Хомяков об общественном воспитании в россии кратко

Обновлено: 05.07.2024

Христианизация школы

Для России возможна одна только задача: сделаться самым христианским из человеческих обществ. Эта цель ею сознана и высказана сначала; она высказывалась всегда, даже в самые дикие эпохи ее исторических смут. Задача, издревле нам определенная, не легка: историческая судьба налагает труд по мере почести. Путь нам должен был быть тяжелым. Легко размножение инфузорий и зоофитов: болезненно рождение человека. Но отрекаться от своей задачи мы не можем, потому что такое отречение не обошлось бы без наказания. Вздумали бы мы быть самым могучим, самым материально-сильным обществом!? Испробовано. Или самым богатым, или самым грамотным, или даже самым умственно-развитым обществом? Все равно: успеха бы не было ни в чем. Почему? Тут нет мистицизма, скажу я тем, которым, по некоторой слабости понимания, всюду мерещится мистицизм, – просто потому, что никакая низшая задача не получит всенародного сознания и не привлечет всенародного сочувствия, а без того успех невозможен. Нечего делать: России надобно быть или самым нравственным, т. е. самым христианским из всех человеческих обществ, или ничем, но ей легче вовсе не быть, чем быть ничем. Итак всяк да приложит свой частный труд к разрешению общей задачи. Братолюбия не забывайте.

Ю. П. Буданцев
Парадигма А. С. Хомякова

В. К. Егоров
А. С. Хомяков – русский европеец

В сущности (немного упрощая), все представления о правильном устроении общества исходят из двух основных воззрений: или представление об обществе как живом организме, развивающимся на основе богоустановленных "традиционных началах", или же общество развивается как случайно-самочинное скопище изолированных индивидуумов, объединённых лишь текущими и преходящими материальными интересами. Первое воззрение опирается на прочные и объективные основания, второе же насквозь субъективно и произвольно. Субъективно-протестантский взгляд на общественную жизнь лишает её прочных ориентиров и ценностей, и в конечном итоге обрекает общество на деградацию и вырождение.

"Из всего определения воспитания следует, что оно есть дело всего общества в обширном смысле слова и что оно, по-видимому, должно быть предоставлено самому обществу без всякого вмешательства правительственной власти, но такой вывод был бы несправедлив. Нет сомнения, что государство, признающее себя за простое или, лучше сказать, торговое скопление лиц и их естественных интересов, как, например, Северо-Американские Штаты, не имеет почти никакого права вмешиваться в дело воспитания, хотя и они не дозволили бы воспитательного заведения с явно безнравственною целью; но то, что в государстве, подобном Северной Америке, является только сомнительным правом, делается не только правом, но прямою обязанностью в государстве, которое, как земля Русская, признает в себе внутреннюю задачу проявления человеческого общества, основанного на законах высшей нравственности и христианской правды.
Такое государство обязано отстранить от воспитания все то, что противно его собственным основным началам. Такова разумная причина, из которой истекает необходимость прямого действия правительственного на общественное образование.
Впрочем, это действие, как я сказал, есть действие только отрицательное. Право на действие положительное по-видимому сомнительно, но и это сомнение исчезает при внимательном рассмотрении. Во всяком обществе кроме потребностей постоянных и общих могут явиться потребности временные, частные, на которые еще оно отвечать не умеет. Для удовлетворения этих потребностей могут быть нужны учебные заведения, исключительные и временно необходимые до той поры, когда само общество вполне поймет свои новые задачи и будет в состоянии свободно удовлетворять свои новые требования. Это право, бесспорно, должно быть допущено всяким государственным законодательством. Таким образом, положительное вмешательство правительства в дело общественного образования также законно, как и отрицательное его влияние, а все то, что составляет право правительства, составляет в то же время часть его обязанности. Итак, в число прямых обязанностей правительства, верно выражающего в себе законные требования общества, входят устранение всего, что противно внутренним и нравственным законам, лежащим в основе самого общества, и удовлетворение тех потребностей, которых само общество еще не может удовлетворить вполне."

Из этого определения воспитания следует, что оно есть дело всего общества в обширном смысле слова и что оно, по-видимому, должно быть предоставлено самому обществу без всякого вмешательства прави­тельственной власти; но такой вывод был бы несправедлив.

Государство обязано отстранять от воспитания все то, что противно его собственным основным началам. Такова разумная причина, из кото­рой истекает необходимость прямого действия правительственного на общественное образование.

Таким образом, положительное вмешательство правительства в дело об­щественного образования так же законно, как и отрицательное его влия­ние; а все то, что составляет право правительства, составляет в то же время часть его обязанности. Итак, в число прямых обязанностей правительства, верно выражающего в себе законные требования общества, входят устра­нение всего, что противно внутренним и нравственным законам, лежащим в основе самого общества, и удовлетворение тех потребностей, которых само общество еще не может удовлетворить вполне. Из этого положения следует, что правила общественного воспитания должны изменяться в каж­дом государстве с характером самого государства и в каждую эпоху с требо­ваниями эпохи. Итак, воспитание, чтобы быть русским, должно быть со­гласно с началами не богобоязненности вообще и не христианства вообще, но с началами православия, которое есть единственное истинное христи­анство, с началами жизни семейной и с требованиями сельской общины, поскольку она распространяет свое влияние на русские села.

Хомяков А. С. Полное собрание сочинений. — М., 1911.-Т. 1.-С. 347-370.

Школа и жизнь

Мы привыкли издавна противополагать жизнь школе и школу жизни. \ Мы привыкли видеть, что воспитание и учение идут сами по себе, а жизнь идет своим чередом, сама по себе. Мы привыкли думать, что тре­бования школы не сходятся с требованиями жизни. И чем менее образо­вано общество, тем более разъединены в его понятии школа и жизнь.

В таком или почти таком состоянии находимся мы теперь с нашими понятиями о воспитании. С одной стороны, школа начинает понимать, что она без жизни и вне жизни — нелепость, а жизнь видит, что она без школы не может ни одного шага сделать вперед, идти же назад ей запре­щено предвечным законом. Наконец, все мыслящие начинают убеждаться, что школа и жизнь есть одно нераздельное целое, что жизнь школьника есть такая же самостоятельная, подчиненная своим законам жизнь, как и жизнь взрослых учителей.

Чем выше организовано общество, чем выше и чище его взгляд, тем более оправдывается перед судом истории монополия и тем извинитель­нее делаются ее прикладные цели в воспитании.

В настоящее время, именно в обществе, еще не созревшем и мало жив­шем прошедшей жизнью, всего заманчивее кажется тот взгляд на школу, который ее представляет чем-то вроде лепной модели для приготовления людей именно такими, какие нужны обществу для его обыденных целей.

Общество и государство, применяясь к настоящему и делая воспита­ние своей монополией, употребляют школу: во-первых, как проводник в будущем поколении одних только известных убеждений, взглядов и понятий; во-вторых, как рассадник специалистов, ему необходимых для достижения известных обыденных целей.

Итак, школа, примиренная с жизнью, на первых порах не преследу­ет еще никаких широких и общечеловеческих целей. Напротив, она дела­ется еще более односторонней и прикладной. Вот почему настоящее по­ложение школы все-таки нужно считать шагом вперед.

Но остановиться на этом — значило бы мирить школу с жизнью только наполовину. Мало этого, это значило бы признать безусловно первен­ство жизни перед школой и рабскую зависимость от настоящего, тогда как все будущее жизни находится в руках школы и, следовательно, ей принадлежит гегемония.

Только тогда мы можем быть спокойны за успех в будущем, только тогда можем ожидать истинного прогресса в нашем обществе, когда при­ложение будет проистекать само собой, без всякой искусственной и на­сильственной моделировки незрелых умов и понятий.

О пользе педагогической литературы

Воспитательная деятельность, без сомнения, принадлежит к области разумной и сознательной деятельности человека; само понятие воспита­ния есть создание истории; в природе его нет.

Всякий прочный успех общества в деле воспитания необходимо опи­рается на педагогическую литературу. Сфера воспитания так жива и так многосложна, что почти делается невозможным до того рассчитать ка­кую-нибудь воспитательную меру, чтобы она произвела именно то дей­ствие, для которого назначена. Всякое новое учреждение, касающееся общественного воспитания, в практическом выполнении непременно выскажет такие свойства, хорошие или дурные, которых невозможно было предвидеть.

Педагогическая литература должна выражать, сохранять и делать для каждого доступными результаты педагогической практики, на основа­нии которых только и возможно дальнейшее развитие общественного воспитания.

Ушинский К.Д. Собрание сочинений: М., 1948.-Т. 2.-С. 3.

Заметки о русской школе

VII. Школа и государство

Гражданин — член такого общества, которое имеет возможность сво­бодно развиваться под государственной охраной. Свободно же оно может развиваться только при тех основах, о которых мы уже говорили: само­управление, свободный труд, суд при участии своих членов, гласность, наука.

Это те основы, которые уже признаны государственным законом за русским обществом и которые в будущем непременно глубоко пустят свои корни в русскую почву. . Государству выгодно опираться на обще­ственные живые силы, что для собственной силы оно должно желать, чтобы общество укрепилось на началах, из которых развивается граж­данское чувство.

Скажем более: и войско, и полиция не могут быть хороши и надеж­ны, если в них нет людей с развитым гражданским чувством.

Из всего этого видно, что государству нужны такие же люди, как и обществу, т.е. честные, развитые граждане; следовательно, приготовлен­ные хорошо школой для общественной жизни годны и для службы госу­дарственной, интересы которой должен понимать каждый образован­ный гражданин.

Значит, одна и та же школа, преследуя только одни свои педагоги­ческие задачи, может одинаково удовлетворить главным нравственным потребностям государства и общества; и, в свою очередь, то и другое может предъявлять школе одни и те же требования. Итак, школа должна быть общая.

Школа. должна вверяться людям, хорошо подготовленным к школь­ному делу, и вместе с тем должна получать свободу в своем развитии. За государством остается право утверждать учебные программы и то только в самых общих чертах, нужных для определения объема курса, право требовать их приблизительного выполнения, пресекать судом открываю­щиеся злоупотребления, подготовлять знающих педагогов, к которым можно было бы относиться доверчиво. Но государство не должно обра­щать их в казенных педагогов.

Мы не хотим, чтобы общество получило право вмешиваться в дела школы; нет, она должна быть ограждена от всякого вмешательства, но пусть общественный голос составит для нее нравственную силу.

Стоюнин В. Я. Избранные педагогические сочине­ния. - М., 1991. - С. 173- 175, 178, 179.

МИТРОПОЛИТ МОСКОВСКИЙ МАКАРИЙ (НЕВСКИЙ)

Об общественном воспитании в России

Воспитание в обширном смысле есть, по моему мнению, то дей­ствие, посредством которого одно поколение приготовляет следующее за ним поколение к его очередной деятельности в истории народа

Из этого определения воспитания следует, что оно есть дело всего общества в обширном смысле слова и что оно, по-видимому, должно быть предоставлено самому обществу без всякого вмешательства прави­тельственной власти; но такой вывод был бы несправедлив.

Государство обязано отстранять от воспитания все то, что противно его собственным основным началам. Такова разумная причина, из кото­рой истекает необходимость прямого действия правительственного на общественное образование.

Таким образом, положительное вмешательство правительства в дело об­щественного образования так же законно, как и отрицательное его влия­ние; а все то, что составляет право правительства, составляет в то же время часть его обязанности. Итак, в число прямых обязанностей правительства, верно выражающего в себе законные требования общества, входят устра­нение всего, что противно внутренним и нравственным законам, лежащим в основе самого общества, и удовлетворение тех потребностей, которых само общество еще не может удовлетворить вполне. Из этого положения следует, что правила общественного воспитания должны изменяться в каж­дом государстве с характером самого государства и в каждую эпоху с требо­ваниями эпохи. Итак, воспитание, чтобы быть русским, должно быть со­гласно с началами не богобоязненности вообще и не христианства вообще, но с началами православия, которое есть единственное истинное христи­анство, с началами жизни семейной и с требованиями сельской общины, поскольку она распространяет свое влияние на русские села.

Хомяков А. С. Полное собрание сочинений. — М., 1911.-Т. 1.-С. 347-370.

Школа и жизнь

Мы привыкли издавна противополагать жизнь школе и школу жизни. \ Мы привыкли видеть, что воспитание и учение идут сами по себе, а жизнь идет своим чередом, сама по себе. Мы привыкли думать, что тре­бования школы не сходятся с требованиями жизни. И чем менее образо­вано общество, тем более разъединены в его понятии школа и жизнь.

В таком или почти таком состоянии находимся мы теперь с нашими понятиями о воспитании. С одной стороны, школа начинает понимать, что она без жизни и вне жизни — нелепость, а жизнь видит, что она без школы не может ни одного шага сделать вперед, идти же назад ей запре­щено предвечным законом. Наконец, все мыслящие начинают убеждаться, что школа и жизнь есть одно нераздельное целое, что жизнь школьника есть такая же самостоятельная, подчиненная своим законам жизнь, как и жизнь взрослых учителей.

Чем выше организовано общество, чем выше и чище его взгляд, тем более оправдывается перед судом истории монополия и тем извинитель­нее делаются ее прикладные цели в воспитании.

В настоящее время, именно в обществе, еще не созревшем и мало жив­шем прошедшей жизнью, всего заманчивее кажется тот взгляд на школу, который ее представляет чем-то вроде лепной модели для приготовления людей именно такими, какие нужны обществу для его обыденных целей.

Общество и государство, применяясь к настоящему и делая воспита­ние своей монополией, употребляют школу: во-первых, как проводник в будущем поколении одних только известных убеждений, взглядов и понятий; во-вторых, как рассадник специалистов, ему необходимых для достижения известных обыденных целей.

Итак, школа, примиренная с жизнью, на первых порах не преследу­ет еще никаких широких и общечеловеческих целей. Напротив, она дела­ется еще более односторонней и прикладной. Вот почему настоящее по­ложение школы все-таки нужно считать шагом вперед.

Но остановиться на этом — значило бы мирить школу с жизнью только наполовину. Мало этого, это значило бы признать безусловно первен­ство жизни перед школой и рабскую зависимость от настоящего, тогда как все будущее жизни находится в руках школы и, следовательно, ей принадлежит гегемония.

Только тогда мы можем быть спокойны за успех в будущем, только тогда можем ожидать истинного прогресса в нашем обществе, когда при­ложение будет проистекать само собой, без всякой искусственной и на­сильственной моделировки незрелых умов и понятий.

ОБ ОБЩЕСТВЕННОМ ВОСПИТАНИИ В РОССИИ

А.С. Хомяков Полное собрание сочинений. Т. 3. М, 1910. С.347-348.

"Для того, чтобы определить разумное направление воспитания в какой бы то ни было земле и полезнейшее влияние правительства на это воспитание, кажется, надобно прежде всего определить смысл самого слова: Воспитание.

Воспитание в обширном смысле есть, по моему мнению, то действие, посредством которого одно поколение приготовляет следующее за ним поколение к его очередной деятельности в истории народа. Воспитание в умственном и духовном смысле начинается так же рано, как и физическое. Самые первые зачатки его, предаваемые посредством слова, чувства, привычки и т.д. имеют уже бесконечное влияние на дальнейшее его развитие. Строй ума у ребенка, которого первыми словами были: Бог, тятя, мама, – будет не таков, как у ребенка, которого первые слова были: деньги, наряд, выгода… Родители, дом, общество уже заключают в себе большую часть воспитания, и школьное учение есть только меньшая часть того же воспитания. Если школьное учение находится в прямой противоположности с предшествующим и, так сказать, подготовительным воспитанием, оно не может приносить полной, ожидаемой от него пользы; отчасти оно даже делается вредным: вся душа человека, его мысли, его чувства раздвояются; исчезает всякая внутренняя цельность, всякая цельность жизненная; обессиленный ум не дает плода в знании, убитое чувство глохнет и засыхает; человек отрывается, так сказать, от почвы, на которой вырос, и становится пришельцем на своей собственной земле…

Из этого определения воспитания следует, что оно есть дело всего общества…"

Имение А.С.Хомякова Липицы Сычевского уезда Смоленской губернии. Флигель господского дома
Имение А.С.Хомякова Липицы Сычевского уезда Смоленской губернии. Флигель господского дома
Семья жила зимой в Москве, летом – в имениях.

Е.М.Хомякова. Портрет работы неизвестного художника. 1830-е годы
Е.М.Хомякова. Портрет работы неизвестного художника. 1830-е годы
В 1836 г. Хомяков женился на Екатерине Михайловне Языковой, сестре поэта Николая Михайловича Языкова. Брак был на редкость счастлив. Жена полностью разделяла убеждения Хомякова и поддерживала его во всех начинаниях. У них родились четыре сына и пять дочерей. Она скончалась в три дня от тифа, в возрасте 35-ти лет, в 1852 году.

Образование

А.С. Хомяков получил основательное домашнее образование. Особенное внимание обращено было на языки: французский, немецкий, английский и латинский. Последнему его учил французский эмигрант, аббат Boivin.

О фантастической способности А.С. Хомякова к языкам говорят многие исследователи. По расчетам одних, Хомяков владел более 20 иностранными языками, другие считали за 30. Он постоянно работал над собой и совершенствовал свои и без того огромные познания. Бесподобные знания позволили Алексею Степановичу доказать соответствие русского языка с санскритским, то есть с литературным языком древней и средневековой Индии.

В 1815 г. семья переехала в Санкт-Петербург. 11-летнему Хомякову Санкт-Петербург показался языческим городом. В Санкт-Петербурге Хомякова учил русской словесности драматический писатель Жандр, друг Грибоедова.

Образование Хомякова закончилось в Москве, где по зимам жили его родители после отъезда из Санкт-Петербурга (1817 - 1820).

В 1822 г. окончил физико-математическое отделение Московского университета и в 17 лет сдал экзамен на степень кандидата математических наук. В том же году начал печататься (перевод сочинения Тацита). Проявил большой интерес к литературному творчеству и к философии немецкого идеализма (он отрицательно относился к выводам Шеллинга и Гегеля, но пользовался ими как аргументами в спорах).

Военная служба. Декабристы

Когда в 1821 году началось восстание против турецкого ига в Греции, юный Хомяков, учившийся в Московском университете и получивший там степень кандидата математики, обзавелся фальшивым паспортом, накопил денег, купил нож и отправился на помощь угнетенным, однако был вскоре задержан и возвращен домой.

Так и не став ученым-математиком, молодой кандидат наук поступил на военную службу. С 1822 г. по 1825 г. он на военной службе: сначала в Астраханском кирасирском полку, в Херсонской губернии, а затем в лейб-гвардии Конном полку, в Санкт-Петербурге.

Вот что писал его командир:

В это время Хомяков устанавливает знакомство с поэтами-декабристами, печатает в "Полярной звезде" (альманах Рылеева и Бестужева) стихотворение "Безсмертие вождя" (1824).

Один из современников вспоминал:

"Рылеев являлся в этом обществе оракулом. Его проповеди слушались с жадностью и доверием. Тема была одна — необходимость конституции и переворота посредством войска. Посреди этих людей нередко являлся молодой офицер, необыкновенно живого ума. Он никак не хотел согласиться с мнениями, господствовавшими в этом обществе, и постоянно твердил, что из всех революций самая беззаконная есть революция военная. Однажды, поздним осенним вечером, по этому предмету у него был жаркий спор с Рылеевым. Смысл слов молодого офицера был таков: "Вы хотите военной революции. Но что такое войско? Это собрание людей, которых народ вооружал на свой счет и которым он поручил защищать себя. Какая же тут будет правда, если эти люди, в противность своему назначению, станут распоряжаться народом по произволу и сделаются выше его?" Рассерженный Рылеев убежал с вечера домой. Князю Одоевскому этот противник революции надоедал, уверяя его, что он вовсе не либерал и только хочет заменить единодержавие тиранством вооруженного меньшинства. Человек этот — А.С. Хомяков". [2]

В 1825 году Хомяков вышел в отставку и уехал за границу (Париж, Италия, Швейцария, Австрия).

В Париже он с увлечением занимался живописью, писал историческую драму "Ермак". Но к Парижу оставался холоден, Францию воспринимал как средоточие всех отрицательных сторон западноевропейской цивилизации. В одном из писем домой, относящихся ко времени его пребывания в Париже, Хомяков мимоходом упоминает, что он строго соблюдает правила Великого поста.

В 1828 году с началом Русско-турецкой войны вернулся в Россию на службу в Белорусский гусарский полк, служил адъютантом при генерале Мадатове и принимал участие в нескольких сражениях; был дважды ранен и за храбрость получил орден святой Анны с бантом и Владимирский крест. По заключении Адрианопольского мира вышел в отставку и занялся сельским хозяйством в своих имениях в Тульской, Рязанской и Смоленской губерниях.

Философские и общественно-политические взгляды

А.С.Хомяков. Портрет работы неизвестного художника. 1830-е годы
А.С.Хомяков. Портрет работы неизвестного художника. 1830-е годы
После русско-турецкой войны Хомяков постепенно все больше погружается в философские раздумья и научные занятия, в которых огромное место занимают вопросы соотношения и взаимодействия русской и европейской культур. Своеобразным толчком для кристаллизации его мыслей послужила публикация в 1836 году в журнале "Телескоп" первого философического письма П.Я. Чаадаева, резко критиковавшего историческое прошлое России и призывавшего к всецелому копированию европейского пути.

В начале 1840-х годов славянофильская доктрина получает выработанный и стройный вид во время споров Хомякова с западниками (Герценом, Грановским и др.) в салонах Елагиной и Свербеевых. Обладая огромной эрудицией, особенно в сфере церковной истории и богословия, и необыкновенными диалектическими способностями, Хомяков был на голову выше западников и легко опровергал их схемы.

В конце второй половины 1840-х годов он написал "Опыт катехизического изложения учения о Церкви"; этот труд был издан только после его смерти в "Православном Обозрении" 1864 г. К 1844–1855 гг. относится переписка Хомякова с англичанином Пальмером, вызванная желанием последнего оставить англиканскую Церковь. В эти годы Хомяков с особенной обстоятельностью рассматривает Православие в его отношениях к католичеству и протестантству в трех брошюрах, вышедших по-французски за границей в 1853, 1855 и 1858 гг. под общим заглавием: "Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях". Во второй брошюре результатом нравственного братоубийства, выразившегося в разделении церквей, выставляется, между прочим, союз Запада с исламом против Православия.

"Хомяков первый раскрыл основные черты русского православного сознания – в категориях, привычных европейской мысли того времени. Этот отставной ротмистр, воспитанный французским аббатом, изучавший математику в Москве и живопись в Париже, стал главным проводником славянофильской философии жизни и в то же время первым оригинальным богословом и истинным глашатаем Русской Церкви." [3]

В 1858 г. на дворянском съезде в Туле он поддержал вместе с И.С. Тургеневым, Л.Н. Толстым и другими, предложение прогрессивной группы тульских дворян о необходимости освобождения крестьян с наделом земли за выкуп.

Поэтический дар

Кончина

Читайте также: