Э кассирер техника современных политических мифов кратко

Обновлено: 08.07.2024

Если мы попытаемся рассмотреть по элементам, что представляют собой современные политические мифы, окажется, что они не содержат ничего в полной мере нового. Все детали их давно известны.

Даже в примитивных общинах, где мифы управляют всеми социальными чувствами и всей социальной жизнью человека, они не всегда функционируют одинаково и имеют одинаковую силу. Они набирают полную мощь, когда человек оказывается перед лицом необыч- 204 ной и опасной ситуации. Малиновский1, проживший много лет среди туземцев Тробрианских островов2 и давший нам подробнейший анализ мифических концепций и магических ритуалов тамошних племен, неоднократно указывал на этот факт. Итак, во всех делах, которые не требуют особых, исключительных усилий, выдержки и смелости, мы не находим применения какой-либо магии или мифологии. Обширная и развитая магическая система и связанная с ней мифология приходят в действие, когда налицо опасность и неизвестность. Эта характеристика магии и мифов в примитивном обществе так же хорошо подходит и для весьма развитых форм политической жизни людей. В отчаянных ситуациях человек всегда склонен обращаться к отчаянным мерам, и наши сегодняшние политические мифы как раз и есть такие меры. В случае, когда здравый смысл подводит нас, в запасе всегда остается сила сверхъестественного, мистического. В мирное, спокойное время, в периоды стабильности и безопасности рациональная организация легко поддерживается и функционирует. Она кажется гарантированной от любых атак. Но в политике абсолютного, статического равновесия никогда не бывает — только динамическое. Всегда чувствуешь себя на вулкане, всегда ждешь подземных толчков и извержений. Во все критические моменты человеческой социальной жизни рациональные силы, сопротивляющиеся выходу на поверхность старых мифических концепций, не могут быть уверены в себе. В это время возвращаются мифы — они никогда и не были по-настоящему подавлены, подчинены и лишь ждали своего часа, чтобы появиться из тени на свет.

Миф — это персонифицированное желание группы. Это определение было дано 35 лет назад. Разумеется, автор не мог тогда предвидеть наши теперешние политические проблемы. Он выступал как антрополог, занимающийся религиозными ритуалами диких племен Северной Африки. Однако его формула вполне уместна как наиболее лаконичное и точное выражение современных представлений о лидерстве и диктаторстве. Потребность в вожде появляется только тогда, когда коллективное желание достигает максимальной силы и когда, с другой стороны, все надежды удовлетворения его обычными путями оказываются тщетными. В таком случае желание не только остро ощущается, но и персонифицируется, встает перед человеческим воображением в конкретной, пластичной и инди- 1 Малиновский Бронислав Каспер (1884—1942) — английский этнограф и социолог, основатель функциональной школы в этнографии. 2 О-ва Тробриан — группа островов в Меланезии, в юго-западной части Тихого океана. 205 видуальной форме. Сила коллективного желания осуществляется в вожде. Все социальные установления — закон, справедливость, конституция — объявляются не имеющими никакой цены. Остается лишь мистическая сила и власть вождя, и воля его становится высшим законом. Разумеется, коллективное желание не может удовлетворяться одинаково и в случае больших цивилизованных наций, и в случае племени, находящегося на первобытных ступенях развития. Цивилизованный человек — объект самых необузданных эмоций, и когда они достигают апогея, он способен поддаться совершенно диким импульсам, однако даже в этом случае он не может полностью отказаться от требований рациональности. Чтобы верить, он должен ощущать какие-то резонные основания для веры, он должен иметь теорию для оправдания своего кредо. И теории эти оказываются отнюдь не примитивными, а, наоборот, весьма сложными. И все это происходит в нашем современном мире! Если исследовать нынешние политические мифы и их использование, мы обнаружим не только извращение всех наших этических ценностей, но даже искажения человеческой речи.

Магическое слово вытесняет здесь семантическое. Но ловкое применение магического слова — это еще не все. Чтобы оно имело максимальный эффект, новое слово нужно подкрепить новыми ритуалами. И над этим фашистские лидеры работали продуманно, методично и успешно. Каждое политическое действие имеет свой ритуал. И поскольку в тоталитарном государстве не существует никакой личной, приватной сферы, свободной от вторжения политики, всю человеческую жизнь вдруг захлестывает волна новых ритуалов. Они так же регулярны, упорядочены и неизбежны, как ритуалы, которые мы наблюдаем в примитивных общинах. Каждый класс, каждый пол, каждый возраст имеет свои ритуальные правила. Никто не может пройти без этого по улице, поздороваться с приятелем или соседом. И точно так же, как и в примитивных общинах, пренебрежение каким-либо из предписанных ритуалов значит страдание и смерть. Даже малым детям это не сходит с рук как нечаянный грех, а засчитывается преступлением против богоподобного вождя и тоталитарного государства. Эффект новых ритуалов очевиден. Никто не может усыпить нашу активность, способность к самостоятельным суждениям и критической оценке, лишить нас ощущения собственной индивидуальности и персональной ответственности легче, чем постоянное, монотонное исполнение одних и тех же ритуальных действий. Неоспоримый научный факт: примитивные общества не знают такой веши, как индивидуальная ответственность, существует только коллективная. Не индивидуум, а группа является здесь настоящим "моральным субъектом". Клан, семья, племя ответственны за действия всех своих членов. Если 206 совершено преступление, не ищут персонального ответчика. Подобно какой-то социальной заразе преступление распространяется на всю группу, никто не избегает инфекции. За последние 200 лет представления о жизни дикаря и ее отличиях от жизни современного человека совершенно изменились. Руссо в XVIII в. представлял ее себе настоящим раем простоты, невинности и счастья. Дикарь — один среди прохлады родного леса, считающийся лишь с собственными инстинктами и удовлетворяющий свои немудреные желания! Он обладает величайшим богатством — богатством абсолютной независимости. К сожалению, успехи, сделанные в XIX в.

антропологией, полностью разрушили эту философскую идиллию. Картина оказалась прямо противоположной той, которую нарисовал нам Руссо. Сидни Хартланд пишет в своей книге "Первобытный закон": "Дикарь вовсе не такое свободное от каких-либо уз существо, каким представлял его себе Руссо. Наоборот, он со всех сторон стиснут обычаями своего племени, он закован в цепи неизменных традиций. Эти оковы принимаются им как нечто само собой разумеющееся, он никогда не ищет освобождения. Очень часто то же можно сказать и о цивилизованном человеке, но он слишком беспокоен, слишком любит перемены, слишком любопытен, чтобы долго сохранять установку покорности". Эти слова написаны 20 лет назад, а за это время мы научились еще кое-чему, что весьма оскорбительно для гордого человечества. Оказалось, что современный человек, несмотря на все свое беспокойное нутро, а возможно, как раз из-за него, вовсе не преодолел своего сходства с дикарем. Когда он сталкивается с теми же силами, что и его предок, он очень легко приходит в состояние полной покорности, никаких вопросов не задает и принимает все как само собой разумеющееся. Из печального опыта последних 20 лет этот факт, пожалуй, наиболее ужасен. Ситуацию можно сравнить с той, в которой оказался Одиссей на острове Цирцеи, но нынешняя, пожалуй, еще хуже. Там друзья и спутники Одиссея были превращены в различных зверей. Но здесь люди, и люди интеллигентные, честные и прямые, внезапно сами отказались от важнейшей человеческой привилегии — свободы и независимости мышления. Выполняя предписанные ритуалы, они стали чувствовать, думать и говорить тем же предписанным образом. Их жесты остались живыми и энергичными, но это искусственная, поддельная жизнь. На самом-то деле ими движет внешняя сила, они действуют, как марионетки в кукольном представлении. И даже не подозревают, что за веревочки дергают и управляют всей их личной и общественной жизнью политические лидеры. В описании современных политических мифов мы упустили одну черту. Мы указывали, что в тоталитарном государстве политические 207 лидеры принимают на себя те функции, которые в первобытном обществе были возложены на шаманов.

Они были абсолютными властителями, они одни брались избавить общину от социального зла. Но это не все. В примитивной общине перед колдуном стоит еще и такая важная задача, как передача людям воли богов, предсказание будущего. Предсказатель занимает свое твердое место в примитивной общественной жизни, играет в ней совершенно необходимую роль. Даже на достаточно высокоразвитых уровнях политической культуры за ним сохраняются его старые права и привилегии. Даже в этом пункте наша современная политическая жизнь вернулась к формам, которые казались совершенно забытыми. Разумеется, у нас нет наивного колдовства, к нам не снисходят коллективные озарения, мы не угадываем судьбу по полету птиц или по внутренностям зарезанных животных. Мы разработали гораздо более тонкий и сложный метод предвидения, метод, претендующий на философскую глубину, на научность. Но если методы и изменились, то существо дела осталось тем же. Наши политики очень хорошо знают, что большие массы людей гораздо легче привести в действие с помощью силы воображения, чем применяя грубую физическую силу, и прекрасно пользуются этим знанием. Политики стали чем-то вроде предсказателей судьбы, пророчество превратилось в существенный элемент новой техники управления. Они обещают самые невероятные и даже совершенно невозможные вещи, снова и снова сулят людям "золотой век". Политика — еще далеко не позитивная наука, а тем более не точная. Я уверен, что потомки будут рассматривать многие из наших политических систем с тем же чувством, что возникает у современного астронома при изучении астрологического сочинения или у химика, читающего алхимический трактат. В политике мы еще не имеем надежной базы, здесь нет упорядоченного знания, здесь все время существует угроза того, что нас захлестнет старый хаос. Мы строим высокие и гордые здания, но без твердого фундамента. Вера в то, что человек, ловко орудуя магическими формулами и заклинаниями, может управлять природой, господствовала сотни и тысячи лет человеческой истории, несмотря на все бесчисленные неудачи и разочарования.

Поэтому не удивительно, что наши политические действия и теории наполнены магическим содержанием. И когда небольшие группы людей пытаются осуществить свои желания и фантастические идеи относительно целых наций, всей политической вселенной, они могут иметь временный успех, могут даже достичь триумфа. Но достижения эти эфемерны, потому что в социальном мире, так же как и в физическом, есть своя логика, свои законы, которые не могут нарушаться безнаказанно. Даже в этой сфере мы должны следовать совету Бэкона — подчиняться законам социального мира, чтобы научиться управлять ими. 208 Что же может сделать философия, чтобы помочь в борьбе с политическими мифами? Современные философы давно уже отказались от мысли влиять на течение политических и социальных событий. Гегель верил в самую высокую ценность и достоинство философии. И тем не менее тот же Гегель сказал, что философия всегда является слишком поздно для того, чтобы переделать мир, и глупо рассчитывать на то, что какая-либо теория может обогнать свое время. Разумеется, она не в силах разрушить политические мифы. Мифы в некотором роде непобедимы: их не опровергнешь разумными аргументами и не побьешь силлогизмами. Философия может сослужить другую службу: она помогает понять врага, дабы затем разбить его. Понять не только его дефекты и слабые места, но и в чем его сила, которую мы все склонны преуменьшать. Когда впервые сталкиваешься с политическим мифом, он кажется столь абсурдным и неуместным, столь фантастическим и отвратительным, что трудно заставить себя принимать его всерьез. Но теперь стало ясно, какая это огромная ошибка, и не стоит допускать ее в другой раз. Необходимо тщательно изучать истоки, структуру и технику политических мифов, чтобы видеть лицо врага, которого мы надеемся одолеть.

Техника современных политических мифов

Кассирер Э. Техника современных политических мифов //Вестн. МГУ. Сер. 7, Философия. 1990. № 2. С. 58—65.

Если мы попытаемся разложить наши современные политические мифы на их составные части, то обнаружим, что они не содержат ни одной новой черты. Все они были уже достаточно хорошо известны. Вновь и вновь обсуждались и культ героев Карлейля, и теории Гобино о фундаментальном моральном и интеллектуальном различии рас. Но эти обсуждения оставались чисто академическими. Чтобы превратить старые идеи в мощное политическое оружие, требовалось нечто боль­шее. Идеи должны быть адаптированы для совсем другой аудитории. Для достижения подобных целей требовались совсем другие инстру­менты — инструменты не только мысли, но и действия. Необходимо было разработать совершенно новую технику. Это был последний и ре­шающий фактор. Говоря научным языком, эта техника производила ка­талитический эффект. Она убыстряла все реакции и придавала их дей­ствию максимальную эффективность. Хотя почва для мифа XX в. была подготовлена давно, он не мог родиться без умелого использования новых технических средств.

Общие условия, подготовившие появление мифа XX в. и обеспечив­шие ему победу, сложились после Первой мировой войны. В этот пе­риод все нации, вовлеченные в войну, испытывали одинаковые труд­ности. Они начинали осознавать, что даже для наций-победительниц война не принесла каких-либо осязаемых благ. Со всех сторон возни­кали новые проблемы. Интеллектуальные, социальные и просто жиз­ненные конфликты становились все более острыми и они ощущались повсеместно. Но в Англии, Франции, Северной Америке всегда оста­вались перспективы разрешения этих конфликтов нормальными, стан­дартными средствами. В Германии же ситуация была совсем иной. День ото дня проблемы усложнялись и обострялись. Лидеры Веймарской [577] республики делали все возможное, чтобы совладать с этими проблема­ми дипломатическими акциями и при помощи права. Но все их усилия оказывались тщетными. Во времена инфляции и безработицы социаль­ная и экономическая жизнь Германии оказалась под угрозой краха. Ка­залось, что все реальные средства исчерпаны. Это была как раз та пи­тательная почва, откуда могли возникнуть и черпать свои силы полити­ческие мифы.

Даже в примитивных сообществах, где миф господствует над всей совокупностью социальной жизни и социальных чувств человека, он тем не менее не всегда действует одинаково и даже не всегда проявля­ется с одинаковой силой. Миф достигает апогея, когда человек лицом к лицу сталкивается с неожиданной и опасной ситуацией. Малинов­ский, много лет проживший среди аборигенов и оставивший серьезное аналитическое исследование их мифологических представлений и ма­гических ритуалов, постоянно настаивал на данном пункте. Он указы­вал, что даже в самых примитивных сообществах использование магии ограничено особой сферой деятельности. Во всех случаях, когда можно прибегнуть к сравнительно простым техническим средствам, обраще­ние к магии исключается. Такая потребность возникает только тогда, когда человек сталкивается с задачей, решение которой далеко превос­ходит его естественные возможности. Однако всегда остается опреде­ленная область, неподвластная магии и мифологии и которая может быть названа секуляризованной. Здесь человек надеется на свои соб­ственные навыки вместо магических формул и ритуалов[. ] Во всех за­дачах, которые не требуют никаких сверхординарных средств, мы не найдем ни магии, ни мифологии. Однако высокоразвитая магия и свя­занная с ней мифология всегда воспроизводятся, если путь полон опас­ностей, а его конец неясен.

Это описание роли магии и мифологии в примитивных обществах вполне применимо и к высокоразвитым формам политической жизни человека. В критических ситуациях человек всегда обращается к отча­янным средствам. Наши сегодняшние политические мифы как раз и яв­ляются такими отчаянными средствами. Когда разум не оправдывает наших ожиданий, то всегда остается в качестве ultima ratio власть сверхъестественного и мистического. Жизнь примитивных обществ никогда не регулируется письменными законами, юридическими стату­сами, конституциями, биллями о правах или политическими хартиями. Тем не менее даже самые примитивные формы социальной жизни об­наруживают наличие ясной и жестокой организации. Члены этих об [578] ществ никогда не живут в состоянии анархии и хаоса. Это справедливо даже относительно самых аристократических — тотемистических пле­мен, которые нам известны; американских аборигенов и племен Север­ной и Центральной Австралии, которые были детально изучены Спен­сером и Гилленом. В этих тотемистических сообществах мы не найдем сложной и разработанной мифологии, сравнимой с мифологией греков, индийцев или египтян, мы не обнаружим там веры в конкретных богов или в персонифицированные силы природы. Но эти общества спаяны иной, более мощной силой — силой ритуала, основанного на мифоло­гической вере в животных-первопредков. Каждый член группы принад­лежит здесь к тотемному клану, и, таким образом, он оказывается ско­ванным цепью жестких традиций. Он вынужден отказываться от опре­деленных видов пищи, он обязан соблюдать суровые правила экзогамии или эндогамии; ему приходится осуществлять в определенные моменты времени и в определенной неизменной последовательности одни и те же ритуалы, которые являются драматическим воспроизведением жизни его тотемных первопредков. Все это навязывается членам пле­мени не силой, но их собственными фундаментальными мифическими понятиями, причем всепобеждающей власти этих понятий невозможно не только сопротивляться, но и поставить под сомнение.

Позднее появляются другие политические и социальные структуры. Мифологическая организация общества заменяется, вроде бы, рацио­нальными структурами. В спокойные, мирные времена, в периоды от­носительной стабильности и безопасности, эта рациональная органи­зация общества устанавливается естественным путем. Кажется, что она способна выдержать все атаки, но в политике никогда не бывает полного спокойствия. Здесь всегда присутствует скорее динамическое, нежели статическое равновесие. В политике мы всегда живем как на вулкане и всегда должны быть готовы к неожиданным взрывам и катак­лизмам. Во все критические моменты социальной жизни человека ра­циональные силы, до этого успешно противостоящие воспроизводству древних мифологических представлений, уже не могут чувствовать себя столь же уверенно. [. ] Миф, всегда рядом с нами и лишь прячется во мраке, ожидая своего часа. Этот час наступает тогда, когда все другие силы, цементирующие социальную жизнь, по тем или иным причинам теряют свою мощь и больше не могут сдерживать демонические, мифо­логические стихии.

Первый шаг, который был сделан, заключался в изменении функций языка. Если мы посмотрим на развитие человеческой речи, то обнару­жим, что в истории цивилизации слово выполняло две диаметрально противоположные функции. Говоря вкратце, мы можем назвать их се­мантическим и магическим использованием слов. Даже в так называе­мых примитивных языках семантическая функция никогда не устраня­ется; без нее речь просто не может существовать. Но в примитивных сообществах магическая функция слова имеет доминирующее влияние. Магическое слово не описывает вещи или отношения между вещами; оно стремится производить действия и изменять явления природы. По­добные действия не могут совершаться без развитого магического ис­кусства. Только маг или колдун способен управлять магией слова, и только в его руках оно становится могущественнейшим оружием. Ничто не может противостоять его власти. [. ]

Удивительно, но все это воспроизводится в сегодняшнем мире. Если мы изучим наши современные политические мифы и методы их исполь­зования, то, к нашему удивлению, обнаружим в них не только пере­оценку всех наших этнических ценностей, но также и трансформацию человеческой речи. Магическая функция слова явно доминирует над се­мантической функцией. Когда мне случается прочесть книгу, изданную в Германии в последнее десятилетие, причем даже не политического, а теоретического характера, исследующую философские, исторические или экономические проблемы, То я, к своему изумлению, обнаружи­ваю, что больше не понимаю немецкого языка. Изобретены новые слова и даже старые используются в непривычном смысле, ибо их зна­чения претерпели глубокую трансформацию. Это изменение значения зависит от того, что те слова, которые прежде употреблялись в дес­криптивном, логическом или семантическом смысле, используются те­перь как магические слова, призванные вызывать вполне определен [582] ные действия и возбуждать вполне определенные эмоции. Наши обыч­ные слова наделены значением; но эти, вновь созданные слова, наде­лены эмоциями и разрушительными страстями.

Но умелое использование магической функции слов — еще далеко не все. Если слово должно произвести максимальный эффект, оно должно подкрепляться введением новых ритуалов. В этом направлении политические лидеры действуют столь же оперативно, методично и ус­пешно. Каждый политический акт имеет свой специфический ритуал. И так как в тоталитарном государстве нет места частной жизни, неза­висимой от жизни политической, то все бытие индивида внезапно ока­зывается наполненным большим числом новых ритуалов. Последние столь же регулярны, суровы и неотвратимы, как и в примитивных со­обществах. Каждый класс, каждый пол и возраст имеют свои ритуалы. Никто не может пройти по улице, поприветствовать соседа или друга, не выполняя политического ритуала. И точно также, как в архаических сообществах, отказ хотя бы от одного из предписанных ритуалов озна­чает неприятность и даже смерть. Даже у детей несоблюдение ритуала трактуется как непростительная оплошность и грех. Подобный просту­пок становится преступлением против его величества Лидера и всего тоталитарного государства.

Обычные методы политического насилия не способны дать подоб­ный эффект. Даже под самым мощным политическим прессом люди не перестают жить частной жизнью. Всегда остается сфера личной свобо­ды, противостоящей такому давлению. [. ] Современные политические мифы разрушают подобные ценности. [. ]

Она свободна от той двусмысленности, которая неизбежна в мета­физике и политике. Люди действуют свободно не потому, что обладают liberum arbitrium indifferentiae. Дело заключается вовсе не в отсутствии мотива, но в характере мотивов, отличающих свободное действие. В этическом смысле человек является свободным агентом действия, если его мотивы основаны на его собственном решении и личном убеждении в необходимости следовать моральному долгу. [. ] Свобода не является врожденной человеку. Чтобы обладать свободой, нужно действовать как свободный человек. Если индивид просто следует природным ин­стинктам, то он не может бороться за свободу и, следовательно, скорее всего выберет рабство. Ведь очевидно, что гораздо легче зависеть от других, нежели самостоятельно мыслить, судить и принимать решения. Это объясняет тот факт, что равно и в индивидуальном и в социальном бытии свобода нередко рассматривается скорее как бремя, а не как привилегия. В наиболее тяжелых обстоятельствах человек пытается избавиться от этого бремени. Здесь-то и выступают на сцену тотали­тарное государство и политические мифы. Новые политические партии обещают по крайней мере избавить человека от подобной дилеммы. Они подавляют и разрушают само чувство свободы, но в то же время они избавляют человека от всякой персональной ответственности.

Это подводит нас еще к одному аспекту проблемы. В нашем описа­нии современных политических мифов не учитывалась одна существен [585] ная черта. Как уже отмечалось раньше, в тоталитарном государстве по­литические лидеры берут на себя те же функции, которые в примитив­ных сообществах выполняют маги. Они абсолютные правители, они те врачеватели, которые обещают вылечить все социальные недуги. Но и это еще не все. В диком племени колдун имеет и другую важную задачу. [. ] Он раскрывает волю богов и предсказывает будущее. Предсказа­тель играет незаменимую роль в архаической социальной жизни. Даже на высокоразвитых ступенях политической культуры он по-прежнему пользуется всеми правами и привилегиями. В Риме, например, ни одно важное политическое решение, ни одно рискованное предприятие, ни одна битва не начинались без предсказания авгуров. (. ]

Философия бессильна разрушить политические мифы. Миф сам по себе неуязвим. Он нечувствителен к рациональным аргументам, его нельзя отрицать с помощью силлогизмов. Но философия может ока­зать нам другую важную услугу. Она может помочь нам понять против­ника. Чтобы победить врага, мы должны знать его. В этом заключается один из принципов правильной стратегии. Понять миф — означает по­нять не только его слабости и уязвимые места, но и осознать его силу. Нам всем было свойственно недооценивать ее. Когда мы впервые ус­лышали о политических мифах, то нашли их столь абсурдными и неле­пыми, столь фантастическими и смехотворными, что не могли принять их всерьез. Теперь нам всем стало ясно, что это было величайшим за­блуждением. Мы не имеем права повторять такую ошибку дважды. Не­обходимо тщательно изучать происхождение, структуру, технику и ме [586] тоды политических мифов. Мы обязаны видеть лицо противника, чтобы знать, как победить его.

Печатается по: Политология: хрестоматия / Сост. проф. М.А. Василик, доц. М.С. Вершинин. - М.: Гардарики, 2000. 843 с. (Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается начало текста на следующей странице печатного оригинала данного издания)

Если попытаться разложить на составные части современные нам политические мифы, обнаружится, что мы не найдем в них ничего, что было бы для нас совершенной новостью. Все их элементы уже хорошо известны. И принадлежащая Карлейлю теория почитания героев, и тезисы Гобино о фундаментальной роли морали и об интеллектуальном разнообразии рас в прошлом уже не единожды обсуждались. Но дискуссии эти в определенном смысле оставались чисто академическими. Для того же чтобы превратить старые идеи в мощное и действенное оружие политики требовалось нечто большее. Они должны были быть приспособлены к пониманию новой, иной, чем прежде, аудитории. Для этой цели требовалось новое орудие – мысль должна была быть дополнена действием. Следовало применить новую технологию. Она и была последним, решающим фактором. Говоря языком науки, данная технология послужила катализатором процесса. Она ускорила все реакции и позволила им получить завершение. Почва для Мифа ХХ в. была подготовлена давным-давно, однако, без умелого применения нового технологичного орудия она не способна была приносить плодов. Общие условия, благоприятные для такого развития событий и способствовавшие победе этой тенденции, сложились в период после первой мировой войны. В то время все перенесшие войну страны столкнулись с одинаковыми и весьма серьезными трудностями. Пришло осознание того, что даже странам-победительницам война не принесла истинных решений ни в одной из проблемных областей.


Статья посвящена анализу концепта мифа в работе немецкого неокантианца Эрнста Кассирера. Философ описывает миф как форму мышления, как форму созерцания и как форму жизни.

Ключевые слова: трансцендентальное, миф, мышление, созерцание, форма жизни, пространство и время.

Во все времена миф обращал на себя внимание и привлекал многих ученых различных областей. Одну из главных концепций в области философии можно обнаружить в работах неокантианца Эрнста Кассирера (1874–1945). Он считал, что миф не является иллюзией, миф — это часть системы выразительных форм, которая находится в тесной связи с другими формами. Миф занимает особую позицию среди символических форм духовной культуры. Искусство и познание, нравственность и право, язык и техника тесно связаны с мифическим, отсюда высвобождаются и основные теоретико-познавательные понятия (пространство, время, число и т. д.) [3, с. 84].

По мнению Э. Кассирера, миф является символом, а символ, в свою очередь, необходим для существования самого мифа. Философ указывал на то, что мифологические символы — это интеллектуальные понятия, которые создаются самим человеком [2, с. 11]. Немецкий мыслитель также подчеркивал характерную двойственность символа, который тесно переплетается с чувственным восприятием, одновременно являясь свободным от него. Так, в любом мифе человеку открывается духовное содержание, которое, облекаясь в форму чувственного (зрительного, осязательного или слухового), выводит его за приделы этой формы. Символы не всегда способны рационально объяснить мир, его устройство и причинно-следственные связи, но они способны указать на нечто высшее, иррациональное и скрытое от общего понимания. Именно поэтому мифологические символы являются конкретными и реальными, однако их содержание абстрактно, так как по своей природе они воплощают ирреальные идеи человеческой фантазии. В какой-то мере миф служит воплощением человеческой потребности прикоснуться к трансцендентному и тесно связан с самой возможностью воображения как априорной способностью человека. Немецкий философ И. Кант описывал чистую способность воображения или трансцендентальное воображение, которое он в рамках своей трансцендентальной теории называл продуктивной способностью воображения. Под этим термином Кант подразумевал способность рассудка осуществлять синтез многообразия чувственно-наглядных представлений сообразно категориям [1, с. 564].

Воображение не имеет никаких рамок и пределов, поскольку воображать можно все. Источником всех образов служит материальная действительность, однако воображение, как априорная способность человека, позволяет ему создавать и трансцендентные образы, например, образ Бога или Абсолюта. И если изначально воображение представляет собой нечто стихийное, хаотичное, то миф здесь выполняет функцию структурирования и упорядочения и служит методом превращения хаоса воображения в гармоничный космос.

Со стороны структурно-смысловой специфики Э. Кассирер рассматривает миф в трех направлениях — миф как форма мышления, как форма созерцания, как форма жизни. Данное разделение происходит благодаря тому, что структура и смысл определяют сущность мифа; эти трансцендентально-культурные формы позволяют подробно изучить законы мифотворчества, символическое содержание и интерпретировать миф в различных контекстах.

В мифическом мышлении понятия пространства и времени тесно связаны с причинно-следственными связями и отношениями. Скажем, животное, которое появляется в той или иной ситуации, является причиной самой ситуации. Именно поэтому в мифическом понимании ласточки являются причиной весны. Все возникает из всего, так как в пространственно-временных понятиях все соприкасается со всем.

Таким образом, в пространстве мифа любая связь основана на идентичности, она восходит к начальному тождеству сущности и образует общую мифологическую жизненную форму. В любом мифологическом явлении возникает особая область бытия с определенными границами. В этом заключается структура мифологического пространства, которая предполагает абсолютную неоднородность, конечность и мистическую наполненность [5, с. 156]. Подобными чертами характеризуется другая форма созерцания в мифе — время.

Теорию о соотношении профанного и сакрального времени в мифологических рамках описал также ученый М. Элиаде. Он отмечал, что существует некая борьба профанного времени с сакральным, где человек постоянно пытается уйти из первого во второе [4, с. 10]. Смысл кроется в желании стать бессмертным: смерть существует только в профанном времени, в сакральном обитают бессметные боги, тем самым человеческая душа именно здесь может приобрести вечность.

Как форма жизни мана заключает в себе простые вещи, отдельные лица, одушевленные и неодушевленные предметы. Изначально она является некой рассредоточенной мистической силой, которая готова принять всякую форму жизни. Мана заключает в себе все, что обладает бытием. Она ярче всего видна в явлениях, связанных с культом и жертвой [3, с. 169], подчеркивает немецкий мыслитель. Культ есть форма жизни представителя древнего мира, а жертва существует с целью установления связи между миром сакральным и профанным: там, где оба мира соприкасаются друг с другом, они начинают принадлежать сфере священности. В форме приношения даров или жертв содержится идея обмена, при помощи которой человек соединяется с богом: «ибо бог зависит в данной ситуации от человека таким же образом, как и человек от бога. Всей своей мощью, более того, всем своим состоянием бог зависит от приношения совершающего жертву [3, с. 234].

В мифической форме тесно взаимосвязаны понятия сакрального и профанного, выступающие в качестве основных принципов деления времени и пространства. Миф как форма жизни — это преобразование мира субъективных аффектов в чувственно-объективное бытие, с помощью различных культовых действий. В ней особыми функциями наделена душа, которая подвергается метаморфозам самой себя и изменением окружающей жизни в целом. С помощью мифологического творчества, с помощью деятельности души человек начинает рефлексировать, открывать для себя все свое многообразие, тем самым переходя на более высокий уровень познания.

  1. Кант, И. Критика чистого разума / И. Кант // Кант И. Сочинения: в 6 т. — М.: Мысль, 1964. — Т. 3. — 799 с.
  2. Кассирер, Э. Язык / Э. Кассирер // Философия символических форм: в 3 т. — М.: Академический Проект, 2011. — Т. 1. — 271 с.
  3. Кассирер, Э. Мифологическое мышление / Э. Кассирер // Философия символических форм: в 3 т. — М.: Академический Проект, 2011. — Т. 2. — 279 с.
  4. Элинде, М. Очерки сравнительного религиоведения / М. Элинде. — М.: Ладомир, 1999. — 488 с.
  5. Яковлева, Е. Л. Миф как символическая форма культуры: взгляд через призму традиций и современности / Е. Л. Яковлева // Вестник Оренбургского государственного университета. — Оренбург: Оренбургский гос. ун-т, 2011. — Вып. 7. — С. 126–159.

Основные термины (генерируются автоматически): миф, форма жизни, форма созерцания, время, немецкий мыслитель, образ, продуктивная способность воображения, символ, форма мышления, первобытный человек.

Если мы попытаемся разложить наши современные политические мифы на их составные части, то обнаружим, что они не содержат ни одной новой черты. Все они были уже достаточно хорошо известны. Вновь и вновь обсуждались и культ героев Карлейля, и теории Гобино о фундаментальном моральном и интеллектуальном различии рас. Но эти обсуждения оставались чисто академическими. Чтобы превратить старые идеи в мощное политическое оружие, требовалось нечто боль­шее. Идеи должны быть адаптированы для совсем другой аудитории. Для достижения подобных целей требовались совсем другие инстру­менты — инструменты не только мысли, но и действия. Необходимо было разработать совершенно новую технику. Это был последний и ре­шающий фактор. Говоря научным языком, эта техника производила ка­талитический эффект. Она убыстряла все реакции и придавала их дей­ствию максимальную эффективность. Хотя почва для мифа XX в. была подготовлена давно, он не мог родиться без умелого использования новых технических средств.

Общие условия, подготовившие появление мифа XX в. и обеспечив­шие ему победу, сложились после Первой мировой войны. В этот пе­риод все нации, вовлеченные в войну, испытывали одинаковые труд­ности. Они начинали осознавать, что даже для наций-победительниц война не принесла каких-либо осязаемых благ. Со всех сторон возни­кали новые проблемы. Интеллектуальные, социальные и просто жиз­ненные конфликты становились все более острыми и они ощущались повсеместно. Но в Англии, Франции, Северной Америке всегда оста­вались перспективы разрешения этих конфликтов нормальными, стан­дартными средствами. В Германии же ситуация была совсем иной. День ото дня проблемы усложнялись и обострялись. Лидеры Веймарской

Глава 12. ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА И СОЦИАЛИЗМ 577

республики делали все возможное, чтобы совладать с этими проблема­ми дипломатическими акциями и при помощи права. Но все их усилия оказывались тщетными. Во времена инфляции и безработицы социаль­ная и экономическая жизнь Германии оказалась под угрозой краха. Ка­залось, что все реальные средства исчерпаны. Это была как раз та пи­тательная почва, откуда могли возникнуть и черпать свои силы полити­ческие мифы.

Даже в примитивных сообществах, где миф господствует над всей совокупностью социальной жизни и социальных чувств человека, он тем не менее не всегда действует одинаково и даже не всегда проявля­ется с одинаковой силой. Миф достигает апогея, когда человек лицом к лицу сталкивается с неожиданной и опасной ситуацией. Малинов­ский, много лет проживший среди аборигенов и оставивший серьезное аналитическое исследование их мифологических представлений и ма­гических ритуалов, постоянно настаивал на данном пункте. Он указы­вал, что даже в самых примитивных сообществах использование магии ограничено особой сферой деятельности. Во всех случаях, когда можно прибегнуть к сравнительно простым техническим средствам, обраще­ние к магии исключается. Такая потребность возникает только тогда, когда человек сталкивается с задачей, решение которой далеко превос­ходит его естественные возможности. Однако всегда остается опреде­ленная область, неподвластная магии и мифологии и которая может быть названа секуляризованной. Здесь человек надеется на свои соб­ственные навыки вместо магических формул и ритуалов[. ] Во всех за­дачах, которые не требуют никаких сверхординарных средств, мы не найдем ни магии, ни мифологии. Однако высокоразвитая магия и свя­занная с ней мифология всегда воспроизводятся, если путь полон опас­ностей, а его конец неясен.

Это описание роли магии и мифологии в примитивных обществах вполне применимо и к высокоразвитым формам политической жизни человека. В критических ситуациях человек всегда обращается к отча­янным средствам. Наши сегодняшние политические мифы как раз и яв­ляются такими отчаянными средствами. Когда разум не оправдывает наших ожиданий, то всегда остается в качестве ultima ratio власть сверхъестественного и мистического. Жизнь примитивных обществ никогда не регулируется письменными законами, юридическими стату­сами, конституциями, биллями о правах или политическими хартиями. Тем не менее даже самые примитивные формы социальной жизни об­наруживают наличие ясной и жестокой организации. Члены этих об-

578 Раздел У. ЛИЧНОСТЬ И ПОЛИТИКА

ществ никогда не живут в состоянии анархии и хаоса. Это справедливо даже относительно самых аристократических — тотемистических пле­мен, которые нам известны; американских аборигенов и племен Север­ной и Центральной Австралии, которые были детально изучены Спен­сером и Гилленом. В этих тотемистических сообществах мы не найдем сложной и разработанной мифологии, сравнимой с мифологией греков, индийцев или египтян, мы не обнаружим там веры в конкретных богов или в персонифицированные силы природы. Но эти общества спаяны иной, более мощной силой — силой ритуала, основанного на мифоло­гической вере в животных-первопредков. Каждый член группы принад­лежит здесь к тотемному клану, и, таким образом, он оказывается ско­ванным цепью жестких традиций. Он вынужден отказываться от опре­деленных видов пищи, он обязан соблюдать суровые правила экзогамии или эндогамии; ему приходится осуществлять в определенные моменты времени и в определенной неизменной последовательности одни и те же ритуалы, которые являются драматическим воспроизведением жизни его тотемных первопредков. Все это навязывается членам пле­мени не силой, но их собственными фундаментальными мифическими понятиями, причем всепобеждающей власти этих понятий невозможно не только сопротивляться, но и поставить под сомнение.

Позднее появляются другие политические и социальные структуры. Мифологическая организация общества заменяется, вроде бы, рацио­нальными структурами. В спокойные, мирные времена, в периоды от­носительной стабильности и безопасности, эта рациональная органи­зация общества устанавливается естественным путем. Кажется, что она способна выдержать все атаки, но в политике никогда не бывает полного спокойствия. Здесь всегда присутствует скорее динамическое, нежели статическое равновесие. В политике мы всегда живем как на вулкане и всегда должны быть готовы к неожиданным взрывам и катак­лизмам. Во все критические моменты социальной жизни человека ра­циональные силы, до этого успешно противостоящие воспроизводству древних мифологических представлений, уже не могут чувствовать себя столь же уверенно. [. ] Миф, всегда рядом с нами и лишь прячется во мраке, ожидая своего часа. Этот час наступает тогда, когда все другие силы, цементирующие социальную жизнь, по тем или иным причинам теряют свою мощь и больше не могут сдерживать демонические, мифо­логические стихии.

Глава 12. ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА И СОЦИАЛИЗМ 579

580 Раздел V. ЛИЧНОСТЬ И ПОЛИТИКА

Глава 12. ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА И СОЦИАЛИЗМ 581

жие, будь то пулеметы или самолеты. Это новый момент, имеющий принципиальное значение. Он изменил всю нашу социальную жизнь. В 1933 г. политический мир начал выражать беспокойство по поводу воз­рождения вооруженных сил Германии и его возможных международных последствий. На самом деле, это ревооружение началось намного рань­ше, но осталось практически незамеченным. Это подлинное ревоору­жение родилось вместе с появлением и расцветом политических мифов. Последующее возрождение милитаризма было просто сопутствующим фактом и необходимым следствием ментального ревооружения, при­внесенного политическими мифами.

Первый шаг, который был сделан, заключался в изменении функций языка. Если мы посмотрим на развитие человеческой речи, то обнару­жим, что в истории цивилизации слово выполняло две диаметрально противоположные функции. Говоря вкратце, мы можем назвать их се­мантическим и магическим использованием слов. Даже в так называе­мых примитивных языках семантическая функция никогда не устраня­ется; без нее речь просто не может существовать. Но в примитивных сообществах магическая функция слова имеет доминирующее влияние. Магическое слово не описывает вещи или отношения между вещами; оно стремится производить действия и изменять явления природы. По­добные действия не могут совершаться без развитого магического ис­кусства. Только маг или колдун способен управлять магией слова, и только в его руках оно становится могущественнейшим оружием. Ничто не может противостоять его власти. [. ]

Удивительно, но все это воспроизводится в сегодняшнем мире. Если мы изучим наши современные политические мифы и методы их исполь­зования, то, к нашему удивлению, обнаружим в них не только пере­оценку всех наших этнических ценностей, но также и трансформацию человеческой речи. Магическая функция слова явно доминирует над се­мантической функцией. Когда мне случается прочесть книгу, изданную в Германии в последнее десятилетие, причем даже не политического, а теоретического характера, исследующую философские, исторические или экономические проблемы, То я, к своему изумлению, обнаружи­ваю, что больше не понимаю немецкого языка. Изобретены новые слова и даже старые используются в непривычном смысле, ибо их зна­чения претерпели глубокую трансформацию. Это изменение значения зависит от того, что те слова, которые прежде употреблялись в дес­криптивном, логическом или семантическом смысле, используются те­перь как магические слова, призванные вызывать вполне определен-

582 Раздел V. ЛИЧНОСТЬ И политика

ные действия и возбуждать вполне определенные эмоции. Наши обыч­ные слова наделены значением; но эти, вновь созданные слова, наде­лены эмоциями и разрушительными страстями.

Глава 12. ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА И СОЦИАЛИЗМ 583

Но умелое использование магической функции слов — еще далеко не все. Если слово должно произвести максимальный эффект, оно должно подкрепляться введением новых ритуалов. В этом направлении политические лидеры действуют столь же оперативно, методично и ус­пешно. Каждый политический акт имеет свой специфический ритуал. И так как в тоталитарном государстве нет места частной жизни, неза­висимой от жизни политической, то все бытие индивида внезапно ока­зывается наполненным большим числом новых ритуалов. Последние столь же регулярны, суровы и неотвратимы, как и в примитивных со­обществах. Каждый класс, каждый пол и возраст имеют свои ритуалы. Никто не может пройти по улице, поприветствовать соседа или друга, не выполняя политического ритуала. И точно также, как в архаических сообществах, отказ хотя бы от одного из предписанных ритуалов озна­чает неприятность и даже смерть. Даже у детей несоблюдение ритуала трактуется как непростительная оплошность и грех. Подобный просту­пок становится преступлением против его величества Лидера и всего тоталитарного государства.

584 Раздел V. ЛИЧНОСТЬ И ПОЛИТИКА

Обычные методы политического насилия не способны дать подоб­ный эффект. Даже под самым мощным политическим прессом люди не перестают жить частной жизнью. Всегда остается сфера личной свобо­ды, противостоящей такому давлению. [. ] Современные политические мифы разрушают подобные ценности. [. ]

Она свободна от той двусмысленности, которая неизбежна в мета­физике и политике. Люди действуют свободно не потому, что обладают liberum arbitrium indifferentiae. Дело заключается вовсе не в отсутствии мотива, но в характере мотивов, отличающих свободное действие. В этическом смысле человек является свободным агентом действия, если его мотивы основаны на его собственном решении и личном убеждении в необходимости следовать моральному долгу. [. ] Свобода не является врожденной человеку. Чтобы обладать свободой, нужно действовать как свободный человек. Если индивид просто следует природным ин­стинктам, то он не может бороться за свободу и, следовательно, скорее всего выберет рабство. Ведь очевидно, что гораздо легче зависеть от других, нежели самостоятельно мыслить, судить и принимать решения. Это объясняет тот факт, что равно и в индивидуальном и в социальном бытии свобода нередко рассматривается скорее как бремя, а не как привилегия. В наиболее тяжелых обстоятельствах человек пытается избавиться от этого бремени. Здесь-то и выступают на сцену тотали­тарное государство и политические мифы. Новые политические партии обещают по крайней мере избавить человека от подобной дилеммы. Они подавляют и разрушают само чувство свободы, но в то же время они избавляют человека от всякой персональной ответственности.

Это подводит нас еще к одному аспекту проблемы. В нашем описа­нии современных политических мифов не учитывалась одна существен-

Глава 12. ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА И СОЦИАЛИЗМ 585

ная черта. Как уже отмечалось раньше, в тоталитарном государстве по­литические лидеры берут на себя те же функции, которые в примитив­ных сообществах выполняют маги. Они абсолютные правители, они те врачеватели, которые обещают вылечить все социальные недуги. Но и это еще не все. В диком племени колдун имеет и другую важную задачу. [. ] Он раскрывает волю богов и предсказывает будущее. Предсказа­тель играет незаменимую роль в архаической социальной жизни. Даже на высокоразвитых ступенях политической культуры он по-прежнему пользуется всеми правами и привилегиями. В Риме, например, ни одно важное политическое решение, ни одно рискованное предприятие, ни одна битва не начинались без предсказания авгуров. (. ]

Философия бессильна разрушить политические мифы. Миф сам по себе неуязвим. Он нечувствителен к рациональным аргументам, его нельзя отрицать с помощью силлогизмов. Но философия может ока­зать нам другую важную услугу. Она может помочь нам понять против­ника. Чтобы победить врага, мы должны знать его. В этом заключается один из принципов правильной стратегии. Понять миф — означает по­нять не только его слабости и уязвимые места, но и осознать его силу. Нам всем было свойственно недооценивать ее. Когда мы впервые ус­лышали о политических мифах, то нашли их столь абсурдными и неле­пыми, столь фантастическими и смехотворными, что не могли принять их всерьез. Теперь нам всем стало ясно, что это было величайшим за­блуждением. Мы не имеем права повторять такую ошибку дважды. Не­обходимо тщательно изучать происхождение, структуру, технику и ме-

586 Раздел V. ЛИЧНОСТЬ И ПОЛИТИКА

тоды политических мифов. Мы обязаны видеть лицо противника, чтобы знать, как победить его.

Печатается по: Кассирер Э. Техника современных политических мифов //Вестн. МГУ. Сер. 7, Философия. 1990. № 2. С. 58—65.

Г л а в а 13

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ И УЧАСТИЕ

Г.ЛЕБОН

Психология народов и масс

Явления бессознательного играют выдающуюся роль не только в ор­ганической жизни, но и в отправлениях ума. Сознательная жизнь ума составляет лишь очень малую часть по сравнению с его бессознательной жизнью. Самый тонкий аналитик, самый проницательный наблюдатель в состоянии подметить лишь очень небольшое число бессознательных двигателей, которым он повинуется. Наши сознательные поступки вы­текают из субстрата бессознательного, создаваемого в особенности влияниями наследственности. В этом субстрате заключаются бесчис­ленные наследственные остатки, составляющие собственно душу расы, Кроме открыто признаваемых нами причин, руководящих нашими дей­ствиями, существуют еще тайные причины, в которых мы не признаем­ся, но за этими тайными есть еще более тайные, потому что они неиз­вестны нам самим. Большинство наших ежедневных действий вызыва­ется скрытыми двигателями, ускользающими от нашего наблюдения.

Индивид в толпе приобретает, благодаря только численности, со­знание непреодолимой силы, и это сознание позволяет ему поддаться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда он бывает один.[. ]

Мы, с нашей точки зрения, придаем небольшое значение появлению новых качеств. Нам достаточно сказать, что индивид находится в массе в таких условиях, которые позволяют ему отбросить вытеснение своих бессознательных влечений. Мнимоновые качества, обнаруживаемые индивидом, суть проявления этого бессознательного, в котором содер­жится все зло человеческой души; нам нетрудно понять исчезновение

Глава 13. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ И УЧАСТИЕ 587

Вторая причина — зараза, также способствует образованию в толпе специальных свойств и определяет их направление. Зараза представ­ляет такое явление, которое легко указать, но не объяснить; ее надо причислить к разряду гипнотических явлений, к которым мы сейчас перейдем. В толпу всякое чувство, всякое действие заразительно, и притом в такой степени, что индивид очень легко приносит в жертву свои личные интересы интересу коллективному. Подобное поведение, однако, противоречит человеческой природе, и потому человек спосо­бен на него лишь тогда, когда он составляет частицу толпы.

Третья причина, и при том самая важная, обусловливающая появ­ление у индивидов в толпе таких специальных свойств, которые могут не встречаться у них в изолированном положении, — это восприимчи­вость к внушению; зараза, о которой мы только что говорили, служит лишь следствием этой восприимчивости.

Наблюдения [. ] указывают, что индивид, пробыв несколько време­ни среди действующей толпы, приходит скоро в такое состояние, кото­рое очень напоминает состояние загипнотизированного субъекта. Со­знательная личность у загипнотизированного совершенно исчезает, так же как воля и рассудок и все чувства и мысли направляются волей гип­нотизера.

Таково же приблизительно положение индивида, составляющего частицу одухотворенной толпы. Он уже не сознает своих поступков, и у него, как у загипнотизированного, одни способности исчезают, другие же доходят до крайней степени напряжения. Под влиянием внушения такой субъект будет совершать известные действия с неудержимой стремительностью; в толпе же эта неудержимая стремительность про­является с еще большей силой, так как влияние внушения, одинакового для всех, увеличивается путем взаимности.

Итак, исчезновение сознательной личности, преобладание личности бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяе­мое внушением, и стремление превратить немедленно в действие вну­шенные идеи — вот главные черты, характеризующие индивида в толпе. Он уже перестает быть сам собою и становится автоматом, у ко­торого своей воли не существует.

Таким образом, становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. В

588 Раздел V. ЛИЧНОСТЬ И ПОЛИТИКА

изолированном положении он, быть может, был бы культурным чело­веком; в толпе — это варвар, т.е. существо инстинктивное. У него об­наруживается склонность к произволу, буйству, свирепости, но также и к энтузиазму и героизму, свойственным первобытному человеку. Он останавливается особенно еще на понижении интеллектуальной дея­тельности, которое претерпевает человек благодаря причастности к массе.

Печатается по: Лебон Г. Психология народов и масс // Диалог. 1992. №3. С. 26—27.

Т. АДОРНО

Типы и синдромы. Методологический подход

Глава 13. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ И УЧАСТИЕ 589

Возможность конструировать весьма различающиеся наборы пси­хологических типов общепризнана. В результате предыдущего обсуж-

590 Раздел V. ЛИЧНОСТЬ И ПОЛИТИКА

дения мы основываем собственную попытку на трех следующих основ­ных критериях:

в) типы должны быть сконструированы так, чтобы их можно было использовать прагматически, т.е. преобразовать в сравнительно жест-

Глава 13. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ И УЧАСТИЕ 591

592 Раздел V. ЛИЧНОСТЬ И ПОЛИТИКА

Глава 13. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ И УЧАСТИЕ 593

594 Раздел V. ЛИЧНОСТЬ И ПОЛИТИКА

Глава 13. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ И УЧАСТИЕ 595

596 Раздел V. ЛИЧНОСТЬ И ПОЛИТИКА

Глава 13. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ И УЧАСТИЕ 597

598 Раздел V. ЛИЧНОСТЬ И ПОЛИТИКА

Читайте также: