Эволюционная эпистемология к поппера кратко

Обновлено: 06.07.2024

Эпистемология - английский термин, обозначающий теорию познания, прежде всего научного познания.

Основными проблемами эволюционной эпистемологии я считаю следующие: эволюция человеческого языка и роль, которую он играл и продолжает играть в росте человеческого знания; понятия истинности и ложности; описания положений дел и способ, каким язык отбирает положения дел из комплексов фактов, составляющих мир, то есть действительность.

Первый тезис. Специфически человеческая способность познавать, как и способность производить научное знание, являются результатами естественного отбора. Они тесно связаны с эволюцией специфически человеческого языка.

Второй тезис. Эволюция научного знания представляет собой в основном эволюцию в направлении построения все лучших и лучших теорий. Это - дарвинистский процесс. Теории становятся лучше приспособленными благодаря естественному отбору.

Однако даже лучшие теории - всегда наше собственное изобретение. Они полны ошибок. Проверяя наши теории, мы поступаем так: мы пытаемся найти ошибки, которые скрыты в наших теориях. Иначе говоря, мы пытаемся найти слабые места наших теорий, точки их слома. В этом состоит критический метод.

Ясно, что этот взгляд на прогресс науки очень напоминает взгляд Дарвина на естественный отбор путем устранения неприспособленных - на ошибки в ходе эволюции жизни, на ошибки при попытках адаптации, которая представляет собой процесс проб и ошибок. Так же действует и наука - путем проб (создания теорий) и устранения ошибок.

Можно сказать: от амебы до Эйнштейна всего лишь один шаг. Оба действуют методом предположительных проб и устранения ошибок. В чем же разница между ними?

Главная разница между амебой и Эйнштейном не в способности производить пробные теории, а в способе устранения ошибок.

Амеба не осознает процесса устранения ошибок. Основные ошибки амебы устраняются путем устранения амебы: это и есть естественный отбор.

В противоположность амебе Эйнштейн осознает необходимость: он критикует свои теории, подвергая их суровой проверке. Что позволило Эйнштейну пойти дальше амебы? Ответ на этот вопрос составляет основной, третий тезис настоящей статьи.

Третий тезис. Ученому-человеку, такому как Эйнштейн, позволяет идти дальше амебы владение тем, что я называю специфически человеческим языком.

В то время как теории, вырабатываемые амебой, составляют часть ее организма, Эйнштейн мог формулировать свои теории на языке; в случае надобности - на письменном языке. Таким путем он смог вывести свои теории из своего организма. Это дало ему возможность смотреть на свою теорию как на объект, смотреть на нее критически, спрашивать себя, может ли она решить его проблему и может ли она быть истинной и, наконец, устранить ее, если выяснится, что она не выдерживает критики.

Для решения такого рода задач можно использовать только специфически человеческий язык.

Эти три тезиса, взятые вместе, составляют основу моей эволюционной эпистемологии.

Традиционная теория познания

В чем состоит обычный подход к теории познания, к эпистемологии? Он полностью отличен от моего эволюционного подхода. Обычный подход требует оправдания (джастификации 1 ) теорий наблюдениями. Я отвергаю обе составные части этого подхода.

Этот подход обычно начинается с вопроса типа "Откуда мы знаем?", который, как правило, понимается в том же смысле, что и вопрос "Какого рода восприятие или наблюдение является основанием наших утверждений?". Другими словами, этот подход связан с оправданием наших утверждений (в соответствии с предпочитаемой мною терминологией - наших теорий), и он ищет это оправдание в наших восприятиях и наших наблюдениях. Этот эпистемологический подход можно назвать обсервационизмом.

Обсервационизм исходит из того, что источником нашего знания являются наши чувства, или наши органы чувств; что нам "даются" некоторые так называемые "чувственные данные" (чувственное данное - это нечто такое, что дано нам нашими чувствами), или некоторые восприятия, и что наше знание есть результат или сводка этих чувственных данных, или наших восприятии, или полученной информации. Место, где эти чувственные данные сводятся воедино, или усваиваются - это, конечно, голова.

Эту теорию можно изложить и следующим образом. Чувственные данные вливаются в бадью через семь хорошо известных отверстий - два глаза, два уха, один нос с двумя ноздрями и рот, а также через кожу - орган осязания. В бадье они усваиваются, а конкретнее - связываются, ассоциируются друг с другом и классифицируются. А затем из тех данных, которые неоднократно повторяются, мы получаем - путем повторения, ассоциации, обобщения и индукции - наши научные теории.

Бадейная теория, или обсервационизм, является стандартной теорией познания от Аристотеля до некоторых моих современников.

Мой четвертый тезис (который я преподаю и проповедую уже более 60 лет) состоит в следующем:

Каждый аспект и обсервационистской философии познания ошибочен:
1. Чувственных данных и тому подобных переживаний (experiences) не существует.
2. Ассоциаций не существует.
3. Индукции путем повторения или обобщения не существует.
4. Наши восприятия могут нас обманывать.
5. Обсервационизм, или бадейная теория - это теория, утверждающая, что знания могут вливаться в бадью снаружи через наши органы чувств.

На самом же деле мы, организмы, чрезвычайно активны в приобретении знания - может быть даже более активны, чем в приобретении пищи. Информация не вливается в нас из окружающей среды. Это мы исследуем окружающую среду и активно высасываем из нее информацию, как и пищу. А люди не только активны, но иногда и критичны.

Высказанные соображения показывают нам значение активного, исследовательского поведения животных и человека. Понимание этого очень важно не только для эволюционной эпистемологии, но и для эволюционной теории в целом. Теперь, однако, я должен перейти к центральному пункту эволюционной эпистемологии - эволюционной теории человеческого языка.

Самый важный известный мне вклад в эволюционную теорию языка лежит, погребенный в небольшой статье, написанной в 1918 г. моим бывшим учителем Карлом Бюлером (Buhler, 1918). В этой статье, на которую обращают слишком мало внимания современные исследователи лингвистики, Бюлер выделяет три стадии развития языка. На каждой из этих стадий язык имеет определенную задачу, определенную биологическую функцию. Низшая стадия - это та, на которой единственной биологической функцией языка является экспрессивная функция - внешнее выражение внутреннего состояния организма, возможно с помощью определенных звуков или жестов.

Вероятно, экспрессивная функция оставалось единственной функцией языка сравнительно недолгое время. Очень скоро другие животные (того же самого вида или других видов) обратили внимание на эти выражения внутреннего состояния и приспособились к ним: они открыли, как высасывать из них информацию, как включить их в состав стимулов своей окружающей среды, на которые они могли бы реагировать с пользой для себя. Говоря конкретнее, они могли использовать это выражение как предостережение о надвигающейся опасности. Например, рев льва, являющийся самовыражением внутреннего состояния льва, мог использоваться возможной жертвой льва как предостережение. Или определенный крик гуся, выражающий страх, мог истолковываться другими гусями как предупреждение о ястребе, а другой крик - как предупреждение о лисице. Таким образом, выражения внутреннего состояния животных могли запускать в воспринимающем или отвечающем на них животном типичную, ранее сформировавшуюся реакцию. Отвечающее животное воспринимает такое выражение как сигнал, как знак, вызывающий определенный ответ. Тем самым животное вступает в коммуникацию, в общение с другим животным, выражающим свое внутреннее состояние.

На этой стадии первоначальная экспрессивная функция изменилась. И то, что первоначально было внешним знаком или симптомом, хотя и выражающим внутреннее состояние животного, приобрело сигнальную функцию, или функцию запуска. Оно теперь может использоваться животным, выражающим свое внутреннее состояние, как сигнал и, таким образом, изменяет свою биологическую функцию с выражения на сигнализацию, даже на сознательную сигнализацию.

До сих пор у нас было два эволюционных уровня: первый - чистое выражение и второй - выражение, проявляющее тенденцию стать сигналом, поскольку есть воспринимающие животные, отвечающие на него, то есть реагирующие на него как на сигнал, в результате мы получили коммуникацию.

Третий эволюционный уровень Бюлера - уровень человеческого языка. Согласно Бюлеру, человеческий язык и только человеческий язык вводит в функции языка нечто революционно новое: он может описывать, может описать положение дел, или ситуацию. Такое описание может быть описанием положения дел в настоящее время, в тот момент, когда это положение дел описывается, например "наши друзья входят"; или описанием положения дел, не имеющего никакого отношения к настоящему времени, например "мой шурин умер 13 лет назад"; или, наконец, описанием положения дел, которое, возможно, никогда не имело места и не будет иметь места, например "за этой горой есть другая гора - из чистого золота".

Вместе с тем ни выразительность, ни знаковый характер - способность языковых выражений служить сигналами, вызывающими реакцию - не являются специфическими для человеческого языка; не специфично для него и то, что он служит для коммуникации некоторому сообществу организмов. Специфичен для человеческого языка его дескриптивный характер. И это есть нечто новое и поистине революционное: человеческий язык может передавать информацию о положении дел, о ситуации, которая может иметь место, а может и не иметь места или быть либо не быть биологически релевантной. Она может даже не существовать.

Пятый тезис. В ходе эволюции человека необходимой предпосылкой критического мышления была дескриптивная функция человеческого языка: именно дескриптивная функция делает возможным критическое мышление.

Этот важный тезис можно обосновать различными способами. Только в связи с дескриптивным языком того типа, какой описан в предыдущем разделе, возникает проблема истинности и ложности - вопрос о том, соответствует ли некоторое описание фактам. Ясно, что проблема истинности предшествует развитию критического мышления. Другой аргумент таков. До возникновения человеческого дескриптивного языка можно было сказать, что все теории являлись частями структуры тех организмов, которые были их носителями. Они представляли собой либо унаследованные органы, либо унаследованные или приобретенные предрасположения к определенному поведению, либо унаследованные или приобретенные неосознанные ожидания. Иначе говоря, они были неотъемлемой частью своих носителей.

Для того, чтобы быть способным критиковать теорию, организм должен иметь возможность рассматривать ее как объект. Единственный известный нам способ добиться этого - сформулировать ее на дескриптивном языке, причем желательно на письменном.

Собственно говоря, владение языком и прямохождение, по-видимому, единственные навыки, жизненно важные для нас. Они, несомненно, имеют генетическую основу; и тот, и другой активно усваиваются маленькими детьми - в основном по их собственной инициативе - почти в любом социальном окружении. Освоение языка - это также грандиозное интеллектуальное достижение. А им овладевают все нормальные дети, вероятно потому, что потребность в нем заложена в них очень глубоко. (Этот факт можно использовать как аргумент против доктрины, будто есть физически нормальные дети с очень низким прирожденным уровнем интеллекта.) Около двадцати лет назад я выдвинул теорию, которая делит мир, или универсум, на три полмира, которые я назвал мир 1, мир 2 и мир 3.

Мир 1 - это мир всех тел, сил, силовых полей, а также организмов, наших собственных тел и их частей, наших мозгов и всех физических, химических и биологических процессов, протекающих в живых телах.

Миром 2 я назвал мир нашего разума, или духа, или сознания (mind):мир осознанных переживаний наших мыслей, наших чувств приподнятости или подавленности, наших целей, наших планов действия.

Миром 3 я назвал мир продуктов человеческого духа, в частности мир человеческого языка: наших рассказов, наших мифов, наших объяснительных теорий, наших технологий, наших биологических и медицинских теорий. Это также мир творений человека в живописи, в архитектуре и музыке - мир всех этих продуктов нашего духа, который, по моему предположению, никогда не возник бы без человеческого языка.

Мир 3 можно назвать миром культуры. Моя теория, являющаяся в высшей степени предположительной, подчеркивает центральную роль дескриптивного языка в человеческой культуре. Мир 3 содержит все книги, все библиотеки, все теории, включая, конечно, ложные теории и даже противоречивые теории. И центральная роль в нем отводится понятиям истинности и ложности.

Как указывалось ранее, человеческий разум живет и растет во взаимодействии со своими продуктами. На него оказывает сильное влияние обратная связь от объектов или обитателей мира 3. А мир 3, в свою очередь, состоит в значительной степени из физических объектов, таких как книги, здания и скульптуры.

Книги, здания и скульптуры - продукты человеческого духа - являются, конечно, не только обитателями мира 3, но и обитателями мира 1. Однако в мире 3 обитают также симфонии, математические доказательства, теории. А симфонии, доказательства, теории - очень странные абстрактные объекты. Девятая симфония Бетховена не тождественна ни своей рукописи (которая может сгореть, а Девятая симфония не сгорит), ни любой или всем ее печатным копиям, ее записям или исполнениям. Так же обстоит дело с доказательством Евклида теоремы о простых числах или с теорией тяготения Ньютона.

Объекты, составляющие мир 3, в высшей степени разнообразны. В нем есть мраморные скульптуры, такие как скульптуры Микеланджело. Это не просто материальные, физические тела, а уникальные физические тела. Статус картин, архитектурных сооружений, рукописей музыкальных произведений и даже статус редких экземпляров печатных книг в чем-то подобен этому статусу, но, как правило, статус книги как объекта мира 3 совершенно другой. Если я спрошу студента-физика, знает ли он ньютоновскую теорию тяготения, я имею в виду не материальную книгу и, конечно, не уникальное физическое тело, а объективное содержание мысли Ньютона или, точнее, объективное содержание его сочинений. И я не имею в виду ни фактические мыслительные процессы Ньютона, которые, конечно, принадлежат миру 2, а нечто гораздо более абстрактное: нечто, принадлежащее миру 3 и развитое Ньютоном в ходе критического процесса путем постоянных усовершенствований, вносившихся им снова и снова в разные периоды его жизни.

Все это трудно сделать вполне ясным, но все это очень важно. Основная проблема здесь - статус высказываний и логические отношения между высказываниями, точнее - между логическими содержаниями высказываний.

Все чисто логические отношения между высказываниями, такие как противоречивость, совместимость, выводимость (отношение логического следования) суть отношения мира 3. Это, безусловно, не психологические отношения мира 2. Они имеют место независимо от того, думал ли кто-нибудь когда-нибудь о них и считал ли кто-либо, что они имеют место. Вместе с тем их легко можно "усвоить": их легко можно понять; мы можем продумывать их все в уме, в мире 2; и мы можем испытать в переживании, что отношение следования (между двумя высказываниями) имеет место и является тривиально убедительным, а это переживание из мира 2. Конечно, с трудными теориями, такими как математические или физические, может получиться, что мы усваиваем их, понимаем их, но в то же время не убеждены в том, что они истинны.

Таким образом, наши умы, принадлежащие миру 2, могут находиться в тесном соприкосновении с объектами мира 3. И все-таки объекты мира 2 - наши субъективные переживания - следует четко отличать от объективных, принадлежащих миру 3 высказываний, теорий, предположений, а также открытых проблем.

В мире 3 есть открытые проблемы: мы пытаемся обнаруживать такие проблемы и решать их. Это очень ясно показывает объективность мира 3 и способ, каким взаимодействуют мир 2 и мир 3: не только мир 2 может работать над открытием и решением проблем мира 3, но и мир 3 может действовать на мир 2 (а через него и на мир 1).

Следует отличать знание в смысле мира 3 - знание в объективном смысле (почти всегда предположительное) - и знание в смысле мира 2, то есть информацию, которую мы носим в своих головах, - знание в субъективном смысле. Различие между знанием в субъективном смысле (в смысле мира 2) и знанием в объективном смысле (в смысле мира 3: знание, сформулированное, например, в книгах, или хранящееся в компьютерах или, может быть, никому еще не известное) имеет величайшее значение. То, что мы называем "наукой" и что стремимся развивать, есть прежде всего истинное знание в объективном смысле. Вместе с тем исключительно важно, конечно, чтобы знание в субъективном смысле также распространялось среди людей - вместе со знанием о том, как мало мы знаем.

Самое невероятное, что мы знаем о человеческом разуме, о жизни, об эволюции и умственном росте, - это взаимодействие, обратная связь - "я - тебе, ты - мне" между миром 2 и миром 3, между нашим умственным ростом и ростом объективного мира 3, который представляет собой результат нашей предприимчивости, наших талантов и способностей и который дает нам возможность выйти за пределы самих себя.

Вот эта самотрансцендентность, этот выход за пределы самих себя и кажется мне самым важным фактом всей жизни и всей эволюции: в нашем взаимодействии с миром 3 мы можем учиться и благодаря изобретению языка наши погрешимые человеческие мозги могут вырасти в светочи, озаряющие Вселенную.

ЭВОЛЮЦИОННАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ

  • Описание
  • Алфавитный указатель
  • Арабская философия
  • Индийская философия
  • Китайская философия
  • Русская философия
  • Этика
  • Авторы
  • Приложения

ЭВОЛЮЦИОННАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ – направление в современной эпистемологии, которое своим возникновением обязано прежде всего дарвинизму и последующим успехам эволюционной биологии, генетики человека, когнитивной психологии, теории информации и компьютерной науки. Главный тезис эволюционной эпистемологии (или, как ее обычно называют в германоязычных странах, эволюционной теории познания и знания) сводится к допущению, что люди, как и другие живые существа, являются продуктом живой природы, результатом эволюционных процессов, и в силу этого их когнитивные и ментальные способности и даже познание и знание (включая его наиболее утонченные аспекты) направляются в конечном итоге механизмами органической эволюции. В отличие от многих других эпистемологических школ и направлений эволюционная эпистемология исходит из предположения, что биологическая эволюция человека не завершилась формированием Homo sapiens – она не только создала когнитивную основу для возникновения человеческой культуры, но и, по-видимому, оказалась непременным условием ее удивительно быстрого прогресса за последние 10 тыс. лет.

В 1980-х гг. в эволюционной эпистемологии сформировались две различные исследовательские программы. Первая программа ориентирует на исследование характеристик когнитивных механизмов у животных и людей путем интенсивного распространения биологической теории эволюции на те аспекты или особенности живых организмов, которые являются биологическими субстратами когнитивной активности. Другая программа пытается изучать эволюцию идей, научных теорий и культуры вообще с помощью моделей и метафор, заимствованных из эволюционной биологии. Различия между этими программами относительны – представители всех направлений в эволюционной эпистемологии разделяют убеждение, что эволюционный подход может быть распространен на теоретико-познавательную проблематику, на эпистемические действия людей. Тем не менее в эволюционной эпистемологии выделяются два относительно независимых уровня исследований. Первый уровень эволюционной эпистемологии – это скорее биологическая теория когнитивных процессов (Лоренц, Кэмпбелл, Р.Ридль и др.) и различные концепции когнитивной эволюции живых организмов (включая человека). Ко второму уровню можно отнести те методологии и метатеории, которые реконструируют развитие научных теорий, идей, рост научно-теоретического знания, привлекая для этих целей эволюционные модели (Поппер, С.Тулмин, И.Лакатос и др.)

Современные теории генно-культурной коэволюции (Э.Уилсон, Ч.Ламсден) наметили новые точки соприкосновения между этими относительно обособленными до последнего времени направлениями исследований в эволюционной эпистемологии, которые выходят далеко за пределы традиционных метафор и аналогий. С позиций этих теорий не только эволюция познания, но даже такие ее утонченные стороны, как, напр., исследовательские стратегии или рост научно-теоретического знания, могут успешно изучаться как аспект универсального процесса информационного развития. Основная задача эволюционной эпистемологии, как ее понимает подавляющее большинство исследователей, состоит прежде всего в разработке всестороннего и максимально исчерпывающего подхода к развитию познания, который существенно выходит за пределы классических философских традиций. Реально этот подход может быть только междисциплинарным, т.к. он базируется на результатах, полученных в самых различных науках (прежде всего в когнитивной науке), если эти результаты имеют хотя бы некоторое отношение к проблемам познания.

2. Эволюционная эпистемология: проблемы, перспективы. М., 1996;

3. Меркулов И.П. Когнитивная эволюция. М., 1998;

4. Campbell D.Т. Evolutionary Epistemology. – The Philosophy of Karl Popper, ed. by P.A.Schilp, Open Court, La Salle (Il), 1974, p. 413–463;

5. Popper K. Objective Knowledge. An Evolutionary Approach. Oxf., 1979;

6. Wuketits F. Evolutionary Epistemology and Its Implication for Humankind. N. Y., 1990.

«Хотя данное описание характеризует рост третьего мира, оно, однако, может быть интерпретировано и как описание биологической эволюции – говорит Поппер . – Животные и даже растения — решатели проблем. И решают они свои проблемы методом конкурирующих предварительных, пробных решений и устранения ошибок.

Рассматриваемая в этом свете жизнь есть решение проблем и совершение открытий — открытий новых фактов, новых возможностей путем опробования (trying out) возможностей, порождаемых в нашем воображении. На человеческом уровне это опробование производится почти всецело в третьем мире путем попыток изобразить более или менее успешно в теориях этого третьего мира наш первый мир и, возможно, наш второй мир, путем стремления приблизиться к истине — к истине более полной, более совершенной, более интересной, логически более строгой и более соответствующей (релевантной) нашим проблемам.

Альтернатива из википедии:

Карл Поппер внёс большой вклад в разработку принципов научного познания и стал основоположником критического реализма. В своих трудах Поппер опирался на концепцию истины Альфреда Тарского. Он считал, что истина объективна, а знание носит предположительный характер, может быть подвержено ошибкам и должно постоянно пересматриваться (принцип фаллибилизма)[2][4][7].

Критический реализм появился как попытка Поппера решить философские проблемы демаркации (отделение научного знания от ненаучного) и индукции (допустимость индуктивных суждений из опыта). Поппер был знаком с решением проблемы демаркации членами Венского кружка (представители логического эмпиризма) — верификационизмом, согласно которому смысл имеют лишь проверяемые или верифицируемые суждения. В противовес этому принципу Поппер выдвинул принцип фальсификационизма, согласно которому теория является научной, если существует методологическая возможность её опровержения путём постановки того или иного эксперимента, даже если такой эксперимент ещё не был поставлен.

Проблему индукции, сформулированную Юмом, пытался решить ещё И. Кант, который считал допустимыми индукцию из опыта, поскольку человек, согласно Канту, обладает истинной априорной интуицией о реальном мире, поэтому ему удается построить такие истинные теории как физика Ньютона. Однако, после выхода в свет работ Эйнштейна по теории относительности, эта философская установка пошатнулась. Поппер предложил своё решение этой проблемы, с одной стороны он вслед за Кантом утверждал, что наши теории о мире формулируются a priori, с другой стороны он не считал что эти теории истинны. То есть, в отличие от Юма, Витгенштейна и членов Венского кружка Поппер не считал что ученые вообще используют индукцию из опыта для построения теорий. Более того, по Попперу научное знание вообще не нуждается в обосновании, поскольку любое обоснование потребует либо чего либо для собственного обоснования, либо мы должны принимать его как аксиому, которая не нуждается в обосновании. Поэтому, как считал Поппер, требовать обоснования для научного знания — иррационально.




«Хотя данное описание характеризует рост третьего мира, оно, однако, может быть интерпретировано и как описание биологической эволюции – говорит Поппер . – Животные и даже растения — решатели проблем. И решают они свои проблемы методом конкурирующих предварительных, пробных решений и устранения ошибок.

Рассматриваемая в этом свете жизнь есть решение проблем и совершение открытий — открытий новых фактов, новых возможностей путем опробования (trying out) возможностей, порождаемых в нашем воображении. На человеческом уровне это опробование производится почти всецело в третьем мире путем попыток изобразить более или менее успешно в теориях этого третьего мира наш первый мир и, возможно, наш второй мир, путем стремления приблизиться к истине — к истине более полной, более совершенной, более интересной, логически более строгой и более соответствующей (релевантной) нашим проблемам.

Альтернатива из википедии:

Карл Поппер внёс большой вклад в разработку принципов научного познания и стал основоположником критического реализма. В своих трудах Поппер опирался на концепцию истины Альфреда Тарского. Он считал, что истина объективна, а знание носит предположительный характер, может быть подвержено ошибкам и должно постоянно пересматриваться (принцип фаллибилизма)[2][4][7].

Критический реализм появился как попытка Поппера решить философские проблемы демаркации (отделение научного знания от ненаучного) и индукции (допустимость индуктивных суждений из опыта). Поппер был знаком с решением проблемы демаркации членами Венского кружка (представители логического эмпиризма) — верификационизмом, согласно которому смысл имеют лишь проверяемые или верифицируемые суждения. В противовес этому принципу Поппер выдвинул принцип фальсификационизма, согласно которому теория является научной, если существует методологическая возможность её опровержения путём постановки того или иного эксперимента, даже если такой эксперимент ещё не был поставлен.

Проблему индукции, сформулированную Юмом, пытался решить ещё И. Кант, который считал допустимыми индукцию из опыта, поскольку человек, согласно Канту, обладает истинной априорной интуицией о реальном мире, поэтому ему удается построить такие истинные теории как физика Ньютона. Однако, после выхода в свет работ Эйнштейна по теории относительности, эта философская установка пошатнулась. Поппер предложил своё решение этой проблемы, с одной стороны он вслед за Кантом утверждал, что наши теории о мире формулируются a priori, с другой стороны он не считал что эти теории истинны. То есть, в отличие от Юма, Витгенштейна и членов Венского кружка Поппер не считал что ученые вообще используют индукцию из опыта для построения теорий. Более того, по Попперу научное знание вообще не нуждается в обосновании, поскольку любое обоснование потребует либо чего либо для собственного обоснования, либо мы должны принимать его как аксиому, которая не нуждается в обосновании. Поэтому, как считал Поппер, требовать обоснования для научного знания — иррационально.

Основным предметом анализа были выбраны пять тезисов эволюционной эпистемологии, сформулированные в статье Поппера. И внимание было сконцентрировано лишь на их логико-содержательной стороне, а не на способах их обоснования автором.

Статья Поппера помимо тезисов содержит много интересных положений так или иначе связанных с ними, но непосредственно не относящихся к эволюционной эпистемологии, например, теория трех миров. Эти моменты заслуживают отдельного обсуждения и не затрагиваются в данной работе.

Первый тезис

Первая часть этого тезиса действительно тривиальна, как это отмечает и сам Поппер (Этот первый тезис почти тривиален). Если признавать, что человек, как биологический вид, есть продукт естественного отбора, то, с позиции формального временного следования, научное познание, наравне со всеми другими сферами человеческой деятельности от изготовления сапог до написания симфоний, действительно можно рассматривать как непосредственный результат биологической эволюции. Но констатация этой последовательности ни сколько не приближает нас к решению проблем эпистемологии (как и сапожного дела). Человек, как вид, хоть и является продуктом биологической эволюции, но его сущность не выводима из ее законов и уж точно не сводима к ним. Невозможно приблизится к пониманию особенностей человека, его отличий от животных оставаясь в рамках теории естественного отбора. И, следовательно, без понимания, формулирования этих отличий первый тезис не только тривиален, но и содержательно пуст.

Вторая часть тезиса фактически предвосхищает третий тезис о значении языка в научном познании. Связь человеческого языка с научным познанием безусловна. Но сколь правомерно говорить о взаимозависимости развития языка и биологической эволюции? А, наверное, именно эту связь подразумевал Поппер, включая предложение о языке в свой первый тезис. Конечно, можно рассматривать эволюционно-биологические процессы развития Homo sapiens, приведшие к появлению человеческий язык. Но вполне очевидно, что развитие языка от его примитивных коммуникативных функций, до современных научных систем не в большей степени связано с естественным отбором в его биологическом понимании, чем развитие ремесел, религии, искусства. Хотя принципы проб и ошибок, выживания более устойчивого и эффективного характерны и для большинства областей деятельности человека, но они несут лишь некоторую вторичную функцию в развитии социальных сфер и никак не являются определяющими, в отличие от их места в эволюции биологических систем. Язык – сугубо социальное явление и он не может рассматриваться как некое самостоятельно развившееся в результате биологической эволюции свойство человека, послужившее условием для других социальных феноменов, таких как религия, искусство, наука. Но к проблеме взаимоопределения языка и науки мы еще вернемся.

Второй тезис

Теперь обратимся к основной посылке второго тезиса. Воспроизведем возможный ход мысли Поппера: наука развивается, единственный более или менее изученный в науке процесс развития – это развитие биологических видов путем естественного отбора, значит, наука развивается также по принципам дарвинисткой теории. Несмотря на явную сомнительность логической цепочки, попробуем проанализировать возможное место естественного отбора в эпистемологии.

Также, возникает сомнение в правомерности глобального использования принципа отбора в эпистемологии, учитывая то, что ни дарвинистская теория естественного отбора, ни опыт искусственного отбора не могут на сегодняшний день разрешить загадку возникновения новых видов. А ведь именно проблемы, связанные с самой возможностью возникновения новых знаний (новых гипотез и теорий), стоят на первом месте в теории познания, а не трудности с выбором одной лучшей теории из нескольких. Было бы слишком сильным упрощением мыслить эпистемологию, как науку, призванную лишь помогать разрешать научные споры. А ведь именно к этому и сводит ее постановка принципа отбора (естественного или искусственного) в качестве главного методологического инструмента. И если в биологической эволюции в качестве движущего начала мы еще можем предполагать случайные мутации генов и естественный отбор положительных результатов (хотя и не понятно, как это может привести к возникновению новых видов), то вряд ли научно продуктивно будет сводить процесс появления новой идеи к случайному перебору возможных вариантов разумных высказываний в голове ученого.

Более того, развитие науки, как процесс появления все новых и новых теорий в малой степени похож на эволюционное движение (в смысле дарвинисткой теории последовательного приспособления видов к окружающей среде путем незначительных мутаций и естественного отбора). В науке мы чаще наблюдаем не постепенное развитие тех или иных параметров теории (в ходе отбора лучших решений из случайного спектра), а внезапное, революционное появление новых теорий, принципиально отличных от всех имеющихся до этого. Так было и с теорией гравитации Ньютона, и с теорий относительности, с квантовой механикой, и с самой теорий Дарвина. И эти революционные скачки в науке, как и возникновение новых видов в биологии, не могут быть объяснены с позиции какого-либо отбора.

Повествуя о развитии научной теории, Поппер постоянно смешивает два процесса: то он имеет в виду общее развитие научного знания, то создание отдельной теории отдельным ученым. Но, как и общее развитие науки не сводимо к Дарвинисткой теории постепенной модернизации методом проб и ошибок, так и создание отдельной теории в полной мере не описывается в категориях естественного отбора. Конечно, в истории науки можно встретить упоминания о том, что создание теории шло в муках перебора вариантов. Однако чаще теории возникали спонтанно, в готовом виде, а этап проб и ошибок был связан лишь с трудностями воплощения в тексте или формулах уже существующих идей. Но никак не наоборот – новые теории никогда не являлись результатом постепенных приближений и улучшений (что должно следовать из положений теории естественного отбора).

Итак, эволюционная эпистемология Поппера (как и теория Дарвина) ничего не говоря о возможности и необходимости появления новых теорий (как и новых биологических видов), лишь описывают процесс перехода от одной теории к другой. Но никаким методом проб и ошибок, постепенным улучшением теорий нельзя из классической механики получить квантовую. Да и сами ошибки, устранением которых и должна заниматься наука по Попперу, есть не внутренние ошибки теорий, а несоответствия их предсказаний результатам наблюдений и экспериментов, что говорит лишь об ограниченности области применения теории. И следует заметить, что понятие ограниченности теоретической системы должно быть одним из исходных положений эпистемологии.

Третий тезис

Необходимым (но не достаточным) условием научности познания является объективизация знания в виде знаковых систем. Эти системы – теории существуют независимо от их создателей (ученых) и однозначно понимаются и применяются другими людьми. То есть любые знания, пока они не изложены в виде логической знаковой системы (текста или формул), не могут и претендовать на научность. И поэтому, говорить о расширении эпистемологических интересов на биологический мир, по меньшей мере, не серьезно. В нем для сохранения информации об окружающей среде и передачи ее от поколения к поколению преимущественно используется генетический способ.

Четвертый тезис

«Каждый аспект джастификационистской и обсервационистской философии познания ошибочен:

1. Чувственных данных и тому подобных переживаний (experiences) не существует.

2. Ассоциаций не существует.

3. Индукции путем повторения или обобщения не существует.

4. Наши восприятия могут нас обманывать.

Но все же бегло пройдемся по пунктам четвертого тезиса.

Четвертый пункт можно не рассматривать – его содержание вне компетенции философии. Оно может быть интересно психологу или психиатру. Ученый, который абсолютно уверен, что его восприятия и измерения его приборов абсолютно верны и точны, явно является пациентом одного или второго из приведенных специалистов.

Пятый тезис

Поппер придает важнейшее значение роли языка в развитии научного познания. Но, рассматривая многие проблемы на уровне теории естественного отбора, он и развитие языка видит лишь как продолжение биологической эволюции. Даже настаивает на том, что язык имеет генетическую основу. Хотя многочисленные наблюдения за детьми, выросшими вне человеческого общества, однозначно показывают, что язык не является врожденной способностью людей, и более того не усваивается при последующем возвращении ребенка в социум. Следовательно, появление и развитее языка это сугубо социальное явление. Человеческий язык – это, прежде всего, не средство коммуникации отдельных особей (что справедливо и для сообществ животных), а система объективизации, формализации надбиологической социальной структуры. Он выполняет функции сохранения во времени (со сменой поколений) системно-общественной информации. В биологических системах, как уже отмечалось, функции сохранения и передачи видовой информации от поколения к поколению осуществлялась генетически.

И будем надеяться, что именно понимание того, что язык является не биологически-индивидуальной характеристикой человека, а элементом социальной структуры, развивающимся совместно с ней (и совсем не по законам естественного отбора), позволит по-новому взглянуть на эпистемологию. И с этой точки зрения развитие научного знания можно представить не как результат единичных актов чувственного восприятия познающих субъектов (ученых) окружающей среды, а как перманентный процесс взаимодействия социальной системы, верней одного из ее подсистем – науки, с Миром. А человек выступает лишь неотъемлемым элементом (квантом) этого взаимодействия, своеобразным функциональным звеном. И это есть первый тезис интегральной эпистемологии.

В последующих работах будет проведен критический анализ положений и других, не совпадающих с попперовской, теорий познания, что еще расширит рамки нашего понимания сути проблемы и приблизит к формулированию принципов интегрального метода философского исследования не противопоставляющего теории, школы, концепции, а объединяющего их эвристическое содержание.

Читайте также: