Влияние ранних кочевников на ход мировых исторических процессов кратко
Обновлено: 05.07.2024
Сейчас много пишут о историософском значении кочевников евразийской степи. О кочевых империях как предшественниках России. Какую же действительно роль сыграли представители кочевой цивилизации?
Создателями этой цивилизации были индоевропейцы – иранцы. Культура и идентичность которых почти не сохранились до нашего времени. Единственное исключение представляет осетинский народ.
Кочевыми иранцами были созданы основы. Само кочевое скотоводство. Пригодные к нему породы скота, система и методы его выпаса на равнинах и в предгорьях. На начальном этапе заселения какой-либо территории кочевники непрерывно движутся большими группами туда, где есть корм для скота и военная добыча. По завершении освоения территории скотоводы кочуют уже отдельными родами по чётко установленным маршрутам, подолгу остаются на одном месте. Где иногда возникали и постоянные поселения. В предгорьях скотоводы с наступлением тепла поднимались в горы. С началом похолодания – спускались в долины. Существовали развитые скотоводческие религиозны культы. Воинская культура кочевников, включающая в себя искусное применение как лёгкой, так и тяжелой кавалерии. А так же системe подготовки, мировоззрение и психологиb кочевого воина. Человека, живущего и кормящегося войной. Гордого, спесивого, презирающего труд, комфорт и достижения цивилизации. При этом ценящего яркость и богатство как признаки превосходства и доминирования. Появились и специфические воинские культы. Самый ранний из известных – культ скифского бога-меча.
Сложилась кочевническая этика, основой которой стали благотворительность и помощь собрату, попавшему в беду во что бы то не стало. А так же правдивость и верность слову. Эти основы этики были напрямую продиктованы нестабильностью жизни и постоянным движением. Где прежде богатый человек оказывался на грани голодной смерти, а постоянно передвигающийся кочевник всегда сталкивался с чем-то новым, о чём нужна была точная информация.
Сложилась и кочевническая социополитическая традиция. Приспособленная к жизни в крайне нестабильных и тяжелых природно-хозяйственных и политических условиях. Основой которой стало сохранение коллектива выживания – кочевого рода. Выживание рода подразумевало набор весьма гибких и разнообразных поведенческих стереотипов. Жесточайшая агрессия, подавление соседей, сопровождавшаяся объединием в крупную общность могла сравнительно легко и быстро смениться союзничеством и даже подчинением. Так же общность распадалась и роды выживали каждый сам или объединялись в новую общность. С достаточно быстрым изменением идентичности и даже языка. В зависимости от ситуации. Род был всем. Всевозможные орды – чем-то временным и служебным.
Дело в том, что система жизнеобеспечения кочевников не была самодостаточной. Они постоянно нуждались в продуктах земледелия и ремесла, которые сами не производили.
Иранцы создали и многое другое. Традиционную одежду кочевника, средства передвижения, материалы и пр.
При этом кочевники – иранцы преуспели в деле создания кочевых империй гораздо меньше, чем их последователи. Да, они создавали обширные и мощные объединения. Но они были сравнительно рыхлыми и не централизованными. Попытка создания Великой Скифии царём Атеем провалилась.
Иранцы были своеобразными греками степей.
На их место на рубеже н. э. пришли римляне. Т.н. алтайские народы. По преимуществу тюрко - монголы. Отчасти тунгусо - манчжуры и близкие им по образу жизни угры.
По своей глубинной сути алтайские народы – один из вариантов дальневосточной цивилизации. Как бы они не враждовали с оседлыми китайцами. Основа традиции была и оставалась общая. Она подразумевала очень развитую способность к заимствованию. Охотники – алтайцы, жившие в лесостепях юга Сибири, заимствовали у иранцев традицию кочевого и полукочевого скотоводства. А у противников-китайцев – идею могучей и священной центральной власти.
Вот тогда-то и появились настоящие кочевые империи, централизованные и огромные. Такие, как Тюркский и Хазарский каганаты, империи Чингизидов, манчжурские государства в Китае, Венгрия. Иранские кочевые роды по большей части влились в эти империи, передав им свою культуру и генофонд. И заимствовав язык и идентичность. Хотя некоторые тюрко-монгольские общности продолжали жить по старинке, децентрализованными союзами родов.
Потом способность к заимствованию превратила Венгрию в европейскую страну. Угро-алтайцы так же создали Японию. Способность к заимствованию вместе с дальневосточными принципами рациональной организации жизни сделали Японию самой европейской страной Азии. На другом конце Азии большую способность заимствовать как у мусульман, так и у европейцев проявили турки. Однако их способность растворяться в заимствованиях ограничена исламом.
Кочевники соприкасались с другими народами прежде всего как агрессоры. Поэтому они оказывали влияние на сферу, так или иначе соприкасающуюся с военным делом. В своё время скифы и сарматы очень плотно соприкасались с народами Северного Кавказа.
Кочевники несли соседям милитаризацию общества. И тесно связанные с нею глубинные социо - культурные изменения. Влияющие далеко не только на военную сферу.
В борьбе с кочевниками у земледельцев оказывались востребованными наиболее жесткие, патриархальные и авторитарные формы социальной организации. Когда кочевники сами становились земледельцами и горожанами, они приносили с собой гораздо более традиционный, простой и коллективистский уклад жизни.
В этих цивилизациях не было полноценного постмодерна. Этап быстрого роста и развития достаточно быстро переходил в неотрадиционный уклад. Всё неспособное к биологическому и социальному воспроизводству сразу уничтожалось. А не искусственно поддерживалось, как это было в рамках европейской цивилизации.
Можно согласиться с Л.Н. Гумилёвым в том, существует Евразия, территория от Японии до Польши и Венгрии, на которую оказали влияние кочевники. На этой было нарушено естественное развитие, изолированное и поступательное. Было создано во многом принудительное единство, созданное ответами на сходный вызов.
Оборона от тюрко-монгольских кочевников породила принятие восточноазиатских управленческих принципов в Московской Руси. Которая появилась и существовала ради обороны засечных черт. В гораздо большей степени, чем Китай – ради Великой стены.
Россия, порождённая агрессией кочевого мира, этот мир поглотила и уничтожила. Не в смысле уничтожения народов, а в смысле ликвидации образа жизни, основанного на кочевом скотоводстве и перманентной войне.
И, с ликвидацией этого образа жизни как основы общества, неустойчивые конгломераты родов и племён стали превращаться в полноценные хорошо интегрированные народы. Стабильные, имеющие чёткую территорию проживания.
Хотя в некоторых странах кочевое скотоводство ещё играет значительную роль. Так, в Монголии в средине второго десятилетия XX в. с традиционным кочевым хозяйством так или иначе было связано около трети населения, однако этот вид хозяйства играет минимальную роль в валовом национальном продукте страны.
Интерес к проблематике социальной истории номадизма начал возрастать с конца XIX в., в том числе и под влиянием марксистской теории исторического процесса. Большинство русских ученых XIX – начала XX вв. рассматривали уровень развития кочевых народов как родо-племенной. Возникновение государственности связывалось, как правило, только с военными и политическими способностями вождей (Н. А. Аристов, Н. И. Гродеков, Г. Н. Потанин, А. Н. Харузин и др.). Наиболее адекватно к описанию нестабильной политической организации скотоводов подошел В. В. Радлов. Он показал, что власть вождей и ханов держится, пока в ней заинтересованы различные группы номадов. За признание в кочевых обществах имущественного неравенства, политической иерархии, государственной власти выступали В. В. Бартольд и Н. Н. Харузин.
Наиболее активно дискуссия о специфике общественных отношений у кочевников велась в советской исторической литературе[1]. Можно выделить три периода в дискуссии об общественном строе кочевников-скотоводов.
В этот период дискуссии в отечественном кочевниковедении были высказаны четыре основные точки зрения на характер социального строя номадов:
1) предклассовое общество у кочевников (С. И. Вайнштейн, Л. С. Васильев, К. П. Калиновская, В. А. Шнирельман и др.). При этом часть исследователей считает, что кочевники могут достигнуть государственности с установлением внешнеэксплуататорских отношений (В. М. Викторин, Э. С. Годинер, г. С. Киселев, Л. Е. Куббель, В. Ю. Мурзин, Ю. В. Павленко и др.);
4) особый номадный (Г. Е. Марков, Н. Э. Масанов) или экзополитарный (Н. Н. Крадин) способ производства у кочевников.
Особняком среди исследований отечественных кочевниковедов всегда стояли работы Л. Н. Гумилева, который был практически единственным, кто в условиях ортодоксального марксистского диктата пытался интерпретировать номадизм в рамках классической цивилизационной теории.
Среди монгольских историков эволюция номадизма рассматривалась в рамках приспособленной под историю степи пятичленной схемы, где древние кочевники интерпретировались как племенные союзы или полурабовладельческие общества, а номады средневековья и нового времени как раннефеодальные и феодальные государства. В то же время сущность феодального способа производства понималась монгольским учеными своеобразно. Среди них возобладала точка зрения, выдвинутая Ш. Нацагдоржем, согласно которой земля и скот являются одновременно основными средствами производства при скотоводстве (Д. Гонгор, Ч. Далай, Н. Ишжамц, Ш. Сандаг, Н. Сэр-Оджав, Б. Ширендыб и др.).
Напротив, среди марксистских ученых стран Восточной Европы не было такого единодушия в характеристике общественного строя номадов. Многие из них писали о предклассовой или военно-демократической природе кочевников, о том, что скотоводы самостоятельно не могли преодолеть границу между первобытнообщинной и классовыми формациями (В. Кениг, В.-Д. Зейверт, И. Зеллнов в ранних работах, Д. Трейде, В. Хартвиг, Ф. Шлетте и др.). Другими марксистскими исследователями из восточноевропейских стран высказывалось мнение о раннегосударственном характере кочевых обществ (Х. Грюнерт, Э. Вернер, г. Левин, И. Зеллнов, И. Эччеди и др.). И только меньшая часть исследователей из данного региона склонна относить номадов к феодальной формации, оговаривая при этом низкий уровень развития кочевых обществ (Р. Война, М. Няммаш и др.).
Крупнейшие теоретики западного кочевниковедения, в целом, достаточно похоже обрисовывают основные закономерности эволюции номадизма[2].В концепции развития цивилизаций выдающегося английского философа и историка А. Тойнби кочевничество отнесено к числу застывших цивилизаций, лишенных внутренних потенций для развития. Номады – вечные пленники климатических и вегетационных циклов. С развитием капитализма им суждено исчезнуть с лица земли.
По мнению О. Латтимора, общественный строй номадов в принципе оставался неизменным. Кочевники то объединялись, то вновь распадались, в целом, эволюционируя по спирали. Кочевые империи образовывались только в процессе экспансии против земледельческих цивилизаций, когда способному предводителю удавалось объединить большое число племен скотоводов. Социальные антагонизмы внутри кочевых обществ не получили большого развития. При этом противоречия выносились наружу.
Многие исследователи считают, что политическая централизация, возникновение государственности и империй в степи обусловливались характером взаимодействий номадов с оседлым миром (Р. Груссэ, П. Голден, И. Айронс, Т. Барфильд и др.). Земледельческо-городское общество, расположенное по соседству со степью, либо представляло угрозу для кочевников, либо являлось источником экспансии для последних. Но для того, чтобы победить земледельцев и горожан, скотоводам нужно было объединиться в империю. Пока оседлое государство было сильно, набеги номадов были подобны укусам насекомых, но если земледельческое общество находилось в упадке, вакуум засасывал кочевников вовнутрь (Р. Груссэ, Т. Барфильд).
Важную роль в политогенезе у номадов играл военный и политический лидер (Г. Вернадский, Р. Груссэ, Б. Шпулер, Д. Синор, Дж. Флетчер, П. Голден и др.). Удачливый полководец и талантливый политик обеспечивал номадам добычу и служил объединяющим звеном. Но как только его сменял посредственный наследник, государственность разваливалась. Такие процессы имели циклический характер в зависимости от личных способностей кандидатов.
Несколько особняком находятся взгляды Л. Крэдера, который признает некоторую эволюцию номадизма в истории. Кочевники, по его мнению, могут сами создавать государство, их общество делится на классы знати и народа. Для кочевой государственности характерны слабая роль денег, отсутствие городов, существование вассалитета. Власть основывается на клановой системе, генеалогической близости претендента к линиджу правителя. В отличие от многих западных исследователей, он придерживается противоположного взгляда в отношении роли личности в возникновении кочевой государственности. В целом его взгляды более близки к позиции марксистских исследователей.
В то же время в условиях преодоления формационного монизма появились публикации, в которых делается попытка рассмотреть кочевничество с точки зрения цивилизационного подхода или евразийской парадигмы (работы А. М. Буровского, Э. С. Кульпина, И. С. Урбанаевой). Публикацию методологически новых работ стоит только приветствовать.
Таким образом, анализ историографии проблемы показывает, что относительно общественного строя кочевников-скотоводов высказывались различные точки зрения. Так или иначе, подавляющее большинство исследователей, независимо от их методологической ориентации, согласны в том, что кочевые общества имеют менее специализированную и структурно дифференцированную социально-экономическую организацию и не способны конкурировать в темпах технологической революции с индустриальными обществами. При этом одни исследователи подчеркивают самобытную природу номадизма и невозможность описания его терминами, выработанными на материале эволюции оседло-земледельческих обществ, другие – пытаются вписать кочевников в рамки общей картины всемирно-исторического процесса. Исходя из этого, можно сделать вывод, что для рассмотрения кочевничества в рамках всемирно-исторического процесса самыми важными и в то же время наиболее дискуссионными являются два вопроса: 1) могли ли кочевники самостоятельно преодолеть барьер государственности и 2) осуществлялись ли данные процессы так же, как у земледельческих обществ или же для кочевников был характерен самостоятельный путь эволюции?
Наверное, самый интригующий вопрос истории Великой степи – это причина, толкавшая кочевников на массовые переселения и на разрушительные походы против земледельческих цивилизаций. По этому поводу было высказано множество самых разнообразных суждений. Их можно свести к следующим мнениям: 1) разнообразные глобальные климатические изменения (усыхание по А. Тойнби и Г. Грумм-Гржимайло, увлажнение по Л. Н. Гумилеву); 2) воинственная и жадная природа кочевников; 3) перенаселенность степи; 4) рост производительных сил и классовая борьба, ослабленность земледельческих обществ вследствие феодальной раздробленности (марксистские концепции); 5) необходимость пополнять экстенсивную скотоводческую экономику посредством набегов на более стабильные земледельческие общества; 6) нежелание со стороны оседлых торговать с номадами (излишки скотоводства некуда было продать); 7) личные качества предводителей степных обществ; 8) этноинтегрирующие импульсы (пассионарностъ по Л. Н. Гумилеву).
Вожди племен, входивших в кочевую империю, были инкорпорированы в десятичную военную иерархию, однако их внутренняя политика была в известной степени независимой от политики центра. Некоторая автономность племен была опосредована следующими факторами: 1) хозяйственная самостоятельность племен делала их потенциально независимыми от центра; 2) главные источники власти (грабительские войны, перераспределение дани и других внешних субсидий, внешняя торговля) являлись достаточно нестабильными и находились вне степного мира; 3) всеобщее вооружение ограничивало возможности политического давления сверху; 4) перед недовольными политикой центра племенными группировками открывались возможности откочевки, дезертирства под покровительство земледельческой цивилизации или восстания с целью свержения неугодного правителя.
Суперсложное вождество в форме кочевых империй – это уже реальный прообраз раннего государства. Данные вождества имели сложную систему титулатуры вождей и функционеров, вели дипломатическую переписку с соседними странами, заключали династические браки с земледельческими государствами и соседними кочевыми империями. Для них были характерны зачатки урбанистического и монументального строительства и иногда даже письменность. С точки зрения соседей такие кочевые общества воспринимались как самостоятельные субъекты международных политических отношений.
Могли ли вождества суперсложного типа создаваться оседло-земледельческими народами? Известно, что численность сложных вождеств измеряется, как правило, десятками тысяч человек и они, как правило, этнически гомогенны. Однако население многонационального суперсложного вождества составляет многие сотни тысяч человек и даже больше (кочевые империи Внутренней Азии до 1-1,5 млн чел.). Территория суперсложных вождеств кочевников была в несколько порядков раз больше площади, необходимой для простых и сложных вождеств земледельцев (для номадов более характерна такая плотность населения, которая у земледельцев чаще встречается в доиерархических типах общества и в вождествах). В то же время на территории, сопоставимой с размерами любой кочевой империи, могло бы проживать в несколько порядков раз больше земледельцев, которые вряд ли могли управляться догосударственными методами регулирования.
Управление таким большим пространством у кочевников облегчалось спецификой степных ландшафтов и наличием мобильных верховых животных. С другой стороны, всеобщая вооруженность кочевников, обусловленная отчасти их дисперсным (рассеянным) расселением, их мобильность, экономическая автаркичность, воинственный образ жизни на протяжении длительного исторического периода, а также ряд иных факторов, мешали установлению стабильного контроля над скотоводческими племенами и отдельными номадами со стороны высших уровней власти кочевых обществ. Все это дает основание предположить, что суперсложное вождество, если и не являлось характерной исключительно для кочевников формой политической организации, то, во всяком случае, именно у номадов получило наибольшее распространение как в виде могущественных кочевых империй, так и в форме подобных им квазиимперских ксенократических политий более меньшего размера.
Рассмотрение исторического процесса в одной плоскости – это не единственный способ видения мировой истории. В современных социальных науках и истории существуют четыре группы теорий, которые по-разному объясняют основные законы возникновения, дальнейшего изменения, а иногда гибели сложных человеческих систем. Первые – это разные однолинейные теории развития или эволюции (марксизм, неоэволюционизм, теории модернизации и др.). Они показывают, как человечество прошло длинный путь от маленьких групп примитивных охотников к современному постиндустриальному мировому обществу. Вторые – это теории цивилизаций. Сторонники этих теорий считают, что единой мировой истории нет. Есть сгустки активности культуры – цивилизации. Цивилизации подобно живым организмам, рождаются, живут и умирают (Н. Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби, П. Сорокин и др.).
Промежуточное место между этими двумя полюсами занимают мир-системный подход и многолинейные теории эволюции. Мир-системный подход (Э. Валлерстайн и др.), подобно однолинейным теориям развития, выделяет три модели общества: мини-системы, мир-империи и мир-экономики. Но они рассматриваются не во времени, а в пространстве. Это делает представления об истории более полными. Современные многолинейные теории (А. В. Коротаев и др.) предполагают, что существует несколько возможных вариантов трансформации политических организмов. Одни из них могут вести к сложности, например от вождества к нации-государству; другие предполагают существование суперсложной общины без бюрократии (греческие полисы); третьи предполагают сохранение в определенных экологических условиях племенной системы.
По сути дела, здесь идет речь о различных измерениях мировой истории, которая разворачивается сразу в нескольких плоскостях[11]. Каждое измерение отражает на своей координатной сетке соответствующие параметры жизнедеятельности социальных систем. Однако каждая из перечисленных парадигм отражает особенности изучаемого явления неполностью. Принцип дополнительности, который в свое время сформулировал Нильс Бор, предполагает, что только в совокупности эти теории могут объяснить нам то или иное явление природы. При этом очень важно отметить, что даже противоположные теории могут не исключать друг друга, а отражать важные структурные параметры изучаемого объекта.
Все вышесказанное полностью применимо к поставленной в данной статье проблеме. Вне многолинейного контекста описание специфики кочевых обществ в рамках всемирно-исторического процесса было бы неполным.
В ряде других исследований были предложены более сложные схемы, сочетающие стадиальный принцип с многолинейностью. По М. Годелье, который следует типологии докапиталистических форм Gemeinwesen К. Маркса, азиатская и античная формы являются тупиковыми, так как ведут соответственно только к азиатскому и к рабовладельческому способам производства. Лишь германская форма Gemeinwesen приводит к феодализму, а от него к капиталистическому обществу. Ф. Тёкеи рассматривал азиатскую, античную и германскую общины и как последовательно более развитые формы Gemeinwesen, и как самостоятельные линии исторического развития.
Какое место занимает номадизм в рамках многолинейных (нелинейных) теорий Всемирной истории? Ранее, рассматривая кочевничество в рамках различных марксистских периодизаций исторического процесса, мне уже приходилось писать, что ни одна из классических моделей способов производства не применима к кочевым империям, хотя определенные сходства имеются с каждой из форм[12]. Именно это обстоятельство подтолкнуло в свое время меня к выводу об особом экзополитарном или ксенократическом способе производства у кочевников.
Можно проследить устойчивую корреляцию между расцветом аграрной мир-империи (а также мир-экономики), а также силой кочевых империй, которые существовали за счет выкачивания части ресурсов из оседлых городских государств. Во Внутренней Азии эта корреляция видна особенно четко. Империя Хань и держава Хунну появились в течение одного десятилетия. Тюркский каганат возник как раз в то время, когда Китай был объединен под властью династий Суй, а затем Тан. Аналогичным образом Степь и Китай вступали в периоды анархии в пределах небольшого промежутка времени один за другим. И наоборот, когда в Китае начинались смуты или экономические кризисы, система дистанционной эксплуатации кочевников переставала работать, степные империи разваливались на отдельные сегменты до тех пор, пока на юге не восстанавливались мир и порядок.
Цикличность процессов, происходивших в монгольских степях, привела японского историка Тамуру Дзицудзо к концепции двух циклов в истории Северной Евразии: 1) цикл древних империй кочевников засушливой зоны Внутренней Азии (II в. до н.э. – IX в. н.э.): хунну, сяньби, жужани, тюрки, уйгуры; 2) цикл средневековых завоевательных династий, происходивших из таежной (чжурчжэни, маньчжуры) или степной (кидани, монголы) зон (X – начало XX в.): Ляо, Цзинь, Юань, Цин. Общества первого цикла взаимодействовали с Китаем на расстоянии, государства второго – завоевывали земледельческий Юг и создавали симбиотические государственные структуры с дуальной системой управления, оригинальными формами культуры и идеологии[17].
В действительности история кочевого мира — это история постоянных столкновений кочевников с земледельческими цивилизациями. Для кочевника пространство было безгранично. В отличие от земледельца, глубоко укоренившегося на своей земле, кочевник был в постоянном движении. Земли в кочевых обществах, как бы их не называть — собственностью, пользованием, владением — носили коллективный характер, опосредовались причастностью к тому или иному социуму, кочевавшему на данной территории. Известный английский этнограф Эванс Причард описывает следующий случай: когда он подстрелил дичь, то нуэры (народ, проживающий в Судане и соседних районах Эфиопии) забрали ее, отвечая на его возражения тем, что дичь убита на их земле и, следовательно, они имеют на нее полное право. [2].
Местоположение, географическая среда, ее ресурсы, природные и климатические особенности в огромной степени определяют причины кочевания и размещения населения, его основные хозяйственные занятия. В зависимости от географической среды развивается материальная культура народа, а от уровня его общественного состояния — культура духовная. Взгляд на эволюцию человеческой духовной культуры, к сожалению, в полной мере не отдает должное уникальной роли и вкладу духовной культуры кочевников еще в древние доисторические времена. В наш век идеи и отрасли социального знания и науки, включая историю и антропологию, все еще основаны на ложной концепции прогресса и развития. В таком научном современном подходе совершенно игнорируется сам изначальный аспект духовного пробуждения человека. Видимо по той причине, что кочевники в доисторическую эпоху не произвели никакой значительной материальной цивилизации. Ни больших городов, ни империй, никаких исторических документов, письменной истории и даже самой письменности не оставили они после себя. Но сейчас все больше и больше мы начинаем понимать, что древняя духовность не опиралась на материальный прогресс или письменность, логику. Хотя эти народы не оставили даже письменности, никаких археологических свидетельств развитой материальной цивилизации, но это не значит, что они отсталые нецивилизованные варвары, и что у них не было никакой культуры. Вовсе нет! Наоборот, все больше и больше мы начинаем понимать, что духовность кочевников является изначальной духовностью всего человечества и всех мировых религий, какие нам известны сегодня. Возникновению мировых религий предшествовал длительный период истории, когда накапливалась и развивалась духовная мудрость, а также период доисторического накопления духовного осознания и мудрости в основном кочевниками. Была также переходная эра от доисторического времени к историческому. Переход к исторической эре, в основном опирающейся на мировые религии был подготовлен еще в доисторическую эпоху духовностью кочевников. Получать послания от природы и космоса — в этом были великие мотивы странствий для кочевников. Почему кочевники? Первое это мобильность. Люди перемещались, и в древние времена мобильность означала способность к выживанию, а также обретению знаний. Согласно заложенному в нас природному стремлению к поиску, была мотивация искать новое — более глубокую и великую мудрость. Вначале люди передвигались на своих ногах, позже стали использовать лошадь и других животных. Приручив животных, люди жили с ними, помогая друг другу, передвигаться стало легче и горизонты мобильности расширились. Открытие колеса означало использование колесницы, и стало большим скачком в эволюции. Скорость и широта передвижений значительно возросли. Но еще до того как было изобретено колесо, люди могли с легкостью передвигаться в зимнее время. В древние времена не было автострад, а океан или река могли стать большим препятствием к передвижению, кроме того были густые леса и высокие горы. Тем не менее, люди обладали достаточной храбростью, чтобы преодолевать разные препятствия и перемещались не только с целью выживания. У них были и более романтические мотивы. Были духовные лидеры те, кто воспринимал послания и откровения мудрости и затем сообщал людям, когда двигаться и в каком направлении. Существовала ясная организованность в совместных действиях и развитые способности воспринимать послания природы, неба, космоса, животных. Северные народы были пионерами мобильности, потому что в зимнее время замерзшие реки превращались в естественные дороги. Кочевникам было несвойственно накапливать вещи ради того, что бы пользоваться ими когда то в неопределенном будущем. Чем меньше ты имеешь, тем легче тебе перемещаться и помогать другим. Откуда взялись человеческие добродетели, благородные качества? Их обретали те, кто способен был отдать все и кто странствовал ради знаний, поскольку знания помогали выжить. Те, кто имел опыт широких странствий, владели богатейшей информацией, и потому в древности люди относились с большим почтением ко всем странникам, принимали их как истинных посланников и учителей. Природа, космос, погода, животные — все могло стать для них источником информации, необходимой для выживания. С этого, собственно говоря, и началось развитие человеческой духовности. Древние кочевые культуры и народы оставили для нас лишь одно археологическое свидетельство — курганы. Все курганы созданы кочевниками, они встречаются повсюду в степной зоне Евразии, от Украинского Причерноморья, и до Кореи и даже Японии: на Кавказе, в Калмыкии, Казахстане на Тянь-Шане, Памире, Алтае, в Монголии, Сибири, Северном Китае. До настоящего времени специалисты не могут объяснить, почему курганы расположены на всем этом обширном пространстве и как это стало возможным в древние времена. Кочевники не создали империй, государств и правительств, но они имели одну идентичную духовную культуру. Может быть, они принадлежали к различным этническим группам, но у всех у них был один общий культурный код. Этот код заключался в уважении героев, отказавшихся от обладания и накопления, отдавших все и странствующих с посланием любви, мудро направляющих народ и объединяющих людей. В итоге, герой приводил людей к единству, объединял народы без всякого правительства и военной силы. Если вам доведется побывать на древних курганах, вы обнаружите, что курганы расположены в особых мистических энергетических зонах. Там, где земля и космос объединены, где Солнце и Луна и звездные галактики лучше всего проявляют свою энергию. Но курган это вовсе не символ, связанный со смертью. В кургане воплощена глубокая космология, представляющая бессмертие, единство человеческого духа, неба и земли в одной вечности.
Коган Л. С. Проблемы социально-экономического строя кочевых обществ в историко-экономической литературе (на примере дореволюционного Казахстана): М.2010.102
Крадин Н. Н.. Кочевничество в цивилизационном и формационном развитии. Цивилизации. Вып. 3. М.: 1998.78
Крадин Н. Н. Трансформация политической системы от вождества к государству: монгольский пример, 1180(?)-1206 // Альтернативные пути к ранней государственности Отв. ред. Н. Н. Крадин и В. А. Лыиша. Владивосток/1999 188–198.
Кычанов Е. И. 1997. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров . М.: Вост. лит-ра.56
Масанов Н. Э. Кочевая цивилизация казахов (основы жизнедеятельности номадного общества ). Алматы: Социнвест; М.: 2008 Горизонт. 96
Перший А. И. Некоторые особенности классообразовання и раннеклассовых отношений у кочевников-скотоводов // Становление классов и государства Отв. ред. А. И. Першиц. М.: 1996/ 280–313.
Толыбеков С. Е. Кочевое общество казахов в XVII — начале XX века. Политико-экономический анализ . Алма-Ата: Наука.1997.73–75.
Основные термины (генерируются автоматически): кочевник, народ, время, географическая среда, доисторическая эпоха, духовность кочевников, занятие скотоводством, зимнее время, кочевой образ жизни, сельское хозяйство.
НЕОНОМАДЫ - Великая Степь. ДУХ ЕДИНЕНИЯ. запись закреплена
Уникальная роль кочевников в процессе развития человеческой духовности и цивилизации
Читайте также: