Духовные основы общества франк краткое содержание

Обновлено: 03.07.2024

– Сегодняшняя лекция будет посвящена мировоззрению и социальным идеям Семена Людвиговича Франка. Это наш знаменитый русский философ. Конечно, вы это имя должны были слышать.

Франк – из чисто еврейской семьи. Его отец – врач, который получил личное дворянство за то, что где-то под обстрелом перевязывал раненых, и ему дали личное дворянство. Но он рано умер и совершенно на Семена не повлиял.

Мать Франка – Розалия Россиянская . Это более любопытно. Это дочь почти раввина. То есть человека, который был одним из столпов иудейской общины в Москве. Такая состоятельная семья. Именно поэтому, из-за того, что дед Франка был таким еврейским религиозным деятелем, в доме постоянно присутствовали всякие Талмуды, Библия на еврейском языке. Дед хотел из Семена сделать толкователя Торы (это такая очень почетная должность) заставил его учить древнееврейский, и Франк мальчиком, в общем, это выучил, читал свободно на древнееврейском Тору. Ну, и вообще это были люди такие самостоятельные, постоянно прислуга, немецкие бонны, русские нянечки. В результате Франк в совершенстве знал немецкий язык и с самого малого детства разговаривал на нем. В общем, был фактически билингвом . И по жизни получилось так, что Франк прочитал гораздо больше немецких книг, чем русских, и даже его магистерская диссертация была написана на чистом немецком языке. Ее, для того чтобы защитить, пришлось переводить.

Ну, такой очень серьезный, вдумчивый мальчик, который поражал даже свою мать, очень умный. Он спокойно окончил гимназию и поступил в Московский университет. Часто говорят, что относительно евреев были всякие ограничения на образование, какие-то проценты, но по Франку это совершенно не видно, никаких ограничений. И я, честно говоря, сколько ни читал литературы, ни разу не встречал, что вот еврей хочет учиться, а эти ограничения ему как-то помешали. Не знаю, не было такого.

И Франк уехал тут же в Германию, там слушал лекции немецких профессоров. После Франк экстерном сдал университетские экзамены где-то в Казани, вернувшись в Россию. За границей Франк познакомился с таким достаточно известным деятелем, как Петр Бернгардович Струве. Это такое имя, знаменитое. После сыновья этого Струве имели известность в XX веке, сейчас – внуки и какие-то, может быть, правнуки, – они издательством каким-то заведуют. Кстати, Шиманов писал одному из Струве, у него есть три письма к Струве (это потомок, конечно), которыми Шиманов прославился. Они очень здорово написаны.

Итак, Франк и Струве стали друзьями, такими, что не разлей водой. Все время встречались, их мысли были схожими.

– А по возрасту одинаковые они были?

– Нет, Струве – старше. Но вот друзьями они были настолько, что поверяли друг другу сердечные тайны относительно взаимоотношений с женщинами, что, надо сказать, для мужчин, по-моему, совершенно нетипично и очень редко бывает. Ну, вот так. Дружба продолжалась до смерти Струве.

Проходит революция 1905 года, к которой Франк отнесся очень отрицательно. 1908 год – Франк женится. Женится он, надо сказать, на чисто русской – Татьяне Барцевой . Ну, и вообще семья Франков была как бы встроена в русскую жизнь, хотя и с европейским уклоном.

Но обратите внимание: в это время ( 1908 г .) Франк еще числился иудеем. И даже когда ему предлагали довольно престижную работу, но одним из условий был переход в православие, он отказывался.

Я буду перемежать какие-то биографические сведения с работами Франка, потому что биография его не очень примечательна.

По Франку, у интеллигенции просто все плохо. А главное плоха ее основная идея – работать на благо народа. Вот это-то, с точки зрения Франка, никуда не годится. Нет, нормальный человек должен служить неким объективным ценностям. И он списочек дает, что это за такие ценности: теоретическая научная истина или художественная красота, или объекты религиозной веры, или государственное могущество, или даже национальное достоинство. Это вот объективные ценности, а вот такой вещи, как благо народа, нет в этом списке. Это, мол, вот такая субъективная ценность, которая придумана интеллигенцией. Да и что такое народ? Это люди, которые, грубо говоря, хотят хлеба и зрелищ, и вот такому народу служить – это никуда не годится.

Понимаете, здесь какой момент. Действительно, интеллигенция наша была практически сплошь атеистическая, как мы поняли из предыдущей лекции. И это ее очень тяжелый недостаток, и поэтому это налагает определенную печать и на любовь к народу. В общем-то, любовь к народу становится уродливой. Дело в том, что, по христианскому учению, любовь к человеку – к любому – обязательно должна быть через Бога: сначала любовь к Богу, а после уже – к человеку как образу Божьему. Вот тогда любовь будет правильной, не искаженной. Как Бог любит людей, так же, в принципе, в том же направлении, должен и человек любить. Если любовь к человеку – не через Бога, это, как мы выяснили на прошлой лекции, такая любовь очень быстро скатывается на любовь к душевному, и, в общем, это большое искажение. И, действительно, наша интеллигенция на место Бога поставила народ. И, в общем-то, ему поклонялась. В результате была выработана определенная интеллигентская этика, что если в этой основной идее как-то сомневаешься и хоть чуть-чуть хочешь служить вот тем объективным ценностям, которые Франк обрисовал, то это ты уже не интеллигент. Фунт презрения к тебе, и все.

Понимаете, все-таки наша интеллигенция хотела установить справедливый общественный строй. Это, с точки зрения Франка 1909 года, никуда не годится. Во всяком случае, – это не любовь к людям. По Франку, любовь к ближнему может быть только на уровне личности, и через общественный строй она выражаться никак не может. Поэтому Франк делит этих народников на две группы: во-первых, народники типа культурных просветителей, которые шли в народ, с народом разговаривали, читали им хорошие книжки, обучали детей и прочее, и прочее, и прочее. Это еще куда ни шло, хотя эти народники, с точки зрения Франка, люди очень ограниченные, но, так сказать, любовь в них еще теплится. А вот те, кто хотел устроить справедливый общественный строй, это-то исчадие ада, это революционеры.

В вину интеллигенции вменяется то, что она все утилизирует, все приспосабливает для этой основной цели – для служения народу, в том числе и культуру. А культура, с точки зрения Франка, это объективная ценность, которой можно служить самой по себе, так сказать, чистой культуре, созерцать красоту в искусстве, истину в науке и прочее. Но тут Франк не понимает, почему интеллигенция культуру не рассматривала как высшую ценность. А дело в том, что высшей ценностью для нее, – вот понимаете, какие были русские люди – высшей ценностью для нее было само братство. Вот это – да, это понимали, у интеллигента сразу слезы из глаз. А для Франка это такое слово, в общем-то, пустое – какое-то братство.

Ну и, конечно, Франк себя квалифицирует, что он антисоциалист . Социализм – это очень плохое, неправильное учение, чисто внешнее, что социалисты хотят чисто внешними реформами сделать совершенного человека. Да разве получится? Никогда не получится. И у него даже проскакивает: надо любить богатство. Вот такая формулировочка . Но под богатством он понимает и культурное богатство, умственное богатство, но и богатство, так сказать, нормальное, материальное.

То есть то, что социализм – это любовь в социальной сфере, он полностью отрицал. И надо сказать, от этих положений он никогда в жизни не отказывался. Прожил он долго, в общем, больше 70 лет, умер он в 1950 году. Мы еще вернемся к этому. Но вот от этих тезисов он никогда не отказывался.

В 1912 году Франк принимает христианство. Надо сказать, что Франк никогда не был человеком буквы. Он всегда стремился постигнуть суть вещей и за любыми (например, политическими) событиями он всегда стремился постичь философскую подоплеку, метаисторическую подоплеку – в общем, их как-то глубоко осмыслить. И то же самое с христианством: у него произошел некий поворот, он понял, что истина – это не акафисты с кондаками, а основные идеи христианства. Вот их он глубоко прочувствовал, и поэтому крестился. В духовники он выбрал себе такого либерального батюшку – Константина Аггеева , который позже, в годы революции, очень активно действовал. Однако многие осуждали Франка за переход в христианство: мол, фактически иудаизм – это вера еврейского народа, и, уходя из иудаизма, ты предаешь свой народ. Причем сами русские так говорили. Жена Струве, например, после этого вообще Франка на дух не переносила. Но понимаете, Франк был личностью такой тихой, но на самом деле очень твердой. Он менял свои убеждения, искал истину, но если он считал, что это правильно, его не собьешь уже с этого.

И еще такой момент. Через две недели после крещения он написал прошение в Московский университет на должность приват-доцента и в прошении указал, что он православный христианин (это требовалось). Ну, и его тут же взяли на должность.

Но понимаете, за Февральской революцией наступила Октябрьская и гражданская война. А Саратов – на Волге, там – то белые, то красные, голод. И, в общем, Франки здесь, – ну, я скажу мягко, – были стеснены, Франк очень часто жаловался на отсутствие денег и всегда искал подработку, какую-нибудь работу: он и там декан, и здесь преподает, и тут подрабатывает. Но, однако, у них всегда была прислуга, даже в такие, очень жесткие времена, уж так они привыкли. Без прислуги вообще они жить не могли никак.

Он уже тогда отмечает двойственность общественной жизни: с одной стороны, имеется, так сказать, благодать, но, в то же время, в общественной жизни есть закон. Имеется Церковь и имеется то, что вне Церкви, – мир. Возникают проблемы взаимодействия этих двух сущностей.

В Германии Франк тоже работает в десяти местах. Там наша эмиграция, надо сказать, жила тяжело. Они, конечно, друг друга держались. И если кто-то основывал какую-то структуру, с какими-то русскими идеями, с русским названием, типа института, то стягивались все знакомые, лучшие силы преподавательские, которые были за границей. Так было и в Германии. Вот тот же Бердяев там организовал Религиозно-философскую академию, и в Берлине она долгое время существовала, но после люди разъехались в другие города.

Франк печатается у Бердяева в этом журнале, хотя они – люди и разного темперамента, и разного мировоззрения, в общем-то. И я после, если будет время, расскажу об одной статье, которая вызвала у Бердяева очень сильную отрицательную реакцию, но он ее напечатал – это эмигрантское братство заставляло печатать. Бердяев там печатал всех, кроме Ильина, которого он на дух не переносил.

Итак, немцы взяли Париж, Франки бегут на юг Франции, в Гренобль, и наступает самая тяжелая их пора. Открыты концентрационные лагеря, то одного еврея забрали, и он сгинул, то другого, то третьего. Они прячутся около Гренобля в каких-то деревеньках, по-нашему. И если какие-то слухи, малейшая опасность, Татьяна гонит своего Семенушку , как она его называла, в лес – спасаться. А то придут и заберут. И, конечно, приносит ему кастрюльки с едой туда, в лес. Вообще она считала, что если Семенушку заберут, то она обязательно поедет с ним в любой концлагерь. Это она четко решила. Но обошлось. Немцы где-то около ходили, но ни разу на Франка не наткнулись.

Ну, а уже после войны они переезжают в Париж и тут же уезжают в Лондон, в 1945 году. И там Франк доживает последние пять лет своей жизни, уже стариком, как пишут комментаторы и люди, которые писали его биографию, очень таким стариком просветленным, который пишет мудрые статьи и книги. Об одной из них я сейчас расскажу.

– Скажите, а вот в ситуации искушения в пустыне, там же дьявол называется Князь мира сего? И при этом Христос отвечает не с точки зрения политики любви, а просто по заповедям, по Богу.

– Понимаете, я бы не сказал, что Христос так же отвечает. Во всяком случае, дьявола Он не пытается обнять.

– Он говорит, что он должен, насколько я поняла, в мире христианском вести себя совершенно по-христиански, а здесь – уже политика. А Он разве там как-то политически себя ведет?

– Ну, тут Христос просто разбивает соблазны дьявола, отвечает на них негативно. Но и С ам Христос, – Он все-таки действовал осторожно, и одно дело – так сказать, Его работа с ближайшими учениками. Помните, Он ближайшим ученикам растолковывал притчи. А другое дело – остальные: Он им говорил в притчах, и если поймут – хорошо, ну, а не поймут – что ж сделаешь. То есть, во всяком случае, Франк думает, что должна быть система умышленных действий, руководимых любовью. Это тоже любовь, но любовь зрячая. А как вот если какой-нибудь, бандит-национали ст встр етится, как с ним? Обниматься-целоваться, проявлять, в общем, открытость? Он только посмеется и все.

– Понятно. То есть с точки зрения практики, а он же философ, он должен был из основополагающих положений вывести, а не из практики.

Он рассуждает, что если человек занимается политикой любви, то совершенным образом (безгреховным) он вести себя не может. И он постоянно должен выбирать среди зол наименьшее зло. Это вот такая трагическая судьба христианина. Но если он вообще не будет социумом заниматься, это большой, очень тяжелый грех. Бездействие было бы еще большим грехом.

И наконец, чтобы удержать мир от зла, от скатывания его в какое-то жуткое состояние, Господь дал человечеству естественный закон. Это, в общем-то, такой католический термин, но он и протестантами используется, хотя у святых отцов он тоже встречается, но редко. Под естественным законом понимается закон поведения христианина именно в этом вот неискупленном мире. И, живя по этому естественному закону, человек, в общем-то, не согрешает, хотя в абсолютном смысле он согрешает, но он выбирает наименьшее из зол.

Франк умирает, – он все время болел, – он умирает в 1950 году от рака легких. В общем, это скоротечное такое развитие – через два месяца после обнаружения его не стало.

Это все, что я хотел вам сказать. Теперь вопросы.

– А вы согласны с этой политикой любви, что нужно так действовать?

– Да, я с этим, в принципе, согласен. Я еще раз говорю: нельзя любить и обниматься вот с этим бандитом, ну нельзя, понимаете? Он только посмеется, и все, и вашу любовь растопчет. Надо иначе действовать. Это тоже любовь, но любовь иная. Она может быть связана и с насилием. И даже Франк говорит: вот эта любовь может быть связана даже и с убийством. Вот в таком мире, в таких обстоятельствах мы живем. Но если его не убить, будет еще хуже, в сто раз хуже. И именно из-за этой фразы эта англичанка и не хотела на английский переводить книгу Франка.

– Получается, что это тоже проявление любви, если, например, применение насилия и, как вы говорите, убийства?

– Убивая одного, тем самым проявляешь любовь к другому.

– Но вы согласны с тем, что это является проявлением любви? Именно убийство.

– Да. И война – то же самое.

– Как раз с войной все понятно.

– Ну, а то же самое и в других ситуациях. Вот он так считал. Ну, и я вижу, что, да, прав человек. Прав.

– А понимаете, дело в том, что другую щеку вы подставляете свою. А вот подставлять другую щеку ближнего – это значит вот продать его. Вот так поступать ни в коем случае нельзя. Свою – пожалуйста, да, сколько угодно.

– Но тогда в чем здесь политика любви, когда можно проявить какое-то насилие?

– Можно. Ну, если вы найдете другое решение – что ж, в общем, это хорошо тоже. Но в каждом случае это, в общем, рецептов здесь нет. И, кстати, Франк говорит, что граница между светом и тьмой, – она невидимая, ее нельзя пощупать, сказать: вот от сих – тьма, а дальше – свет. Что эта граница всегда проходит где-то по самым глубинам человеческой души. Он не говорит, на самом деле, что Церковь – это сплошь свет, а этот мир – сплошь тьма. Нет, он более глубок здесь.

– Николай Владимирович, а вот идеи Франка сейчас поддержку какую-то имеют среди церковных деятелей?

– Да, в общем, его не особо, но все-таки любят. Дело в том, что Франк никогда не впадал в ересь. Он именно рассуждал насчет христианства и насчет его глубинных идей. Но, в отличие от Булгакова, Бердяева, Соловьева, которые что-то там придумывали такое еретическое, у него этого нет. Вот он как-то мастерски этого избегал. Поэтому любой христиан может, не смущаясь, Франка читать, но понимать это чтение – ой-ой-ой. Дело в том, что если Бердяева можно с любого слова – раз, открыл книжку на произвольной странице – и читаешь, у Франка так нельзя. Книга – это одно большое рассуждение, и если начинать где-то с середины – будет непонятно. Он тщательно выстраивает это изложение, очень последовательно развивает мысль, все боковые ответвления мысли, – он тоже по ним проходит. В общем, это такое интеллектуальное чтение, не для всякого, честно говоря.

– А у него тьма, она ведь тоже в Боге, да?

– Это у Бердяева тьма в Боге. Может быть, у Кургиняна тьма в Боге.

– Ну, если даже у Ареопагита тьма в Боге. Даже у отцов Церкви.

– Понимаете, это другая тьма. У этих ареопагетиков эта тьма – апофатика . То, что Бог непостижим. А у Иоа нна тьма – это грех, непросветленность бытия.

К числу самых острых парадоксов исторического христианства относятся его многосложные, но и непременные отношения с государственностью. В ничтожный для большой истории срок Церковь, ожидающая в катакомбах конца света, выходит из подполья и вооружается имперской идеей. За одно поколение (от блаженного Августина до Орозия) меняется отношение к Риму: от апокалиптических проклятий до надежды на восстановление новой державы. Византийская империя строится с самого начала на принципе “симфонии властей”, который вылился (пусть даже теоретически) вовсе не в союзничество Церкви и государства, как это кажется многим его современным простодушным толкователям, а в виртуозную систему взаимоограничения, но и сущностного взаимопроникновения духовной и светской власти. Вряд ли, объясняя этот феномен, можно отделаться ссылками на компромисс с неизбежным злом власти или на позитивную роль епископов в стабилизации варварской Европы и т. п. Преодолевая гностические ереси, призывающие отгородиться от мира или бежать из него, Церковь воспринимает отношение к государству как долг его преображения и создает многообразную и внутренне сложную традицию христианской политической мысли. Новое время, стремящееся превратить — с разной степенью жесткости — Церковь в государственный департамент, казалось бы, снимает эту проблему, хотя бы в рамках своей культуры. Но она возникает вновь: как тревога и предчувствие — в XIX веке, как шок и отчаяние — в XX. Российская мысль по понятным причинам реагировала на это возвращение проблемы духовного смысла социума не только с повышенной остротой, но и, пожалуй, с опережением Запада. Поздний Соловьев пишет по сути уже для XX века, тогда как современная ему европейская мысль (заметим, — как либеральная, так и консервативная) все еще оперирует категориями Просвещения. И уж во всяком случае “серебряный век” порождает большой спектр новых решений проблемы обоснования позиции христианина в “царстве кесаря”. То, что эти решения оказались невостребованными и по сей день, не должно нас смущать. Дух и история живут все же по разным законам. Но нельзя и избавлять себя от долга понимания и мышления, а значит — и от долга культурной преемственности. То, что сделала русская философия — и в лучшие свои времена, и de profundis 1 — требует нового прочтения именно сейчас, когда Новое время стало Старым и есть шанс перезаключить “общественный договор”.

Семен Людвигович Франк в русской философии с ее “дионисийством” занимает редкое и почетное место “аполлонийского” классика. Опора на многовековую традицию христианского платонизма, системность мышления, ясность и отчетливость литературной формы, не мешающая мистической глубине интуиции, — все это выдвинуло его в ряд наиболее чтимых мудрецов нашего века. Тем более интересны его опыт упорядочения “беспокойной” и неклассичной области русской политической мысли (в которой и сам он прошел положенный трудный путь “от марксизма к идеализму”, не выдумав, а выстрадав свое видение предмета) и попытка построения цельной концепции социальности.

Книга “Духовные основы общества” распадается на две последовательные темы: первая анализирует наиболее популярные социальные концепции XIX–XX вв.: историзм, биологизм, психологизм. Эти идолы социальной науки XIX в. создавали иллюзию возможности сведения общественной жизни к “естественным” первоосновам, которые можно было бы описывать языком позитивной науки. Простые, но неотразимые аргументы С. Л. Франка обнаруживают внутреннее противоречие этих установок, тщетно стремящихся вывести высшее из низшего. Параллельно автор вводит принципиальное для него различение “соборного” и “общественного”. Общество — не производное объединение отдельных индивидов, а первичная целостность, в ней (и только в ней) человек дан как конкретность. Выбирая в качестве первоначала МЫ или Я, философы выбирают “ложь отвлеченного коллективизма” или “ложь отвлеченного индивидуализма”. Не уступая в тонкости анализа столпам экзистенциализма и диалогизма, С. Л. Франк доказывает, что “я”, “ты” и “мы” соотносительны и “одинаково первичны”. Они даны сразу как единая структура и диалектически порождают друг друга. (В этом разделе он полемически затеняет тот факт, что обосновать эту соотносительность может только “я”, да и прямая связь с Божественным возможна только для “я”, но в последних главах справедливость восстанавливается). Уже в силу этого общество нельзя рассматривать как результат целенаправленного “суммирования”, осуществляемый идеей или волей исторических лиц и сил.

Общественность — это коллективное единство, реализованное через внешнее подчинение единой направляющей воле, каковой являются власть и право. Но под внешним объединением действует сила внутреннего человеческого единства, сила “соборности”. Основными жизненными формами соборного единства С. Л. Франк считает брачно-семейное единство (это — главная “воспитательная сила соборности”), религиозную жизнь, а также “общность судьбы и жизни”, то есть силу, цементирующую людей в живой этнос или содружество.

Философ выделяет четыре аспекта соборности, которые отличают ее от других социальных феноменов. 1) Соборность есть единство “я” и “ты”, вырастающее из первичного в данном отношении единства “мы”. 2) Соборное единство коренится в жизненном содержании самой личности, которое в основе своей — любовь. 3) Любить можно только индивидуальное, и потому соборность есть там, где можно усмотреть личностное начало. 4) В соборности осуществляется сверхвременное единство человеческих поколений, когда прошлое и будущее живут в настоящем. Нетрудно заметить, что перед нами не совсем славянофильская соборность. В концепции С. Л. Франка общинное сведено к минимуму и по большей части отнесено к общественному. На первом же плане — способность личности благодаря любви выйти в измерение общности, оставаясь собой.

Пытаясь понять, каким образом вообще возможно социальное, данное нам во внутренней сущности как соборность и во внешнем явлении как общественность, С. Л. Франк восстанавливает в правах категорию духа. Конечно, это не наивный спиритуализм: речь идет о “духе”, умершем и воскресшем в огне немецкой диалектики. Но все же нужна была известная смелость, чтобы в эпоху торжества явного или скрытого позитивизма обратиться к этой “архаике”. Общественное бытие, по С. Л. Франку, нельзя свести ни к материальному, ни к органическому, ни к душевному. Оно нематериально, но в то же время — непсихично, ибо надындивидуально. Этот тип бытия платонизм называет идеей. Но в социальности идея неразрывно связана с жизнью: идеальные связи работают только тогда, когда их воплощает, когда за них готова отвечать конкретная личность. Реальность духа — не объект или субъект, она дана живому знанию. Общественное бытие, таким образом, всегда есть внешнее выражение духовной жизни. Поэтому даже в самом мирском общественном явлении, говорит С. Л. Франк, есть что-то мистичное. Жизнь общества — это “драматическая судьба Бога в сердце человека”. Дух — это всегда должное, и в узком смысле слова должное в общественной жизни — это право и власть. Но, по С. Л. Франку, их глубинный источник — в авторитетности. Авторитетна лишь воля как носитель правды. Внутреннее отношение в обществе с неизбежностью окружается внешней оболочкой принуждения. Но если исчезает признание авторитетности — исчезает и подчинение. (Этот ход мысли у Франка представляется довольно рискованным, поскольку провоцирует “порочный круг”: он позволяет избежать обезличивания правды, но порождает вопрос об источнике авторитетности.)

С. Л. Франк не закрывает глаза на дуализм “закона” и “благодати”, который возникает, если социальное мы трактуем как духовное. В основе этого дуализма, утверждает он, лежит двойственность самого бытия: в сверхэмпирической первооснове оно — живое всеединство, в своем наружном слое оно — система отвлеченных определенностей. В этих двух мирах живет и человек. В меру осуществляющегося в нем богоподобия человек есть сын Божий и действует по благодати. В меру его отсутствия — раб Божий, подчиненный закону. Следование пути закона есть дань греховности. Но и здесь есть место свободе в той мере, в какой человек свободно принимает бремя закона во искупление греха и, значит, преодолевает свое рабство. По отношению к этому дуализму вторичен и производен дуализм нравственности и права.

Тайна транспсихической объективности общественного бытия, говорит С. Л. Франк, заключается в том, что “мы” приобретает в единстве с должным характер объективно-сверхчеловеческой воли. Но личностные истоки социального никогда не иссякают, поскольку власть опирается на общественность, та — на соборность, но и соборность в свою очередь имеет внутреннюю основу. Это — соборность как Церковь. Здесь “я” и “мы” находят согласование и примирение через служение абсолютной Правде, Богу. Таким образом, последняя основа социальности — это утвержденность общественного единства в святыне.

Вторая часть книги (“Основные принципы общественной жизни”), которая в сокращении дается в журнале, представляет собой положительный аспект социальной философии С. Л. Франка. Он выдвигает триединство начал общественной жизни: служение, солидарность и свобода. За этой триадой стоят десятилетия споров русской, да и европейской в целом, политической мысли, мучительно пытающейся найти свои метафизические основания. С. Л. Франк кладет в основу решения всех основных антиномий политической философии идею первичности обязанности по отношению к праву. Обязанности в конечном счете сводятся к первообязанности: к долгу служения высшей Правде, которая составляет глубинное, сущностное содержание человека. Даже тогда, когда ни вера, ни знание не открыли ему, в чем собственно она заключается, высшая Правда дана ему как его собственное сверхприродное измерение. Такое решение позволяет С. Л. Франку избежать парадоксов и тупиков теории “естественных прав” человека: естественное и должное несовместимы друг с другом, и если мы все же попытаемся их связать, нам рано или поздно придется обожествить тот или иной аспект природы, будь то человеческая натура или объективное естество. Такое “право” всегда будет узурпацией и агрессивным себялюбием. Другое дело — обязанность, которая всегда есть внесубъективная сила. Содержащаяся в ней необходимость позволяет обосновать право не на произволе, а на законе. Поэтому два других общих принципа — солидарность и свобода — не уничтожают друг друга (что было бы “естественно”), а, напротив, находят сферу совместимости в принципе служения. На основе такого решения С. Л. Франк примиряет и другие оппозиции, — не столь универсальные, но не менее значимые практически, — 1) иерархизм и равенство, 2) консерватизм и творчество, 3) планомерность (государства) и спонтанность (гражданского общества). Свою книгу С. Л. Франк завершает, — что не случайно, — рассуждением об общественной функции права. Именно изъяны правосознания, а то и его полное отсутствие вменялись в вину русской культуре в целом. С. Л. Франк придает праву высокий онтологический статус начала, которое по своей духовной сути есть единство гражданственности и государственности, личности и общества, и в качестве такового может стать промежуточным звеном, соединяющим эти конфликтные реальности.

Отрывки из “Духовных основ общества” сопровождаются публикацией рецензии Б. П. Вышеславцева, появившейся в “Пути” почти одновременно с книгой С. Л. Франка. Отклик любопытен тем, что высвечивает наиболее дискутируемые темы в этой и без того спорной проблематике. Критик полагает, что этика долга и служения как этика рабская не может быть высшим началом и должна уступить этике благодати: “Богу не нужны слуги, а нужны друзья”. С одной стороны, Вышеславцев тонко подметил, что у Франка сближаются долг и закон, что они появляются там, где исчезает благодать, и это несомненно ведет к религиозно-этическим парадоксам. С другой же стороны, он повторяет старое романтико-славянофильское возражение, которое особенно часто выдвигалось против кантианской этики долга (следует заметить — без должной вдумчивости в суть ее аргументов), не воспринимая те разъяснения С. Л. Франка, которые описывают служение как свободное самовозвышение и самопреодоление человека, выводящее его из рабской сферы природы в сферу духа, а значит, и причастия благодати. Пожалуй, “служилое” отношение к Богу этики Франка предпочтительнее “панибратскому” отношению этики Вышеславцева.

Более основательным представляется второе возражение Б. П. Вышеславцева: право не может выводиться из обязанности, ибо в таком случае вместо соотнесения и взаимообоснования права и обязанности возникнет односторонняя последовательность предписания и послушания, делающая право ненужным. Действительно, с таким же успехом мы можем саму обязанность обусловить предоставлением права, и, следовательно, для них необходимо искать общее основание. Но следует учесть и то, что Франк имеет в виду не эмпирическую обязанность, а служение абсолютной Правде. Коль скоро Правда есть Бог, то обязанность нельзя понимать как внешнее предписание и право можно толковать как момент, уже включенный в обязующий дар свободы.

Еще одним поводом для протеста стал тезис С. Л. Франка о вечности идеалов власти и авторитета. Высший идеал, утверждает Б. П. Вышеславцев (даже если мы имеем дело с социальным идеалом), есть идеал безвластной организации. (Но ведь, заметим мы, С. Л. Франк абсолютизирует во власти и в авторитете лишь момент справедливости, которая ими сохраняется в тварном мире.) Кроме того, замечает критик, следование за авторитетом и подчинение власти существенно различны: власть осуществляется независимо от действий авторитетного лица. Действительно, позиция С. Л. Франка уязвима хотя бы потому, что сам авторитет не менее нуждается в онтологическом обосновании, чем власть. С. Л. Франк пытается избежать обезличивания власти и закона, предполагая при этом, что высший авторитет есть Бог, но вряд ли на этом пути можно будет сохранить специфику “властеотношения”.

Вышеславцев предлагает строить этику благодати, исходящую из принципа любви, классифицируя при этом этику Франка как этику “консервативно-смиренного успокоения”, но вряд ли современного читателя, помнящего, какие разочарования принесла в XX веке квази-мораль самовлюбленного радикального романтизма с его плохо преображенным эросом вместо любви, убедит такая позиция. Во всяком случае с одним тезисом Вышеславцева хочется согласится без оговорок: “Удивительно, до какой степени высшая степень христианской этики еще остается таинственной и неисследованной…”.

Книга Франка написана в берлинские годы и, видимо, связана с его обширной лекционной деятельностью в этот период, хотя несомненно, что к обобщающей работе по социальной философии он шел много лет. Книга была опубликована в Париже издательством YMCA Press в 1930 г. Публикацию встретили с интересом, и после мировой войны книга даже стала учебным пособием на курсах, организованных в “лагерях для новых людей из России в Германии и в Австрии” 2 . Однако похоже, что сам Семен Людвигович был не вполне удовлетворен работой и отказался от ее переиздания. Как бы там ни было, книга остается одним из итоговых социально-философских трудов российской христианской мысли XX века, и ее концепцией невозможно пренебречь в спорах о христианской государственности, которые, кажется, сейчас переживают очередное обострение.

Рецензия Б. П. Вышеславцева публикуется по изданию: “Путь. Орган русской религиозной мысли”. № 20. Февраль 1930. — Сc. 107–111 3 .

Разбивка страниц настоящей электронной книги соответствует оригиналу.

Оглавление перенесено в начало.

Введение в социальную философию

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ОБЩЕСТВА.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ (ОБ ОБЩЕСТВЕННОМ ИДЕАЛЕ).

1. Жизненный путь и формирование взглядов

философии С. Л. Франка

Общество, с точки зрения С. Л. Франка, — это самобытная, внутренне целостная реальность, особый, духовно связанный организм. В обществе, считал философ, действуют общие силы и общие условия, превращающие его в особое единство. Это единство, общность порядка и форм жизни определяются общностью человеческих потребностей и человеческой природы.

Опираясь на принцип целостности, утверждающий характер органического единства, свойственный социальной жизни, философ в качестве основы общества рассматривает вечные и универсальные начала: служение, солидарность, свободу, иерархизм, равенство, консерватизм, творчество, наследственность. Придавая им религиозно-онтологический характер, С. Л. Франк считает, что данные начала не конструируют социальную реальность, но присутствуют в ней, как отражение духовной жизни. А поскольку духовная жизнь в своей основе богочеловеческая, то любой отдельный из названных отвлечённых принципов (или начал) не вмещает в себе целиком её всеединой полноты, но выражает лишь одну её сторону, а значит, не может служить конечным идеалом социальной жизни. Таким образом, понимая общество как целостность, С. Л. Франк утверждает единство, соотносительную связь, гармоническое взаимное восполнение и равновесие указанных выше противоборствующих начал.

Отдавая, в определённом смысле, предпочтение общественным началам, философ указывает, что всякая самостоятельность, обособленность нашего личного бытия относительна, поскольку возникает из объемлющего его соборного единства и существует только в нём. Соборное единство образует, по С. Л. Франку, жизненное содержание личности, оно есть как бы духовное питание, которым она живёт, и всякий отрыв от соборности испытывается личностью как умаление, обеднение её самой.

А что из себя представляет общественное бытие?

Идея богочеловечества также лежит в основе франковской трактовки политической сферы общества.

3. Взгляды на общество в политической философии

Размышления об обществе Франк продолжает в своей политической философии, в которой рассматривает такие вопросы, как происхождение и сущность государства, формы правления и др. Его интересовал также философский смысл социально-политических процессов, протекавших в России и в мире.

С. Л. Франк неизменно подчеркивал, что жизнь общества не исчерпывается жизнью государства, и указывал на громадную роль в ней гражданского общества. Государство и гражданское общество, считал он, тесно связаны, но государство есть начало планомерности в общественной жизни, а гражданское общество есть начало спонтанности и свободы.

Неотъемлемым спутником всякого общества, где меньшинство властвует над большинством, считал Франк, является неравенство. Иерархизм межчеловеческих отношений является вечным спутником государства. Принцип иерархизма порожден природой самого общества, являющегося це лостной системой, требующей руководящей руки.

1) материальные условия жизни данного общества; 2) его духовное (нравственное, религиозное, умственное) состояние, а также духовное состояние его отдельных слоев; 3) отношения между разными слоями (классами, национальностями и т. п.); 4) исторические задачи, которые в данный момент стоят перед обществом.

В заключение хотелось бы отметить, что для С. Л. Франка был характерен всесторонний, целостный и диалектический подход к анализу социально-политических явлений и процессов. Он изучал их и как социолог, и как философ, и как религиозный мыслитель, постоянно фиксируя дуализм и внутреннюю противоречивость общественной жизни.

Список литературы

1. Зеньковский В.В. История русской философии. - М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.

2. Франк С.Л. Введение в философию. - СПб., 1993.

3. Франк С Л. Духовные основы общества. – М.: Республика, 1992.

4. Франк С. Л. Непостижимое // Сочинения. - М., 1990.

5. Франк С.Л. Нравственный идеал и действительность //Непрочитанное : статьи, письма, воспоминания. - М., 2001.

6. Франк С. Л. Очерк методологии общественных наук. // Сочинения. - М., 1990.

7. Франк С.Л. Проблема власти.//Философия и жизнь. Этюды и наброски по философии культуры. - СПб., 1910. 8. Франк С. Л. Реальность и человек. - М.: Республика, 1997.

9. Франк С.Л. Свет во тьме. – М.: Факториал, 1999.

10. Франк С. Л. Смысл жизни // Вопросы философии. 1990. № 6.

11. Франк С. Л. Философия и жизнь. Этюды и наброски философии культуры. - СПб., 1910.

12. Франк С.Л. Философские предпосылки деспотизма./Опыт русского либерализма. - М., 1997.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

С. Л. ФРАНК. ДУХОВНЫЕ ОСНОВЫ ОБЩЕСТВА. Введение в социальную философию.: краткое содержание, описание и аннотация

Семен Франк: другие книги автора

Кто написал С. Л. ФРАНК. ДУХОВНЫЕ ОСНОВЫ ОБЩЕСТВА. Введение в социальную философию.? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

С. Л. ФРАНК. ДУХОВНЫЕ ОСНОВЫ ОБЩЕСТВА. Введение в социальную философию. — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Версия 2.0 — исходный текст

С. Л. ФРАНК. ДУХОВНЫЕ ОСНОВЫ ОБЩЕСТВА. Введение в социальную философию. Вычитка:

ДУХОВНЫЕ ОСНОВЫ ОБЩЕСТВА

Введение в социальную философию

Читайте также: