Изер процесс чтения феноменологический подход кратко

Обновлено: 04.07.2024

успехи = самооценка/притязания

Феноменологический подход к поведению (гуманистическая психология), в котором теория Я-концепции стала связующим интегративным принципом, интерпретирует повеление на языке феноменального поля субъекта как субъективно воспринимаемой и осознаваемой реальности индивида (К. Левин), а не на языке аналитических категорий, конструируемых внешним наблюдателем. В целом теория Я-концепции, разработанная в рамках феноменологического подхода, сводится к следующим положениям:

· Поведение есть продукт восприятий индивида, которые по своей природе феноменологичны: психологическая реальность индивида — это не объективная реальность как таковая, а продукт его субъективных восприятий в момент поведения.

· Центральной, интегрирующей точкой феноменального поля является Я-концепция, вокруг которой организуются все субъективные восприятия индивида.

· Я-концепция является одновременно и продуктом восприятий, и совокупностью представлений, в которой содержатся ценности, привнесенные из социокультурной среды.

· С формированием Я-концепции поведение в целом начинает регулироваться ею.

· Я-концепция относительно согласованна во времени и ситуативных контекстах, в этом состоит ее прогностическая ценность.

· Потребность в положительном отношении к себе от других людей возникает параллельно с формированием Я-концепции. Потребность в положительном отношении к себе самому (потребность в положительной самооценке) возникает через усвоение опыта положительной оценки себя другими людьми.

· Для снятия расхождений между данными текущего жизненного опыта и Я-концепцией используются различные защитные стратегии.

· Существует одно главное мотиванионное побуждение человека - потребность в самоактуализации, в поддержании и повышении ценности своей Я-концепции.

успехи = самооценка/притязания

· С формированием Я-концепции поведение в целом начинает регулироваться ею.

Статья Чтение как эстетическое восприятие – Констанцская школа

Любое произведение воспринимается каждым отдельно взятым читателем немного по-разному. Очевидно, не правда ли? Сколько людей – столько вариантов прочтения, и спорить о них мы можем бесконечно. Однако в теории и истории литературы читатель и его восприятие далеко не всегда были объектами исследования. Творческий процесс, состояние писателя, его мысли и методы отражались на протяжении истории в различных поэтиках и манифестах, а оттуда перебрались и в филологию.

Учёные заменяли точку зрения читателей своей собственной, и уже на её основе делали выводы. Даже герменевтика, наука о толковании текстов, изучала восприятие только для того, чтобы можно было добраться до заложенного в произведении смысла. Впрочем, именно герменевты, особенно М. Хайдеггер и Х.-Г. Гадамер, подтолкнули литературоведов к смене точки зрения.

У конкретной группы читателей (например, жителей одной страны) в тот или иной отрезок времени существуют довольно чёткие представления о том, как должны выглядеть произведения отдельных жанров и литература в целом. Это и есть горизонт ожидания.

Вид на город Констанц с Боденского озера

Феноменология

— направление в философии, изучающее проблемы познания. Феноменология исходит из того, что существует только непосредственный опыт познания вещей, и именно на нём нужно сосредоточить внимание. Одно из частных применений феноменологического метода – описание того, как читатель воспринимает литературное произведение, этим воспользовался в своих трудах В. Изер.

Обман ожиданий вызывает интересный эффект: появляются пробелы в мысли, её течение прерывается, а читателю приходится самому их заполнять. Именно в этом достраивании Изер видит эстетическую ценность произведения.

Герменевтика

— наука и раздел философии об интерпретации и понимании текстов. Изначально герменевтика развивалась как метод толкования священных книг – именно это позволяет некоторым исследователям включать её в список филологических дисциплин. Философскую герменевтику развивали в XIX-XX вв. Ф Шлейермахер, В. Дильтей, М. Хайдеггер, Х.-Г. Гадамер и П. Рикёр. Связь интерпретации и понимания описывалась ими с помощью герменевтического круга. Методы и положения философской герменевтики легли в основу рецептивной эстетики.

Но что делать с произведениями таких писателей, как Джейн Остин, которые принципиально уделяют внешности персонажей крайне мало внимания? Получается, что смысл текста будет меняться в зависимости от того, кто его воспринимает?

Книга "Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход. Учебное пособие"

Читать

Помогите нам сделать Литлайф лучше

Вольфганг Изер в Москве: Материалы круглого стола и ответ В. Изера С. Фишу // Вестник Московского университета. – Серия 9: Филология. – М.: Изд-во МГУ, 1999. – № 5.

Изер В. Рецептивная эстетика. Герменевтика и переводимость // Академические тетради. Вып. 6. – М., 1999.

Изер В. Изменение функций литературы. Процесс чтения: феноменологический подход // Современная литературная теория: антология. – М., 2004.

Iser W. Der implizite Leser. Kommunikationsformen des Romans von Bunyan bis Beckett. – Munchen, 1972.

Iser W. Der Akt des Lesens. Theorie asthetischer Wirkung. 4 Autlage. – Munchen, 1994.

Г. Граб (Н. Grab, 1903–1949) – талантливый прозаик младшего поколения пражских немецкоязычных писателей, автор психологической прозы, в которой различимы традиции М. Пруста и Ф. Кафки.

Теория: проблемы и размышления

ПРОБЛЕМА ФЕНОМЕНОЛОГИИ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Сновидение является своей собственной интерпретацией.

Происходящее кажется мне чрезвычайно значимым. В терминах исторической саморефлексии — которой теоретической мысли столь часто недоставало — это возвращение можно счесть еще одним признаком того, что радикализм, характерный для теоретической мысли 70-х и 80-х (а в России и 90-х), в значительной степени преодолен, и ему на смену приходит стремление выработать такие теоретические построения, которые могли бы помочь осмыслить многомерность и неоднозначность объектов литературного анализа.

Подобное расхождение между эмпирическим автором и автором литературного произведения обычно подчеркивалось в исследованиях, связанных с лакановской психологией[8]. В качестве простейшего примера можно привести проблему желания, являющегося объектом частичного подавления и вытеснения в мире человеческого существования с его физическими и социальными ограничениями, но свободного от части этих ограничений на пространстве литературного письма. С другой стороны, условности литературных жанров и норм часто препятствуют свободному выражению многих содержаний эмпирического сознания — таких как гнев, стремление к насилию или жажда наживы.

Это, во-первых, указание на факт, что у многих текстов автор либо множественен, либо неизвестен — либо же эти тексты вобрали в себя столь значительное количество более раннего или фольклорного материала, что разговор о психологически едином авторе представляется крайне проблематичным. Во-вторых, как уже говорилось, еще более значимым является тот факт, что для большинства канонических текстов намерения авторов могут быть реконструированы только через сами тексты — что создает круг анализа, порочный с логической точки зрения, — а также понимание того, что авторские намерения могут меняться в процессе написания текста или получать в нем лишь частичное выражение. Важно и то, что фрейдистские бессознательные силы и мотивировки активно участвуют в процессе литературного письма — как, впрочем, и в любой другой человеческой деятельности, — ограничивая власть сознательных намерений. Наконец, на социальном уровне сами понятия авторской воли и намерений приобретают ярко выраженную идеологическую функцию и используются для исключения нежелательных значений текста.

Достаточно очевидно, что все эти аналитические подходы уже невозможно обвинить в субъективизме. Даже если сами восприятия текста и субъективны, во всех этих случаях объектом изучения являются не они, а те структуры и конфигурации текстуальных элементов — в их отношении к человеческому сознанию, — которые создают эти восприятия. Поэтому возражения, которые можно высказать против этого подхода, связаны не с его ложностью или субъективностью, но скорее с его крайней односторонностью. Сколь бы важными для читательского восприятия и понимания текстов ни были лакуны в сюжете, неполнота описаний или факт постепенности создания смыслов, их изучение — даже самое детальное и тщательное — не способно приблизить к пониманию смысла в его цельности, как и природы поэтической гармонии. Иначе говоря, если феноменология авторского сознания оказалась направлением ложным, все имеющиеся на сегодняшний день типы феноменологии читательского восприятия являются, так сказать, непротиворечиво дополнительными к более традиционному текстуальному анализу. Разумеется, этот факт не умаляет их важности; и все же подобное представление о феноменологии как о вторичном приложении к текстуальной герменевтике достаточно далеко от изначальной гуссерлевской программы.