллигенция. Сельские учителя могли существовать только за счет крестьянского самообкладення, ведь на государственном снабжении они ни находились. Поэтому голод, поразивший крестьянство, отразился прежде всего на учителях. В подобном состоянии оказалась и городская интеллигенция. Помгол отказывал ей, апеллируя к РНК, но правительство не реагировал. Весной 1922 Крым оказался перед опасностью полного распада общественных связей.
В это время особое работу выполнял Крымский ЦК помгол. Сначала его деятельность была хаотичной и малопродуктивной: не хватало ни средств, ни опыта, ни связей. Ощутимые результаты стали проявляться с апреля 1922
В следующем, 1923, погодные условия были более благоприятными, но урожай поразили грызуны, которые уничтожили более 2500000 пудов зерна. Поэтому и в том году Крыма предоставлялась значительная продовольственная помощь – как со стороны УССР, РСФСР, так и от ряда иностранных организаций, особенно Американской администрации помощи (АРА). В частности 1923 АРА открыла на полуострове более 700 столовых.
Голод 1921-1922 гг. Привел к ужасным последствиям. С 1 мая 1921 по 1 января 1923 на полуострове значительно сократилось общее поголовье скота: лошадей – на 72%, крупного рогатого скота – на 62%, овец – на 70%, свиней – на 92%, коз – на 81 %. Численность жителей крымских сел уменьшилась на 76,6 тыс. Человек, а мост – на 75,5 тыс. Человек. Когда в апреле 1921 на полуострове было проведено всеобщая перепись населения, здесь проживало 719 тыс. 513 человек. За два года, согласно данным Крымского статистического отдела, численность населения сократилась до 569 тыс. 500 человек, то есть, по официальной статистике на 150 тыс. 013 человек. Однако можно утверждать, что количество погибших от голода, была значительно больше, ведь было много случаев, когда от голода вымирали целые деревни. Почти 66% умерших, составляли крымские татары, которые были преимущественно жителями сел. В Карасу-базаре численность жителей уменьшилась на 48%, в Старом Крыму – на 40,9%, в Феодосии – на 35,7%, в Судакском районе – на 36%. Многие деревни горного Крыма вымерли полностью.
То есть, общая численность погибших от голода на полуострове в 1921-1923 гг., По разным оценкам, колеблется в пределах 100-150 тыс. Человек (15% населения), большинство из которых составляли крымские татары. Большая часть погибших татар объясняется тем, что голод сильнее поразил горные и предгорные районы, среди населения которых доминировали татары, которые имели минимальные участки земли и не вели зернового хозяйства. Последствия голода сказывались еще не один год, и окончательно были преодолены лишь в конце 1920-х годов.
Давняя статья А.Г. и В.Г. Зарубиных о голоде в Крыму 1921-1923 гг. Факты, приведенные в ней, в дополненном и более развернутом виде были изложены в других публикациях авторов, в частности, втором издании книги "Без победителей" . Тем не менее, ее републикация является отнюдь не излишней.
Текст предоставлен В.Г.Зарубиным.
____
В. Г. Зарубин, А. Г. Зарубин
Голод в Крыму (1921-1923)
1. Баранченко В. Е. Гавен. - М.: Молодая гвар¬дия, 1967.
2. Зарубин В. Голод 1921-1923 гг. в Крыму (по сводкам ЧК/ГПУ). //Республика Крым, -1992. - №№ 4, 5, 6.
3. Зарубин В., Зарубина А. Голод в Крыму (1921-1923 гг.) //Ленинец. - 1991, 19 октяб¬ря;
4. Крымское экономическое совещание: Отчет Совету Труда и Обороны на 1-е апреля 1922 г.
- Симферополь: Изд. Кр. ЭКОСО, 1922.
5. Маргинов В., Зарубин А., Зарубин В. Голод в Крыму (1920-1923) //Крымский комсомолец.
- 1990, 8 декабря.
6. Паустовский К. Г. Повесть о жизни. - Т. 2, кн. 4; Время больших ожиданий. - М.: Совет¬ская Россия, 1967.
7. Ракицкий Н. П. Экспертные возможности Кры¬ма; Крубер А. А. Экономический очерк Суда-ко-Ускутского района горного Крыма. // Крым. - 1926. - № 2.
8. Усов С. А. Историко-экономические очерки Крыма. // Симферополь: Крымиздат, 1925.
9. Центральный Государственный архив Крыма (ЦГАК) (материалы И. К. Фирлевса).
10. Четыре года Соввласти в Крыму. - Симферо¬поль: Изд. КрымЦИКа и Совнаркома, 1924.
11. Шмелев И. Солнце мертвых //Согласие. -№1. - 1990; № 1. - 1991.
Впервые опубликовано: Клио (Симферополь), 1995. N1-4. С.34-38.
В начале 1920-х гг. Крым пережил гуманитарную катастрофу. После окончания Гражданской войны полуостров охватил массовый голод. Страшное бедствие унесло тысячи человеческих жизней, некоторые населенные пункты практически полностью обезлюдели…
Голодающие на улицах Севастополя
До самой войны с нацистской Германией память о трагедии жила среди крымчан. И в послевоенный период упоминания о голоде нет-нет да появлялись в местной печати. Подробно эту страницу истории полуострова стали освещать только в конце 1980-х — 1990-е гг. Неоценимый вклад в изучение данной проблемы сделали крымские историки Александр и Вячеслав Зарубины. Работая с архивными фондами, они обнародовали множество фактов, выписок из суточных сводок ЧК-ГПУ, в которых фиксировались случаи заболеваний на почве голода, смертей и людоедства (1). До настоящего времени являются основополагающими в контексте освещения трагедии в масштабе полуострова.
Иначе обстоит дело с отражением картины бедствия на уровне отдельных городов. За более чем 20-летний период нахождения Крыма под украинской юрисдикцией появилось совсем мало исследований о ситуации в отдельно взятых районах и населенных пунктах. Так, с начала 1990-х гг. в Севастополе не было выпущено ни одной монографии, детально и комплексно отражающей ситуацию в городе в первые годы после окончательного установления советской власти осенью 1920 г. Отдельные моменты, такие как борьба с беспризорностью, преодоление последствий разрухи, все же были освящены в периодике, и ряде публикаций в малотиражных научных изданиях. Таким образом, страницы истории Севастополя во время голода 1921-1923 гг. по-прежнему нуждаются в изучении. Задача настоящего очерка — суммировать имеющиеся в наличии разрозненные факты и свидетельства, попытаться хотя бы в общих чертах воссоздать обстановку, царившую в городе в рассматриваемый период.
Точная цифра погибших в ходе террора до сих пор неизвестна. Как минимум, следует говорить о нескольких тысячах. Апогей расправ пришелся на конец ноября -декабрь 1920 — начало 1921 г., затем волна насилия пошла на убыль.
С подобными явлениями стражи правопорядка не слишком рьяно боролись. Некоторые из них сами были не чужды экспроприаций. Севастопольское бюро юстиции вынуждено было напомнить Управлению городской Рабоче-крестьянской милиции о недопустимости подобного поведения, и неукоснительном выполнении приказов ревкома и декретов Совнаркома, регламентирующих порядок проведения реквизиций (3).
Надо сказать, что после разоренной войной и продразверсткой материковой России Крым виделся победителям этаким оазисом изобилия. Примечательные строки оставил в своем дневнике военный комиссар 459-го Краснознаменного полка 51-й стрелковой дивизии Константин Телегин. По его свидетельству, встречая наступающие советские войска, «крестьяне целыми деревнями выходили навстречу с хлебом-солью и приглашали нас остановиться, пообедать. Когда же мы объясняли, что не можем останавливаться, они бежали в свои хаты, приносили хлеб, вареное мясо, фрукты, табак и все это на ходу передавали красноармейцам.
Усилиями победителей от прежнего изобилия вскоре не осталось и следа.
Вводился запрет свободной торговли, который коснулся и рыболовного промысла. По распоряжению Севастопольского ревкома, вся выловленная рыба сдавалась в приемные пункты, лишь 10% от улова обещали передавать в создаваемые кооперативы рыбаков. И даже это немногое продавать не разрешали. Нарушивших этот запрет лишали права лова с конфискацией всех рыбацких снастей (5).
Как следствие, уже в марте в городе наблюдался острейший дефицит продуктов питания. В сложившейся ситуации местные власти вынуждены были разрешить мелкую частную торговлю и отказаться от массовых реквизиций. В Севастополь стали поступать продовольственные грузы. И все же эти меры не смогли предотвратить катастрофу.
Летом 1921 г. положение в городе становится все более угрожающим. Коммунальное хозяйство города пребывало в расстройстве. Среди населения свирепствовали болезни: корь, возвратный тиф, скарлатина, инфлюэнция, кровавый понос. За 2 недели июня заболело более 80 человек, а уже в следующем месяце — 489 в Севастополе и 462 в Балаклаве. Каждый месяц увеличивалось число заболевших венерическими болезнями — сифилисом, гонореей, в том числе среди детей — распространилась детская проституция (6). Ощущалась острая нехватка продовольствия.
Следовательно, уже в июле 1921 г. и в Севастополе, и в Симферополе ощущался острейший дефицит продовольствия. Столь же плачевно обстояли дела в сельской местности. Продразверстка, упраздненная Х съездом РКП (б) в марте 1921 г., продолжалась в Крыму до июня. Что, в свою очередь, привело к потере заинтересованности крестьян в хорошем урожае. Ситуацию усугубляла страшная засуха, погубившая большинство посевов.
8 августа 1921 г. Заготконтора информировала Севастопольский исполком о трудностях взимания продналога, поскольку хлеб на полях пропал, осталось только посевное зерно. И это была не единственная проблема.
Опираясь на явно завышенные данные крымских властей (в Москву доложили, что получен урожай в 9 млн. пудов зерна, в то время как фактически было собрано лишь 2 млн. пудов) (10), центр долгое время отказывался признавать полуостров голодающим районом. Только 4 января 1922 г. Севастопольский, Ялтинский и Джанкойский округа были объявлены неурожайными. Но даже после этого Наркомат продовольствия (Наркомпрод) РСФСР установил для крымской деревни продналог на 1,2 млн. тонн зерна. При этом крестьянам запрещали засевать поля для его внесения (11). О голоде в Крыму было объявлено лишь 16 февраля 1922 г.
Только по официальным данным Севастопольского исполкома в феврале 1922 г. в городе от голода погибло 4311 человек, в марте — 8674 человека, в апреле — 4173 человека, в мае — 870 человек, в июне — 163 человека (14). Страшное бедствие не только уносило множество жизней, но подавляло волю людей, отменяло моральные и нравственные законы. Насилие, кражи, грабежи, людоедство стали обыденными явлениями. Суточные сводки ЧК бесстрастно фиксировали картины трагедии:
Тем не менее, положение в городе продолжало оставаться крайне тяжелым.
В марте 1921 г. в Севастополе были зафиксированы первые случаи людоедства и самоубийства на почве голода (19). Смертность среди горожан продолжала расти. Так, за 1-ю половину марта 1921 г. 1-ой Совбольницей было принято 69 трупа; в больнице умерло от голода за тот же период 73 человека (21).
Столь же ужасные вещи происходили в окрестных селениях. Пронзительное свидетельство Николая Ундольского, сына первого настоятеля храма Воскресения Христова в Форосе:
«В ночь на 21 марта 1922 года, я проснулся из-за стонов Сережи. Я потрогал его и стал спрашивать, что у него болит, но он не отвечал и продолжал стонать, но вскоре перестал. Я опять лег спать и, проснувшись на рассвете, снова подошел к нему, но он уже не двигался, и рот у него был открыт.
Через несколько дней, после моего приезда из Севастополя, из-за голода заболела Люба, и ее положили в Байдарскую больницу. Кормили больных там тоже очень скудно. Положение Любы в больнице постоянно ухудшалось, у нее в области живота были боли, и он опух. Мама, Ира, Вера и я навещали ее там. 13 апреля мы узнали, что Люба скончалась. Кто-то в больнице сделал гроб. Ира с Верой перевезли на двухколесной тачке через всю деревню Байдары ее тело и сами, вырыв могилу, опустили ее туда. Отец ввиду его болезни не мог быть на Байдарском кладбище, а заочно, дома, отслужил по Любе панихиду. Моя мать, Нина, Олег и я тоже не были там. Люба в нашей памяти осталась, как очень тихая и мягкосердечная. Она очень любила нашу Крымскую природу и иногда часами любовалась морем и горами.
Подлинным бичом жизни города стала растущая беспризорность. Лишившись родителей и оказавшись на улице, дети занимались попрошайничеством и воровством. Пытаясь хоть как-то насытится, хватали сырую картошку на рынках и поедали ее прямо возле прилавков. Продавцы били их палками, но остановить голодающих не могли (24). Борьба с беспризорностью стала одним из важных направлений деятельности местных органов власти. Организовывались детские дома и приюты. В Севастополе эти учреждения для детей-сирот находились на улицах Херсонесской (ныне — Адмирала Октябрьского), Пролетарской (ныне — Суворова), Советской и других. Но и в детдомах ощущался острый дефицит продуктов: не выделялись средства на покупку молока, а из овощей была только капуста (25). Оставляли желать лучшего и условия жизни воспитанников. Многие помещения были сырыми, из-за антисанитарии, отсутствия теплой одежды и сквозняков дети почти сразу заболевали. В городе на 6423 ребенка было всего 8 врачей (26). Санитарный врач Севастополя Ратнер сообщал о 18 смертельных случаев среди больных корью детей. Среди беспризорных были весьма распространены венерические болезни. По данным Ратнера, 50 детей были заражены гонореей. В связи с чем, предлагалось ввести курс половой гигиены для школьников всех возрастов, начать борьбу с проституцией (27). Докладывая 9 августа 1922 г. об открытии в городе детской больницы, доктор констатировал, что уровень детской смертности в Севастополе составил 39% (28)
О том, какую остроту приобрела проблема беспризорников и помощи голодающим детям, свидетельствует тот факт, что на заседаниях секции здравотдела Севастопольского городского Совета этот вопрос рассматривался каждую неделю (29).
Помогая голодающим, международная общественность не делала различий в национальной, религиозной и социальной принадлежности. Советские власти в данном вопросе были куда разборчивее, поддерживая, прежде всего, местные партийные и чиновничьи кадры.
Вот только одна ведомость на получение продуктов питания служащими судебных органов Севастополя в апреле 1922 г. На 40 человек было выдано: 27 пудов 30 фунтов муки, 6 пудов 19 фунтов мяса и рыбы, 8 1/4 фунтов кофе. Из всех полученных продуктов в адрес Помгола было передано 1 пуд 5 фунтов муки. Таким образом, на одного работника выдали: по 10 кг 600 г муки, по 2 кг мяса и рыбы, по 80 г кофе (33). Спецпайки получали и работники милиции.
Читайте также: