Изложение на тему русский акцент евгений водолазкин
Обновлено: 05.07.2024
Остаётся ли язык неизменным? Что влияет на его обновление? Ответы на эти и многие другие вопросы ищет в своём тексте Евгений Германович Водолазкин.
Таким образом, примеры из текста стали убедительным доказательством того, что язык претерпевает существенные изменения, связанные, в первую очередь, нравственным состоянием общества.
Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
Русский акцент
Юрий изучал вроде бы немецкий в школе, но по прибытии в Мюнхен знания его не подтвердились. По шестибалльной системе уровень знаний Юрия оценили как нулевой, что было ему как-то даже и обидно. С другой стороны, по результатам теста Юрия отправили на полугодовые курсы, а это автоматически продлевало его пребывание в Мюнхене. Продлению Юрий был рад, поскольку с возвращением в Челябинск не торопился.
Занятия оканчивались около восьми вечера. Часть группы шла к ближайшему метро, а часть – в том числе и Юрий – уезжала домой на велосипедах. Посчитав количество предполагаемых поездок, он в первые же дни решил, что дешевле будет купить подержанный велосипед. Дешевле и полезнее для здоровья. К тому же велосипедный путь Юрия домой частично совпадал с путем Марты.
В глазах Марты не было ничего, кроме удивления.
Стоял конец октября, и когда они выходили на улицу, было уже темно. В мигающем свете рекламы они отмыкали замки своих велосипедов. Включали велосипедные фонари: Марта – новенький галогеновый, Юрий – старый, работающий на электрогенераторе. Прислоняя колесико генератора к шине, Юрий думал о том, что его мышечная сила, в отличие от батареек Марты, ничего не стоит. При небольшой стипендии, которая ему была назначена, это имело значение.
На широких велосипедных дорожках – например, на Королевской площади – они ехали рядом. На узких дорожках, какие обычно бывают на улицах, Юрий выезжал вперед. Все, что они проезжали, было очень не похоже на Челябинск. Время от времени Марта предлагала остановиться и проводила короткие экскурсии. Она говорила медленно, как на занятиях, но все равно Юрий многого не понимал.
Однажды на площади Каролины Марта показала ему обелиск памяти баварцев, погибших в 1812 году в составе войск Наполеона. Несмотря на то что баварцы сражались в России, надпись на обелиске сообщала, что погибли они за независимость своей родины. Юрия надпись озадачила, но он ничего не сказал. Возможно, в воспроизведении Марты он в очередной раз чего-то не разобрал. Не исключено, наконец, что это была широко понятая независимость.
На досуге Юрий размышлял о том, что и в самом деле не знает, зачем разбирают и собирают автомат на время. Как много, удивлялся он, вещей необъяснимых, но ставших частью русского бытия, – что, собственно, и отличает нас от них. Марта же удивлялась тому, как иррационально устроена русская жизнь. Вот рядом с ней едет симпатичный парень, который, живя в России, зачем-то разбирал и собирал автомат, а оказавшись в Мюнхене, так же необъяснимо стремится в неосвещаемый парк. Такого рода вещи, думалось Марте, будут всегда стоять между нами. Это как то, что она блондинка, а он шатен, – это не вытравляется, потому что сидит на генетическом уровне.
Немецкую лексику Юрий впитывал как губка, и его возможности воспринимать и выражать действительность по-немецки росли не по дням, а по часам. Теперь Марта рассказывала ему не только о Мюнхене, но и о своих летних поездках с родителями. О том, как лежала в Сорренто на черном вулканическом песке, о катании на лыжах под Инсбруком и о посещении Диснейленда под Парижем. Описывала, как всем классом собирали деньги на немецкие книги для детей Зимбабве, как, купив книги, распределили их по десяти посылкам, причем в каждую посылку вложили еще по несколько плиток шоколада. Дети Зимбабве (печальная трель велосипедного звонка) им так и не ответили.
Стремительное продвижение Юрия в изучении языка произвело на Марту самое глубокое впечатление. Такой ученик требовал, безусловно, особого внимания, и оно (это отметила вся группа) было проявлено. Все чаще Марта подходила к столу Юрия, предлагая ему ответить на вопрос, вызывавший затруднения у всех остальных. Иногда ставила ногу на перекладину его стула, и ее колено оказывалось у самого лица Юрия. Отвечал он всегда правильно.
Когда свернули в парк, Юрий поехал впереди. Он знал здесь каждую тропинку и показывал дорогу. Марта тоже неплохо знала парк, но знала его дневным, а ночью он казался ей незнакомым и пугающим. Это был ненастоящий и приятный страх, потому что впереди, в метре от нее, краснел задний огонек велосипеда Юрия. Этот огонек вел Марту за собой.
Марта едва не налетела на двух стоявших на дороге людей. В первый момент она их не заметила. Резко тормозя, почувствовала, как заднего крыла ее велосипеда коснулся велосипед Юрия. Стоявшие уступать дорогу не собирались. Когда один из них взял с багажника сумку Марты, стало понятно, что это грабеж.
В руках второго блестел нож, но держал он его как-то неубедительно. У Марты даже мелькнуло в голове, что настоящий грабитель должен держать нож по-другому.
Автор: Николая Галкина / ТАСС
Евгений Водолазкин
Автор: Мария Лащева Forbes Contributor
Обладатель многочисленных книжных премий и лауреат большинства литературных конкурсов, Евгений Водолазкин написал роман, в котором определяющей становится его форма. Написанная по строгим канонам средневекового летописного стиля, хроника таинственного Острова перемежается с воспоминаниями семейной пары, которая мистическим образом живет на земле вот уже три с половиной века. Перед читателем проносятся столетия, в смертельной схватке сходятся добро и зло, коварство и преданность, ненависть и любовь. А нестареющие Порфирий и Ксения — двое праведников на грешной земле — задумчиво наблюдают за тем, как меняются времена, а люди все так же упорствуют в своих заблуждениях.
Современная история по сути своей — это не одна общая история. Если в Средневековье был универсальный взгляд на события — что в Византии или на Руси, что в Риме или на юге Германии, — то сейчас все иначе. Сейчас что ни история — то особый взгляд, который радикально отличается от истории соседей, как будто это происходило на двух разных планетах. Сейчас нет одного исторического потока, который был в христианском мире Средневековья. Исторический поток сейчас разделился на множество небольших рек, которые текут параллельно и часто не пересекаются. Это особенно очевидно сейчас, когда каждое из государств бывшего СССР имеет свою историю, да такую, что создается впечатление, что от Адама они так и существовали обособленно, никак не переплетаясь с общей историей. И я хотел напомнить о том, что был другой взгляд на историю, более емкий, более обобщенный. Понимаете, тогда это был взгляд сверху, а сейчас — взгляд сбоку.
Я не призываю переходить на средневековый стиль фиксации событий — там была масса своих проблем, но внести этический акцент, который был явно ощутим в истории русского и западного Средневековья, это понимание истории как борьбы добра со злом — его сейчас очень не хватает.
— При этом добро и зло в высшем, божественном понимании, а не человеческом, сиюминутном?
— Совершенно верно. Это иной взгляд, иная плоскость видения. Эти два подхода — современный и средневековый — так же трудно сравнивать, как горячее с зеленым.
— В романе возвышенный язык, которым пишется хроника Острова, периодически сменяется живым современным языком.
— У меня два речевых потока — это хроника, написанная в средневековом стиле, и второй — это современные записки весьма странных персонажей. Я позволил себе каприз — героев, которым по 347 лет. Моя героиня, шутя, говорит, что первые лет 150 она стеснялась своего возраста, а потом перестала. Но на самом деле идея очень серьезная. Эта пара, которую я очень люблю, воплощает в себе непреходящие ценности. Народы очень меняются в ходе своего развития. Это происходит с невероятной скоростью, даже трудно поверить, что такое возможно. Но наряду с переменными в этом процессе есть и постоянные, константные величины — это идея нравственности, идея любви к ближнему. Эти понятия и должна олицетворять эта трогательная пара.
— В этих двух людях вы запечатлели несколько поколений людей?
Парфений и Ксения развиваются вместе со временем, вместе с тем, у них есть и память о том, что было. Эта пара, как и народ в целом, состоит из двух значимых стихий: первое — это стихия нового, того, что приходит, второе — стихия прежнего. Культура, цивилизация, быт — на всех уровнях существует взаимодействие старого и нового. Это идея рода, который аккумулирует в себе старое и принимает при этом новое. Моих героев я сделал тем общим, что скрепляет род. В романе род у меня — не смена поколений, а одни люди, которые живут долго. В них я пытался выпукло показать некоторый континуум, преемственность в рамках одной группы людей.
Если византийская история основана на смене царствований, то русская история основана на следовании друг за другом лет, и эту последовательность нельзя ни в коем случае нарушать. Поэтому в византийской истории упоминаются даже те императоры, которые правили 1-2 дня, а в русской истории не пропускают даже те годы, в которые ничего не происходило.
— Средневековый мир представляется современному человеку чуждым, нелогичным, жестоким, но в ваших книгах он другой — понятный и справедливый.
— Что труднее всего понять современному человеку в мире средневековом?
— Во-первых, сейчас трудно себе представить, чтобы в центре мира стоял Бог. А во-вторых, в Средневековье существовало особое восприятие времени. Взгляд средневекового человека был устремлен в небеса и предполагал, что время переходит в вечность. Сейчас вечностного ощущения нет, поэтому ко времени у нас относятся гораздо более внимательно, мы считаем и планируем наше время до минуты. А в Средневековье, по крайней мере раннем, даже не было часов.
— Это вечностное ощущение связано с верой в вечную жизнь?
— Это прямая связь, потому что вечностное измерение существует только для того, кто верит, что он будет жить вечно. И что время, простите за тавтологию, оно временно. Когда-то не было времени, и впоследствии его опять не будет. Собственно, на этом строилось мировоззрение средневекового человека. И смерть он рассматривал как рождение для вечности.
Это важно, ведь по большому счету у нас кроме истории нет ничего. История — память человечества. Когда люди лишаются памяти, они лишаются опыта. А именно опыт формирует человека. Представьте себе того, кто потерял память: бывают такие трагические случаи, когда после травмы у человека отшибает память. И главная беда в том, что человек не имеет никакого багажа больше. А опыт — это когда ты 10 раз набил шишку на одном и том же месте, но в 11-й раз понимаешь, что здесь надо наклонять голову. А вот у человека, который потерял память, этого больше нет, и он будет ударяться головой об одну и ту же балку столько раз, сколько пройдет мимо нее. Так и с народом. Потому что история — память народа. Летопись, как сказала одна моя студентка, — это дневник народа. Мне это кажется очень хорошим определением.
— Любопытен спор средневекового Парфения и современного Филиппа о том, насколько наивными были представления людей 300 лет назад.
- Для учеников 1-11 классов и дошкольников
- Бесплатные сертификаты учителям и участникам
(26)Одной из составляющих процесса индивидуализации стал культ успеха.
*Евгений Германович Водолазкин (род. в 1964 г.) — российский писатель и литературовед, доктор филологических наук.
Прочитав этот текст, понимаешь, как важно сохранить язык предков, наш язык в его нравственной чистоте. Нельзя позволять его искажение в угоду кучке людей без морали, совести, без любви к родной речи.
Читайте также: