Феномен многообразия интерпретации действительности кратко

Обновлено: 05.07.2024

ВложениеРазмер
fenomen_yazykovoy_kartiny_mira.odt 23.59 КБ

Предварительный просмотр:

”В сложном процессе моделирования объективной реальности в нашем сознании переплетаются две ее картины - концептуальная (логическая) и словесная (язы ковая). Логическая модель является инвариантной для всех людей и независимой от языка, на котором люди мыслят и общаются.

Языковая модель варьирует от языка к языку” Брутян Г.А.

Отсюда напрашивается вывод, что картина мира — понятие субъективное, поскольку формируется индивидуально, носит изменчивый характер и преломляется через призму национально-культурных и языковых интерпретаций реальной действительности на основании общечеловеческих концептуальных убеждений.

Проблема языковой картины мира находит свое теоретическое обоснование в трудах в фон Гумбольдта. Он приходит к выводу о двойственной природе языка. Язык - это одновременно и отражение реальности, и знак.

Рубен Александрович Будагов пишет: ’’Значение - органическая часть самого слова, поэтому слово не может быть только знаком. Оно в состоянии выполнять некоторые функции знака, но слово не сводится к знаку. Только в том случае, когда значение выводится за пределы слова, само слово может быть отождествлено со знаком”(4) .

Нельзя не признать, что структура всех без исключения языков оказывает влияние на способ мышления их носителей. Таким образом, можно сделать вывод, что языковая картина мира — это общее схематичное представление реальной действительности, языковое воплощение человеческого восприятия мира.

Каждый язык имеет как универсальный, так и специфические, присущие только ему способы концептуализации окружающей нас действительности. Именно этим психолингвистическим фактором и возможно объяснить то, что представители различных лингвокультур по-разному категоризируют и концептуализируют окружающий нас мир на основе языкового кода. Подтверждение этому можно найти в трудах многих лингвистов, например - Зинаиды Григорьевны Бурдиной , в котором автор описывает неразложимые языковые структуры в речевой коммуникации(1).

Наиболее важные области, где особенно наглядно проявляется деятельность человека в языке это : 1) формирование картины мира в языке и создание языкового инвентаря, 2) порождение речи, 3) роль человека в процессе коммуникации.

Различаются две картины мира — концептуальная и языковая. Концептуальная картина мира богаче языковой картины мира, поскольку в ее создании участвуют разные типы мышления, в том числе и невербальные. Основным содержательным элементом языковой модели мира, по Ю.Н. Караулову, является семантическое поле, а единицами концептуальной модели мира — константы сознания.

Концептуальная модель мира содержит информацию, представленную в понятиях, а в основе языковой модели мира лежат знания, закрепленные в семантических категориях, семантических полях, составленных из слов и словосочетаний, по-разному структурированных в границах этого поля того или другого конкретного языка.

Языковая картина мира выполняет две основные функции:

1. означивание основных элементов концептуальной картины мира

2. экспликация средствами языка концептуальной картины мира.

Языковая картина мира содержит слова, словоизменительные и словообразовательные формативы и синтаксические конструкции. В различных языках языковые картины мира могут варьироваться, однако одновременно в них присутствуют элементы общности, обеспечивающие взаимопонимание людей

Язык связан с действительностью через знаковую соотнесенность. Язык отображает действительность знаковым способом. Такие, казалось бы, сугубо человеческие феномены, как экспрессия, модальность, эмоция и т.д., на самом деле представляют собой специфические формы отражения окружающего мира.

Обращение к теме человеческого фактора в языке свидетельствует о важнейшем методологическом сдвиге, наметившемся в современной лингвистике, - о смене ее базисной парадигматики и переходе от лингвистики ’’имманентной” с ее установкой рассматривать язык ”в самом себе и для себя” - к лингвистике антропологической, предполагаюшей изучать язык в тесной связи с человеком, его сознанием, мышлением, духовно-практической деятельностью

Мысль о конститутивном характере языка для человека как теоретическая идея была впервые сформулирована и разработана в лингвофилософской концепции В.Гумбольдта. Определить сущность человека как человека, по Гумбольдту, означает выявить силу, делающую человека человеком (3, с. 55). Язык и есть одно из таких ’'человекообразующих” начал. Человек становится человеком только через язык (там же, 314, 349), в котором действуют творческие первосилы человека, его глубинные возможности.

Язык есть единая духовная энергия народа. Эти идеи В.Гумбольдта в рамках философии развивает М.Хайдеггер: ’’Речь есть один из видов человеческой деятельности — мы существуем прежде всего в языке и при языке. дар речи есть отличительное свойство человека, только и делающее его человеком. сущность человека покоится в его языке”

Исследование человеческого фактора в языке приобретает новый ракурс рассмотрения в связи с изучением картины мира, и в частности в связи с языковой картиной мира.Введение понятия''картины мира в антропологическую лингвистику позволяет различать два вида влияния человека на язык — феномен первичной антропологизации языка (влияние психофизиологических и другого рода особенностей человека на конститутивные свойства языка) и феномен вторичной антропологизации (влияние на язык различных картин мира человека — религиозно-мифологической, философской, научной, художественной) .

Язык непосредственно участвует в двух процессах, связанных с картиной мира. Во-первых, в его недрах формируется языковая картина мира - один из наиболее глубинных слоев картины мира у человека.

Во-вторых, сам язык выражает и эксплицирует другие картины мира человека, которые через посредство специальной лексики входят в язык, привнося в него черты человека, его культуры.

При помощи языка опытное знание, полученное отдельными индивидами, превращается в коллективное достояние, коллективный опыт.

Тема ’’Язык и картина мира” помимо определения роли языка в формировании различных картин мира у человека имеет и другой ракурс рассмотрения. Он заключается в том, каким язык предстает в ’’глазах” лингвистики, семиотики, философии, теологии, мифологии, фольклора, искусства, поэтики, обыденного сознания. Каждая из картин мира, которая в качестве отображаемого фрагмента мира представляет язык как особый феномен, задает свое видение языка и по-своему определяет принцип действия языка. Изучение и сопоставление различных видений языка через призмы разных картин мира может предложить лингвистике новые эвристические ходы для проникновения в природу языка и его познание.

В лингвистике появление понятия языковой картины мира является симптомом возникновения гносеолингвистики как части лингвистики, развиваемой на антропологических началах. Понятие языковой картины мира позволяет глубже решать вопрос о соотношении языка и действительности, инвариантного и идиоматического в процессах языкового ’’отображения” действительности как сложного процесса интерпретации человеком мира.

Ортега-и-Гассет писал: ”С момента появления на свет мы живем, погружаемся в океан обычаев, именно они — первая наиболее сильная реальность, с которой мы встречаемся; они являются sensu stricto нашим окружением, или социальным миром, тем обществом, в котором мы живем. Через этот социальный мир, или мир обычаев, мы и видим людей и мир предметов, видим Универсум”. Обсуждая проблематику языковой картины мира, разумно предположить, что общими, инвариантными для разных языков являются лексические сферы, обозначающие предметы физического мира, природные явления, естественные роды и искусственно созданные людьми классы предметов-артефактов

Универсальной является совокупность категориальных семантических (понятийных) признаков, отвлеченных от предметных сфер и свойств физического и органического мира человека, формирующих логико-предметное содержание конкретных имен. Эти категориальные семантические признаки выступают в виде четырех оппозитивных пар признаков:

1) одушевленность/неодушевленность, 2 ) лицо/нелицо, 3) счисляемость/ несчисляемость, 4) конкретность/абстрактность, характеризующих природу денотата и формирующих на основе той или другой их конфигурации семантические разряды конкретных имен в различных языках. Это, очевидно, та лексика, которая хранит в своих значениях знания первого эшелона и которая представлена сектором полного совпадения при наложении друг на друга концептуальной модели мира и языковой модели мира.

Лексика (лексикон) любого конкретного языка в силу своих сущностных характеристик - подвижности и открытости границ, широкой возможности комбинаторики слов, сложности и неоднородности смысловых отношений слов в системе и семантико-синтаксических связей в речи, экстралингвистической детерминированности значения лексических единиц, исторической подвижности (изменчивости) лексических группировок слов и т.п. - делает нахождение общих константных признаков, формирующих языковую картину мира, затруднительным .

В каждом языке из числа имен лиц и артефактов выделяется особая с точки зрения семантики группа предметных имен, называемых номинальными классами. Такие имена и соответствующие им номинаты создаются языковым определением. Подобно номинальным семантическим определениям, в которых указание на значение осуществляется через созданный термин, предмет обозначения создается путем приписывания естественным объектам какого-либо, часто оценочно-прагматического, признака. Иначе говоря, номинальные классы - это имена, обозначающие область прагматически полезных вещей и ’’подарков” , класс гениальных и умственно ущербных лиц, военных и штатских, мир добродетелей и пороков. За такими именами не стоит ни физическая, ни биологическая, никакая другая субстанциональная сущность; их формирование регулируется социальной реальностью, мировоззрением, нормами человеческой этики и эстетики.

Номинальные классы, имена и их номинаты, представляют собой собственно человеческое творение, манифестируя как нельзя лучше проявление человеческого фактора в языке. Обозначая всевозможные понятия, оценки и ракурсы прагматического восприятия мира, такие имена не референтны, они обладают сигнификативным типом семантики и в большей степени, чем другие разряды'конкретных имен, выражают страноведческие и номинальные различия

Оценочная лексика в любом языке не гомогенна, она варьируется по области, цели и форме оценки. Оценочные слова, подобно номинальным классам, создают субъективное видение мира, формируя и обозначая в целом ценностную картину мира: оценку предметов по их утилитарности (полезный/вредный), по этическим и эстетическим нормам данного языкового коллектива (вежливый/грубый, красивый/безобразный) .При примарном наименовании слов, как и при образовании высказываний, основные константы оценки модальной рамки - отношение между субъектом и объектом оценки - находят соответствующее выражение в лексике.

Лексическая система прежде всего и больше всего обусловлена категориями материального мира и социальными факторами Отличительные свойства лексики конкретньх языков находят свое выражение в лексико-семантической системе каждого языка: в средствах и результатах расчленения лексического значения слов, в многообразных связях и зависимостях, в которых находятся слова любого языка, в каждый исторический период его развития.

Лексико-семантическая система больше, чем любая другая, обеспечивает функционирование языка как средства общения и орудия познания. Основной конститутивной единицей лексико-семантического уровня является слово, а главной чертой этой системы - факт и результат взаимодействия лексического и грамматического в границах слова.

Наиболее четко это взаимодействие проявляется в разных типах смысловых структур слов, относящихся к разным семантическим разрядам. Смысловая структура определяется как результат исторического изменения семантики слова (так называемая семантическая производность слова), представляющая собой в каждый исторический период иерархическую структуру отдельных словозначений, или лексико-семантических вариантов. Основная сфера взаимодействия грамматического и лексического в слове представлена способами и средствами внутрисловного разграничения лексической семантики, формирующими разные виды полисемии, типовые контексты развертывания семантики слов, обусловливающих степень большей или меньшей контекстуальной зависимости словозначений и лексико-семантических вариантов слова в системе языка.

художественных образов, запечатленных в косвенных наименованиях. Связь лексического и грамматического в слове, мера лексического и грамматического в системе языка составляет основной отличительный признак лексико-семантического уровня языка. Вторым признаком, конструирующим языковую картину мира лексическими средствами, являются различные парадагматаческие группировки слов, называемые недифференцированно ”семантическими полями” .

Проблема языковой картины мира теснейшим образом связана с проблемой метафоры как одним из способов ее создания.

Способность творить и разгадывать метафору как наиболее продуктивное средство пополнения инвентаря языка, привносящее в него видение мира данным народом, опосредованное уже имеющимися в языке значениями слов, морфем, сочетаний слов и даже синтаксических конструкций, принадлежит языковой компетенции. Тем самым она связана с собственно человеческим фактором. Узнавание метафоры - это разгадка и смысловая интерпретация текста, бессмысленного с логической точки зрения, но осмысленного при замене рационального его отображения на иногда даже иррациональную интерпретацию, тем не менее доступную человеческому восприятию мира благодаря языковой компетенции носителей языка.

Язык, по меткому описанию одного из английских исследователей, можно представить в образе корабля, который находится в море и нуждаются в ремонте — его никак нельзя покинуть и поэтому перестраивать его возможно, только используя имеющийся материал - доску за доской ( 7). Метафора - одно из средств подновления непрерывно действующего языка за счет языкового же материала. Метафора необходима языку-кораблю, плывущему под национальным флагом через века и социальные катаклизмы при сменяющейся вахте поколений. Поскольку каждый корабль стремится обойтись своими средствами (хотя возможны и заимствования), то это обновление неизбежно содержит элементы прежнего мировидения и языковой техники, коль скоро процесс создания нового опирается на них и использует связанное с ними знание.

Результаты такого процесса принято называть языковой картиной мира, запечатленной в значениях языкового инвентаря и грамматики. При этом нельзя забывать, что говорящие сообщают друг другу мысли о мире, используя значения слов и выражений как средства для создания высказывания, поэтому опасность не разглядеть за языковой картиной мира того, что в нем действительно имеет место, не столь велика. Эта опасность существует в основном как проблема непонимания или недопонимания из-за слабого владения чужим языком и в значительной степени его образно-ассоциативным богатством, тем самым, которое, по определению Караулова, заключено ’’между семантикой и гносеологией” (5). Основным содержательным элементом языковой модели мира, по Ю.Н. Караулову, является семантическое поле, а единицами концептуальной модели мира — константы сознания. Концептуальная модель мира содержит информацию, представленную в понятиях, а в основе языковой модели мира лежат знания, закрепленные в семантических категориях, семантических полях, составленных из слов и словосочетаний, по-разному структурированных в границах этого поля того или другого конкретного языка.

Языковая картина мира - факт национально-культурного наследия.

Язык и есть одна из форм фиксации этого наследия, в том числе примет, поверий. Так, если в русском языке слово гусь вызывает представление о важности или жуликоватости, то в английском эта реалия ассоциируется с богатством, глупостью и т л . Ср.: важный гусь, экий гусь или гусь лапчатый (о человеке) ; the goose that lays the golden eggs = курица, несущая золотые яйца, источник обогащения (обыкновенно употребляется с глаголом to kill)\ the older the goose the harder to pluck (поел.) = чем старше человек, тем труднее заставить его расстаться с деньгами; (as ) silly (или stupid) as agoose=глyn, как пробка.

В отличие от рус. ворона, ассоциируемого с рядом свойств, воплощенных в метафорическом значении, и синонимичного по значению слова разиня (ср.также проворонить vro-л .),англ. bow не имеет метафорического деривата.

Именно образно-ассоциативное восприятие иначе ’’рисует” процессы ментального характера в русском и английском языках (что, естественно, распространяется на любые языки, особенно неродственные).

В русском языке, например, смысл ’быть целиком занятым какими-либо мыслями’ выражается сочетаниями, где глагол - продукт косвенной номинации и потому имеет связанное значение: (целиком) погрузиться в свои мысли; быть поглощенным своими мыслями и т. д. .; в английском выступают другие средства и способы для выражения заданного смысла: to be deep (lost, absorbed) in thought; русскому выражению по зрелому размышлению соответствует англ.ол second thoughts, где доминирует образ повторности, а не созревания; русскому выражению вереница мыслей, образно-ассоциативным мотивом для создания которого стал вытянутый ряд птиц при перелете, соответствует англ. train o f thought, где образ поезда вызывает представление о составе вагонов, следующих ”цепочкой” ; рус. вспомнить соответствует англ. bring, call smb. in mind, cross one's mind, что связано с представлением о принесении чего-то, пересечении с чем-л. (ср. также рус. прийти в голову) ; то, что для носителя русского языка представляется как колебание в принятии некоторого умозаключения (Его мысли колебались. . . ) , англичанин обозначит через образно-ассоциативное подобие результатов двух отдельных ментальных состояний: be in two minds. Можно привести множество подобных примеров, поскольку языковые картины мира необычайно разнообразны.

Образно говоря, язык подготавливает русло, по которому течет мощный поток человеческой мысли.(9)

Список использованной литературы:

2. Вайсбергер Й.Л. - Родной язык и формирование духа.М., Ин-т рус.яз. им. Виноградова РАН — 2003, 350 с.

Чтобы читать весь документ, зарегистрируйся.

Связанные рефераты

О религиозном понимании действительности

. | |Минкявичюс Я.В.. Современный католицизм и его философия. Вильнюс, 1965, стр. 38.

5 Стр. 49 Просмотры

Понимание Философии

. Мераб Мамардашвили КАК Я ПОНИМАЮ ФИЛОСОФИЮ 2-ое издание, измененное и дополненное.

551 Стр. 86 Просмотры

Аксиологический подход к пониманию педагогическо

. Просвещения углубила понимание ценностных ориентации образования, сформировавшихся в античном.

17 Стр. 2 Просмотры

Интерпретации мифологий мира (с иллюстрациями)

. Интерпретации мифологий мира (с иллюстрациями) Славянская мифология К.

105 Стр. 258 Просмотры

Аксиологический подход к пониманию педагогическо

. Реферат Аксиологический подход к пониманию педагогической.


ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КАК РЕЗУЛЬТАТ ПОЗНАНИЯ И КЛЮЧЕВАЯ ПРОЦЕДУРА БЫТИЯ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕК

Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF

Философия – это наука размышлений и пониманий, с помощью которой человек интерпретирует окружающий мир. Она имеет дело с более или менее готовыми, обработанными фактическими данными, которыми ее снабжают науки и практика, с определенными явлениями материальной и духовной жизни общества, которые она стремится понять в их единстве, теоретически обобщить, интегрально истолковать, широко осмыслить. Каждую информацию, рожденную в обществе, философия по существу анализирует, оценивает и, в целом говоря, – интерпретирует.

В современном информационном мире слово интерпретация употребляется довольно часто и стало удивительно модным. Но не каждый сможет раскрыть смысл этого термина, хотя эта деятельность заложена в человеке изначально.

Мы считаем необходимым рассмотреть категорию интерпретации в полном спектре ее значений, поскольку в философии как развивающейся науке накопился достаточно большой и разнообразный научный материал. Кроме того, полученные данные серьезным образом оказывают воздействие на художественно практику в различных видах искусства.

Интерпретация обладает триединым началом, охватывающим процессуальность, результативность и установку на интерпретационное познание объекта, имманентно содержащего определенный смысл.

Интерпретация является целенаправленной когнитивной деятельностью, предполагающей наличие обратной связи с промежуточными (локальными) и глобальными целями интерпретатора, который, в свою очередь, должен войти в своеобразное диалоговое взаимодействие с создателем интерпретируемого объекта (автором).

Интерпретация состоит в установлении и/или поддержании гармонии во внутреннем мире интерпретатора, когда новый результат какого-либо познавательного акта переходит в пространство внутреннего мира интерпретатора.

5. При интерпретацииопределенного объекта, явления, знания восстанавливаются генезис, социальный и личностный мотивы их создателя.

В результате приложения вышеприведенных научных данных к реалиям современного мира можно обозначить несколько актуальных сторон в развитии данной области философской науки.

В связи с большим потоком разнородной и противоречивой информации в современном мире возникла проблема ее интерпретации. Возникает все больше разных идей, концепций и т. д. Они живут особым способом – заново проблематизируются и, соответственно, интерпретируются с появлением новых контекстов в развивающейся культуре, в новом времени и остаются открытыми для последующих интерпретаций. Следовательно, главная проблема сегодняшнего активно и непредсказуемо изменяющегося времени – наличие множественности интерпретаций, что является объективно существующей характеристикой интерпретации, а значит, и постановка проблемы истины.

И здесь возникает еще один аспект рассмотрения интерпретации – роль личности интерпретатора, влияние индивидуальных характеристик человека на результат. Это выражается, прежде всего, в том, что каждый шаг в процедуре интерпретации связан с предвосхищением знания, что непосредственно связано с личностным опытом человека-интерпретатора. Этот каждый шаг коррелируется:

– более или менее вескими основаниями ожидания;

– текстом, ожидаемым после конкретного высказывания, слова и т. п.;

– внутренними мирами автора;

– внутренним миром интерпретатора.

В результате вышеизложенных рассуждений я поняла, что интерпретация – неотъемлемая часть бытия современного человека. За ней скрыты наш разум, наше понимание мира. Нельзя утверждать, что интерпретация (как результат соответствующей деятельности) – это всего лишь обыкновенная, разложенная по полочкам истина. Интерпретация – это собственно бытие. Поэтому, неслучайно, именно философия, как наука души и понимания, воспитывает в каждом человеке современного мира качества истинного интерпретатора.

Конечно, не следует воспринимать интерпретацию только лишь как инструмент изложения истин множества наук. На основании изложенных в настоящей работе философских взглядов можно заключить, что интерпретация объединяет людей на основе нахождения общего языка, обнаружения общих интересов и общего материала исследования.

Кузнецов, В. Г. Герменевтика и гуманитарное познание / В. Г. Кузнецов. – М. : Изд-во МГУ, 1991. – 192 с.

Философия: Энциклопедический словарь / Под редакцией А. А. Ивина. – М. : Гардарики, 2004. – 1072 с.

Интерпретация обозначает истолкование какой-либо реальной ситуации или идейной позиции, либо обозначает специальное понятие методологии науки. В первом значении она является предметом исследования гуманитарного знания. Во втором – философии науки. Обращает на себя внимание, что разработка междисциплинарных исследований опирается не на механическое соединение методологий различных наук, а их определенную интерпретацию, способную выделить единство данных методов в определенном исследовании.

Физик Ф. Капра выдвинул тезис, что современная наука и древние восточные философские учения говорят об одних и тех же вещах. Это различные интерпретации одного и того же предмета.

Чтобы прийти к пониманию единства пространства и времени А. Эйнштейну следовало обнаружить иной смысл представлений о пространстве и времени, чем те, что господствовали со времен Ньютона.

Само по себе показание прибора не может рассматриваться как научный факт. Оно становится им лишь тогда, когда соотносится с изучаемым объектом, что обязательно предполагает обращение к теориям, описывающим работу используемых приборов и различных экспериментальных приспособлений.

Научная теория – это такое гносеологическое образование, которое несет на себе не только черты объекта познания, но и специфические характеристики знания и процесса познания. Поэтому она неизбежно содержит в себе как онтологический, так и гносеологический компоненты.

Если цель научного познания заключается в том, чтобы проникнуть в сущность явлений и описать объективную реальность, а в этом убеждены подавляющее большинство ученых, то одной из важнейших задач, стоящих перед исследователем, является построение интерпретации научной теории, в которой она получила бы соответствующее онтологическое и гносеологическое истолкование. Только после этой работы научная теория превращается в знание, в то время как без такой интерпретации она представляет собой лишь технический аппарат, при помощи которого можно формально манипулировать с эмпирическими данными.

Однако выявление онтологического и гносеологического содержания теории не может осуществляться без определенных представлений об общих характеристиках бытия и процесса его познания. Поэтому ученый не может достичь своей цели, игнорируя философию.

Можно сказать, что вообще всякие реалии человеческого бытия – научные теории, технические системы, мебель, социальные системы – не более чем интерпретации. Не более, но и не менее. Все они суть результат овозможнивания реальности человеческим сознанием и личностным смыслом. Мир заполняется при появлении человека (точнее, личности) отношениями, связями, смыслом.

Интерпретация и смысл выражают основное содержание процесса понимания.

Собственно специфика гуманитарного и культурологического познания состоит в постижении, расшифровке, декодировании смысла, воплощенного не только в текстах, но вообще в артефактах культуры.

В качестве методологического приема в гуманитарной сфере можно выделить следующие этапы развития интерпретации.

В античной культуре в рамках истолкования неоплатониками аллегоризма литературных памятников интерпретация использовалась в качестве объективно практикуемой когнитивной процедуры. Аллегория – тип образности, основой которого является иносказание. В аллегории присутствуют два плана: образно-предметный и смысловой. Именно смысловой план первичен: образ фиксирует уже какую-либо заданную мыслью. Поэтому аллегорический образ требует специального комментария. Особого расцвета аллегория достигла в средние века – как иносказательное воплощение абсолютных ценностей бытия.

Теоретические основы интерпретации сложились у толкователей Священного писания. Их положения в дальнейшем развивались романтической эстетикой. Ф. Шеллинг развивал мысль о бесконечной множественности художественных смыслов, наново формирующихся в сознании читателя.

Для философской герменевтики интерпретация становится ключевой через осмысление процедур понимания. В философской герменевтике Х.-Г. Гадамера, Э. Бетти проблематика интерпретации выходит за рамки постижения смыслов текстов, оказываясь связанной с познанием бытия человека в мире.

В философской концепции Дильтея интерпретация герменевтически трактуется как постижение смысла текста. При этом смысл понимается как объективно заложенный в текст и связывается с феноменом Автора. В концепции Дильтея интерпретация тесно связана с пониманием. Важнейшей фигурой в процессе интерпретации выступает фигура Автора как источник смысла, понятого в этом контексте как объективно данный, в силу чего интерпретация реализует себя как реконструкция этого смысла. Традиция ориентации на понимание затем проявилась в историцизме и в идеографическом методе гуманитарного познания.

Хайдеггер и Гадамер переосмыслили герменевтическую идею интерпретации, вывели её за пределы анализа текстов в сферу фундаментальных основ бытия и познания человека понимающего.

Таким образом, если индивидуализация – тонкая доводка социализации, то свобода – тонкая доводка индивидуализации, результат социализации индивида как вменения и рефлексии. Хорошо известно, что мотивация – не причина поступка, а его объяснение. Это всегда интерпретация post factum, поздняя рационализация, осуществляемая близкими, специалистами (вроде психотерапевта или духовного наставника), самим человеком. И всегда при некотором интеллектуальном усилии можно найти более глубокую мотивацию.

Не будучи причиной поведения, а лишь объясняя мое прошлое, мотивация выполняет немалую роль –в том смысле, что объемлющие интерпретации перекручивают ленту Мебиуса и замыкают её на саму личность. Принимая эти объяснения, я отсекаю для себя другие сценарии поведения, другие жизненные сюжеты.

Интерпретация имеет фундаментальный характер и присутствует на всех уровнях познавательной деятельности, начиная от восприятия и заканчивая сложными теоретическими и философскими построениями, предполагает решение прежде всего собственно философских, а затем и специальных эпистемологических проблем интерпретации, таких как объективность, обоснование, нормативные принципы и правила, критерии оценки и выбора конкурирующих интерпретаций.

Традиционное представление о процедуре интерпретации таково: «это трактовка её как общенаучного метода с фиксированными правилами перевода формальных символов и понятий на язык содержательного знания.

В гуманитарном знании интерпретация понимается как истолкование текстов, смыслополагающая и смыслосчитывающая операция, в лингвистике – как когнитивный процесс и одновременно результат в установлении смысла речевых действий. Многие проблемы интерпретации, связанные со знаком, смыслом, знанием, изучаются в семантике. И только герменевтика поставила проблему интерпретации как способа бытия, которое существует понимая, тем самым выводя эту, казалось бы, частную процедуру на фундаментальный уровень бытия самого субъекта.

Опыт герменевтики убеждает в том, что интерпретация не может быть представлена только как логико-методологическая процедура, она существует как многоликий феномен на различных уровнях бытия субъекта.

Принципиально важным для понимания укорененности интерпретации в

Человеческое бытие есть бытие осознанное, всегда осмысленное, проинтерпретированное.

Существуют три типа интерпретации: история изучает временной процесс, хронологическую последовательность единичных событий; эволюционизм занимается временным процессом, представляющим явления в виде временной последовательности форм; формальный процесс представляет явления во временном, структурном и функциональном аспектах, что дает нам представления о структуре и функции культуры. Итак, история, эволюционизм и функционализм представляют собой три различных, четко отграниченных друг от друга, способов интерпретации культуры, каждый из которых одинаково важен и должен быть учтен не только в культурологии и антропологии. Эти три процесса существуют не только в культуре, но на всех уровнях действительности, соответственно интерпретация трех типов представлена в различных, в том числе естественных

Согласие и сходство убеждений и установок говорящего и интерпретатора, казалось бы, являются условием успешной интерпретации, но остается открытым вопрос: является ли то, относительно чего достигнуто согласие, истинным, ведь само по себе согласие вовсе не гарантирует истинности. Для концепции философа, однако, важно другие – согласие и общность убеждений нужны как базис коммуникации и понимания. «Согласие не создает истины, однако большая часть того, относительно чего достигнуто согласие, должна быть истинной, чтобы кое-что могло быть ложным. …Слишком большое количество реальных ошибок лишают человека возможности правильно судить о вещах. Когда мы хотим дать интерпретацию, мы опираемся на то или иное предложение относительно общей структуры согласия. Мы предполагаем, что большая часть того, в чем мы согласны друг с другом, истинна, однако мы не можем, конечно, считать, что мы знаем, в чем заключена истина.

Чтобы интерпретировать конкретное высказывание, надо показать перевод предложения и определить руководство по переводу. При таком подходе остается к тени контекст. В принципе такой подход представляет собой пошаговый перевод конкретного высказывания в соответствии с руководством по переводу. Тем самым, руководство по переводу не является лучшей формой для теории интерпретации. В таком случае, следует продумать вопрос: как в принципе возможна теория интерпретации.

Одна из сложностей в том, что для того, чтобы дать адекватный перевод переводчик должен быть лингвистом, физиологом и философом.

Поскольку мы не можем знать, во что верит субъект и не можем создать теорию его убеждений и намерений, то нам нужна одновременно и теория мнений и теория значений. В таком случае мы сделаем возможной радикальную интерпретацию, то есть интерпретацию высказанного, начинающейся с нуля.

Чтобы интерпретировать высказывание мы должны знать, что значат слова в данном контексте. Но каково должно быть наше знание, чтобы интерпретировать слова других? Как мы можем получить знание, которого будет достаточно для интерпретации? Будут ли тождественные выражения одинаково интерпретироваться?

Любое понимание речи другого человека подразумевает радикальную интерпретацию.

Теория интерпретации должна быть способной интерпретировать любое предложение, которое может произнести носитель языка. Чтобы принадлежать речевому сообществу – то есть интерпретировать речь других – субъект действительно нуждается в знании такой теории и в знании того, что эта теория правильного типа.

Теория интерпретации, подобно теории действия, позволяет нам воспроизводить некоторые свершившиеся события.

Интерпретация важна для телеологического объяснения речи, так как чтобы объяснить, почему кто-то сказал что-то, мы среди прочего должны знать его собственную интерпретацию сказанного, а именно, что по его мнению означают его собственные слова в тех обстоятельствах, в которых он их произнес. Естественно, это включает некоторые его мнения о том, как его слова проинтерпретируют другие люди

Интерпретация помогает упорядочить наше понимание поведения.

Установка считать предложение истинным (при определенных условиях) фундаментальным образом связывает мнение и интерпретацию, мы можем знать, что носитель языка читает предложение истинным, не зная, что он подразумевает под ним или какое мнение он им выражает. Но если мы знаем, что он считает предложение истинным, и знаем, как его интерпретировать, то мы можем корректно приписать ему определенные мнения. И, соответственно, если мы знаем, какое умение выражается предложением, считающимся истинным, мы знаем, как его проинтерпретировать. Методологическая проблема интерпретации состоит в том, чтобы, если даны предложения, которые человек принимает за истинные при данных обстоятельствах, выявить, в чем состоит его мнения и что означают его слова. Эта ситуация подобна ситуации в теории решений, где, зная предпочтения человека между альтернативными линиями действия, мы можем различать и его мнения, и его желания. Конечно, нельзя думать, что теория интерпретации окажется изолированной, поскольку, как было замечено, нет никаких шансов выявить, когда предложение считается истинным, без возможности приписывания желаний и возможности описания действий как обладания сложными намерениями. Это наблюдение не лишает теорию интерпретации собственного интереса, но определяет ей место в пределах более всесторонней теории действия и мышления.

Процесс интерпретации оказывается зависящим от обоих аспектов принципа: - приписывания мнения и назначением значения должны быть совместимы друг с другом и с общим поведением говорящего – когерентность;

Выделяя самостоятельную главу, посвященную интерпретации в фундаментальном

к вопросу об интерпретации незаслуженно относились с пренебрежением. Все кажется определенным, бесспорно истинным пока мы остаемся в области математических формул, но когда становится необходимым интерпретировать их, то обнаруживается иллюзорность этой определенности, самой точности той или иной науки, что и требует специального исследования природы интерпретации.

Конкретные логико-методологические особенности интерпретации раскрывает К. Гемпель при исследовании функции общих законов в истории в связи с более широкой проблемой объяснения и понимания. Интерпретация отнесена им к процедурам, включающим допущение универсальных гипотез в историческом исследовании. Интерпретации исторических событий, тесно связанные с объяснением и пониманием, проводятся в терминах какого-либо определенного подхода или теории. Они представляют собой, по Гемпелю, или подведение изучаемых явлений под научное объяснение или попытку подвести их под некоторую общую идею, недоступную эмпирической проверке. В первом случае интерпретация является объяснением посредством универсальных гипотез; во втором случае она, по существу, выступает псевдо-объяснением, обращенным к эмоциям, зрительным ассоциациям, не углубляющим собственно теоретическое понимание события (Гемпель К.Г. Логика объяснения. М., 1998. С. 28).

М. Хайдеггер указал, что вопрос о смысле бытия есть, в том числе вопрос об интерпретации и понимании (уровне освоения) бытия.

Сознание человека интенционально, интерактивно, интерсубъективно, наше мышление не только рефлексия общественного бытия, а связано и укоренено тысячью нитями с историческими формами присутствия человека, поэтому проблематика интерпретации и объяснения есть проблема социальной философии. Именно в данной проблеме может быть раскрыта сущность бытия.

Хайдеггер и Гадамер переосмыслили герменевтическую идею интерпретации, вывели её за пределы анализа текстов, в сферу фундаментальных основ бытия и познания человека понимающего.

Интерпретируемое и интерпретатор не существуют независимо друг от друга: существование есть интерпретация, а интерпретация – существование. Предрассудок не является условием, которое приводит субъекта к ошибочной интерпретации мира, но является необходимым условием для предпосылки интерпретации (отсюда и для Бытия).

Для Х.-Г. Гадамера понимание не просто отражение объекта в сознании субъекта, а интерпретация текста, привнесение в него смысла, т.е. интерпретация есть всегда сотворчество. Научное же сознание не допускает сотворчества, ибо ориентируется на то, что есть, т.е. обрекает на разорванность субъекта и объекта. Понимание же сходно с игрой, ибо в ней человек преодолевает отстраненность, включаясь в процесс и преодолевая ситуацию постороннего наблюдателя; здесь человек не осмысливает себя, а живет, действует, пребывает. В этом игровом плане воспринимаются и произведения искусства, что в принципе недопустимо при восприятии научных идей. Но отсюда следует вывод: главное сейчас не в том, чтобы проникнуть в суть вещей, а как себя вести перед лицом тех забот и проблем, в которые погружен современный человек.

Читайте также: