Борис чичибабин биография кратко интересные

Обновлено: 05.07.2024

У меня такой уклон:
Я на юге — россиянин,
А под северным сияньем
Сразу делаюсь хохлом.

(9 января 1923-15декабря 1994).

Советский русский поэт.

Настоящая фамилия поэта - Полушин.
Борис Чичибабин воспитывался в семье офицера, учился в Чугуевской 1-й школе с 5-го по 10-й класс. Здесь он уже постоянно посещал литературный кружок, публиковал свои стихи в школьной и даже городской газете под псевдонимом Борис-Рифмач.

После войны Борис решил продолжать учебу в Харьковском университете, на филолога. После первого курса готовился сдавать экзамены сразу за два года, но ему было не суждено получить высшее образование.

Пропечи страну дотла,
Песня-поножовщина,
Чтоб на землю не пришла
Новая ежовщина!

Меняю хлеб на горькую затяжку,
родимый дым приснился и запах.
И жить легко, и пропадать не тяжко
с курящейся цигаркою в зубах.

Я знал давно, задумчивый и зоркий,
что неспроста, простужен и сердит,
и в корешках, и в листиках махорки
мохнатый дьявол жмется и сидит.

А здесь, среди чахоточного быта,
где холод лют, а хижины мокры,
все искушенья жизни позабытой
для нас остались в пригоршне махры.

Горсть табаку, газетная полоска -
какое счастье проще и полней?
И вдруг во рту погаснет папироска,
и заскучает воля обо мне.

Один из тех, что "ну давай покурим",
сболтнет, печаль надеждой осквернив,
что у ворот задумавшихся тюрем
нам остаются рады и верны.

А мне и так не жалко и не горько.
Я не хочу нечаянных порук.
Дымись дотла, душа моя махорка,
мой дорогой и ядовитый друг.
1946

Кончусь, останусь жив ли,-
чем зарастет провал?
В Игоревом Путивле
выгорела трава.

Школьные коридоры -
тихие, не звенят.
Красные помидоры
кушайте без меня.

Как я дожил до прозы
с горькою головой?
Вечером на допросы
водит меня конвой.

Лестницы, коридоры,
хитрые письмена.
Красные помидоры
кушайте без меня.

После почти двухлетнего (с июня 1946 по март 1948) следствия (Лубянка, Бутырская и Лефортовская тюрьмы) Чичибабин был направлен для отбывания пятилетнего срока в Вятлаг Кировской области.
В Харьков Чичибабин вернулся летом 1951. Долгое время был разнорабочим, около года проработал в Харьковском театре русской драмы подсобным рабочим сцены, потом окончил бухгалтерские курсы.

С 1953 работал бухгалтером домоуправления. С 1956 по 1962 Чичибабин продолжает работать бухгалтером (в грузовом автотаксомоторном парке), но постепенно заводит ряд знакомств в среде местной интеллигенции, в том числе — литературной.

КЛЯНУСЬ НА ЗНАМЕНИ ВЕСЕЛОМ.

Однако радоваться рано -
и пусть орет иной оракул,
что не болеть зажившим ранам,
что не вернуться злым оравам,
что труп врага уже не знамя,
что я рискую быть отсталым,
пусть он орет,- а я-то знаю:
не умер Сталин.

Как будто дело все в убитых,
в безвестно канувших на Север -
а разве веку не в убыток
то зло, что он в сердцах посеял?
Пока есть бедность и богатство,
пока мы лгать не перестанем
и не отучимся бояться,-
не умер Сталин.

Пока во лжи неукротимы
сидят холеные, как ханы,
антисемитские кретины
и государственные хамы,
покуда взяточник заносчив
и волокитчик беспечален,
пока добычи ждет доносчик,-
не умер Сталин.

И не по старой ли привычке
невежды стали наготове -
навешать всяческие лычки
на свежее и молодое?
У славы путь неодинаков.
Пока на радость сытым стаям
подонки травят Пастернаков,-
не умер Сталин.

А в нас самих, труслив и хищен,
не дух ли сталинский таится,
когда мы истины не ищем,
а только нового боимся?
Я на неправду чертом ринусь,
не уступлю в бою со старым,
но как тут быть, когда внутри нас
не умер Сталин?

Клянусь на знамени веселом
сражаться праведно и честно,
что будет путь мой крут и солон,
пока исчадье не исчезло,
что не сверну, и не покаюсь,
и не скажусь в бою усталым,
пока дышу я и покамест
не умер Сталин!

1959
Крымские прогулки

Колонизаторам — крышка!
Что языки чесать?

Перед землею крымской
совесть моя чиста.
Крупные виноградины.
Дует с вершин свежо.

Я никого не грабил.
Я ничего не жег.

Плевать я хотел на тебя, Ливадия,
и в памяти плебейской
не станет вырисовываться
дворцами с арабесками
Алупка воронцовская.

Дубовое вино я
тянул и помнил долго.
А более иное
мне памятно и дорого.

Волны мой след кропили,
плечи царапал лес.
Улочками кривыми
в горы дышал и лез.
Думал о Крыме: чей ты,
кровью чужой разбавленный?
Чьи у тебя мечети,
прозвища и развалины?

Проверить хотелось версийки
приехавшему с Руси:
чей виноград и персики
в этих краях росли?

А жили же вот тут они
с оскоминой о Мекке.
Цвели деревья тутовые,
и козочки мекали.

Не русская Ривьера,
а древняя Орда
жила, в Аллаха верила,
лепила города.

Кому-то, знать, мешая
зарей во всю щеку,
была сестра меньшая
Казани и Баку.

Конюхи и кулинары,
радуясь синеве,
песнями пеленали
дочек и сыновей.
Их нищета назойливо
наши глаза мозолила.
Был и очаг, и зелень,
и для ночлега кров.

Слезы глаза разъели им,
выстыла в жилах кровь.

Стало их горе солоно.
Брали их целыми селами,
сколько в вагон поместится.
Шел эшелон по месяцу.
Девочки там зачахли,
ни очаги, ни сакли.
Родина оптом, так сказать,
отнята и подарена, —
и на земле татарской
ни одного татарина.

Живы, поди, не все они:
мало ль у смерти жатв?
Где-то на сивом Севере
косточки их лежат.

Кто помирай, кто вешайся,
кто с камнем на конвой, —
в музеях краеведческих
не вспомнят никого.

Чепухи не порите-ка.
Мы ведь все одноглавые.
У меня — не политика.
У меня — этнография.
На ладони прохукав,
спотыкаясь, где шел,
это в здешних прогулках
я такое нашел.

Мы все привыкли к страшному,
на сковородках жариться.
У нас не надо спрашивать
ни доброты ни жалости.

Умершим — не подняться,
не добудиться умерших.
но чтоб целую нацию —
это ж надо додуматься.

А монументы Сталина,
что гнул под ними спину ты,
как стали раз поставлены,
так и стоят нескинуты.

А новые крадутся,
честь растеряв,
к власти и к радости
через тела.

А вражьи уши радуя,
чтоб было что писать,
врет без запинки радио,
тщательно врет печать.

Когда ж ты родишься,
в огне трепеща,
новый Радищев —
гнев и печаль?

Почти ничто из лучших стихов поэта не могла быть напечатано по цензурным соображениям. Борис Чичибабин вел в Харькове поэтическую студию, которую любили и ценили любители поэзии.

В 1966 году по негласному требованию КГБ Чичибабина отстранили от руководства студией. Сама студия была распущена. По официальной версии — за занятия, посвященные Цветаевой и Пастернаку. По иронии судьбы в этом же году поэта приняли в СП СССР (одну из рекомендаций дал С. Я. Маршак). Однако кратковременная хрущевская оттепель закончилась: Советский Союз вступил в двадцатилетие, названное впоследствии застоем.

Но осенью того же года он встречает влюбленную в поэзию почитательницу его таланта — Лилию Карась, и через некоторое время соединяет с ней свою судьбу.

Вошло в закон, что на Руси
при жизни нет житья поэтам,
о чем другом, но не об этом
у черта за душу проси.

Но чуть взлетит на волю дух,
нислягут рученьки в черниле,
уж их по-царски хоронили,
за исключеньем первых двух.

Из вьюг, из терний, из оков,
из рук недобрых, мук немалых
народ над миром поднимал их
и бережно, и высоко.

Из лучших лучшие слова
он находил про опочивших,
чтоб у девчонок и мальчишек
сто лет кружилась голова.

На что был загнан Пастернак -
тихоня, бука, нечестивец,
а все ж бессмертью причастились
и на его похоронах.

Иной венец, иную честь,
Твардовский, сам себе избрал ты,
затем чтоб нам хоть слово правды
по-русски выпало прочесть.

Узнал, сердечный, каковы
плоды, что муза пожинала.
Еще лады, что без журнала.
Другой уйдет без головы.

Ты слег, о чуде не моля,
за все свершенное в ответе.
О, есть ли где-нибудь на свете
Россия - родина моя?

И если жив еще народ,
то почему его не слышно
и почему во лжи облыжной
молчит, дерьма набравши в рот?

Ведь одного его любя,
превыше всяких мер и правил,
ты в рифмы Теркина оправил,
как сердце вынул из себя.

И в зимний пасмурный денек,
устав от жизни многотрудной,
лежишь на тризне малолюдной,
как жил при жизни одинок.

Бесстыдство смотрит с торжеством.
Земля твой прах сыновний примет,
а там Маршак тебя обнимет,
"Голубчик,- скажет,- с Рождеством. "

До кома в горле жаль того нам,
кто был эпохи эталоном -
и вот, унижен, слеп и наг,
лежал в гробу при орденах,

но с голодом неутоленным,-
на отпеванье потаенном,
куда пускали по талонам
на воровских похоронах.

В 1974 году поэта вызывали в КГБ. Там ему пришлось подписать документ о том, что, если он продолжит распространять самиздатовскую литературу и читать стихи антисоветского содержания, на него может быть заведено дело.

Наступила пора пятнадцатилетнего замалчивания имени Чичибабина:

Все это время (1966—1989) он работал счетоводом харьковского трамвайно-троллейбусного управления. И продолжал писать — для себя и для своих немногочисленных, но преданных читателей. Многие из верных друзей Чичибабина в этот период эмигрировали. Их отъезд он воспринимал как личную трагедию:

Не веря кровному завету,
что так нельзя,
ушли бродить по белу свету
мои друзья.

Пусть будут счастливы, по мне хоть
в любой дали.
Но всем живым нельзя уехать
с живой земли.

С той, чья судьба ещё не стёрта
в ночах стыда.
А если с мёртвой, то на чёрта
и жить тогда.
Но находил в себе силы отпускать их благословляя, а не осуждая:
Дай вам Бог с корней до крон
без беды в отрыв собраться.
Уходящему — поклон.
остающемуся — братство.

В 1987 поэта восстанавливают в Союзе писателей (с сохранением стажа) — восстанавливают те же люди, которые исключали. Он много печатается.

"Преданность и верность отличали Чичибабина — и в жизни, и в творчестве.
Борис давно понял своё предназначение поэта и следовал ему до конца дней"
— Булат Окуджава

Умер Борис Чичибабин в декабре 1994, менее месяца не дожив до своего 72-го дня рожденья.
Похоронен на 2-м кладбище г. Харькова (Украина).

Сборники произведений Бориса Чичибабина:

Как легко плыть по течению! И как же трудно плыть против течения, или идти против встречного потока толпы. Борис Чичибабин был из той редкой породы людей, что шли против потока. В разгул сталинизма - "Клянусь на знамени весёлом", в "эпоху" государственного антисемитизма - откровенные признания в дружбе и любви к еврейству. Уже одно это заслуживает уважение замечательного человека и поэта.
С уважением, Яков.

Борис Чичибабин всегда был на стороне обиженных и угнетённых.
Спасибо за сочувствие, Яков!
Будьте здоровы и успешны!

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Излишние и чрезмерно большие цитаты следует обобщить и переписать своими словами.
Возможно, эти цитаты будут более уместны в Викицитатнике или в Викитеке.

Чичибабин, Борис Алексеевич

Бори́с Алексе́евич Чичиба́бин (9 января 1923, Кременчуг — 15 декабря 1994, Харьков; по паспорту Полушин) — русский советский поэт, лауреат Государственной премии СССР (1990).

Содержание

Жизнь и творчество

Детство и юность. Война. Лагерь

Б. А. Чичибабин воспитывался в семье офицера. До 1930 семья жила в Кировограде, потом в пос. Рогань под Харьковом, где Борис пошел в школу. В 1935 Полушины переехали на родину Репина — в Чугуев, где отчим получил должность начштаба эскадрильи Чугуевской школы пилотов [1] . Борис учился в Чугуевской 1-й школе с 5-го по 10-й класс. Здесь он уже постоянно посещал литературный кружок, публиковал свои стихи в школьной и даже городской газете под псевдонимом Борис-Рифмач.

По окончании школы Борис поступил на исторический факультет Харьковского университета. Но война прервала его занятия. В ноябре 1942 Борис Полушин был призван в армию, служил солдатом 35-го запасного стрелкового полка в Грузинской ССР. В начале 1943 поступил в школу авиаспециалистов в городе Гомбори [2] . С июля 1943 года до самой Победы служил механиком по авиаприборам в разных частях Закавказского военного округа. Несколько месяцев после Победы занимал такую же должность в Чугуевском авиаучилище, затем был демобилизован по болезни (варикозное расширение вен с трофическими язвами).

Пропечи страну дотла,
Песня-поножовщина,
Чтоб на землю не пришла
Новая ежовщина!

В Харьков Чичибабин вернулся летом 1951. Долгое время был разнорабочим, около года проработал в Харьковском театре русской драмы подсобным рабочим сцены, потом окончил бухгалтерские курсы, которые были самым быстрым и доступным способом получить специальность. С 1953 работал бухгалтером домоуправления. Здесь познакомился с паспортисткой Матильдой Федоровной Якубовской, которая стала его женой.

У меня такой уклон:
Я на юге — россиянин,
А под северным сияньем
Сразу делаюсь хохлом.

Ничего более значительного по степени воздействия, чем эти студийные месяцы, в моей жизни не случилось. И я хорошо знаком еще с двумя-тремя людьми, о которых мне доподлинно известно: их предвари тельные жизненные итоги в пределах обсуждаемой здесь области совершенно схожи с моими. В нашей последующей судьбе не следует искать общности. Мы просто испытали равное по значимости / по силе влияние одного и того же т. н. культурного феномена. Проще сказать, мы вышли из студии Чичибабина [6] .

Я сам себе растлитель и злодей,
и стыд и боль как должное приемлю,
за то, что всё придумывал — людей
и землю.

А хуже всех я выдумал себя…

При желтизне вечернего огня
как страшно жить и плакать втихомолку.
Четыре книжки вышло у меня.
А толку?

Сам- и тамиздатский период

И если жив еще народ,
то почему его не слышно?
И почему во лжи облыжной
молчит, дерьма набравши в рот?

Что касается потери официального статуса, то на это Чичибабин отозвался так:

Нехорошо быть профессионалом:
Стихи живут, как небо и листва.
Что мастера? — Они довольны малым.
А мне, как ветру, мало мастерства.

В 1974 поэта вызывали в КГБ. Там ему пришлось подписать документ о том, что, если он продолжит распространять самиздатовскую литературу и читать стихи антисоветского содержания, на него может быть заведено дело.

Наступила пора пятнадцатилетнего замалчивания имени Чичибабина:

В чинном шелесте читален
или так, для разговорца,
глухо имя Чичибабин,
нет такого стихотворца.

Все это время (1966—1989) он работал старшим мастером материально-заготовительной службы (попросту — счетоводом) харьковского трамвайно-троллейбусного управления. И продолжает писать — для себя и для своих немногочисленных, но преданных читателей. Драматизм ситуации усугублялся тем, что многие из верных друзей Чичибабина в этот период эмигрировали. Их отъезд он воспринимал как личную трагедию:

Не веря кровному завету,
что так нельзя,
ушли бродить по белу свету
мои друзья.

Пусть будут счастливы, по мне хоть
в любой дали.
Но всем живым нельзя уехать
с живой земли.

С той, чья судьба ещё не стёрта
в ночах стыда.
А если с мёртвой, то на чёрта
и жить тогда.

Но находил в себе силы отпускать их благословляя, а не осуждая:

Дай вам Бог с корней до крон
без беды в отрыв собраться.
Уходящему — поклон.
Остающемуся — братство.

Перестройка и гласность. Итоги

А в нас самих, труслив и хищен,
Не дух ли сталинский таится,
Когда мы истины не ищем,
А только нового боимся?

Умершим не подняться,
Не добудиться умерших,
Но чтоб целую нацию —
Это ж надо додуматься

И, чьи мы дочки и сыны
во тьме глухих годин,
того народа, той страны
не стало в миг один.

При нас космический костёр
беспомощно потух.
Мы просвистали свой простор,
проматерили дух.

К нам обернулась бездной высь,
и меркнет Божий свет…
Мы в той отчизне родились,
которой больше нет.

Преданность и верность отличали Чичибабина — и в жизни, и в творчестве.

Борис давно понял своё предназначение поэта и следовал ему до конца дней

Умер Борис Чичибабин в декабре 1994, менее месяца не дожив до своего 72-го дня рожденья. Похоронен на 2-м кладбище г. Харькова (Украина).

Не каюсь в том, о нет, что мне казалась бренней
плоть — духа, жизнь — мечты, и верю, что, звеня
распевшейся строкой, хоть пять стихотворений
в веках переживут истлевшего меня.

Память

Интересные факты

Литература

Сборники произведений Бориса Чичибабина

Избранная библиография

Основой данной библиографии является Библиографический указатель Б. А. Чичибабина (до 2000 года), составленный заведующей справочно-библиографическим отделом Харьковской городской специализированной музыкально-театральной библиотеки им. К. С. Станиславского — Т. Б. Бахмет. Дополнения, уточнения и сокращения не оговариваются.

В список включены:

1) избранные публикации стихотворений Б. Чичибабина в периодике (1958—2008);

2) статьи и заметки Б. Чичибабина о литературе (1988—1999);

3) беседы, интервью, публицистика, эссеистика, автобиографическое (1988—1997);

4) избранные переводы произведений Б. Чичибабина на другие языки;

5) грамзаписи (1989);

6) литература о Б. Чичибабине (1964—2009)

Ссылки

Примечания

Персоналии по алфавиту
Писатели по алфавиту
Родившиеся 9 января
Родившиеся в 1923 году
Родившиеся в Кременчуге
Умершие 15 декабря
Умершие в 1994 году
Умершие в Харькове
Лауреаты Государственной премии СССР
Русские поэты
Поэты России
Поэты Украины
Поэты СССР
Поэты Харькова
Репрессированные в СССР
Русские писатели по алфавиту
Русские писатели XX века
Похороненные на 2-м городском кладбище Харькова
Советские диссиденты

Wikimedia Foundation . 2010 .

Полезное

Смотреть что такое "Чичибабин, Борис Алексеевич" в других словарях:

ЧИЧИБАБИН Борис Алексеевич — (1923 94) русский поэт. В лирике (сборник Молодость , 1963, Гармония , 1965, Колокол , 1989, Мои шестидесятые , 1990) нравственный максимализм, пафос жизнеутверждения сменяются углублением темы внутренней свободы личности, осознанием жертвенного… … Большой Энциклопедический словарь

Чичибабин, Борис Алексеевич — ЧИЧИБАБИН Борис Алексеевич (1923 94), русский поэт. В лирике (сборники “Молодость”, 1963, “Гармония”, 1965, “Колокол”, 1989, “Мои шестидесятые”, 1990) драматическая судьба поколения, опосредованная личным лагерным опытом автора; нравственный… … Иллюстрированный энциклопедический словарь

Чичибабин Борис Алексеевич — О химике Алексее Чичибабине см. Чичибабин, Алексей Евгеньевич Портрет шестидесятых годов Борис Алексеевич Чичибабин (9 января 1923, Кременчуг 15 декабря 1994, Харьков; настоящая фамилия Полушин) русский поэт, лауреат Государственной премии СССР … Википедия

Чичибабин, Борис Алексеевич — Род. 1923, ум. 1994. Поэт лирик. Произведения: "Молодость" (сборник стихов, 1963), "Гармония" (сборник, 1965), "Колокол" (сборник, 1989), "Мои шестидесятые" (сборник, 1990) и др. Лауреат Государственной… … Большая биографическая энциклопедия

Борис Алексеевич Чичибабин — О химике Алексее Чичибабине см. Чичибабин, Алексей Евгеньевич Портрет шестидесятых годов Борис Алексеевич Чичибабин (9 января 1923, Кременчуг 15 декабря 1994, Харьков; настоящая фамилия Полушин) русский поэт, лауреат Государственной премии СССР … Википедия

Борис Алексеевич Полушин — О химике Алексее Чичибабине см. Чичибабин, Алексей Евгеньевич Портрет шестидесятых годов Борис Алексеевич Чичибабин (9 января 1923, Кременчуг 15 декабря 1994, Харьков; настоящая фамилия Полушин) русский поэт, лауреат Государственной премии СССР … Википедия

Полушин, Борис Алексеевич — О химике Алексее Чичибабине см. Чичибабин, Алексей Евгеньевич Портрет шестидесятых годов Борис Алексеевич Чичибабин (9 января 1923, Кременчуг 15 декабря 1994, Харьков; настоящая фамилия Полушин) русский поэт, лауреат Государственной премии СССР … Википедия

Полушин Борис Алексеевич — О химике Алексее Чичибабине см. Чичибабин, Алексей Евгеньевич Портрет шестидесятых годов Борис Алексеевич Чичибабин (9 января 1923, Кременчуг 15 декабря 1994, Харьков; настоящая фамилия Полушин) русский поэт, лауреат Государственной премии СССР … Википедия

ЧИЧИБАБИН — Борис Алексеевич (1923 94), русский поэт. В лирике (сборники Молодость , 1963, Гармония , 1965, Колокол , 1989, Мои шестидесятые , 1990) драматическая судьба поколения, опосредованная личным лагерным опытом автора; нравственный максимализм, пафос … Современная энциклопедия

Вся его жизнь прошла на Украине, за исключением 5 лет ГУЛАГа. В 1940 г. окончил школу и поступил на исторический факультет ХГУ. Война прервала учебу, и с 1942 по 1945гг. Чичибабин проходил воинскую службу в Закавказском военном округе. В 1945 г. демобилизовался и поступил на филологический факультет Харьковского университета. Сдавал экзамены за 1 и 2 курс, но в июне 1946 г. был арестован в Харькове, отправлен на Лубянку в Москву, а оттуда (через Лефортовскую тюрьму) в Вятлаг (Кировская область, Россия). Освобожденный в 1951 г., зарабатывал на жизнь случайными работами, пока не окончил в 1953 г. бухгалтерские курсы. До 1962 г. работал бухгалтером.

В 1963 г. одновременно в Москве и в Харькове выходят сборники его стихотворений. В них, как и в вышедших затем в Харькове до 1968 г. двух сборниках, отсутствуют главные его стихи, кроме того, многие изуродованы цензурой. С 1964 по 1966гг. руководил литературной студией, которая была закрыта в 1966 г. по идеологическим соображениям. Чичибабин вынужден был снова устраиваться на конторскую работу и с 1966 по 1989гг. работал в Харьковском управлении в должности . В 1966 г. был принят в Союз Писателей СССР.

Поэзия Чичибабина, отразившая трагический путь общества, несет отпечаток внутренней свободы, нравственного поиска и ответственности человека перед Богом. В творчестве Чичибабина органически переплелись философская, гражданская, любовная и пейзажная лирика. Чичибабин — поэт сложной и богатой стиховой культуры, вобравшей лучшие традиции русской поэзии. Родившись на Украине, он был крепко связан с ее историей, знал, любил и ценил украинскую поэзию, которая стала одним из источников его творчества.

Есть три беды, три горя, от которых не зарекаются: война, тюрьма, сума. Борис Чичибабин в своей жизни прошел через все эти три тяжких испытания.

Сейчас можно прийти на улицу его имени в Харькове, к скульптурному портрету, и в сосредоточенном выражении лица почувствовать чуть проскальзывающую улыбку, напоминающую о добром и светлом, бывшем, несмотря ни на что.

…Сентябрь 1986 года. Возвращаясь из проведенного в Питере отпуска, мы сделали остановку в Москве, и давний приятель Нузов повел нас на Новодевичье кладбище. Когда, усталые, сели передохнуть, Володя неожиданно заговорил о том, что надо бы попытаться предложить стихи в периодику и, может быть, попробовать восстановиться в Союзе писателей. Мне показалось это абсурдным. Прошло тринадцать лет после того, как Бориса исключили из этой организации, вновь перевели из советских писателей в антисоветские, не стоило и думать о переменах.

Сколько было домов, где его появление оказывалось всегда желанным, где его потчевали, с хозяевами которых он делил досуг, и где всегда его просили, и он с удовольствием читал стихи, — не перечислишь. А чтение стихов у нас дома? Даже для одного гостя, но всегда с полной отдачей. Вот откуда его уникальная особенность — знание на память большинства своих стихов.

Летом после работы мы часто ездили в лесопарк, в выходные дни старались выбраться за город (правда, общественным транспортом, что было довольно утомительно). У нас были любимые места на Северском Донце, на котором расположен Чугуев,- город детских и юношеских лет Бориса, Бабаёвские пруды и леса, где некогда бродил Григорий Саввич Сковорода.

Но в так любивший прогулки Борис вынужден был все чаще отказываться от них — болели ноги, и с легкими у него, курильщика, далеко не все было в порядке. Встречаться стали на платформе метро, прогулки ограничили дорогой к дому.

Я вернулась в Харьков в довольно зрелом возрасте. Во время войны мы были эвакуированы с организацией отца в Сибирь, сначала под Томск, а потом жили в самом Томске. Когда в 1948 году предлагали возвращаться в Харьков, отец не решился на переезд по состоянию здоровья и через четыре года скончался. Так что выросла я в Сибири, там окончила вуз, поступила на работу, но всегда чувствовала, что не прижилась. Узнав, что семья ближайшей подруги перебирается в Днепропетровск, поехала с ними. Но по дороге решила задержаться на несколько дней в Харькове, повидаться с родственниками и, благодаря уговорам двоюродного брата, осталась здесь насовсем. Было это в конце 1962 года.

Студия, вне всяких сомнений, держалась на притяжении к личности Чичибабина, на его биографической значительности, обаянии и легендах вокруг его имени. Для Харькова он был воплощением всего лучшего, что люди видели в шестидесятничестве.

К моим стихотворным опытам Борис Алексеевич отнесся внимательно, осадил студийных остроумцев, безжалостных к любому новичку, пригласил на свое выступление во Дворце пионеров, после которого проводил меня до дому. Расспрашивал о бытовых подробностях, о сибирском выговоре, о национальности, об интересах и привязанностях в литературе. Обрадовался, что я люблю стихи Цветаевой и Пастернака, пообещал принести Мандельштама.

Получив машинописную толстую тетрадь, я буквально заболела стихами Мандельштама, они сопровождали меня повсюду. (Мы потом часто будем читать его с Борисом вместе.)

С того дня мы стали встречаться ежедневно. Борис напишет впоследствии, что тогда я спасла его. Верю, что так и было. На все воля Божья.

Тем временем Нузов, собрав внушительную подборку стихов Чичибабина, отнес их Александру Межирову. Александр Петрович всегда проявлял интерес к творчеству Бориса, но в их отношениях не залаживалось, уж слишком разные они были люди.

С замечательным человеком и литературоведом Леонидом Ефимовичем Пинским Бориса познакомил (сначала заочно) поэт Леонид Темин. Возникшая затем дружба началась письмом, которое я процитирую в отрывках:

«Дорогой Борис! Простите, что, зная вас только по стихам (и немного со слов Л.Т.), так обращаюсь. Оправданием пусть послужит переживаемое мною в последние дни состояние. Оно не раз мне напоминало то, в котором — увы, по крайне мало достоверному свидетельству — пребывал Пушкин, когда ему принесли для „Современника“ стихи Тютчева, ту неделю, когда он, опьяненный, читал их по домам своих знакомых.

Само письмо довольно большое, с экскурсами в литературоведение. Получить его в то беспросветное для Бориса время было событием.

А в нас самих, труслив и хищен,
не дух ли сталинский таится,
когда мы истины не ищем,
а только нового боимся.

Тени душ витают на погосте,
и горят рябиновые грозди,
и течет под берегом река,
и покой от веры и полыни.
Никакой Империи в помине.
Это просто Средние века.

Я возвратился в Харьков по окончании войны, в мае 1946 года, – недели за две до того, как арестовали Бориса Чичибабина. До этого я слыхом не слыхал о нём. Но так получилось, что вскоре после ареста поэта я вошёл в круг его друзей. Самым близким другом Бориса была Марлена Рахлина. Она переписывалась с арестованным поэтом. Именно Марлена познакомила меня с лирикой Бориса (старой и новой), ввела в дом поэта, где я увидел его фотографии, услышал рассказы о нём.

Борис вошёл в меня легендой – чей отзвук, чьи свежие краски создавали ощущение живого общения. Его стихи ошеломили меня: при всей моей юношеской самоуверенности я не мог не признать, что в них сильнее и убедительней, чем это получается у меня, выражено было наше общее, мое личное.

И вот мы пожимаем друг другу руки и тут же затеваем разговор – взахлёб, с многозначительными паузами, во время которых молчание понятнее, чем слова, с крутыми поворотами, перескоками: как будто только вчера расстались и теперь торопимся досказать недосказанное тогда.

В то время Борис был жаден до знакомств. А тут ещё сработало то обстоятельство, что он, зная меня по рассказам наших общих знакомых, ждал встречи со мной. К тому же жил я всего лишь в каких-то трёх-четырёх сотнях шагов от Бориса. Буквально в считанные дни, а может, даже часы, мы с ним стали закадычными друзьями.

Не только я, но и Борис явно тяготился паузами в день-два между нашими встречами и нередко сам искал и находил меня.

Жил он в середине пятидесятых с подругой, как он её именовал в своих стихах, Матильдой, на третьем этаже, точнее, в получердаке неухоженного ветхого дома, построенного, вероятно, ещё в прошлом веке (водопровод и прочие службы во дворе).

В то время Борис работал бухгалтером в таксомоторном парке, а Матильда (в домашнем обиходе – Мотик) – паспортисткой. Заработки у них были весьма скромные.

…В ту же пору Борис сделал мне горькое признание, что он ощущает себя в творческом тупике, – ему мерещилось, будто у него кризис формы. На самом деле началась мучительнейшая переоценка духовных ценностей, невыносимо болезненная ломка прежнего мировоззрения. А впрочем, где проходит граница между формой и содержанием?

Всякое нарушение внутренней гармонии, шатания, сдвиги, осыпи, обвалы в мировоззрении и мироощущении поэта ведут, если не к смуте и хаосу формы, то к высыханию, шелушению, обескровленности его стиха, к режущим его совесть визгливым нотам, по меньшей мере, к актёрскому крику, с помощью которого пытаются заглушить ощущение сосущей пустоты внутри себя.

Общаясь с Борисом лет сорок, я, так уже получилось, мог бы поведать о нём много такого, чего не знают другие. Но, но, но. Поэт бесстрашной искренности, он сумел так распахнуть свою душу перед читателем, облёк свою исповедь в слова такой точности и красоты, что любая попытка дополнить и уточнить эту исповедь языком мемуарной прозы будет пошлой бестактностью. Пастернак говорил, что не представляет своей жизни без тайн. Право на тайну – естественное святое право любого человека.

У родителей Бориса была дача в посёлке Высоком. Там Мотик нашла широкое поле деятельности. Сад, огород, строительство своего дачного домика – это было ей по душе. И бедный Борис, которому Бог дал золотую голову, золотую душу, но поскупился на золотые руки, без особенного энтузиазма, согбенный, в трусах и майке со следами глины копал, носил кирпичи и ведра со строительным мусором, отвлекаясь от главного, любимого.

Хорошо было отдыхать в тени деревьев, плавать в пруду, ходить к источнику Сковороды, чувствовать себя двойником бродячего философа.

А между тем, именно её, Матильду, Мотика, поэт редчайшего лирического дара возвёл в середине пятидесятых – начале шестидесятых годов в сан своей Музы. Он посвящал ей стихи такого эмоционального накала, такой образной энергии, такой разрывающей душу искренности, что героиня этих стихов представала перед читателем в каком-то мистическом мерцании и благоуханном тумане. Трудно было в этом облике разглядеть черты заурядной харьковской паспортистки, бойкой домохозяйки, если бы не обилие впечатляющих и в высшей степени достоверных подробностей. Тайна образа, созданного поэтом, долго не давала мне покоя. В чём тут дело?

И вот эта внутренняя правда, помноженная на магию достовернейших подробностей, и была для меня ключом к тайне образа, созданного Борисом. Но самое ценное открытие пришло позже. Общаясь с Мотиком, я вскоре убедился, что она и в самом деле стала в какой-то мере Творением рук поэта. Весьма далёкая от наших культурных пристрастий, этических и эстетических помешательств, не способная выразить словом и десятую часть того, что клубилось и мерцало в её душе, она на удивление тонко и точно откликалась на поэтические удачи Бориса, судила о них с безошибочностью заправского знатока поэзии. Это при том, что к стихам других поэтов она была глуха.

Рано или поздно, но та культурная, духовная дистанция, которая отделяла Бориса от Мотика и о которой деликатно умалчивали поклонники поэта, должна была обозначиться резко, превратиться в ров, в пропасть, в бездну.

В от почему, когда в жизнь Бориса сначала потаённо, конспиративно, а потом явно, открыто вошла Лиля – сама поэт, молодая, испуганно-обаятельная, близкая ему по строю чувств, по кругу интересов, готовая всю свою жизнь превратить в служение Поэту, Любимому, Учителю, – я сразу же принял её в своё сердце. Борис и Лиля стали частыми гостями в моем доме.

Новый 1968 год мы встречали у нас. Вчетвером: Борис, Лиля, я, моя жена Леля.

А мог, очнувшись от внутреннего сна, сидеть тихо, робко, по-ребячьи ожидая какой-то огромной праздничной неожиданности.

В тот новогодний вечер Борис был в состоянии радостного испуга. Не сводил глаз с Лили, осторожно притрагивался к ней, словно ещё и ещё раз хотел убедиться, что то, о чём он мечтал все эти годы, на самом деле пришло. Ему было тревожно-хорошо. Начиналась новая эпоха жизни.

Читайте также: