Философская антропология 20 века кратко
Обновлено: 05.07.2024
С философско-антропологической точки зрения человеческая духовность превосходит все природное бытие, принципиально не сводима к нему. Поэтому философская антропология в известном смысле считает
себя свободной от строго научных представлений, ибо человек для нее
не столько природный объект, сколько сверхприродный субъект.
С другой стороны, человек, поставленный в центр мироздания, предстает как малая вселенная, включающая в себя все качества вселенной большой. Одновременно он — объединяющее начало; человек способен объединить все многообразие живых и неживых существ. Поэтому велика ответственность человека перед природой, живой и неживой. Философская антропология учитывает научные данные из самых разнообразных сфер знания. Вместе с тем к ней применимо прямое приложение научных законов. Антропологические проблемы — это проблемы чисто человеческие, поэтому от них нельзя отстраниться, как от чуждого явления.
Действительно ли человек воплотил в себе совершенство природного замысла? Разумеется, человек обладает рядом необычных свойств. Он отражает в своем сознании бесконечное многообразие окружающего.
Он творит мир культуры. В нем самом — удивительное сплетение природных и социальных качеств. Человек безмерно сложен и неисчерпаем.
Но в этой множественности образов человека и заключена трудность расшифровки проблемы.
Говоря об уникальности того или иного животного, мы можем указать на особенности его биологической организации. Рассматривая человека как неповторимое существо, мы теряемся в перечислениях. Едва ли не каждое его качество претендует на исключительность. У человека есть разум, долг, совесть, дар общения и т. д. Чему отдать предпочтение при описании сущности человека?
Если задать вопрос: верно ли, что человек обладает сложной и относительно совершенной биологической организацией, то современная философская мысль и научные открытия оспаривают многие из этих утверждений. Эволюция живого вовсе не завершилась появлением человека. Уже после его воцарения возникли и другие биологические виды. Можно привести массу примеров, когда многие растения и животные исчезли, хотя
и казались вершиной биологического совершенства (исчезли мамонты, другие высшие млекопитающие). В то же время тараканы, скорпионы оказались наиболее живучи.
Мы знаем, что в человеке заложены две программы — инстинктуальная и социально-культурная. По своей телесной организации и физиологическим функциям человек принадлежит к природному миру. Существование животных направляется инстинктами — наследственными структурами. Животные не способны выйти за пределы инстинктов, предписанных поведенческими моделями. Но человек во многом утратил свою природную изначальность. Социальные, культурные стандарты в противовес инстинктам диктуют ему иные правила поведения. Две программы, точно демоны, растаскивают человека в различные стороны.
Еще один аспект соотношения языка и реальности отразила структурная лингвистика. Ее основателем стал Фердинанд де Соссюр. Предложенный им подход к языку позволил во многом переосмыслить роль языка
в составе бытия. Язык предстал как феномен, далеко выходящий за рамки сознания, т. е. того, что осознается. Выяснилось, что язык запечатлевает бессознательные (неосознанные) структуры, скрытые за внешним слоем того, что осознается и выражается непосредственно и прямо. Неосознанные структуры связаны с языком как знаковой системой и лежат не в сфере непосредственных значений языка, а в сфере его организации. Поскольку без языка ни одна из сфер культуры, как и культура в целом, существовать не могут, то посредством структурного анализа языка оказывается возможным исследование культур разных эпох, народов и т. д.
Открытие бессознательных структур означало, что сознание человека подчинено действию не зависящих от воли людей безличных начал, поскольку связано с языком и не может функционировать иначе, как посредством языка. Язык же всегда определенным образом организован, структурирован, задан. Следовательно, сознание оказывается целиком запрограммировано языком той или иной культуры, к которой оно принадлежит, становится своего рода пленником языка.
Эта ориентированность, или, по выражению А. Гелена, открытость миру, имеет и более широкое значение. Потребности могут меняться вместе
с опытом, следовать за прогрессом в овладении миром и ориентации в мире. Они могут отделяться от наличной ситуации, в них могут содержаться далекие ценности, образы прошлого; в конце концов, человек может комбинировать потребности и интересы в мысленных ситуациях. Но потребности, интересы и побуждения могут быть и избыточными. Достаточно одного взгляда на историю и современность, чтобы увидеть интенсивность человеческой деятельности, полностью преобразующей облик Земли. Эта деятельность далеко выходит за пределы того, что требовалось бы для простого продления и сохранения жизни. В то же время, отмечает А. Гелен, все свершения, при помощи которых самосохраняется человек, имеют длительный характер, они не зависят от периодических ритмов природы.
Итак, общий вывод, который следует из размышлений А. Гелена, сводится к тому, что все свершения человека (в том числе и духовные) можно понять, исходя из его биологической природы и, как следствие, из способности к действию.
Сфера духа и сфера инстинкта у человека разделены М. Шелером. Отделенному духу угрожает бесплодное отчуждение от жизни, а подавленные и вытесненные инстинкты могут сокрушить дух.
Изучая человека в этих аспектах (как исполнителя внемировых ценностей), М. Шелер дает ответ на вопрос о том, что есть абсолютно сущее бытие. Акт философствования он определяет как смирение, готовность служить вещам, миру и богу.
Итак, центром личности, считает М. Шелер, выступает дух, бессильный и свободный относительно телесных и витальных аффектов, зато способный направлять волю на осуществление тех или иных поступков. Благодаря духу человек возвышается до божественных ценностей и таким образом впервые становится человеком. Вместе с тем он не отбрасывает,
а сохраняет и культивирует жизненные функции — облагораживает окружающую действительность, стремится к красоте телесного облика и доброте сердца. Этим и преодолевается репрессивное отношение к природе, животным, телу и полу, которое характерно для технической культуры.
Вечно струящийся от бога поток любви и ответная человеческая любовь задают динамику личности. Благодаря порядку любви человек приобщается к богу, к другим людям, ценностям, миру. М. Шелер раскрывает любовь как спокойное обладание полнотой бытия. Ее динамический аспект определен стремлением к сущности и высшим ценностям. Поэтому любовь имеет творческую природу, всегда и везде созидательна, продуктивна
и представляет собой активную деятельность трансцендирования от низших ценностей к высшим.
Война напомнила нам, отмечает М. Шелер, что наш мир был и остается единым и неделимым целым, в котором мы существуем не поодиночке,
а как моральное единство. Это единство отдельных личностей реализуется благодаря воспитанию чувства нравственной солидарности, составляющего основу естественного человеческого разума.
Для доказательства самобытности духа как чисто человеческого достояния — в отличие от технического интеллекта, которым человек обладает наряду с животными, — М. Шелер ссылается на акт формирования понятий. Он предлагает следующий пример. У человека болит рука; интеллект спрашивает, откуда эта боль взялась, как от нее избавиться, и отвечает на этот вопрос с помощью науки. Дух же усматривает в этой боли пример того глубоко бытийственного факта, что мир пронизан болью; его занимает сущность этой боли и, сверх того, сама причина вещей, вследствие которой возможна боль как таковая.
М. Бубер, полемизируя с М. Шелером, утверждает, что дух в своей сущности есть чистая способность, человеческая способность, основанная на причастности человека миру, способность соучаствовать в мире, проявляясь в согласии и в борьбе с ним. Дух возникает лишь при деятельном стремлении не только почувствовать мир в борьбе или игре с ним, но и познать его, свести переживаемый хаос в единство космоса.
Природу человека Г. Плеснер определяет на основе анализа биофизических аспектов его существа, а также в свете тех данных, которые дают науки о духе и культуре. Сохраняя верность картезианскому (декартовскому) принципу, согласно которому человеческая сущность реализует себя
в сферах внутренней жизни, Г. Плеснер в качестве основы, определяющей человека, рассматривает не произведения культуры и не вещественные формы их существования, а само тело человека, его поведение и различные средства присущей ему выразительности.
Универсальное значение основной черты, сказывающейся и в интеллектуально-нравственных, и в непосредственно эмоциональных актах,
Г. Плеснер придает эксцентричности. Эксцентрические акты поведения,
с его точки зрения, определяют отношение человека как к самому себе
(и прежде всего к своему телу), так и к окружающему миру. Философия, считает Г. Плеснер, призвана постоянно указывать человеку на величие
и нищету его человечности, доводить до сознания те вопросы, вокруг которых он постоянно вращается и которые он должен решать. Свою теоретическую задачу Г. Плеснер видит в постоянном выявлении границ предметного овладения миром, в объективации человеческой жизни.
Так как по типу своего существования человек вынужден вести жизнь, которой он живет, т. е. делать то, что он есть, — именно потому,
что он есть лишь тогда, когда он осуществляет, — он нуждается в дополнении внеприродной, искусственной средой. Искусственная среда порождается его творчеством. Так возникает культура.
Процесс жизнедеятельности человека — процесс непрерывных событий. В этом и состоит историческая динамика человеческой жизни. Благодаря тому, что человек создает, он приобретает отказанное ему природой равновесие. В то же время, человек снова и снова продолжает делать попытки, чтобы вырваться из него.
Оценивая современный антропологический ренессанс, нельзя не упомянуть достижения русской философской мысли. Именно отечественная философия с предельным радикализмом поставила антропологический вопрос еще в XIX в. Многие идеи возвращаются к нам с Запада, но уже
в иной аранжировке. Между тем, поколение М. Хайдеггера воспитывалось во многом на этических произведениях Л. Н. Толстого, на художественной интуиции Ф. М. Достоевского, открывшего безмерный мир человеческой субъективности.
При всех поворотах русской философской мысли антропологизм
как принцип играл главную роль. Более того, основное содержание русской философии связано с рождением, расцветом собственно персоналистической традиции. В идее универсального всеединства В. С. Соловьева, в размышлениях о гуманизме Н. А. Бердяева, в экзистенциальных размышлениях Л. Шестова неизменно обнаруживается верность теме, предназначения человека его судьбе. Причем тайна человека осмысливалась
не как умозрительная, только познавательная проблема, она трактовалась как часть жизненного и нравственного опыта человека.
В подполье человека обнаруживается внутренний хаос, злые, ничтожные, преступные движения. Человек у Ф. М. Достоевского — индетерминист, духовный максималист, у которого всегда жажда иного мира, он духовный странник, устремленный в бесконечность. Вот где кроются корни трагической широты Ф. М. Достоевского, вот почему его трудно читать, так как вообще трудно жить всем существом, а не только его сознательной частью.
Основная тайна человека в том и состоит, что он неизбежно оказывается перед дилеммой добра и зла. Кто не идет по пути добра, тот обязательно выбирает зло. В этом — сущность человека.
В целом глава, посвященная философской антропологии, не дает полное и всеобъемлющее представление по проблеме человека. В ней представлены лишь некоторые основные аспекты исследования феномена человека. В то же время, они раскрывают идею человеческой природы
как незавершенной возможности, специфического бытия, жизни как саморазвития.
1. Бубер М. Я и Ты. М., 1993.
2. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: В 16 т. – М., 1957.
3. Марков Б. В. Философская антропология: Очерки истории и теории. СПб., 1997.
4. Проблема человека в западной философии. М., 1988.
5. Степин В. С. Философская антропология и философия науки. М., 1992.
6. Феномен человека: Антология. М., 1993.
7. Шаповалов В. Ф. Основы философии современности. К итогам ХХ века. М., 1998.
Читайте также: