Формирование европейской идентичности кратко

Обновлено: 03.07.2024

Прошедшие на днях выборы в Европарламент, вновь продемонстрировавшие падение ин-тереса рядовых европейцев к одному из основных политических институтов единой Евро-пы, дают очередной повод задуматься о проблеме восприятия гражданами европейских стран интеграционного процесса на континенте. И важным аспектом этой проблемы представляется вопрос о масштабах и перспективах укоренения в их сознании представ-лений о своей включенности в некую единую наднациональную общность.

Понятно, что, в отличие от политической интеграции Европы, занявшей сравнительно ко-роткий период времени, формирование коллективной европейской идентичности, предпо-лагающее глубокие изменения в общественном сознании, неизбежно является длительном процессом. Тем не менее, сегодня появляется все больше свидетельств явного торможения этого процесса, а то и вовсе его попятного развития.

Как же в действительности оценить нынешнее положение дел с приобщением граждан Европы к идее их наднациональной общности? Чтобы ответить на этот вопрос и понять, таким образом, перспективы укоренения на массовом уровне идей европейского единства, следует, очевидно, трезво взглянуть на те факторы, которые препятствуют продвижению Европы в этом направлении.

Процитированные выше высказывания западных политологов обращают внимание на один из существенных недостатков идеи европейской идентичности – ее неспособность завоевать сердца рядовых граждан Европы.

Характерно, что мнение о позитивности происходящих в их стране экономических пере-мен свойственно в большей степени жителям тех стран, которые в меньшей степени во-влечены в процесс европейской интеграции. В частности, в таких странах как Великобри-тания, не желающей ни отказываться от своей национальной валюты, ни присоединяться к Шенгенскому соглашению, или же Дания, также остающейся вне зоны евро, или же Нор-вегия и Исландия, вовсе не входящих в состав Европейского Союза, в 2003 году от 44% до 59% граждан позитивно оценивали экономические изменения предшествовавшего десяти-летия. В то же время, в среднем по всем западноевропейским странам аналогичную оцен-ку высказывали лишь 32% опрошенных, а 49% опрошенных придерживались противопо-ложного мнения, считая свою страну экономически менее благополучной, чем 10 лет на-зад.

Думается, что сегодня, в условиях экономического кризиса, охватившего современный мир, отношение рядовых граждан к идее европейской интеграции подвергается особенно серьезному испытанию. Способность этой идеи получить признание широких масс во многом связана с тем, сумеют ли европейские лидеры найти совместные эффективные решения сегодняшних проблем, продемонстрировав их преимущества над попытками преодоления нынешних экономических невзгод средствами сугубо национальной полити-ки.

Существуют, однако, и некие более глубинные факторы, осложняющие формирование единой европейской идентичности, если не сказать, - вообще ограничивающие масштабы ее распространения. Один из наиболее значительных среди них – существенная размы-тость сути самого феномена, определяемого понятием европейская идентичность, и неяс-ность тех основ, на которых она может зиждиться.

Явная невозможность определить сущность европейской общности с помощью формаль-ных (будь то политических, или географических) критериев ставит во главу угла критерии культурно-цивилизационного и ценностного характера, побуждая акцентировать внима-ние на религиозных, культурных, политических традициях Европы и ее приверженности гуманистическим и демократическим ценностям. Однако, и при таком подходе, с одной стороны, сохраняется значительная трудность в интерпретации феномена европейской идентичности, а с другой, - обнаруживается неопределенность ее специфических, прису-щих именно европейской ментальности, особенностей.

Существующая реальность делает, в частности, все менее убедительным тезис о том, что одним из главных системообразующих компонентов общеевропейской идентичности служит религиозная общность Европы, объединяемой христианской верой и тем местом, которое занимают в жизни европейцев католическая и протестантская церкви. Во-первых, распространение христианства отнюдь не ограничивается европейским ареалом. Привер-женность ценностям и символам христианства свойственна и многим неевропейским на-родам.

Вообще, вопрос об идентичности постоянно растущей мусульманской части населения сегодняшней Европы отличается особой сложностью, о чем еще будет сказано. Здесь же следует отметить, что на фоне характерной для наших дней секуляризации духовной жиз-ни коренного населения большинства европейских стран, единственной религией, процве-тающей сегодня в Европе, становится ислам. Одно из наиболее ярких тому свидетельств - многочисленные мечети, становящиеся в последние десятилетия характерным элементом облика многих европейских городов. По оценке американского историка и культуролога Ф.Дженкинса, автора недавно вышедшей монографии о состоянии религии в Европе, в девяти основных западноевропейских странах насчитывается сегодня около 7 тысяч мече-тей и молельных домов, большая часть которых сосредоточена в Германии (2400), во Франции (2000) и Великобритании (1200). Примерно 1000 мечетей приходится на такие страны как Италия, Испания и Нидерланды.

Довольно туманными представляются и возможности выстраивания европейской иден-тичности на основе некой культурной общности европейских народов.

Вообще фактор культуры имеет особое значение для утверждения общественной иден-тичности. Трудно переоценить его значение и в формировании европейской идентично-сти. Говорят, что один из отцов-основателей Европейского Сообщества Жан Монне неза-долго до своей смерти признал, что, если бы у него была возможность заново начать про-цесс европейской интеграции, он начал бы его не с экономики, а с культуры.

И дело не только в том, что идентичность общеевропейского характера размывается со-храняющимися национальными идентичностями, опирающимися на уникальные истори-ческие опыты разных стран, на их уникальные национальные символы, национальные мифологии и культурные ценности. Гораздо важнее то, что многие компоненты, обра-зующие национальные культуры, пронизаны устойчивой памятью о межнациональных конфликтах и нередко кровавых распрях, сыгравших трагическую роль в европейской ис-тории (в том числе, и не в такой уж далекой).

Еще более существенным обстоятельством оказывается тот факт, что культурное много-образие Европы все чаще оборачивается сегодня культурной несовместимостью, а в ряде случаев взаимной отчужденностью и неприязнью различных национальных и этнических групп в составе населения Евросоюза. Один из источников этой конфликтности - расши-рение числа входящих в ЕС государств.

Отвлечемся, однако, от характеристики факторов, ограничивающих пределы распростра-нения среди европейцев чувства общей наднациональной идентичности, и обратим вни-мание на другой, чрезвычайно существенный аспект проблемы – на значительную труд-ность с выявлением специфики и отличительных особенностей этой идентичности. От-части этот вопрос уже был затронут выше. Говоря о неправомерности утверждений о том, что одним из компонентов европейской идентичности является, якобы, общая привержен-ность населения Европы традициям и ценностям христианской веры, мы уже отметили, в частности, то обстоятельство, что ареал распространения христианской религии отнюдь не ограничивается европейским континентом.

Сказанное выше не дает, похоже, оснований для особого оптимизма по поводу перспектив формирования общеевропейской идентичности.

С другой стороны, беспристрастная оценка масштабов внедрения в сознание европейцев чувства их принадлежности к наднациональной общности свидетельствует о том, что речь должна идти отнюдь не о поступательном, пусть и гораздо более медленном, чем того хо-телось бы архитекторам единой Европы, процессе, а скорее об исчерпании его потенциала и побудительных мотивов. Сегодня крайне трудно понять, что могло бы придать новый импульс этому процессу. Судя по всему, распространение на массовом уровне чувства ев-ропейской идентичности достигло некоего предела, преодоление которого в обозримом будущем выглядит малореальным.

Григорий Вайнштейн - д.и.н., ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН

Культурные аспекты дискурса европейской идентичности

Шишкина Евгения Владимировна
кандидат социологических наук, доцент,
доцент кафедры культурной антропологии и этнической социологии

Викторова Елена Владимировна
кандидат экономических наук,
директор Международного информационно-аналитического центра

Ключевые слова: европейская идентичность, европейская интеграция, научный дискурс, медийный дискурс, культурные аспекты дискурса.

Динамика европейской интеграции является свидетельством взаимосвязи институциональных и культурных факторов этого сложного процесса. Стратегия формирования институциональной структуры единой Европы, при относительной эффективности проводимых в ее рамках унификационных политик, не дала ожидаемых эффектов в решении проблемы обеспечения социально-экономической стабильности и безопасности в регионе. Преодоление рисков, сопряженных с возникновением в Европе потенциальных очагов агрессивного этнического национализма, связывается сегодня с разработкой инновационного дискурса, укреплением позиций ЕС как влиятельного глобального актора мировой политики.

Трудности европейского тренда унификации общеевропейской культурной идентичности, формируемой на основе политических идей, норм и стандартов демократической гражданской культуры, объясняются многообразием культурных идентичностей стран, входящих в Европейское сообщество, различиями в соотношении культурных и политических компонентов в структуре национальной идентичности этих обществ.

Научный и медийный дискурсы европейской идентичности

Научный дискурс — это специфический для науки способ организации речевой деятельности. Чаще всего, характеризуя научный дискурс, говорят об особенностях научного стиля и о тематике исследований, публикуемых на страницах научных журналов. Остановимся на дискурсе европейской идентичности в отечественной научной мысли. В России сложилось несколько научно-исследовательских центров изучения интеграционных процессов в Европе — так называемая российская школа европейских исследований. Среди крупных научно-исследовательских центров изучения европейских интеграционных процессов советского периода можно назвать ИМЭМО АН CCCР, ИНИОН АН CCCP, МГИМО МИД СССР, МГУ им. М.В. Ломоносова, Институт Европы в АН СССР (1987 г.).

Современные исследовательские центры в России:

– Ассоциация европейских исследований (28 отделений);

– Межрегиональный институт общественных наук;

– Европейский учебный институт при МГИМО;

– Российско-европейские центры ЕС (в 6 городах);

– Центры Превосходства и кафедры им. Жана Монне.

Исследования проводятся экономистами, политологами, специалистами по европейской безопасности и европейскому праву, культурологами и религиоведами, историками и социологами в следующих городах: Москва, Санкт-Петербург, Калининград, Нижний Новгород, Пермь, Томск, Петрозаводск, Екатеринбург, Йошкар-Ола, Ростов-на-Дону, Казань и др.

Благодаря усилиям Ассоциации европейских исследований (АЕВИС) в стране сформировалась исследовательская среда: эксперты различных научных центров, преподаватели университетов, представители учреждений МИД тесно сотрудничают друг с другом. Совместно осуществляются исследовательские международные проекты, проводятся конференции, издаются научные российские и международные труды. На регулярной основе молодые эксперты проходят стажировку в ведущих научных центрах ЕС [Европейские исследования… 2017; Региональные отделения АЕВИС…].

Google ориентирует читателя на рассмотрение вопросов содержания, формирования европейской идентичности, правовых сюжетов, а также актуального состояния европейской идентичности (кризис, проблема взаимосвязи ЕС и России, проблема миграции). Яндекс же отсылает нас к проблематике исследований по европейской идентичности (европейская идентичность — реальность или фантом, исследования европейской идентичности, кейс, связанный с беженцами). Количество публикаций по обозначенным темам в данных поисковых системах отражено в табл. 1.

Таким образом, в обоих случаях превалируют публикации, позволяющие определить, что понимается под европейской идентичностью, далее следуют публикации по европейской идентичности в контексте проблемы взаимосвязи ЕС и России. Меньше всего публикаций, касающихся дискурса кризиса европейской идентичности.

Таблица 1. Результаты поиска по ключевым словам в поисковых системах Яндекс и Google

Тематика публикаций

Google

Яндекс

Европейская идентичность и Россия

67 млн

Исследования европейской идентичности

Проблемы европейской идентичности

42 млн

Формирование европейской идентичности

Миграционный кризис в Европе

40 млн

Кризис европейской идентичности

Параметры запроса

Количество статей

Проблемы европейской идентичности

Европейская идентичность и Россия

Формирование европейской идентичности

Исследование европейской идентичности

Культурная политика в ЕС

Кризис европейской идентичности

Структура европейской идентичности

Критерии европейской идентичности

Проблемы миграции и европейского национализма

Продолжая оценивать содержание и направленность научного дискурса европейской идентичности, все поле исследовательских работ по данной тематике можно сгруппировать следующим образом:

работы, связанные с изучением интеграционных процессов в ЕС, условиями и факторами формирования наднациональной идентичности в Европейском союзе; описанием ее структуры, компонентов, этапов и факторов ее формирования;

работы, где рассматриваются вопросы возникновения новой европейской гражданственности как основного фактора легитимности существования ЕС; социальная политика в ЕС как отражение ориентиров и результатов формирования европейской идентичности;

работы, посвященные акторам, формам и направлениям европейской политики идентичности ЕС: европеизации публичной сферы ЕС, влиянию СМИ на европейскую идентичность, европеизации образования, формированию знаний о Европе, языковой политике, политике памяти, роли символов, необходимых для создания семиосферы европейской идентичности.

Итак, наиболее распространенным представлением является следующее: европейская идентичность — это самосознание граждан Евросоюза, по своему содержанию это, прежде всего, политическая идентичность Европейского Союза [A soul for Europe…, 2001]. Политические цели в процессе формирования наднациональной идентичности (европейской) основывались и на довольно прочных объективных предпосылках — прежде всего это общность исторических судеб народов континента, их социокультурная близость [Беляева Е.Е., 2012]. Далее кратко рассмотрим историю конструирования европейской идентичности в условиях интеграционных процессов, происходивших в Европе после Второй мировой войны.

История конструирования европейской идентичности

По мнению некоторых исследователей, сегодня в ЕС идентичность является двойной проблемой. Во-первых, существует потребность в идентичности на уровне Союза. Эта идентичность должна быть ясной и понятной как в ЕС, так и за его пределами. Во-вторых, необходимо структурно интегрировать Европу не только на уровне политик, экономик, но и на уровне существующих национальных идентичностей [Берендеев М.В., 2012, с. 71].

О кризисе европейской идентичности, или о факторах, затрудняющих формирование наднациональной идентичности

В настоящее время в условиях культурного многообразия на небольшом пространстве ЕС в процессе конструирования европейской идентичности особое внимание уделяется ее социокультурным аспектам:

осмысление истории европейских государств;

осмысление общеевропейских культурных ценностей;

осмысление проблемы языкового многообразия в контексте конструирования европейской идентичности;

налаживание межкультурного диалога;

внедрение европейского образования (в том числе через Болонский процесс), благодаря которому возможно понять и принять не только культурную специфику своего этноса, но и все культурное многообразие ЕС. Европейское образование необходимо для становления европейской идентичности по аналогии с тем, как шел процесс формирования национальных идентичностей благодаря повсеместному распространению всеобщего начального и среднего образования в странах Европы;

доступность информации (открытые источники информации о культурной специфике народов ЕС и всего мира, расширенный доступ к культурным ценностям), создание и общественное финансирование общеевропейских СМИ, выходящих за рамки новостных.

Медийный дискурс европейской идентичности

В контексте изучения европейской идентичности важно оценить содержание и направленность не только научного, но и медийного дискурса, поскольку именно он становится посредником между властью или носителями политической воли и обществом; мостиком между массовой идеологией и личным мировоззрением. Здесь можно увидеть, как европейская идентичность как проект политических элит транслируется обществу, чтобы впоследствии обрести форму коллективной идентичности. Под медийным дискурсом чаще всего понимается сложная совокупность различных символических смысловых рядов, транслируемых посредством масс-медиа и формирующих систему представлений человека о мире и о себе (в том числе мифы), что, в свою очередь, обусловливает систему ценностных ориентаций, мотиваций и моделей поведения.

В данном случае нас интересовало количество и качество упоминаний ключевых слов, выявленных в ходе анализа научного дискурса европейской идентичности (см. табл. 2). Мы осуществили количественный анализ высказываний о европейской идентичности за год (июнь 2017 – июнь 2018) в трех самых цитируемых информационных агентствах:

Количество упоминаний ключевых слов по проблематике европейской идентичности данными агентствами представлено в табл. 3.

Таблица 3. Результаты поиска по ключевым словам в трех самых цитируемых информационных агентствах в СМИ (в период июнь 2017 – июнь 2018)

Мозаика самоидентификации европейцев: как выстраиваются приоритеты

Хенкин Сергей Маркович – профессор МГИМО (У) МИД России, ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН, доктор исторических наук.

Для гражданской идентичности среднестатистического человека характерна, помимо всего прочего, разделенная лояльность – множественность форм самоидентификации. Сложилась целая иерархия народов, к которым люди себя причисляют: народ своего города или селения, своей провинции, страны в целом; нередко народ того межгосударственного объединения, в которое входит страна, где живет человек.

Обратимся к Европе. В ряду пространственных общностей самоидентификация европейцев может осуществляться на трех основных уровнях – национально-государственном, наднациональном и локальном. С какой территориальной общностью в наибольшей степени соотносят себя европейцы в условиях происходящей ныне передачи суверенных функций национального государства вверх – наднациональным структурам и вниз – локальным сообществам?

Тернистый путь формирования европейской самоидентификации

В социодемографическом плане к европейской самоидентификации более расположены мужчины, молодежь, граждане с более высоким уровнем образования и доходов. Напротив, люди менее обеспеченные склонны считать, что участие в ЕС не улучшит их положение. Характерный пример: участие в ЕС позитивно оценивают 67% управленческих кадров и только 44% рабочих и 41% безработных.

В последние десятилетия формированию общеевропейского сознания благоприятствуют отсутствие границ, возможность свободно перемещаться и лучше узнавать друг друга.

По мнению 44% опрошенных, их соотечественники ощущают себя европейцами в большей степени, чем десять лет назад. Напротив, 27% полагают, что налицо обратная тенденция. В первой группе преобладают латыши, шведы (по 72%), эстонцы, поляки (68%), мальтийцы (67%) и словаки (65%). Во второй – греки (50% против 18%, придерживающихся положительной точки зрения), британцы (47 против 36%) и французы (40 против 36%).

Отрицательно сказывается на формировании общеевропейской идентичности и вступление в ЕС новых членов, еще больше расширяющее европейское пространство и порождающее новые конфликты. Для стран Центральной и Восточной Европы создание континентальной идентичности вовсе не означает необходимость раствориться в ней, отказаться от идентичности национальной. Напротив, развитие обеих идентичностей рассматривается как параллельные процессы. Ситуацию усугубил глобальный финансово-экономический кризис, обнаживший глубокое неравенство между богатыми и бедными государствами. В новых условиях развитие европейской идентичности в едином ключе cтало невозможным [9].

Следует подчеркнуть, что политическая интеграция стран, входящих в Евросоюз, до сих пор не состоялась. Европейские государства не хотят поступаться многими суверенными правами в пользу наднациональных структур. Тормозит интеграцию и разнообразие форм политического устройства. Так, сосуществуют парламентские и президентские республики, конституционные монархии. Они различаются и по партийным системам, и по формам политико-территориального устройства.

Наднациональные структуры, за исключением Европарламента, в глазах европейцев не являются легитимными. Члены Европейской комиссии назначаются национальными правительствами, Совет Европы – межправительственное учреждение. Европарламент – единственный институт, избираемый гражданами Европы, однако круг его полномочий и влияние ограничены. Все эти институты далеки от простых граждан, которые зачастую рассматривают эти организации как технократическую бюрократию. Многие не воспринимают систему управления ЕС как часть повседневной жизни [10]. Соответственно, выборы в Европарламент рассматриваются как своего рода необязательное дополнение к выборам национальным.

Национально-государственная самоидентификация как определяющий фактор

Выбирая между своей страной и Европой в целом, большинство европейцев ставит на первое место национальный компонент, то есть они считают себя прежде всего гражданами своего государства. В ходе рассматриваемого обследования респондентам было предложено ответить на вопрос, кем они видят себя в ближайшем будущем: гражданами своего государства; гражданами своего государства и европейцами; европейцами и гражданами своего государства; только европейцами. Лишь 3% ответили, что видят себя европейцами, в то время как 38% – только гражданами своего государства. Среди сторонников смешанных форм самоидентификации первые также оказались в явном меньшинстве: лишь 7% опрошенных видели себя в ближайшем будущем европейцами и гражданами своего государства. Напротив, 49% поставили на первое место принадлежность к своему государству [13].

Размышляя о степени распространения и влияния национально-государственной самоидентификации европейцев, не следует забывать, что в условиях глобализации роль и функции государства сокращаются. Глобализация, равно как и происходящая ныне индивидуализация сознания, ведут к тому, что европейцы все меньше связывают свои интересы и потребности с развитием государства, в котором они живут. Тем не менее оно продолжает играть большую роль, в его распоряжении остаются основные механизмы социализации личности, прежде всего система образования. Неудивительно поэтому, что национальная самоидентификация, как и прежде, цементирует европейские страны. Преданность нации – государству определяется тремя основными моментами: ощущением того, что нынешнее поколение продолжает дело предыдущих поколений, общей памятью о коллективной истории страны, а также чувством общей судьбы. Исторический опыт показывает, что эти элементы объединяют нации и позволяют им выдерживать тяжелые испытания.

Региональная самоидентификация как конкурент национально-государственной

Вместе с тем выделяется группа государств, граждане которых предпочитают региональную идентичность национальной. Так, доля испанцев, в наибольшей степени ощущающих общность со своей страной, составляет 85%, а с городом, селением или провинцией, соответственно, 91% и 87. Так же обстоит дело с итальянцами (86% против 90 и 87), румынами (90% против 93 и 92), чехами (85% против 86 в обоих случаях) [14].

Проблемы самоидентификации инокультурных сообществ

Критическое отношение к западным реалиям особенно распространено среди мужчин. Женщины же в большей степени удовлетворены новым местом жительства. Возможно, это объясняется тем, что у женщин меньше проблем с поисками работы. К тому же в силу большей толерантности, присущей женщинам вообще, они не воспринимают отношение к ним коренных жителей так болезненно, как мужчины.

Именно для женщин характерна, прежде всего, ломка привычных стереотипов мышления и поведения. В соответствии с исламской традицией женщина во всем подчинена мужчине: незамужняя – отцу и братьям, замужняя – мужу. Ее основными жизненными заповедями становятся покорность и послушание, вступление в брак (незамужние женщины осуждаются) и воспроизведение потомства. Удел мусульманки – ежедневные молитвы, забота о семье, воспитание детей, передача языка и культурных традиций. В ходе социальной модернизации мусульманских стран в последние десятилетия ХХ – начале ХХI вв. роль женщины как хранителя исламских традиций и идентичности стала подвергаться сомнению. Однако на практике их участие в публичной деятельности оставалось незначительным.

У мусульманок, перебравшихся на Запад, возможностей для достижения экономической независимости и свободы самовыражения становится значительно больше. Уже сам факт эмиграции в чуждую социокультурную среду рассматривается ортодоксальными исламистами как нарушение традиционных культурных норм (впрочем, то же распространяется и на мужчин). Для мусульманок нарушением становится и необходимость работать вне дома, выходить на улицу одной. В данном случае традиционные нормы поведения переселенок вступают в противоречие с европейским культурным контекстом, в котором роли мужчин и женщин дифференцированы в значительно меньшей степени, чем в мусульманских странах. Оправданием работы вне дома для окружающих соотечественников (и самооправданием для женщины) становится необходимость поддержать семью (отсутствие работы у мужа, долги и т.д.). Ломкой традиций становится и то, что часть мусульманок на Западе перестает носить хиджаб, начинает пользоваться косметикой и т.д.

В Европе сформировался обширный слой умеренных мусульман, в разной степени интегрированных в западные общества. Они соблюдают законы страны, в которой живут, осуждают терроризм. Эксперты констатируют все большее сближение образов жизни выходцев из мусульманских стран и среднестатистических европейцев. Для многих мусульман, особенно второго и третьего поколения, основным языком общения становится язык страны проживания; их предпочтения в еде, одежде, музыке становятся похожими на предпочтения европейцев. Принципиальное значение имеет изменение характера религиозности верующих. Значительная их часть перестает посещать мечети и соблюдать религиозные обряды. Появились светские мусульмане, считающие возможным отказаться от своей веры. Возник евроислам, представители которого восприняли либерально-демократические ценности и ставят вопрос об адаптации отдельных норм шариата к европейским реалиям.

[5] Cемененко И.С. Метаморфозы европейской идентичности // Полис, 2008, № 3, с. 88; Вайнштейн Г.И. Европейская идентичность: желаемое и реальное // Полис, 2009, № 4, с.132-133.

[6] Вайнштейн Г.И. Идентичность инокультурных меньшинств и будущее европейской политики // Мировая экономика и международные отношения, 2011, № 4, с. 7.

[7] Вайнштейн Г.И. Европейская идентичность: желаемое и реальное. Указ. соч., с. 126-127.

[8] Берендеев М.В. Европейская идентичность сегодня: категория политической практики или дискурса? //Вестник Балтийского федерального университета им. И.Канта. 2012. Вып. 6, с. 73.

[9] Там же, с. 76-77.

[13] Eurobarometro del Parlamento Europeo. A un año de las elecciones europeas de 2014. Op. cit.

[15] Ramirez Goicoehea E. Inmigración en Espana: vidas y experiencias. Madrid, 1996, p. 49.

[16] Политическая идентичность и политика идентичности. Том 2. Идентичность и социально-политические изменения в ХХI веке. М.: РОССПЭН, 2012, с. 192-193.

Telegram
Facebook
Instagram
Twitter
Vkontakte
RSS
Yandex.Dzen

Доктор политических наук, заместитель директора Института научной информации по общественным наукам РАН.

«Wo aber Gefahr ist, wächst

(Но где опасность, там вырастает

Когда череду успехов сменяет полоса неудач, очень легко перейти от самоуверенного триумфализма к пессимизму и неуверенности. Такие настроения могут охватывать и большие сообщества, и казавшиеся всесильными институциональные структуры. Сегодня это происходит с объединенной Европой и ее более чем полумиллиардным населением.

Перед Европейским союзом, странами, входящими в него и из него выходящими, стоит множество внутренних и внешних вызовов в сферах безопасности, экономики, культуры и идентичности. Имея разную природу, эти вызовы накладываются друг на друга, порождая неожиданные синергетические эффекты. О неготовности европейцев отвечать на них говорят многие наблюдатели, но ответы в любом случае дать придется. И было бы ошибочно предполагать, что все они окажутся заведомо неудачными.

Становление национальных государств неразрывно связано с формированием определенного восприятия исторического прошлого их гражданами либо большинством жителей территории, где происходит формирование нации. Память о прошлом становится неотъемлемой частью макрополитической идентичности формирующегося сообщества. Но как это работает в рамках наднациональных объединений? И может ли политика памяти, то есть политически мотивированное использование исторического прошлого, стать эффективным инструментом реализации интеграционного проекта, предполагающего трансфер существенной части национального суверенитета на наднациональный уровень? Настоящая статья предполагает рассмотрение концептуальных аспектов данной проблематики, а также фактической динамики политики памяти в рамках Евросоюза.

Конструируя коллективную память единой Европы

Как известно, основополагающими для современных memory studies являются исследования коллективной памяти в трудах Мориса Хальбвакса. Развивая и критически перерабатывая идеи Эмиля Дюркгейма об индивидуальных и коллективных представлениях, Хальбвакс выявил зависимость индивидуальных воспоминаний от социальной группы, к которой принадлежит соответствующий индивид, и его статуса внутри группы. Память, с точки зрения Хальбвакса, является не просто социально обусловленной, она выступает в качестве процесса, отражающего постоянно изменяющиеся репрезентации прошлого. Общество (социальная группа) формирует рамки индивидуальных воспоминаний, которые могут претерпевать существенные аберрации в зависимости от восприятия прошлого внутри соответствующей группы. Коллективная память о прошлом не совпадает с историей, а потребность в написании истории появляется в тот момент, когда затухает или распадается социальная память, когда уходит со сцены та социальная группа, которая эту память поддерживала.

Проанализированные Хальбваксом механизмы функционирования коллективной памяти имеют важнейшее значение для формирования и индивидуальной идентичности, и идентичности большого сообщества (группы). Однако в случае такого наднационального объединения, как Евросоюз, возникает вопрос – где же та группа, которая способна сформировать рамки европейской коллективной памяти? Ведь эта группа (если она вообще существует) не связана ни общностью языка, ни единой национально-государственной принадлежностью. Сама локализация в пространстве и во времени оказывается весьма проблематичной.

Возможной альтернативой поиску носителя европейской коллективной памяти в той или иной социальной группе служит теория коммуникативного действия Юргена Хабермаса. Здесь в центре внимания оказываются процессы социальной коммуникации и публичные дискурсы, а ключевая роль отводится европейской публичной сфере. В трактовке Хабермаса европейская публичная сфера – не новая социальная группа, для которой принадлежность к Европе первична, а скорее коммуникация гражданских обществ стран ЕС по принципиально важным общественно-политическим темам, в ходе которой формируется общеевропейский дискурс и становится возможным чувство общности. Такая коммуникация очень важна для формирования европейских институтов и легитимации принимаемых ими решений. Несомненно, что и проблематика исторической памяти играет важную роль в этом коммуникативном процессе.

Рассматривая европейскую идентичность как социальный конструкт, Деррида и Хабермас внесли значимый вклад в дискуссию об основных стратегиях формирования этой идентичности. Первая из них предполагает обращение к общей истории и социокультурным основаниям конструируемой идентичности. Представители такой точки зрения апеллируют к универсалиям европейской культуры и концентрируют внимание на пространственно-временном измерении европейской идентичности. Вторая стратегия основана на том, что европейская идентичность формируется на основе совокупности сугубо политических принципов. Сторонники подобного подхода, как правило, отождествляют европейскую идентичность и идентичность ЕС, в основе которой лежат единые институты и политико-правовые принципы.

Роль холокоста в политике памяти стран ЕС

Оборотной стороной консолидации европейских наций, достигнутой в конце XIX века на основе осознания расовой, этнической и религиозной идентичности, оказалось культивирование представлений о национальном превосходстве, разжигание шовинизма и расизма. Результатом стали трагедии двух мировых войн. Память о них делает задачу конструирования европейской идентичности особенно сложной, поскольку необходимо акцентировать все, что может объединять нынешних и потенциальных членов ЕС, и устранить все, способное их разъединять.

Вплоть до начала 2000-х гг. формированию европейской идентичности на основе политических принципов способствовала политика памяти, ключевой темой которой была коллективная память о холокосте, а основной задачей – проработка трагического опыта Второй мировой войны и преступлений нацизма. На основе осознания коллективной вины и ответственности европейских народов (включая и население оккупированных нацистами территорий) за трагедию холокоста становилось возможным формирование консолидирующего исторического нарратива. Тем самым холокост должен был стать нитью, связывающей общеевропейский исторический нарратив XX века в одно целое.

В целом в странах Центральной и Восточной Европы основными остаются национальные рамки мобилизации исторической памяти. Однако перенос трактовок исторических событий, связанных с национальной политической повесткой, в сферу общеевропейской дискуссии о прошлом, неизбежно трансформирует подходы к политике памяти на наднациональном уровне, причем сами эти подходы начинают оказывать существенное влияние на международные отношения и за пределами Евросоюза.

Европейская наднациональная идентичность: испытание политикой

Сегодня с достаточным основанием можно утверждать, что и в странах старой Европы наднациональные рамки не сумели закрепиться на господствующих позициях. Своеобразным рубежом здесь можно считать провал европейского конституционного процесса, старт которому был дан на саммите Евросоюза в декабре 2001 года. Подготовка проекта Конституции ЕС и начало ее ратификации в парламентах или путем общенациональных референдумов драматическим образом перевели дискуссию о европейской идентичности из преимущественно академической сферы в основное русло политической борьбы.

Как известно, процесс ратификации конституции странами – членами ЕС привел к обескураживающим результатам. Референдумы во Франции (29.05.2005) и Нидерландах (01.06.2005) выявили нежелание большинства голосовавших в этих ключевых странах Евросоюза поддержать конституцию. Можно сказать, что европейская общественность à la Хабермас, как будто бы показав свою силу в 2003 г., спустя два года потерпела поражение. Фиаско конституционного проекта стало тяжелейшим ударом по европейской интеграции. Если до 2005 г. евроинтеграция рассматривалась как история успеха, то после провала Конституции ЕС последовала целая серия неудач (финансовый кризис 2008 г., греческий долговой кризис, миграционный кризис, Брекзит, каталонский сепаратизм, усиление правых и левых популистов и евроскептиков), заставившая говорить о системном кризисе Европейского союза.

От общего исторического нарратива к мнемонической дивергенции

В текущих обстоятельствах влиятельные силы заинтересованы в сохранении вектора политики памяти ЕС, направленного уже не столько на формирование наднациональной идентичности объединенной Европы, сколько на приспособление трагического опыта XX века к политическим установкам этих сил. Соображения о том, что такого рода политика памяти в конечном счете нацелена на разрушение представления о цивилизационном единстве Европы, неотъемлемой частью которого являются история и культура России, мало кого останавливают. Изменение вектора возможно, но произойти это, скорее всего, может в контексте более широкой трансформации самого европейского проекта, переосмысления его задач и установления существенно нового баланса между национальным и наднациональным.

Читайте также: