Достоевский и русская революция кратко

Обновлено: 04.07.2024


Вся тысячелетняя история многострадальной России сопровождалась восстаниями непокорных, будь то стихийные крестьянские бунты например под водительством Стеньки Разина или Емельяна Пугачева или же гневное перо обличителя рабства в России Александра Радищева. Екатерина II справедливо оценила опасность для царского трона, исходящую от Радищева, говоря, что он хуже Пугачева.

Лучшие люди своего времени, по жилам которых текла алая кровь, - Декабристы - встали на защиту поруганных и униженных и своей жизнью заплатили за это.

Революционное движение в России напоминает море со своими приливами и отливами. Через некоторое время после Декабристов души читающей России взбудоражили статьи Белинского, книги Чернышевского, стихи Некрасова. "Колокол" Герцена, издававшийся за границей, тайно распространялся в России. Его жадно читали по ночам, перед огарком свечи в подсвечнике, с опаской иногда озираясь на дверь, - не подсматривает ли кто.

На этом фоне в середине девятнадцатого века на небосклоне русской литературы появилась новая звезда - Федор Достоевский. Ему было суждено, наравне с Александром Пушкиным и Львом Толстым, стать солнцем русской словесности, которое зайдет лишь со смертью последнего русского читателя. Это было интересное и тревожное время (впрочем, существует ли нетревожное время?). Не прошло и полвека с той поры, как Великая Французская революция смела с лица земли Бастилию - символ монархии. Головы Людовика XVI и его жены, королевы Марии Антуанетты, скатились с эшафота. Была уничтожена почти вся аристократия Франции. По ее земле текли реки крови. "Свобода или смерть" - было начертано на знаменах восставших. Но вместо ожидаемой свободы к власти пришел новый диктатор - Наполеон, который не останавливался ни перед какими жертвами, чтобы удержать власть в руках.

Образуются общества несогласных, кружки "вольнодумцев". К одному из таких кружков, организованному Петрашевским, примкнул и Достоевский. Там он познакомился с Николаем Спешневым, который, во многом, повлиял на мировозрение писателя.

В романе-биографии "Федор Михайлович Достоевский" Леонид Гроссман пишет о Спешневе: это был "бесстрашный отрицатель всех святынь, атеист и террорист, зачаровавший всех своей сдержанной и необычайно ощутимой силой". Далее Гроссман говорит от лица Достоевского:"Меня покорило это сочетание силы и красоты, пугачевского бунтарства и европейского изящества, философской мысли и революционной решимости, бесстрастного облика и непоколебимой готовности на кровопролитие во имя победы своего дела. Его мысль, воля и слово неодолимо завладели мною".

- Как преобразить человечество и привести его к иному, разумному и справедливому сожитию? - рассуждает Спешнев. - Прежде всего - разоблачать нелепость, жестокость и низость существующего. Вскрывать его абсурдность, доводя до полного хаоса взаимоотношения всех его учреждений. Обнаруживать глупость и подлость правительства и всех его агентов. Подрывать к ним внушенный веками тупой страх и бессмысленную покорность. Так уверенно, настойчиво, постоянно подготовлять почву.

- . свобода или смерть, - продолжает Спешнев, - безжалостно, спокойно и неуклонно уничтожать врагов. И не только единичных лиц, но и целые учреждения и сословия, препятствующие торжеству нового порядка. Вычеркнуть раз навсегда неосуществимую в условиях вечной борьбы шестую заповедь. Если твое дело этого требует, бестрепетно и смело убивай. Пролитая кровь - великое дело, оно скрепляет общество равных.

На вопрос Петрашевского: "Кого ты поставишь во главу нового общества для проведения великой реформы?" Спешнев отвечает:

- Того, кто своим характером, познаниями и волей сумеет объединить вокруг себя всех, как признанный и бесспорный вождь.

- Ты хочешь стать диктатором, Спешнев, - обвиняет его Петрашевский. - Это - гибель революции.

- Это - единственный путь к утверждению справедливости и равенства.

- Ты мечтаешь о карьере Бонапарта, помни, что это - путь через груды трупов. Я собственноручно убил бы диктатора.

Роман "Бесы" был написан Достоевским под впечатлением бессмысленного убийства группой террористов студента Иванова (в романе Шатов). И посмотрите, как перекликаются слова Спешнева с монологом одного из героев романа, Петра Верховенского - главного "беса":

- Рабы должны быть равны: без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство, и вот шигалевщина. Я за Шигалева! Не надо образования, довольно науки! И без науки хватит материалу на тысячу лет, но надо устроиться послушанию. В мире одного только недостает: послушания. Жажда образования есть уже жажда аристократическая. Чуть-чуть семейство или любовь, вот уже и желание собственности. Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Всё к одному знаменателю, полное равенство.

Необходимо лишь необходимое - вот девиз земного шара отселе. Но нужна и судорога; об этом позаботимся мы, правители. У рабов должны быть правители. Полное послушание, полная безличность, но раз в тридцать лет Шигалев пускает и судорогу, и все вдруг начинают поедать друг друга, до известной черты, единственно чтобы не было скучно. Скука есть ощущение аристократическое; в шигалевщине не будет желаний. ЖЕЛАНИЕ И СТРАДАНИЕ ДЛЯ НАС, А ДЛЯ РАБОВ ШИГАЛОВЩИНА. (выделено мною - Л.Ч.)

Мы провозгласим разрушение. почему, почему, опять-таки, эта идейка так обязательна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары. Мы пустим легенды. Тут каждая шелудивая "кучка" пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал. Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам.

Незадолго до убийства Шатова Верховенский проповедут перед своими единомышленниками:

- Вы призваны обновить дряхлое и завонявшее от застоя дело; имейте всегда это пред глазами для бодрости. Весь ваш шаг пока в том, чтобы все рушилось: и государство и его нравственность. Останемся только мы, заранее предназначившие себя для приема власти: умных приобщим к себе, а на глупцах поедем верхом. Этого вы не должны конфузиться. Надо перевоспитать поколение, чтобы сделать достойным свободы. Еще много тысяч предстоит Шатовых. Мы организуемся, чтобы захватить направление; что праздно лежит и само на нас рот пялит, того стыдно не взять рукой.

Но пьяный Федька, убийца и беглый каторжник, срывает с Верховенского покровы высокой нравственности:

- И знаешь ли ты, чего стал достоин уже тем одним пунктом, что в самого Бога, Творца истинного, перестал по разврату своему веровать? Всё одно что идолопоклонник, и на одной линии с татарином или мордвой стоишь. Алексей Нилыч, будучи философом, тебе истинного Бога, Творца Создателя, многократно объяснял и о сотворении мира, равно и будущих судеб и преображения всякой твари и всякого зверя из книги Апокалипсиса. Но ты, как бестолковый идол, в глухоте и немоте упорствуешь и прапорщика Эркелева к тому же самому привел, как тот самый злодей-соблазнитель, называемый атеист.

Достоевский обладал необыкновенным даром предвидения. Он интуитивно почувствовал, к чему могут привести нигилизм и радикальные настроения части русского общества, и с тревогой всматривался в будущее. И через 70-100 лет после написания романа его предсказания, выраженные аллегорически, сбылись.

Один из главных героев романа " Бесы", Степан Трофимович, отец Петра Верховенского, человек, преклоняющийся перед прекрасным и верящий, что "красота спасет мир", просит перед смертью, чтобы ему прочитали притчу из Евангелия про свиней, которую Достоевский вынес эпиграфом к своему роману:

"Тут же на горе паслось большое стадо свиней, и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, увидя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях. И вышли видеть происшедшее и, пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме, и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся".

- Друг мой, - произнес Степан Трофимович в большом волнении, - это чудесное и. необыкновенное место было мне всю жизнь камнем преткновения. вы знаете. так что я это место еще с детства упомнил. Теперь же мне пришла одна мысль; одно сравнение. Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, - это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Да, Россия, которую я любил всегда. Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности. и сами будут проситься войти в свиней. Да и вошли уже, может быть! Это мы, мы и те, и Петруша. и другие вместе с ним, и я, может, первый, во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся, со скалы в море и все потонем, и туда нам дорога, потому что нас только на это ведь и хватит. Но больной исцелится и "сядет у ног Иисусовых". и будут все глядеть с изумлением.

В тридцатые годы прошлого столетия в беспощадной борьбе за власть погибли одни из первых горнистов революции: Бухарин, Каменев, Зиновьев и др., а после смерти пал ореол славы и с чела главного действующего лица этой великой трагедии века - Сталина. Страна очнулась от страшного сна, в котором пребывала все тридцать лет его правления, - от страха. Оглядываясь назад, можно попытаться проанализировать, был ли "культ личности" Сталина неизбежным следствием революции, которая установила "диктатуру пролетариата". Но последняя предполагает диктатуру партии, стоящей во главе рабочего класса, то есть партии большевиков (позднее КПСС). Однако это значит, что власть концентрируется в руках небольшой группы, т.е. ЦК партии, а в условиях ожесточенной классовой борьбы в руках вождя, или иными словами - диктатора. И здесь огромное значение приобретают свойства характера человека, оказавшегося на олимпе власти. Известно, что Сталин был недоверчив, подозрителен, во всем видел козни врага. Его страхи подогревали окружение, ЧК (ГПУ, а позже МГБ-КГБ) - "карающий меч революции", со временем разросшийся до размеров огромного монстра, пожирающего не только все вокруг себя, но и самого себя тоже. Для оправдания своего существования ему требовались всё новые и новые жертвы. Если реального врага не было, то его просто-напросто выдумывали, и перст указующий мог пасть на любую голову, т.е. каждый человек в любую минуту мог стать новой жертвой террора. Страна оцепенела в тотальном страхе.

Как подковы кует за указом указ -
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь,
кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.

И мы, ныне живущее поколение, должны с благодарностью склонить головы перед памятью o Н.С. Хрущевe, отбросив весь нелепый вздор, который о нем говорили, и тогда останется цельный, смелый характер человека, не побоявшегося обнажить страшную правду о, так называемом, "вожде, отце народов" и снявшего с миллионов и миллионов людей (для многих, к сожалению, слишком поздно) позорное клеймо "врага народа".

И будем надеяться, что когда-нибудь "великая мысль и великая воля осенят ее (Россию) свыше, как того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности. "

Если уж пишете, то пишите оригинальное, а не переписывайте давно опостылевшие шаблоны. И Достоевский не такой, и роман "Бесы" при желании может быть рассмотрен со ста различных сторон - как всякая Правда, он может быть увиден по-разному, зачастую противоположно.

И уж зачем Сталина лягнули - совершенно не понятно. Вас не устраивает сам факт существования России и русского народа? Если да - то так и пишите, а не притворяйтесь литературным критиком или обличителем Сталина. Вы хотя бы знаете, откуда взялись все эти обвинения и разоблачения, перескочившие в Вашу голову из чужих выдумок.

Радищев оказался для Екатерины пострашнее Пугачева, потому что он выступил против того крепостного рабства, которое ввела в империи сама Екатерина II. Ей страшен был на обличитель рабства, а тот, кто обличал лично ее за принятое ею законодательство. Причем обличал на фоне Французской революции.

Декабристы, небольшая часть которых были очень светлыми и порядочными людьми (Лунин), в основной своей части находились под влиянием мирового масонства. Писать об этом пришлось бы много. И смысла нет.

Короче, самостоятельно мыслить надо, а не кропать рефераты по чужим писаниям. Здесь не студенческая аудитория.

1.Ваши беспочвенные и нелепые обвинения в том, что меня, якобы, "не устраивает сам факт существования России и русского народа" - совершенная чушь, которую не может себе позволить уважающий себя человек.
2. Теперь о Декабристах. Это были люди со светлыми идеалами. Они хотели освободить русского мужика от рабства и получили за это смерть или ссылку. И пусть они были масоны - не важно. Может быть, завтра найдется кто-нибудь, кто будет утверждать, что они не только масоны, но к тому же еще и пархатые. Все НИШТЯК! Это были герои. И никто не смеет чернить память о них.

3. Вы совершенно правы, говоря, что я ничего не сказал нового. Да об ЭТОМ и невозможно сказать ничего нового. Все уже тысячу раз сказано-пересказано. Я всего лишь хотел еще раз напомнить об ЭТОМ, потому что многие, особенно молодежь, не знают или не хотят знать про ЭТО. А напоминать надо. Постоянно. Всегда. Иначе все может повториться.

4. Вы говорите, что я "лягнул" Сталина. Опять неправда. Заслуга Сталина в победе над фашистами огромна, и никто не может это оспорить. Говорят, во время войны погибло больше 20 миллионов советских людей. От сталинского террора погибло примерно столько же. Но пуля-дура. Ей все равно в кого попасть - в хорошего человека или плохого. Сталинизм уничтожал лучших. Испорчен генный фонд. И в результате сегодня мы имеем то, что имеем. Извините.

Вы ни истории, ни литературы не знаете, а беретесь просвещать.

Можно тысячекратно допускать ошибки в подробностях и исторических деталях - в конечном итоге, это не имеет никакого значения. Но писать такие глупости, как 20 миллионов умученных в период культа личности, может только обнаглевший неуч. Потому я и пишу о Вашем стремлении "лягнуть" Сталина. Обратитесь к исторической науке, а не к публицистам. Число погибших и сидевших в тюрьмах в течение всего времени правления Сталина просчитано до одного человека. Все данные о репрессированных учеными опубликованы и признаны справедливыми всем научным сообществом мира. Было бы желание узнать правду. Только такие как Вы плодите ложь своими неумными кропаниями.

Что касается декабристов, то о них и об их целях Вы вообще ничего не знаете, если пишите такие глупости. Здесь даже обсуждать нечего. Вам не приходило в голову, что основной установкой у декабристов было личное освобождение крестьян - без земли, без жилья, без собственности. Некоторые декабристы даже пытались вышвыривать крестьян на улицу без средств существования.

Вы даже не знаете, почему цари так медлили с отменой крепостного права. И наверняка не знакомы с проектом Аракчеева о поэтапном освобождении крестьян с выкупом для них государством у дворян имущества и земли. Вы, небось, даже не знаете, откуда взялись у нас крепостные крестьяне. И какие течения и идеи бродили в среде декабристов. Были среди них герои, были и трусы и ничтожества, которые случайно попали под общую раздачу. Нечего всех валить в одну кучу.

Фантазируете в свое удовольствие и пытаете выдать свои фантазии за просвещение публики. Просветитель необразованный! Такие как Вы напросвещают, это точно.

Или изучайте проблему досконально, и на этой основе формируйте свою точку зрения - Ваше право. Точку зрения обсудить и оспорить можно. Или, наоборот, невозможно, если она столь убедительна.

А если лень изучать или не способны сформировать собственную точку зрения на проблему, сидите тихохонько в уголочке и не выступайте не по делу. Если не сказать круче.

1. Цифру 20 миллионов жертв сталинского режима я взял не с потолка. Я видел ее в печати. Ну а сколько? Скажите же. Вы не назвали ее. Эта цифра, наверное, такая, что самому страшно стало. Ну допустим не 20 милионов, а например ТОЛЬКО ЛИШЬ 10. Что, мало? Разве дело в цифре? В конце концов пора бы уж это некоторым копирен ( от нем. "kopieren" - я думаю в переводе не нуждается )

2. Я очень сомневаюсь, что среди Декабристов были, как Вы пишите, "трусы и ничтожества". Они прекрасно понимали, чем рискуют. Кто столь пренебрежительно отзывается о Декабристах (или о части из них), тот одобряет самодержавие. Не так ли? Здесь я позволю себе еще раз процитировать Достоевского: "Тут все обречено и приговорено. Россия, как она есть, не имеет будущности".

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2022. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+

Патриотизм Достоевского никогда не был официальным, “мундирным”, но всегда покоился именно на глубокой вере в духовные силы народа. Буржуазному идеалу, основанному на формуле “всеобщего счастья”, Достоевский противопоставлял идею государства, устроенного на основаниях истинно духовной свободы: “Я хочу не такого общества, где бы я не мог сделать зла, а такого именно, чтоб я мог делать всякое зло, но не хотел его делать сам…”
Утопия? Конечно же, утопия. Но ведь именно она питала и художественный гений Достоевского.

Россия пошла не по Достоевскому. И даже вопреки его утопиям. Но в одном не ошиблось его сердце, его пророческое видение, составлявшее сокровенное зерно его мироотношения, его идеологии, его творчества в целом, – в великом будущем своего народа, своей страны, которым он всегда служил и продолжает служить и нынче.

В которых всегда черпал силы для своих гениальных творений и в которых мы, его потомки и наследники, продолжаем черпать силы в нашу эпоху.
Наверное, художественная ценность романа “Бесы” и его идейное содержание до сих пор еще не поняты нами. Рассматривая это произведение главным образом

как тенденциозное, как “злобный памфлет”, “пародию” на революционеров и революцию, некоторые исследователи, как правило, делали из этой посылки и соответствующей вывод о романе как о художественной неудаче Достоевского. Ибо известно, ложная идея никогда еще не приводила к великим художественным открытиям.

Как справедливо утверждал Белинский, когда человек отдается лжи, его покидают ум и талант.
Естественно, что в конкретной обстановке начала 70-х годов прошлого века, когда появился роман Достоевского, он мог быть воспринят прежде всего как непосредственный отклик на “злобу дня”, а потому и оценен как преимущественно наиболее тенденциозное из произведений Достоевского, как прежде всего насыщенный озлобленностью памфлет против русского освободительного движения 1860-х годов, против идей революции и социализма. Однако подобные оценки принадлежат не только прошлому веку.
Сюжет “Бесов” вобрал в себя реальный факт – убийство члена тайного общества “Народная расправа”, слушателя Петровской земледельческой академии И. Иванова членами этого общества во главе с его организатором – Сергеем Нечаевым. Этот один из ближайших сподвижников Михаила Бакунина, усвоив в Женеве его анархические идеи, взялся провести их на практике в России, организовав для начала в Москве общество “Народная расправа”.
Во время судебного разбирательства, по отчетам о нем в газетах Достоевский познакомился как с “сюжетом” исполнения “женевских идей”, так и с самими этими идеями, которые нашли художественное отражение в романе. Разработанный и взятый на практическое вооружение группой Нечаева “Катехизис революционера” требовал, чтобы революционер “задавил единой холодною страстью революционного дела” все человеческие чувства, в том числе и чувство чести, ибо “наше дело – страшное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение”. Революционерам предлагалось, “чтобы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта”, для чего рекомендовали соединиться с “диким разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России”.

Предлагалось в качестве одного из действенных методов “скомпрометировать донельзя” “множество высокопоставленных скотов или личностей”, сделать их “своими рабами и их руками мутить государство”.
Достоевский был знаком не только с “Катехизисом”, но и непосредственно с речами теоретиков анархизма на конгрессе Лиги мира и свободы в Женеве. Он не выдумывал ни философию, ни методы, ни цели своих “бесов”, а брал их из реальной жизни. Герцен, оценивая деятельность того же типа революционеров – “Собакевичей нигилизма”, как он их называл, – считал, что они “заслуживают изучения, потому что и они выражают современный тип, очень определенно вошедший, очень часто повторявшийся, переходную форму болезни нашего развития из прежнего застоя”.
Конечно, современники Достоевского не могли не знать о реальности материала, легшего в основу его романа. Обвиняли его не за выдуман-ность, а за то, что писатель обвинял в нечаевщине якобы всех революционеров. Тем не менее материал, легший в основу романа, был живым, конкретным и отнюдь не второстепенным для характера, методов и целей будущих революций, а стало быть, и судеб России и всего мира.
Достоевский был прежде всего писатель, мыслитель, художник, а не теоретик революции. Он мог не разобраться в истинной расстановке сил внутри общего революционного движения, но он прекрасно разобрался в тех перспективах, в тех “будущих итогах нынешних событий”, которые несли России и миру теория и практика, подобные бакунизму и нечаевщине.
“Ни Нечаева, ни Иванова, ни обстоятельств того убийства я не знал и совсем не знаю, кроме как из газет, – писал Достоевский. – Да если б и знал, то не стал бы копировать. Я только беру свершившийся факт. Моя фантазия может в высшей степени разниться с бывшей действительностью, и мой Петр Верховенский может нисколько не походить на Нечаева, но мне кажется, что в пораженном уме моем создалось воображением то лицо, тот тип, который соответствует этому злодейству”.

Что же это за тип? “Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничным деспотизмом”, – провозглашает Шигалев, один из теоретиков бесовского мироустроения в романе.
Достоевский, при всей сложности своего отношения к социалистам и революции вообще, отнюдь не ставил знак равенства между бесовством и революционностью. Во всяком случае, объективный смысл художественного произведения далеко не всегда равнозначен субъективным установкам автора. В самом деле, с одной стороны, сам Петр Верховенский в минуты откровенного неистовства признается: “Я ведь мошенник, а не социалист”.

С другой…
Шигалевщина как идеологическое обоснование практических устремлений Петра Верховенского в “Бесах” слишком напоминает идеологию Великого инквизитора, чтобы ее можно было рассматривать исключительно в рамках конкретного исторического явления. Шигалев, по словам одного из персонажей романа, “предлагает в виде конечного разрешения вопрос – разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает полную свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми.

Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо”.
Тип бесовского, инквизиторского мироустроения, пророчески угаданный Достоевским, проявил себя в разного рода античеловеческих воплощениях “мифов XX века”: в фашистском национал-социализме во главе с бесноватым фюрером, в репрессивном сталинизме, в теории и практике сионизма… Уже одно это предвидение “будущих итогов настоящих событий” не дает права рассматривать роман “Бесы” как памфлет на революцию.


Фото: ссылка

Атеист не может быть русским, атеист тотчас же перестаёт быть русским.
Ф.М. Достоевский

Наконец, имеется масса героев, которые выступают не в качестве активных бесов, но своим поведением и своими высказываниями помогают писателю воссоздать ту напряженную, нездоровую атмосферу, которая воцарилась в 60-е годы позапрошлого столетия в России. Это Шатова Мария (Marie), Хромой, Федька Каторжный, Гаганов Павел Павлович, Гаганов Артемий Павлович, Лебядкин Иван Тимофеевич (капитан Лебядкин).

Публикация: Камертон

Теги события:

достоевский история литература революция бесы нигилисты общество интеллигенция чубайс деньги атеизм главная




«Крепостной режим развратил русское общество — и крестьянина, и помещика, — научив их преклоняться лишь перед грубой силой, презирать право и законность. Режим этот держался на страхе и грубом насилии. Оплеухи и затрещины были обыденным явлением и на улицах, и в домах. Розгами драли на конюшнях, в учебных заведениях, в казармах — везде. Кнутом и плетьми били на торговых площадях, “через зеленую улицу”, т.е. “шпицрутенами”, палками “гоняли” на плацах и манежах. И ударов давалось до двенадцати тысяч. Палка стала при Николае Павловиче главным орудием русской культуры.

Это писал не революционер. Слова принадлежат перу барона Врангеля (отцу того самого Врангеля). И если обласканный зажиточный аристократ, принадлежащий к высшему слою элиты, испытывал такие чувства, можете представить, что творилось в России этажом ниже.

Этажом ниже творили либералы , куда входили университетские профессора, учителя, инженеры, журналисты, адвокаты, врачи, промышленники, директора банков и даже некоторые правительственные чиновники, для которых признаком хорошего тона стала помощь самым различным экстремистам. Точно с таким же пиететом, с которым либеральная интеллигенция относилась к революционным террористам в начале ХХ века, она смотрела и на чеченских террористов в конце ХХ. Российская либеральная интеллигенция вообще традиционно радуется, когда население России умирает насильственной смертью.

Это про них Фёдор Михайлович сказал, как припечатал:

«Они первые были бы страшно несчастливы, если бы Россия как-нибудь вдруг перестроилась, хотя бы даже на их лад, и как-нибудь вдруг стала безмерно богата и счастлива. Некого было бы им тогда ненавидеть, не на кого плевать, не над чем издеваться! Тут одна только животная, бесконечная ненависть к России, в организм въевшаяся… И никаких невидимых миру слез из-под видимого смеха тут нету! Никогда ещё не было сказано на Руси более фальшивого слова, как про эти незримые слёзы!”

“Не случайно ведь также и то обстоятельство, что многие русские либералы… всей душой сочувствуют террору и стараются поддержать подъём террористических настроений…” – писал про этих же людей В.И. Ленин.

Так считал не только Достоевскмй. Профессор Бар-Иланского университета, историк А́нна Ге́йфман, утверждает, будто даже руководитель эсеров-террористов Гершуни жаловался, что девять десятых всех революционных экспроприаций были случаями обычного бандитизма … Так что Достоевский знал, о чём писал:

“Для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того, чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самосохранения, — вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть пятерок, тем временем действовавших, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться.

Кого сегодня считают главные знатоком и первым исследователем тоталитаризма? Открываем следующую страницу бессмертного творения Фёдора Михайловича:

«Он предлагает, в виде конечного разрешения вопроса, — разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть рядом перерождений первобытной невинности, вроде как бы первобытного рая, хотя, впрочем, и будут работать. Меры, предлагаемые автором для отнятия у девяти десятых человечества воли и переделки его в стадо, посредством перевоспитания целых поколений, — весьма замечательны, основаны на естественных данных и очень логичны.

А я бы вместо рая взял бы этих девять десятых человечества, если уж некуда с ними деваться, и взорвал их на воздух, а оставил бы только кучку людей образованных, которые и начали бы жить-поживать по-учёному.

Какой уж тут гуманизм? Стрелять надо! И стреляли, и взрывали, невзирая на ранги и сословия. Из 671 служащего Министерства внутренних дел, убитого или раненого террористами в Первую русскую революцию, только 13 занимали высокие посты, в то время как остальные были рядовыми полицейскими, кучерами и сторожами.

Однако мы слишком увлеклись самими революционерами и ни слова пока не сказали про бенефициаров, без чего невозможно понять, почему узнав о низложении Николая II, Дэвид Ллойд Джордж, премьер-министр Британии, заявил, что одна из главных целей Первой мировой войны достигнута

У каждой революции есть своя столица и свои заботливые крёстные. И если столиц революций много, то в XIX – XX крёстный оказывался всегда один и тот же же. Имя ему - Лондон. Лондон - чудное место. В XIX – XX веке он оказался причастен к большинству свар, смут и переворотов по всему мире.

Этот дивный город традиционно предоставляет свободу собраний любым деятелям, которым хотелось бы снести с глобуса Россию. Британские джентльмены давно и страстно коллекционируют русофобов всех мастей, предоставляя им приют, подкармливая, окружая заботой и вниманием.

Лондон увлечённо боролся против любой власти на российской территории - царской и советской, демократической и тоталитарной, социалистической и капиталистической. Поэтому именно в Лондоне в 1903-м году произошло знаковое событие - II съезда РСДРП - объединение разрозненных групп российских социал-демократов в политическую партию, которая поставила себе цель свержения царя. Там же прошёл и III, и V съезд РСДРП. IV съезд приютил Стокгольм. С момента ее создания джентльмены ни на минуту не оставляли без внимания такой ценный ресурс, а сэр Джеймс Рэмзи Макдональд - James Ramsay MacDonald - дважды занимавший пост премьера Британии, от имени хлебосольных хозяев лично принимал участие в организации и проведении съездов.

Затем, уже конце января 1904-го года состоялась встреча полковника разведки японского генштаба Мотодзиро Акаси с лидером финских революционеров – подданным Российской империи Кони Цилиакусом. Стороны остались довольны друг другом и договорились совместно валить “неправильного” императора России на деньги “правильного” императора Японии.

В начале июля для продолжения переговоров в Японию отправился будущий правитель Польши Юзеф Клеменс Пилсудский. В представленном им в японский МИД меморандуме предлагалось создать японо-польский союз и была повторена прозвучавшая ещё в марте просьба о предоставлении Японией материальной поддержки на вооружённое восстание. Для проведения разведывательной работы, диверсий в тылу русской армии Пилсудскому было выделено 20 тыс. фунтов стерлингов (200 тыс. рублей).

Все деньги, потраченные на русскую революцию, Британия вернула сторицей. Не допустила союза Германии с Россией, подсадила русского царя на британские кредиты, руками русских солдат разделалась с Тройственным союзом, лишив Россию полагающихся ей по договору черноморских проливов и конфисковав напоследок, имущество Романовых и государственные активы. В процентах все выгоды посчитать невозможно, то есть революциоенные вложения окупились тысячекратно.

Уже без Достоевского в начале ХХ века неуклюжая, инфантильная, ленивая власть последнего императора России, как “Титаник”, безвольно плыла аккурат на этот айсберг. России навязывался насквозь фальшивый выбор - кто ей больше нравится, вдребезги проворовавшееся и капризное царское правительство или откровенные террористы, бандиты и уголовники?

Где же тогда, спросите вы, были интересы простого народа? Да там же, где всегда. Для того, чтобы эти интересы защитить, Сталину в ХХ-м веке понадобилось сначала прислонить к стенке всю “ленинскую гвардию”, а потом пересажать “съезд победителей”, тех самых террористов и грабителей, которые называли себя профессиональными революционерами, потому что ничего другого делать не умели и не хотели. Но про это уже напишут другие писатели.

Читайте также: