И в киреевский обозрение современного состояния литературы кратко

Обновлено: 02.07.2024

И в текстологическом отношении рецензируемое издание выгодно отличается от предыдущих. Все помещенные в нем тексты сверены с первыми публикациями, благодаря чему устранены пропуски и искажения, допущенные в собраниях А. Кошелева и М. Гершензона.

В рамках задач издания составитель и издательство, как нам кажется, сделали все возможное, чтобы дать читателю самое существенное из наследия Киреевского.

На этом пути вырабатывается своеобразный литературно-критический метод Киреевского, явившийся, как справедливо считает Ю. Манн, существенным моментом в развитии русской критики.

Говоря об этой книге и о самом Киреевском, мы не раз ссылались на вступительную статью Ю. Манна. Она вместе с обстоятельным библиографическим и реальным комментарием составляет важную и весомую часть издания. Без нее было бы затрудненным, а местами просто невозможным полноценное понимание Киреевского, сложного и по идеям_, и по их изложению. Научный аппарат издания, во-первых, содержит в себе богатый фактический материал о личности, деятельности и эпохе Киреевского. Во-вторых, вступительная статья – несомненно, новая ступень в изучении его эстетики и философии.

Киреевскому было посвящено около двух десятков специальных работ дореволюционных исследователей. В нашей науке Киреевский, как правило, рассматривался в одном ряду с другими деятелями славянофильства. Но, принадлежа к их кругу, Киреевский в то же время весьма отличен от них и по духовной биографии, и по системе воззрений, и по роли в русской «образованности «.

Недостатки, в которых можно упрекнуть рецензируемое издание, незначительны.

Но это – лишь мелкие погрешности в основательном и весьма нужном издании.

Что такое народ, если не совокупность убеждений, более или менее развитых в его нравах, в его обычаях, в его языке, в его понятиях сердечных и умственных, в его религиозных, общественных и личных отношениях, — одним словом, во всей полноте его жизни? К тому же мысль вместо начал нашей образованности ввести у нас начала образованности европейской уже и потому уничтожает сама себя, что в конечном развитии просвещения европейского нет начала господствующего. Одно противоречит другому, взаимно уничтожаясь. Если остается еще в западной жизни несколько живых истин, более или менее еще уцелевших среди всеобщего разрушения всех особенных убеждений, то эти истины не европейские, ибо в противоречии со всеми результатами европейской образованности, — это сохранившиеся остатки христианских начал, которые, следовательно, принадлежат не Западу, но более нам, принявшим христианство в его чистейшем виде, хотя, может быть, существования этих начал и не предполагают в нашей образованности безусловные ^поклонники Запада, не знающие смысла нашего просвещения и смешивающие в нем существенное с случайным, собственное, необходимое с посторонними искажениями чужих влияний: татарских, польских, немецких и т. п.

Но кроме всех других несообразностей этого направления оно имеет еще и ту темную сторону, что, безусловно отвергая все европейское, тем самым отрезывает нас от всякого участия в общем деле умственного бытия человека, ибо нельзя же забывать, что просвещение европейское наследовало все результаты образованности греко-римского мира, который в свою очередь принял в себя все плоды умственной жизни всего человеческого рода. Оторванное, таким образом, от общей жизни человечества, начало нашей образованности, вместо того чтобы быть началом просвещения живого, истинного, полного, необходимо сделается началом односторонним и, следовательно, утратит все свое общечеловеческое значение.

Направление к народности истинно у нас как высшая ступень образованности, а не как душный провинциализм. Потому, руководствуясь этою мыслию, можно смотреть на просвещение европейское как на неполное, одностороннее, не проникнутое истинным смыслом и потому ложное; но отрицать его как [будто] бы не существующее — значит стеснять собственное. Если европейское в самом деле ложное, если действительно противоречит началу истинной образованности, то начало это как истинное должно не оставлять этого противоречия в уме человека, а, напротив, принять его в себя, оценить, поставить в свои границы и, подчинив таким образом собственному превосходству, сообщить ему свой истинный смысл. Предполагаемая ложность этого просвещения нисколько не противоречит возможности его подчинения истине. Ибо все ложное в основании своем есть истинное, только поставленное на чужое место: существенно ложного нет, как нет существенности во лжи.

Таким образом, оба противоположные взгляда на отношения коренной образованности нашей к просвещению европейскому, оба эти крайние мнения являются равно неосновательными. Но надобно признаться, что в этой крайности развития, в какой мы представили их здесь, не существуют они в действительности. Правда, мы беспрестанно встречаем людей, которые в образе мыслей своих уклоняются более или менее на ту или другую сторону, но односторонность свою они не развивают до последних результатов. Напротив, потому только и могут они оставаться в своей односторонности, что не доводят ее до первых выводов, где вопрос делается ясным, ибо из области безотчетных пристрастий переходит в сферу разумного сознания, где противоречие уничтожается собственным своим выражением. Оттого мы думаем, что все споры о превосходстве Запада или России, о достоинстве истории европейской или нашей и тому подобные рассуждения принадлежат к числу самых бесполезных, самых пустых вопросов, какие только может придумать празднолюбие мыслящего человека.

И что, в самом деле, за польза нам отвергать или порочить то, что было или есть доброго в жизни Запада? Не есть ли оно, напротив, выражение нашего же начала, если наше начало истинное? Вследствие его господства над нами все прекрасное, благородное, христианское по необходимости нам свое, хотя бы оно было европейское, хотя бы африканское. Голос истины не слабеет, но усиливается своим созвучием со всем, что является истинного где бы то ни было.

Две образованности, два раскрытия умственных сил в человеке и народах представляют нам беспристрастное умозрение, история всех веков и даже ежедневный опыт. Одна образованность есть внутреннее устроение духа силою извещающейся в нем истины; другая — формальное развитие разума и внешних познаний. Первая зависит от того начала, которому покоряется человек, и может сообщаться непосредственно; вторая есть плод медленной и трудной работы. Первая дает смысл и значение второй, но вторая дает ей содержание и полноту. Для первой нет изменяющегося развития, есть только прямое признание, сохранение и распространение в подчиненных сферах человеческого духа; вторая, быв плодом вековых, постепенных усилий, опытов, неудач, успехов, наблюдений, изобретений и всей преемственно богатящейся умственной собственности человеческого рода, не может быть создана мгновенно, ни отгадана самым гениальным вдохновением, но должна слагаться мало-помалу из совокупных усилий всех частных разумений. Впрочем, очевидно, что первая только имеет существенное значение для жизни, влагая в нее тот или другой смысл, ибо из ее источника истекают коренные убеждения человека и народов; она определяет порядок их внутреннего и направление внешнего бытия, характер их частных, семейных и общественных отношений, является начальною пружиною их мышления, господствующим звуком их душевных движений, краскою языка, причиною сознательных предпочтений и бессознательных пристрастий, основою нравов и обычаев, смыслом их истории.

Покоряясь направлению этой высшей образованности и дополняя ее своим содержанием, вторая образованность устрояет развитие наружной стороны мысли и внешних улучшений жизни, сама не заключая в себе никакой понудительной силы к тому или к другому направлению. Ибо по сущности своей и в отделенности от посторонних влияний она есть нечто среднее между добром и злом, между силою возвышения и силою искажения человека, как всякое внешнее сведение, как собрание опытов, как беспристрастное наблюдение природы, как развитие художественной техники, как и сам познающий разум, когда он действует оторванно от других способностей человека и развивается самодвижно, не увлекаясь низкими страстями, не озаряясь высшими помыслами, но передавая беззвучно одно отвлеченное знание, могущее быть одинаково употреблено на пользу и на вред, на служение правде или на подкрепление лжи.

Мнение о неподвижности человеческого рода должно было уступить в общем признании мнению о необходимом развитии человека, ибо последнее было следствием другого заблуждения, принадлежащего исключительно рациональному направлению последних веков. Заблуждение это заключается в предположении, будто то живое разумение духа, то внутреннее устроение человека, которое есть источник его путеводных мыслей, сильных дел, безоглядных стремлений, задушевной поэзии, крепкой жизни и высшего зрения ума, будто оно может составляться искусственно, так сказать, механически, из одного развития логических формул. Это мнение долго было господствующим, покуда наконец в наше время начало разрушаться успехами высшего мышления. Ибо логический разум, отрезанный от других источников познавания и не испытавший еще до конца меры своего могущества, хотя и обещает сначала человеку создать ему внутренний образ мыслей, сообщить неформальное, живое воззрение на мир и самого себя, но, развившись до последних границ своего объема, он сам сознает неполноту своего отрицательного ведения и уже вследствие собственного вывода требует себе иного, высшего начала, недостижимого его отвлеченному механизму.

Таково теперь состояние европейского мышления, состояние, ко_: торое определяет отношение европейского просвещения к коренным началам нашей образованности. Ибо если прежний, исключительно рациональный характер Запада мог действовать разрушительно на наш быт и ум, то теперь, напротив того, новые требования европейского ума и наши коренные убеждения имеют одинакий смысл. И если справедливо, что основное начало нашей православно-словенской образованности есть истинное (что, впрочем, доказывать здесь я почитаю ни нужным, ни уместным), — если справедливо, говорю я, что это верховное, живое начало нашего просвещения есть истинное, то очевидно, что как оно некогда было источником нашей древней образованности, так теперь должно служить необходимым дополнением образованности европейской, отделяя ее от ее особенных направлений, очищая от характера исключительной рациональности и проницая новым смыслом; между тем как образованность европейская, — как зрелый плод всечеловеческого развития, оторванный от старого дерева, должна служить питанием для новой жизни, явиться новым возбудительным средством к развитию нашей умственной деятельности.

Поэтому любовь к образованности европейской, равно как любовь к нашей, обе совпадают в последней точке своего развития в одну любовь, в одно стремление к живому, полному, всечеловеческому и истинно христианскому просвещению.

Напротив того, в недоразвитом состоянии своем являются они обе ложными, ибо одна не умеет принять чужого, не изменив своему; другая в тесных объятиях своих задушает то, что хочет сберечь. Одна ограниченность происходит от запоздалости мышления и от незнания глубины учения, лежащего основанием нашей образованности; другая, сознавая недостатки первой, слишком запальчиво спешит стать к ней в прямое противоречие. Но при всей их односторонности нельзя не сознаться, что в основании обеих могут лежать одинаково благородные побуждения, одинакая сила любви к просвещению и даже к отечеству, несмотря на наружную противоположность.

сочинение Ф. Глинки 8

Прежде распространения у нас образованности западной, основывающейся преимущественно на рационализме науки, все просвещение России, весь образ мыслей всех классов общества проистекал из одного общего источника: из прямого и непосредственного учения нашей церкви.

Монастыри наши, раскинутые частою сеткою по всей земле русской, наполненные выходцами из всех классов народа, находились в таком же отношении к умственному просвещению всей земли, в каком находятся университеты европейские к народам западным: они составляли центр и определяли характер народного мышления.

Между тем, с тех пор как наука Запада сделалась еще другим источником нашего мышления, понятия высшего класса, проистекая из него, отделились от понятий народных если не внутренним разногласием, то по крайней мере недостатком внешнего соглашения. Монастырь перестал быть центральным вместилищем всех концов общества и живым средоточием всех его умственных движений.

. Неизбежная необходимость времени требует уже и от простого народа принятия новой образованности. Грамотность гражданская становится почти всеобщею; но, делая простолюдина способнее к приобретению новых сведений, она вместе с тем удаляет его от занятий языком церковно-славянским, в котором заключался единственный источник его внутренних убеждений. Что же будет, если, почерпая свои понятия из новой литературы гражданской, он найдет в ней одни книги легкого чтения, составленные из денежных выгод, забавляющие читателя странностью эффектов, старающиеся возбудить в нем страсти и понравиться ему расслаблением нравственных правил, или книги чтения тяжелого, составленные с целью учить народ тому, что он знает, не приноровленные к его уже готовым понятиям, объясняющие ему частные вопросы науки без отношения к его центральным убеждениям, даже не предполагая их существования и принимая внешнюю необразованность за детскую пустоту бессмыслия? Первые книги разорят его внутреннюю жизнь; вторые или не будут читаться, или не свяжутся с его первородным мышлением и, следственно, останутся бесполезными. Вообще чтение вместо цели назидания получит целью удовольствие.

Что же касается до причины разногласия новой образованности с нашею прежнею, то она заключается не в том, чтобы они в самом деле обе были непримиримы в началах своих, но в том, что до сих пор еще характер образованности европейской есть чисто рациональный, основанный не на признании высшей истины, но на совокупности личных мнений, на перевесе логики над всеми другими источниками познавания, между тем как в характере нашей образованности логическое развитие составляет только одну зависимую часть умственного убеждения. Эта особенность современной образованности Запада была причиною, почему в различных странах Европы распространение наук производило различные действия: в землях протестантских, распространяясь в народе, просвещение еще более проницало его единством одного основного начала; в землях католических, напротив того, оно было обыкновенно причиною раздвоения и неустройства.

Отношения нашего православного учения к развитию внешней науки столько же отличны от римско-схоластической нетерпимости, сколько и от противуположного ему подчинения веры под господство личного разума. Наша церковь никогда не выставляла никакой системы человеческой, никакого ученого богословия за основание своей истины и потому не запрещала свободное развитие мысли в других системах, не преследовала их, как опасных врагов, могущих поколебать ее основу. Не признавая, например, ни одной системы астрономии за безусловно истинную, за исключительно свою, она не имела нужды преследовать Галилея за то, что Земля обращается вокруг Солнца, не называла еретиками тех, кто признавал или не признавал Аристотеля.

С другой стороны, церковь наша никогда не подвергала верховных истин суду и власти личных мнений и потому никогда не изменяла своего учения.

Из этого очевидно, что и отношение нашей родной образованности к просвещению западному должно быть совершенно особенное. Но прежде чем отношение это придет в правильное устройство, прежде чем науки Запада переработаются в нашем смысле, что может сделать писатель для народа? Передавать ему частные открытия наук? Но этого недостаточно, чтобы установить его внутренний образ мыслей и оградить его от разрушительных влияний. Увещевать? Но для этого нужно прежде убедить. Что же остается ему делать?

Мы думаем, что деятельность его только тогда принесет настоящие плоды, когда высшим развитием просвещения сама наука станет в гармонию с нашею жизнию.

При своем тогдашнем взгляде на отношение русского просвещения к европейскому И. В. Киреевский не мог, конечно, оставить без возражения известных рассуждений Чацкого о любви к иностранному: по мнению критика, «нам нечего бояться утратить свою национальность, но до сих пор национальность наша была национальность необразованная, грубая, китайски неподвижная: просветить ее, возвысить, дать ей жизнь… Читать ещё >

Литературная критика И. В. Киреевского ( реферат , курсовая , диплом , контрольная )

Содержание

Какая свежесть, какая сила чувств! Какая верность в живых описаниях! Ни одно из произведений Пушкина не представляет столько недостатков и столько красот".

Говоря о впечатлении, произведенном постановкой комедии, И. В. Киреевский отмечает следующие черты произведения: известность в списках, сценическая слабость, представление карикатуры московского общества.

Остальные представители фамусовского общества, по мнению критика, не есть списание с натуры, а воплощение типичных черт. Не смея рассуждать о женщинах вслух, И. В. Киреевский не рассматривает подробно образ Софьи, а Лизе и вовсе отказывает в первообразности.

3. И. В. Киреевский о стихотворениях Языкова

Сожалея о том, что русская словесность мало известна на Западе, И. В. Киреевский отмечает, что иногда, однако, верную оценку произведений наших авторов дают именно иностранцы, что и произошло в случае с Языковым.

Отмечается тот факт, что интерес для немецкого критика составили именно те стихотворения Языкова, которые в России вызвали множество упреков: суждение о нравственности по наружному благочинию, по мнению И. В. Киреевского , не позволяет проникнуть в смысл поэзии.

«Есть мысли, которые всякий знает, но только в теории; чтобы понимать их в ежедневном применении, для этого кроме просвещения умственного нужна еще просвещенная жизнь, устроенная посреди просвещенного общества, где мысли из отвлеченного умозаключения обратились в неприметную привычку: до тех пор истина еще не пошлость.

Вот почему немецкий ученый, отличающийся самою щекотливою чопорностью, скорее поймет нравственность стихов Языкова, чем многие из самых снисходительных его русских читателей".

Верный путь к постижению сути поэзии Языкова лежит, как считает критик, в способности почувствовать передаваемую в поэзии атмосферу. Изображение различных сторон жизни, подчас противоположных и иерархически раскрывающих содержание понятий, позволяет говорить о заре новой эпохи поэзии, начатой в стихотворениях Языкова (мнение Киреевского). Собственно этот разгул на пиру жизни присутствует и в лирике А. С. Пушкина и облачен в гораздо более подходящую художественную форму (мнение наше).

4. Оценка И. В. Киреевским творчества Е.А.Баратынского

Говоря о поэзии Е. А. Баратынского , И. В. Киреевский отмечает следующие ее черты: утонченность наружной отделки всегда скрывает в стихах сердечную мысль, поэт охотно и глубоко высказывается в дружеских беседах; стихотворения Баратынского согреты теплотою чувства, проникнуты изяществом вкуса, умною, всегда уместною шуткою, дальновидностью тонких замечаний, поразительной оригинальностью мыслей и особенно поэзией внутренней жизни.

Данная статья являет пример отвлеченных рассуждений И. В. Киреевского об эстетической функции искусства. Поэзия Баратынского для критика — пример истинно самобытного художественного воспроизведения действительности.

5. Статьи-обозрения И.В.Киреевского

В первой статье раскрываются следующие положения:

в развитии русской литературы существует три эпохи: Карамзина, Жуковского, Пушкина;

с деятельностью Новикова связано зарождение общественного мнения в России;

отсутствие художественного изображения умственной жизни народа лишает Россию литературы;

Во второй статье интересны следующие моменты:

В России еще не сложилась подлинная литературная критика;

После длительного перерыва в третьей обзорной статье И. В. Киреевский излагает следующее:

значительность частных литературных явлений и хаос противоречащих мнений и воздушных теорий в общем объеме литературы, и в основании всего отсутствие общего или господствующего убеждения;

двойственность западной мысли объясняется, по мнению Киреевского, с одной стороны, сознанием неудовлетворительности прежних начал жизни, с другой, бессилием и невозможностью найти новое основание для жизни народной, иными словами, создать себе убеждение напряжением мышления;

начало жизни характеризуется стремлением к личной и самобытной разумности в мыслях и в жизни;

возникает стремление к религиозности вообще;

подражательность нашей литературы делает произведения ее интересными для других народов как показатель меры наших ученических успехов в изучении образцов;

у нас больше потребности мнений, нежели самих мнений;

основной показатель творчества писателя — народность.

Таким образом, в статьях-обозрениях И. В. Киреевского наблюдается постепенное нарастание преобладания философских рассуждений над литературно-критическим разбором. Отрицая существование русской литературы и критики, Киреевский указывает на путь их формирования — поиск самобытного начала, отражение народного взгляда.

6. И. В. Киреевский о произведениях западных авторов: Вильменя, Гете, Шеллинга

В критических статьях И. В. Киреевский касается произведений только немецких авторов, что обусловлено поиском в немецкой философии начал жизни, могущих стать благом для поиска таких начал в России.

Увлечение философией Шеллинга обусловило написание статьи по поводу его речи. Религия — идеальное отношение человека к богу. Необходимо отыскивать такое основание религии, которое независимо от знания. Это основание представляет собой идеальное и реальное отношение к богу. Религия естественная (мифология) и религия сверхъестественная (теория откровения) подразумевают бытословность, историчность. Поэтому философия истории раскрывает следующую цепь: религия оцепенения — освобождение в откровении — религия духовная. Такая теория распространяется и на философию искусства.

Таким образом, основные положительные стороны произведений западных авторов были активно переработаны в философской системе И. В. Киреевского : произведение должно выражать мысль на уровне формы и содержания, должно отвечать требованиям современности и выражать теорию откровения.

В трудах А. С. Хомякова , И. В. Киреевского , Ю. Ф. Самарина и К. С. Аксакова были сформулированы основные принципы славянофильства как идейного и общественно-политического течения, которые суть следующие: переоценка петровских реформ, поиск выхода из ситуации конфликта рационального и нравственного начал, необходимость выработки истинных начал, которые лежат в основе православия.

Славянофильские черты в литературной критике И. В. Киреевского проявились в поиске истинного начала в литературе; в оценке самобытности произведения, оригинальности идеи; в рассмотрении современного Киреевскому состояния литературы и критики, в определении их задач; в осмыслении понятия народности.

Основными особенностями, оказавшими влияние на формирование православного мировоззрения И. В. Киреевского стали: религиозное воспитание (мать, отец, Елагин, В.А. Жуковский); стремление романтизма к синтезу жизненных начал; переосмысление немецкой философии; влияние взглядов брата; личные, семейные переживания (беспокойство о здоровье близких, женитьба, смерть дочери); общение со старцами.

И.В. Киреевский считал, что Запад, его философия, его культура, его общественность и быт неизлечимо больны — неизлечимо в том смысле, что болезнь эту нельзя преодолеть, если жизнь Западной Европы по-прежнему будет основана на ее собственных, исконных принципах. Чтобы излечиться, надо эти принципы прожечь на огне других (русских, православных) принципов мышления и жизни, прокорректировать эти принципы другими, более истинными, более соответствующими тому, как представляет себе он принципы подлинно человеческой жизни.

Антонов К. М. Философское наследие И. В. Киреевского : антропологический аспект. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук — М., 1999. — 145с.

Бердяев Н. Русская идея — М.: Азбука-классика, 2008. — 320с.

Березкина С. В. Вокруг запрещения журнала «Европеец"// Временник пушкинской комиссии: Сб. науч. тр./ РАН. Истор.

филол. отд-ние. Пушкин. комис. — СПб.: Наука, 2004. — Вып. 29. -

Веневитинов Д. В. Ответ г. Полевому. ;

Гоголь Н. В. Несколько слов о Пушкине // Н. В. Гоголь Собрание соч., Т.

6. Избранные статьи и письма. — М.: Художественная литература, 1956, — с.33−40

Жигунова Г. В. Национальное самосознание русского народа в философии славянофильства// Вестник МГТУ, том 9, 2006. — № 1. — С.53−58

Зеньковский В. И. В. Киреевский , Ю. Ф. Самарин , К.С.Аксаков// В.Зеньковский. История русской философии. — М.: Академический Проект, 2001. — С. 205−234.

История политических и правовых учений / Под общ. ред. академика РАН, д. ю. н., проф. В. С. Нерсесянца . -

М.: Издательство НОРМА (Издательская группа НОРМА-ИНФРА • М), 2000. -352 с.

Каменский З. А. Философия славянофилов — М.: Издательство Русского Христианского гуманитарного института. Санкт-Петербург. 2003. — 536с [15, "https://referat.bookap.info"].

Киреевский И.В. В ответ Хомякову// И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С. 60−70.

М.: Искусство, 1979. — С. 476−481.

Киреевский И. В. Девятнадцатый век// И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С.20−48.

Киреевский И.В. Е.А.Баратынский// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 232−238.

Киреевский И. В. Несколько слов о слоге Вильменя// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 115−116.

Киреевский И. В. Нечто о характере поэзии Пушкина// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 43−55.

Киреевский И. В. Обзор русской литературы за 1831 год// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 101−114.

Киреевский И. В. Обозрение русской словесности за 1829 год// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 55−79.

Киреевский И. В. Обозрение современного состояния литературы// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 154−203.

Киреевский И.В. О стихотворениях Языкова// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 132−142.

Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России// И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С.75−86.

Киреевский И. В. Речь Шеллинга// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 238−248.

Князев Г. Иван Васильевич Киреевский// Половцев А. А. Русский биографический словарь. ;

Кулешов В. И. Славянофильская критика// В. И. Кулешов . История русской критики XVIII—XIX вв. еков. Учебное пособие. — М.: Просвещение, 1972. — С.

Лосский Н. О. История русской философии.— М.: Советский писатель, 1991. — 480 с.

Митрошенков А.О., Митрошенков О. А. Философия славянофилов в современной российской историографии. — М.: Весь мир, 2005. — 586с.

Манн Ю. Эстетическая эволюция И.В. Киреевского// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 3−42.

Надеждин Н. И. Сочинения . — СПб.: Наука, 2000. — 450с.

Писарев Д. И. Русский Дон-Кихот// Д. И. Писарев . Сочинения в четырех томах. Том 1. статьи и рецензии 1859−1862. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1955. -

Сандомирская В. Б. Прижизненная критика (1820−1837)// Пушкин: Итоги ипроблемы изучения. — Л.: Наука, 1966. — С. 13−32.

Смолич И. И.В. Киреевский// Путь, 1932. — № 33. — С. 52−66.

Цимбаев Н. И. Славянофильство . — М.: МГУ. 1986. — 270с.,

Чукаева Е. А. Антропологическая проблематика в культурологическом наследии славянофилов. Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук. — М.: МГУ культуры и искусств, 2004. — 140с.

Чукаева Е. А. Антропологическая проблематика в культурологическом наследии славянофилов. Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук. — М.: Московский Государственный Университет культуры и искусств, 2004. — С.

История политических и правовых учений / Под общ. ред. академика РАН, д. ю. н., проф. В. С. Нерсесянца . -

М.: Издательство НОРМА (Издательская группа НОРМА-ИНФРА • М), 2000. — С. 110.

История политических и правовых учений / Под общ. ред. академика РАН, д. ю. н., проф. В. С. Нерсесянца . -

М.: Издательство НОРМА (Издательская группа НОРМА-ИНФРА • М), 2000. — С. 111.

Кулешов В. И. Истории русской критики XVIII—XIX вв. еков. — М.: Просвещение, 1972. — С.89−92.

Митрошенков А.О., Митрошенков О. А. Философия славянофилов в современной историографии. — М.: Весь мир, 2005. — С. 64.

Князев Г. Иван Васильевич Киреевский// Половцев А. А. Русский биографический словарь. -

Смолич И. И.В.Киреевский// Путь. — № 33 — 1932. — С.57

Князев Г. Иван Васильевич Киреевский// Половцев А. А. Русский биографический словарь. -

Зеньковский В. И.В.Киреевский// В.Зеньковский. история русской философии. — М.: Академический Проект, 2001. — С.

Князев Г. Иван Васильевич Киреевский// Половцев А. А. Русский биографический словарь. — Князев Г.

Зеньковский В. И.В.Киреевский// В.Зеньковский. история русской философии. — М.: Академический Проект, 2001. — С.

Киреевский И. В. Девятнадцатый век// И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С. 24.

Киреевский И. В. Девятнадцатый век// И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С. 30.

Киреевский И.В. В ответ Хомякову// И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С. 62.

Киреевский И. В. Обозрение современного состояния литературы// И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С. 71.

Киреевский И. В. Обозрение современного состояния литературы// И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С. 73

Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России// И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С.

Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России // И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С.

Киреевский И.В. О необходимости возможности новых начал в философии// И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С. 95.

Киреевский И.В. О необходимости возможности новых начал в философии// И. В. Киреевский Избранные статьи. — М., 1984. — С. 97.

Смолич И. И.В.Киреевский// Путь. — № 33 — 1932. — С.

Каменский З.А. И.В.Киреевский// З. А. Каменский . философия славянофилов — М.: Издательство Русского Христианского гуманитарного института. Санкт-Петербург. 2003. — С.

Князев Г. Иван Васильевич Киреевский// Половцев А. А. Русский биографический словарь;

Князев Г. Иван Васильевич Киреевский// Половцев А. А. Русский биографический словарь. ;

филол. отд-ние. Пушкин. комис. — СПб.: Наука, 2004. — Вып.

Князев Г. Иван Васильевич Киреевский// Половцев А. А. Русский биографический словарь. ;

Сандомирская В. Б. Прижизненная критика (1820—1837) // Пушкин: Итоги и проблемы изучения. — М.; Л.: Наука, 1966. — С. 13—20.

Киреевский И. В. Нечто о характере поэзии Пушкина// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 46

Киреевский И. В. Нечто о характере поэзии Пушкина// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 54

Сандомирская В. Б. Прижизненная критика (1820—1837) // Пушкин: Итоги и проблемы изучения. — М.; Л.: Наука, 1966. — С.

М.: Искусство, 1979. — С. 478

М.: Искусство, 1979. — С. 478−479

Киреевский И.В. О стихотворениях Языкова// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 133

Там же, С. 135−136

Киреевский И.В. О стихотворениях Языкова// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 137

Киреевский И.В. Е.А.Баратынский// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С.236

Киреевский И. В. Обозрение русской словесности за 1829 год// И. В. Киреевский . Критика и эстетика. — М.: Искусство, 1979. — С. 76

Но если так, то приходится признать, что христианство, несмотря на весь первоначальный пафос Кавелина, отходит у него на второй план. И связано это с тем, что у Кавелина отсутствует всякое определение личностиили хотя бы пояснение этого непростого понятия. А потому его рассуждения убедительны лишь для поверхностного восприятия.

Попытаемся теперь подвести итоги этой лекции и наметить следующий шаг.

Подлинное значение спора между славянофилами и западниками заключается в том, что вэтом споре стала проступать (только проступать!) тесная связь между проблемой личности ипроблемой народности,начала проясняться (но еще отнюдь не прояснилась в должной мере) необходимостьуглубленного философского раскрытияэтих понятий. Наша самооценка, как и наша оценка западной цивилизации напрямую зависит от того, какую роль играет личность и народность (или национальность) и у нас, и на Западе, а поэтому вопрос, должны ли мы или не должны (и можем или не можем) идти вместе с Западом, является уже следующим, подчиненным вопросом.

Еще раз подчеркнем: ключевое значение здесь имеет проблема личности и народности в их глубоком различии и тесном единстве. Но прежде чем переходить к мыслителям, у которых действительно намечается решениеключевой проблемы русской национальной философии, мы должны устранить с нашего пути последний и самый цепкий миф — миф о В. С. Соловьеве как главном русском мыслителе XIX века и, более того, центральной фигуре русской философии в целом.

1. Блехер Л., Любарский Г. Главный русский спор: от западников и славянофилов до глобализма и Нового средневековья. — М: Академический проект, 2003. — 608 с.

2. Киреев А. А. Учение славянофилов. — М.: Институт русской цивилизации, 2012. — 640 с.

3. Ильин Н. П. И. В. Киреевский. От беспочвенности к существенности // Философская культура, № 1, январь-июнь 2005, с. 24–57; № 2, июль-декабрь 2005, с. 5–31; № 3, январь-июнь 2006, с. 13–54.

5. Хомяков А. С. Сочинения в двух томах. Т. 1. — М.: Московский философский фонд, 1994. — 590 с.

6. Кулешов В. И. Славянофилы и русская литература. — М.: Художественная литература, 1976.

7. Цимбаев Н. И. Славянофильство. Из истории русской общественно-политической мысли XIX века. — МГУ, 1986. — 274 с.

8. Сборник исторических и статистических сведений о России и народах ей единоверных и единоплеменных. Т. 1. — М.: 1845.

10. Киреевский И. В. Разум на пути к истине. — М.: Правило веры, 2002. — 662 с.

11. Хомяков А. С. Сочинения в двух томах. Т. 2. — М.: Московский философский фонд, 1994. — 478 с.

15. Самарин Ю. Ф. Избранные произведения. — М.: РОССПЭН, 1996. — 606 с.

16. Ильин Н. П. Формирование основных типов национальной идеологии от М. В. Ломоносова до Н. Я. Данилевского // Патриотизм и национализм как факторы российской истории (конец XVIII в. — 1991 г.). — М.: РОССПЭН, 2015. — С. 9–112.

17. Lemberg E. Geschichte des Nationalismus in Europa. — Stuttgart: Curt E. Schwab, 1950. — 319 S.

18. Аксаков И. С. Отчего так нелегко живется в России? — М.: РОССПЭН, 2002. — 1007 с.

19. Бартошек М. Римское право. — М.: Юридическая литература, 1989. — 448 с.

20. Алексей Степанович Хомяков. — М.: Русский мир, 2007. — 760 с.

1. Назовите ФИО и годы жизни двух наиболее видных славянофилов и двух западников.

2. В чем принято видеть суть спора славянофилов и западников?

3. Почему совершенно неверно приписывать славянофилам приверженность идее народности?

5. Какую идею можно считать центральной идеей славянофилов? С ответом не спешите.

6. Как относился А. С. Хомяков к представлению о личности отдельного человека? Чем можно объяснить, на Ваш взгляд, такое отношение?

9. Краткоизложите взгляд К. Д. Кавелина на генезис центральной идеи западной цивилизации.

12. Какая основная проблема русской мысли открывается при углубленном взгляде на учения славянофилов и западников?

13. Кто Вам ближе (на основании данной лекции и сведений, полученных из других источников) — славянофилы или западники? Ответ попытайтесь кратко обосновать.

Читайте также: