Эпоха демократических реформ кратко

Обновлено: 05.07.2024

Политическое развитие. Характеризуя события начала XXI века, можно сказать, что период революционных перемен в России завершен. 26 марта 2000 г. состоялись досрочные президентские выборы. В качестве главных пунктов предвыборной программы В. Путин назвал рыночные отношения, патриотизм и державность. Одновременно подчеркивалось, что демократический выбор, сделанный страной в 1990-е гг., не подлежит сомнению. В. Путин уже в первом туре одержал победу, получив 52,9 % голосов избирателей. Начался новый период в истории постсоветской России.

Важным шагом к созданию сильного государства стала административная реформа. В мае 2000 г. было учреждено семь федеральных округов: Центральный, Северо-Западный, Южный, Поволжский, Уральский, Сибирский и Дальневосточный. Округа выступали промежуточными и одновременно связующими звеньями между центром и 89 регионами России. Главами округов были назначены полномочные представители президента. Удалось решить чрезвычайно важную задачу: привести местные законы в соответствие с Конституцией РФ и федеральным законодательством. Эти меры позволили усилить роль центра на местах, укрепить федерацию, восстановить единое законодательное пространство России.

Другой политической реформой 2000 г. была реорганизация Совета Федерации. Верхняя палата Федерального Собрания стала формироваться не из губернаторов, а из представителей регионов (по два от каждого), избираемых их законодательными органами и назначаемых главами администраций. Чтобы обеспечить постоянное участие глав регионов в разработке государственной политики, в августе 2000 г. был создан Государственный совет — совещательный орган власти при главе государства.

В области государственной символики президент предложил компромисс с учетом позиций разных частей общества. В декабре 2000 г. Государственная дума утвердила закон о национальных символах России. Трехцветный бело-сине-красный флаг и герб в виде двуглавого императорского орла напоминают о многовековой истории России. Красный флаг победы российских народов в Великой Отечественной войне стал флагом Вооруженных Сил. Государственный гимн с новым текстом и музыкой гимна СССР символизирует единство поколений; неразрывную связь прошлого, настоящего и будущего нашей страны.




Исход президентских выборов, состоявшихся 14 марта 2004 г., был предсказуем. Путин одержал еще более убедительную победу: за него проголосовали 71,31 % избирателей. Конечно, в ходе парламентской и президентской кампаний власть в полной мере задействовала административный ресурс и возможности подчиненных ей СМИ. Однако главным фактором победы Путина стала поддержка российским обществом его практических шагов на посту главы государства, а также ближайших намеченных целей. Важнейшими из них являлась: удвоение ВВП к 2010 г, борьба с бедностью, завершение административной реформы, борьба с коррупцией, реформа ЖКХ, реформа армии, решение жилищной проблемы. В 2005 г. завершилось формирование Общественной палаты. Она формируется из известных граждан, назначаемых президентом, а также на выборной основе из представителей общественных организаций. Цель ее – согласование и защита интересов граждан перед органами законодательной и исполнительной власти.

Таким образом, в России в начале XXI в. в целом сформирована демократическая политическая система, предусматривающая избрание глав исполнительной власти, а также органов законодательной и представительной власти.

Социально-экономическое развитие. С 1999 г. начался не очень большой, но устойчивый рост экономики. Рост доходов государственного бюджета создал возможность регулярного повышения зарплат и пенсий. Выросли реальные доходы населения. Одновременно заметно снизился уровень инфляции. Впервые за долгие годы был зафиксирован рост производства в сельском хозяйстве. Особенно рекордным стал 2002 г., когда урожайность зерновых достигла 19,6 центнера с гектара. Рост ВВП позволил успешно выплачивать внешние долги государства. За период 2000–2003 гг. Россия выплатила кредиторам вместе с процентами 50 млрд долларов.

Рост экономических показателей был вызван рядом факторов: падением стоимости рубля после финансового кризиса 1998 г., высокими мировыми ценами на нефть (в два с лишним раза в течение пяти лет), газ, металлы и другие топливно-сырьевые ресурсы, а также рядом действий президента и правительства страны. В частности, было упорядочено налоговое законодательство. В 2001 г. введен единый 13 %-ный подоходный налог, снижен в некоторой степени налог на прибыль предприятий и организаций. Начала осуществляться пенсионная реформа, основанная на накопительном принципе. В 2001–2003 гг. были приняты законы о купле-продаже земли. При этом в отношении земельного вопроса учитываются различные условия в отдельных регионах страны. Приняты Таможенный и Трудовой кодексы. Президент и правительство взяли курс на разгосударствление, перевод на рыночные рельсы и свободное ценообразование естественных монополий – электроэнергетики, железнодорожного транспорта, газовой отрасли.

В 2002 г. Россия была признана страной с рыночной экономикой. Делались шаги к вступлению во Всемирную торговую организацию (ВТО). Эта организация объединяет около 150 стран мира и покрывает более 95 % оборота мировой торговли. Но вступление в ВТО было не самоцелью, а всего лишь средство, один из инструментов обеспечения национальных интересов страны.

Судя по макроэкономическим показателям, Россия – одна из богатейших стран мира. Доходы бюджета превышают расходы. В 2005 г. золотовалютные резервы перешагнули за 150 млрд долл. и являлись самыми большими за всю историю страны. По этому показателю Россия входит в первую десятку стран мира. Был создан Стабилизационный фонд. В то же время на мировом рынке высокотехнологичной продукции доля России – всего 0,5 % против 36 % у США, 30 % у Японии и 6 % у Сингапура. Только 5 % российских предприятий внедряли научно-технические достижения. На приватизированных заводах и фабриках продолжали работать построенные еще в хрущевско-брежневские времена станки.

Крайне медленно и трудно формировался рынок услуг, особенно в сфере ЖКХ (жилищно-коммунальное хозяйство). Крайне неэффективно работал государственный аппарат. Медленно шли преобразования в социальной сфере.

Мешали реформам и внутренние разногласия в правительственном кабинете сначала М. Касьянова, а затем и М. Фрадкова, отсутствие единой точки зрения на характер и темпы реформ.

Летом 2004 г. был принят Федеральный закон № 122, отменявший практически все социальные льготы, которыми до того пользовались около 103 млн человек. Для льготников вводились денежные компенсации. Монетизация льгот, в начале 2005 г. вызвавшая волну протестов во многих городах России, наглядно показала, насколько болезненно воспринимаются обществом либеральные социальные реформы.

Одна из главных и серьезнейших угроз для России – огромная разница в доходах между столицей и регионами, между бедными и богатыми. В обществе было понимание проблем, которые необходимо решать. Шли дискуссии об оптимальном использовании средств стабилизационного фонда.

Перед новым президентом Д.А. Медведевым встали еще более сложные задачи. Это инфляция, последствия мирового финансового кризиса, коррупция и неравенство, демографические проблемы. Глобальный экономический кризис, начавшийся в конце 2008 г., конечно, самым серьезным образом затронул и российскую экономику. Однако в стране были накоплены значительные резервы, и они дали возможность уверенно пройти через период нестабильности. Антикризисная политика была направлена на поддержку внутреннего спроса, на социальную защиту населения, создание новых рабочих мест

Политическое развитие. Характеризуя события начала XXI века, можно сказать, что период революционных перемен в России завершен. 26 марта 2000 г. состоялись досрочные президентские выборы. В качестве главных пунктов предвыборной программы В. Путин назвал рыночные отношения, патриотизм и державность. Одновременно подчеркивалось, что демократический выбор, сделанный страной в 1990-е гг., не подлежит сомнению. В. Путин уже в первом туре одержал победу, получив 52,9 % голосов избирателей. Начался новый период в истории постсоветской России.

Важным шагом к созданию сильного государства стала административная реформа. В мае 2000 г. было учреждено семь федеральных округов: Центральный, Северо-Западный, Южный, Поволжский, Уральский, Сибирский и Дальневосточный. Округа выступали промежуточными и одновременно связующими звеньями между центром и 89 регионами России. Главами округов были назначены полномочные представители президента. Удалось решить чрезвычайно важную задачу: привести местные законы в соответствие с Конституцией РФ и федеральным законодательством. Эти меры позволили усилить роль центра на местах, укрепить федерацию, восстановить единое законодательное пространство России.

Другой политической реформой 2000 г. была реорганизация Совета Федерации. Верхняя палата Федерального Собрания стала формироваться не из губернаторов, а из представителей регионов (по два от каждого), избираемых их законодательными органами и назначаемых главами администраций. Чтобы обеспечить постоянное участие глав регионов в разработке государственной политики, в августе 2000 г. был создан Государственный совет — совещательный орган власти при главе государства.

В области государственной символики президент предложил компромисс с учетом позиций разных частей общества. В декабре 2000 г. Государственная дума утвердила закон о национальных символах России. Трехцветный бело-сине-красный флаг и герб в виде двуглавого императорского орла напоминают о многовековой истории России. Красный флаг победы российских народов в Великой Отечественной войне стал флагом Вооруженных Сил. Государственный гимн с новым текстом и музыкой гимна СССР символизирует единство поколений; неразрывную связь прошлого, настоящего и будущего нашей страны.

Исход президентских выборов, состоявшихся 14 марта 2004 г., был предсказуем. Путин одержал еще более убедительную победу: за него проголосовали 71,31 % избирателей. Конечно, в ходе парламентской и президентской кампаний власть в полной мере задействовала административный ресурс и возможности подчиненных ей СМИ. Однако главным фактором победы Путина стала поддержка российским обществом его практических шагов на посту главы государства, а также ближайших намеченных целей. Важнейшими из них являлась: удвоение ВВП к 2010 г, борьба с бедностью, завершение административной реформы, борьба с коррупцией, реформа ЖКХ, реформа армии, решение жилищной проблемы. В 2005 г. завершилось формирование Общественной палаты. Она формируется из известных граждан, назначаемых президентом, а также на выборной основе из представителей общественных организаций. Цель ее – согласование и защита интересов граждан перед органами законодательной и исполнительной власти.

Таким образом, в России в начале XXI в. в целом сформирована демократическая политическая система, предусматривающая избрание глав исполнительной власти, а также органов законодательной и представительной власти.

Социально-экономическое развитие. С 1999 г. начался не очень большой, но устойчивый рост экономики. Рост доходов государственного бюджета создал возможность регулярного повышения зарплат и пенсий. Выросли реальные доходы населения. Одновременно заметно снизился уровень инфляции. Впервые за долгие годы был зафиксирован рост производства в сельском хозяйстве. Особенно рекордным стал 2002 г., когда урожайность зерновых достигла 19,6 центнера с гектара. Рост ВВП позволил успешно выплачивать внешние долги государства. За период 2000–2003 гг. Россия выплатила кредиторам вместе с процентами 50 млрд долларов.

Рост экономических показателей был вызван рядом факторов: падением стоимости рубля после финансового кризиса 1998 г., высокими мировыми ценами на нефть (в два с лишним раза в течение пяти лет), газ, металлы и другие топливно-сырьевые ресурсы, а также рядом действий президента и правительства страны. В частности, было упорядочено налоговое законодательство. В 2001 г. введен единый 13 %-ный подоходный налог, снижен в некоторой степени налог на прибыль предприятий и организаций. Начала осуществляться пенсионная реформа, основанная на накопительном принципе. В 2001–2003 гг. были приняты законы о купле-продаже земли. При этом в отношении земельного вопроса учитываются различные условия в отдельных регионах страны. Приняты Таможенный и Трудовой кодексы. Президент и правительство взяли курс на разгосударствление, перевод на рыночные рельсы и свободное ценообразование естественных монополий – электроэнергетики, железнодорожного транспорта, газовой отрасли.

В 2002 г. Россия была признана страной с рыночной экономикой. Делались шаги к вступлению во Всемирную торговую организацию (ВТО). Эта организация объединяет около 150 стран мира и покрывает более 95 % оборота мировой торговли. Но вступление в ВТО было не самоцелью, а всего лишь средство, один из инструментов обеспечения национальных интересов страны.

Судя по макроэкономическим показателям, Россия – одна из богатейших стран мира. Доходы бюджета превышают расходы. В 2005 г. золотовалютные резервы перешагнули за 150 млрд долл. и являлись самыми большими за всю историю страны. По этому показателю Россия входит в первую десятку стран мира. Был создан Стабилизационный фонд. В то же время на мировом рынке высокотехнологичной продукции доля России – всего 0,5 % против 36 % у США, 30 % у Японии и 6 % у Сингапура. Только 5 % российских предприятий внедряли научно-технические достижения. На приватизированных заводах и фабриках продолжали работать построенные еще в хрущевско-брежневские времена станки.

Крайне медленно и трудно формировался рынок услуг, особенно в сфере ЖКХ (жилищно-коммунальное хозяйство). Крайне неэффективно работал государственный аппарат. Медленно шли преобразования в социальной сфере.

Мешали реформам и внутренние разногласия в правительственном кабинете сначала М. Касьянова, а затем и М. Фрадкова, отсутствие единой точки зрения на характер и темпы реформ.

Летом 2004 г. был принят Федеральный закон № 122, отменявший практически все социальные льготы, которыми до того пользовались около 103 млн человек. Для льготников вводились денежные компенсации. Монетизация льгот, в начале 2005 г. вызвавшая волну протестов во многих городах России, наглядно показала, насколько болезненно воспринимаются обществом либеральные социальные реформы.

Одна из главных и серьезнейших угроз для России – огромная разница в доходах между столицей и регионами, между бедными и богатыми. В обществе было понимание проблем, которые необходимо решать. Шли дискуссии об оптимальном использовании средств стабилизационного фонда.

Перед новым президентом Д.А. Медведевым встали еще более сложные задачи. Это инфляция, последствия мирового финансового кризиса, коррупция и неравенство, демографические проблемы. Глобальный экономический кризис, начавшийся в конце 2008 г., конечно, самым серьезным образом затронул и российскую экономику. Однако в стране были накоплены значительные резервы, и они дали возможность уверенно пройти через период нестабильности. Антикризисная политика была направлена на поддержку внутреннего спроса, на социальную защиту населения, создание новых рабочих мест

Рецензия на книги:

· Daron Acemoglu and James A. Robinson. The Economic Origins of Dictatorship and Democracy.Cambridge: Cambridge University Press, 2006.

· Carles Boix. Democracy and Redistribution.Cambridge: Cambridge University Press, 2003.

· Ruth Berins Collier. Paths toward Democracy.Cambridge: Cambridge Uni­versity Press, 1999.

· Charles Tilly. Contention and Democracy in Europe, 1650-2000. Cambridge: Cambridge University Press, 2005/ Чарльз Тилли. Борьба и демократия в Европе, 1650-2000 гг.М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2010.

Следует предупредить читателя, что в рассматриваемых книгах обозна­ченные позиции упоминаются не напрямую, а в тех случаях, когда затрагиваются три важных вопроса, наиболее способствующих глубокому пониманию демократизации Европы. Будучи политэкономистами Дарон Асемоглу и Джеймс Робинсон (АиР), а также Карлес Бош вносят сущест­венный вклад в исследование изменений структурного неравенства дохо­дов, определяющего возможности проведения демократических реформ; Рут Бэринс Колье пытается определить, какая социальная группа — элита или рабочий класс — сыграла главную роль в реализации этой возможно­сти. Наконец, Чарльз Тилли и АиР поднимают третий вопрос: чем имен­но обеспечивается демократия? Взятые вместе, эти исследования прояс­няют три ключевых вопроса возникновения демократий: как возникает воз­можность институциональных изменений; кто оказывается наиболее значимым актором и какие цели им движут, атакже каков фактический процесс, посред­ством которого обеспечивается достижение демократии?Настоящий обзор основывается на рассмотрении этих трех вопросов, тем самым подчерки­вая, что именно ими необходимо руководствоваться в переосмыслении концепции демократизации.

I. Что вызывает демократизацию?

Большинство объяснений демократизации начинается с трудного, но не бесполезного вопроса: что способствует созданию первоначальных усло­вий, которые делают возможными демократические реформы? По цело­му ряду разумных причин, политические социологи и политологи, как правило, склонны отводить роль спускового крючка в механизме демо­кратизации экономическим изменениям, нежели другим возможным аль­тернативам вроде крушения империй или стихийных бедствий [5]. Очевид­но, вдохновляемая временным совпадением промышленной революции и демократизации в Европе, теория модернизации в период после окон­чания Второй мировой войны стремилась утвердить это простое пред­положение, указывая на наличие межстрановой корреляции между пока­зателями ВВП на душу населения и демократией. Ею предполагалось, что экономическое развитие в трансформирующихся обществах, уменьшение дефицита и изменение культурных ценностей делают переход к демокра­тии более вероятным, а саму демократию более стабильной [6]. Но, начиная с Баррингтона Мура (1966) и заканчивая исследованиями Пшеворского и Лимони (1997), наличие казуальной основы для позитивной связи между национальными благосостоянием и демократией постоянно ставится под сомнение [7].

Две из рассматриваемых книг (Бош и АиР) пытаются уладить этот спор, предлагая альтернативный набор механизмов, которые могут успешно спо­собствовать воскрешению структурной теории демократизации, подчерки­вающей ключевую роль экономических изменений в начале демократиче­ских преобразований. Но приводимые ими аргументы не сосредоточены вокруг вопросов совокупного дефицита и источников культурных измене­ний, а заостряют свое внимание на том, каким образом изменение структу­ры неравенства в доходах связано с экономическим развитием и появлением возможности для демократизации.

Аналогичным образом вторая переменная в модели Боша — специфич­ность активов, или, другими словами, степень мобильности основных обще­ственных активов (например, капитал, вложенный в аграрный сектор, как правило, менее мобилен, чем человеческий или физический капитал), — определяет вероятность перехода к демократии. Если под контролем элиты оказываются активы с низкой мобильностью (такие, как земля или нефть), то ее члены опасаются, что в результате демократизации их владения ока­жутся обложены огромными налогами, уплаты которых нельзя будет избе­жать. Однако, если специфичность активов снижается (они становятся более мобильными), что и имело место в период европейской индустриали­зации XIX века, возможные потери от налогообложения оказываются зна­чительно меньше. Тем самым издержки, которые влечет за собой демокра­тизация, перестают угрожать существующей элите.

Аргументы Боша вскрывают смелые теоретические амбиции автора; он утверждает, что выделенные им процессы—снижение уровней неравенства и специфичности активов — и оказались главными причинами того, поче­му экономический рост в северо-западной части Европы повлек за собой демократизацию. Кроме того, его подход пытается объяснить, почему европейская демократизация проходила постепенно. Наконец, его доводы могут также определить барьеры на пути демократизации, как сегодня, так и в прошлом. В исторической ретроспективе его подход проясняет, поче­му аграрные элиты, наподобие прусских юнкеров XIX столетия, пытались препятствовать демократизации. В отношении сегодняшнего дня данный подход объясняет, почему страны, основная часть благосостояния которых обеспечивается отраслями с преобладанием высокоспецифичных активов (таких, как нефть), как правило, не стремятся к демократии. Бош обосновы­вает эмпирическую ценность своих аргументов, используя анализ большо­го числа случаев 1850-1990 годов, а также двумя подробными национальны­ми исследованиями. В рамках первого после бинарного кодирования типа политического режима (демократия-авторитаризм), высчитываются веро­ятности перехода от авторитаризма к демократии на основании большого числа косвенных оценок значений основных переменных. Два страновых исследования (Швейцария и США xix века) показывают, что в тех кантонах и штатах, где неравенство в доходах было более низким, ограничения изби­рательных прав были менее жесткими [9].

Из этих предпосылок вытекает следующий довод авторов. В недемо­кратических обществах богатые всегда имеют дело с угрозой революции, но бедные, составляющие большинство, не могут достигнуть желаемого (т. е. перераспределения) потому что — и здесь АиР новаторски изменяют логику Бош — у богатых есть три возможности: (1) пойти на уступки (т. е. провести немедленное перераспределение), (2) ввести демократию или (3) провести репрессии. Поскольку политическая власть—вещь переменчивая, то бедные не согласятся с первым вариантом (перераспределение), поскольку, пока богатые по-прежнему будут сохранять власть над политической системой, нет гарантии, что его результаты не будут отменены в дальнейшем. Какой из оставшихся двух вариантов — репрессии или демократизация — будет выбран политической элитой, зависит по большей части (однако не только) от факторов, связанных с уровнем социально-экономического развития: сте­пени экономического неравенства иструктуры доходов в обществе [13].

Хотя эта работа делает вклад в изучение широкого спектра вопросов, я остановлюсь на части исследования АиР, посвященной изучению взаимо­связи между экономическим развитием, неравенством и демократизацией. Объяснение этой взаимосвязи протекает в два этапа. Во-первых, авторы опе-рационализируют понятие демократии как борьбу между двумя основными акторами — богатыми и бедными. Используя в качестве иллюстративного примера Закон о реформе 1832 года, АиР, в противовес Бош, утверждают, что демократизация, как правило, становится вероятной не в тот момент, когда она представляет наименьшую угрозудля богатых, а тогда, когда угроза беспо­рядков и революции становится наибольшей. Еще в своей более ранней рабо­те АиР утверждали, что растущее экономическое неравенство, вызванное индустриализацией в Англии xix века, сделало угрозу революции настолько серьезной, что богатые готовы были пойти на уступки институциональной демократии [14]. Экономическое неравенство, в соответствии с АиР, делает демо­кратизацию не менее, а более вероятной. В книге, которая предлагает обнов­ленный вариант этого подхода, АиР добавляют к своей аргументации новый нюанс: если экономическое неравенство достигает определенного порогово­го значения, то правящая недемократическая элита, для которой теперь пере­распределение станет слишком дорогой ценой, предпочтет ему репрессии. В этом и состоит дилемма первой волны демократизации. С одной стороны, растущее экономическое неравенство, связанное с экономическим ростом, увеличивает спрос на демократию. С другой стороны, это же экономическое неравенство уменьшает склонность элит идти на уступки по демократизации. Но как же тогда связаны экономическое неравенство и демократизация?

II. Кто на самом деле способствует появлению демократии?

III. Как закрепляется демократия?

Роли насилия и борьбы для демократизации посвящен анализ Чарльза Тилли, а также несколько глав книги АиР. Эти авторы стремятся ответить на вопросы, обозначенные выше. Но в то время как для Тилли политическое оспаривание однозначным образом играет в пользу демократизации, АиР в разных главах строят несколько моделей с различными предпосылками, что приводит их к более осторожным выводам.

Оба этих механизма (устранение ранее существовавших сетей доверия и снижение категориального неравенства) стимулируют институциональ­ные изменения, которые, по Тилли, определяют демократизацию, а имен­но: (1) увеличение полноты и равенства представительства, (2) сокращение властного произвола и (3) взаимообязывающие процедуры обсуждения. Но если устранение существующих сетей доверия и снижение категориаль­ного неравенства играют столь важную роль в стимулировании институ­циональных изменений, что является основой для появления самих этих механизмов?

Но в чем состоят ограничения этой модели? Не возможны случаи чрез­мерного насилия или слишком радикальных социальных изменений? Все­гда ли уже сформированные сети доверия несовместимы с демократизаци­ей [24]? На эти вопросы прямого ответа не дается, но, несмотря на это, под­ход Тилли обращает наше внимание на важную связь между насилием и демократизацией.

IV. Путь вперед: направления будущих исследований

1. Прекращение использования жестких административных ограниче­ний свободы прессы в Соединенном Королевстве в 1830 году.

2. Формирование ответственного правительства в 1831 году в Бельгии.

3. Прекращение использования жестких административных ограниче­ний свободы прессы в Швеции в 1832 году.

4. Повторное введение всеобщего избирательного права для мужчин Франции в 1851 году.

5. Введение всеобщего избирательного права для мужчин Германии в 1867 году (вновь установленное в 1871 году).

6. Формирование ответственного правительства в Италии в 1852 году (и вновь в 1861 году).

7. Формирование ответственного правительства в Норвегии в 1885 году

8. Реформа избирательной системы и введение тайного голосования в Бельгии 1872 года.

9. Реформа избирательной системы и введение тайного голосования в Германии 1903 года.

V. Заключение

Как видно из рецензируемых книг, демократизация Европы XIX века, про­исходившая в тени индустриализации, появления новых классов и угрозы революции, дает богатейший материал для современных дебатов, поскольку сегодня мы часто спорим о роли неравенства, экономических преобразова­ний и насилия в начале демократических преобразований. Рассмотренные работы продвигают научную дискуссию по трем основным направлениям. Во-первых, четыре книги активизируют научный обмен в изучении раз­личных волн демократизации. Во-вторых, в них ставятся новые гипотезы, а также обобщаются уже существующие аргументы относительно таких спе­цифичных вопросов, как неравенство, насилие и межклассовые коалиции, которые, безусловно, находятся в центре изучения всех волн демократиза­ции. В-третьих, уже не так явно, все исследования предлагают различные способы концептуализации интересующих нас результатов демократизации.

Такого рода подход предлагает широкое, альтернативное осмысление демократизации и формирования режима, которое может помочь ответить на старые и сформулировать новые вопросы об исторических и современ­ных ликах демократизации. Почему одни области внутри режима являются демократическими, а другие — нет? Каковы коалиционные основания каж­дой из этих различных реформ? Что определяет различные комбинации и последовательности демократических реформ? Какое влияние оказывает комбинация уступок и реформ на действительную демократическую консо­лидацию? Рассматривая микроуровневые сочетания правил, регулирующих участие, конкуренцию и гражданские свободы, мы обнаруживаем множест­во важных вещей, требующих объяснения.

Оригинал статьи см.: Daniel Ziblatt. How Did Europe Democratize? World Politics.2006. Vol. 58. No. 2. P. 311 – 338.

Автор выражает признательность Айвану Эшеру, Нику Бизиурасу, Найелу Фергюсону, Питеру Холлу, Конору О’Двиру, Дитриха Рюшемайеру, а также участникам научного семинара Центра европейских исследований Гарвардского университета.

Перевод с английского Антона Соболева

Примечания:

[3] Определение термина .волна демократизации., а также периода первой волны демократизации впервые дано в: Samuel Huntington. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. Norman: University of Oklahoma Press, 1991.

[4] См.: Larry Diamond. Elections without Democracy: Thinking about Hybrid Regimes. Journal of Democracy. 2002. 13. April; Steven Levitsky and Lucan Way. The Rise of Competitive Authoritarianism . Journal of Democracy. 2002. 13. April; Фарид Закария. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами. М.: Ладомир, 2004; Andreas Schedler. The Menu of Manipulation . Journal of Democracy. 2002. 13. April.

[5] Идея о том, что экономическое устройство определяет политические изменения, положена в качестве центральной предпосылки в то, что Эндрю Янош называет классической парадигмой социальной теории; см. Janos. Politics and Paradigms. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1982.

[6] Среди многих, два классических подходами в теории модернизации, которые придают значение влиянию экономических изменений на дефициты, культурные сдвига и тем самым на демократизацию, описаны в S. M. Lipset. Political Man. Garden City, N. Y.: Doubleday, 1960; и Gabriel Almond and James S. Coleman. The Politics of Developing Areas. Princeton: Princeton University Press, 1960.

[7] См. Moore (сн. 1); Adam Przeworski and Fernando Limongi. Modernization: Theories and Facts . World Politics. 1997. 49. January.

[8] В основе этой части подхода Боша, как, впрочем, и значимой части подхода АиР, несомненно, лежит влиятельная модель Мельтцера-Ричарда, см. Allan Meltzer and Scott Richard. A Rational Theory of the Size of Government . Journal of Political Economy. 1981. 89. no. 5.

[9] В последней, эмпирической части своей книги Бош исследует независимость политических лидеров и анализирует источники неравенства и специфичности активов. Он утверждает, что структурные реформы вроде аграрных, как правило, неэффективны, потому что их проведению препятствуют те же причины, что и демократизации (p. 219 – 222).

[10] Такая точка зрения представлена Найелом Фергюсоном. См.: Niall Ferguson. The Cash Nexus. New York: Basic Books, 2001. P. 194 – 195.

[11] Это представление появляется в весьма полезной работе Чарльза Сеймура. См.: Charles Seymour. Electoral Reform in England and Wales. New Haven: Yale University Press, 1915.

[13] Ниже я буду больше говорить о первой, а не о последней переменной, хотя значительная часть книги посвящена именно последней, а также о последствиях глобализации. В значительной мере рассуждения Боша близки к позиции Асемоглу и Робинсона в том, что касается сопротивления демократизации со стороны менее мобильных секторов экономики с небольшой мобильностью капитала склонны сопротивляться демократизации. См.: Acemoglu and Robinson, 287 – 320.

[14] Daron Acemoglu and James Robinson. Why Did the West Extend the Franchise? Quarterly Journal of Economics. 2000. 115. November.

[16] См. Rueschemeyer, Stephens, and Stepehns (сн. 1).

[18] Подобную точку зрения см.: Royden Harrison. Before the Socialists. London: Routledge, 1965. Стоит отметить, что этот тезис находит гораздо веское подтверждение в случае с реформой избирательного законодательства 1832 г., чем в случае реформой 1867 г., относительно которой и историки и политологи давно пришли к согласию в вопросе о наличии — но не о действительном историческом значении — революционных выступлений, отмечая, что все волнения в Гайд-парке в июле 1867 г. обошлись без человеческих жертв: больше всего во время этих волнений пострадали 4 парковые клумбы. Примеры см. в: John Walton. The Second Reform Act. London: Methuen, 1987. P. 14.

[19] См. Gertrude Himmelfarb. The Politics of Democracy: The English Reform Act of 1867. Journal of British Studies. 1966. November. 6.

[20] Среди множества попыток объяснения этих эпизодов два наиболее удачных см.: Raymond Huard. Le suffrage universel en France, 1848 – 1946. Paris: Aubier, 1991; Andreas Biefang. Modernitat wider Willen: Bemerkungen zur Entstehung des demokratischen Wahlrechts des Kaiserreichs. Gestaltungskraft des Politischen: Historischen Forschungen / Wolfram Pyta and Ludwig Richter (eds.). Berlin: Duncker and Humblot, 1998. Vol. 63. P. 239 – 259.

[22] Эта работа дает понимание и по множеству других вопросов, но я сосредоточусь именно на этой области.

[23] Если эти два механизма начнут работать в обратном направлении, то они могут привести к дедемократизации.

[24] Тилли предполагает, что, вероятно, существует верхнее пороговое значение, за которым включение частных сетей доверия снижает уровень демократии, но не уточняет, где именно расположена эта точка.

[26] Например, антисоциалистические законы 1878 г. в Германии, ограничивающие показатели третьего измерения демократии (свободу собраний, прессы и т. п.), были направлены на противодействие дальнейшему росту социал-демократической партии, относительный электоральный успех которого по иронии судьбы оказался следствием всеобщего избирательного права.

[28] См.: Thomas Ertman. Democracy and Dictatorship in Interwar Western Europe Revisited. World Politics. 1998. April. 50.

[29] Даже с учетом всех трех признаков мы могли бы сосредоточить внимание на изучении того, почему эти атрибуты не возникают одновременно. Например, всеобщее избирательное право включает в себя четыре элемента, которые могут иметь совершенно различное происхождение: (1) прямое голосование, (2) равное голосование, (3) тайное голосование, и (4) всеобщность права голоса. О том, как неодновременно возникали данные свойства избирательных систем, см. в: Flora et al. (сн. 14).

[30] Этот неполный, но показательный список является частью более широкого массива данных о событиях демократизации, созданием которого я занимаюсь. Некоторые из них позаимствованы мной из работы: Stefano Bartolini. The Political Mobilization of the European Left. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. P. 321, 349.

[31] Например, можно было бы спросить, насколько важна последовательность, в которой формировались черты будущей демократии? Насколько важно, к примеру, то, что в Англии институционализация демократии проходила в одной последовательности (гражданские свободы, ответственная исполнительная власть, всеобщее избирательное право), в США — в другой (ответственная исполнительная власть, всеобщее избирательное право, гражданские свободы), а в Германии — в третьей (всеобщее избирательное право, ответственная исполнительная власть, гражданские свободы).

[32] Роберт Даль. Полиархия: участие и оппозиция. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2010.

Читайте также: