Напишите как приняли ученицы образцовой школы мисс минчин новую ученицу

Обновлено: 02.07.2024

"Маленькая принцесса" Фрэнсис Бернетт . чего ждать от книжки с таким названием? Галантных приключений карамельно-мармеладной красавицы в стиле мультяшки Диснея?

Конец девятнадцатого века. Британская империя - самая большая в мире и в истории. Раскинувшаяся на пять континентов, она существует благодаря авангарду человечества. Англичанам. "Несущим бремя белых" среди народов, совершенно не понимающих, "зачем цивилизация". Но дети доблестных "цивилизаторов" не должны жить в первобытной идиллии.
Лет в семь-восемь они обязаны понять, что их родина - не та страна, где они родились, а совершенно незнакомая Англия.

И вдовец - капитан привозит свою горячо любимую дочку Сару на историческую родину. Он вернётся в Индию продолжать службу, а девочке предстоит школа. Пансион. Предстоит остаться совсем одной в стране, которую она знает лишь понаслышке, среди незнакомых людей с их непонятными требованиями.

Отец делает всё, чтобы дочке было легче вжиться в эту новую жизнь: школа хорошая, небольшая, и Сара займёт в пансионе самые лучшие комнаты. И заплачено за неё столько, что начальство её полюбило с первого взгляда!

А сама девочка? Она решила, что отныне будет. принцессой! Это такая игра: настоящая принцесса никогда не унизит другого и не позволит унизить себя. Не подчеркнёт своего превосходства. Но стать первой среди равных (лучшей ученицей) она просто обязана.
Самовольно присвоенный титул "принцессы" - не синоним избалованности-вседозволенности, а символ чести и долга
.
И уж конечно, что бы ни происходило, принцесса просто не имеет права ныть и жаловаться. Даже в письмах к папе.
И единственное, что выдаёт её тревогу. Сара просит купить ей "куклу-подружку". Сама находит задорно-смешливую куклу, которой сможет рассказать "всё, как есть", а кукла Эмили подбодрит её своей улыбкой.

Ах, как носится директриса мисс Минчин с новенькой! Сара у неё считалась бы лучшей ученицей, даже если бы . совсем не училась: самая богатая в пансионе!

Как должны к этому относиться остальные девочки? Обычно в школах презирают "любимчиков". Но это - не тот случай. Очень скоро выяснилось, что Сара "нисколько не заносится". Всегда готова поделиться - поддержать, что-нибудь рассказать. В её пересказах даже знакомые истории предстают совсем новыми: так умеет Сара расцвечивать их своей фантазией!
Более того, она отказывается презирать тех, кого презирают все: рёву Лотти (ну и что, что ей четыре года? Это не повод без конца реветь!) и дуру Эрменгарду. И изгои потянулись к ней.

Но есть в школе существо, презираемое даже изгоями. Служанка Бекки. Ровесница Сарры. Затюканная забитая замарашка, которая целый день крутится по хозяйству за "харчи", которые и едой-то не назовёшь. Убирая комнаты Сары, она не спешит уходить - только здесь с ней и разговаривают по-человечески.

- Это больше не ваши комнаты! Ничего отсюда не брать! На чердак! Всё, что вам здесь покупали, придётся отработать!
Мисс Минчин упоённо мстит бывшей любимице. За то, что так обманулась - состояния у Сары, оказывается, нет! Её отец вложил деньги в какое-то сомнительное предприятие, прогорел и, видите ли, умер. Оставив ей нахлебницу!
В один день принцесса превращена в служанку. От привычной роскоши остался только подарок папы - кукла. Добрые люди забыли отобрать!

Но только весёлая кукла Эмили и может увидеть её слёзы. Перед людьми Сара Кру не унизится. Ни на минуту. Нет большего унижения для обидчиков, чем получать в ответ её обычную вежливую улыбку!

В холодной каморке под самой крышей не страшно - ведь за стенкой такая же девочка. Бекки. Но. как не сойти с ума?
- Это игра, - продолжает твердить себе Сара, - игра. Легко быть принцессой, когда ты богата. А вот попробуй, когда голодна!
Оказалось, можно привыкнуть к темноте, убогому платью, холоду. но к голоду - нельзя.

А что же бывшие подружки?
Спасибо, если хотя бы не смеются. Даже и неплохие дети в закрытом учебном заведении будут приспосабливаться к начальству. "Вольнодумство" могут позволить себе только изгои - им терять нечего! Вот непроходимо глупая Эрменгарда догадалась, наконец, поделиться лакомствами.

Не кажется ли выдержка Сары просто сверхъестественной? Пожалуй. Тем страшнее сцена, когда в полном отчаянии Сара кричит. на свою Эмили: "Что ты можешь понять, ты всего лишь кукла"!

Прошло два года.

Сара вытянулась из старых платьев, а новые покупать ей никто не собирается. Она моет посуду, выносит помои, метёт двор, шлёпает почти босая на рынок. Изредка ей доверяют позаниматься с малышами = в счёт долга, который ей выплачивать ещё не один год.

На кого же она теперь похожа, если румяный малыш подал ей монетку?!

Что делать? Гордо отказаться? Но сострадательный мальчуган обидится - он хочет, как лучше. Значит, надо взять подарок и пожелать ему счастливого Рождества.

- Она - не нищенка! - удивлённо доложил малыш своим сёстрам, - нищенка взяла бы с поклонами и со словами "Ах, добренький господин".

А как поступила бы настоящая принцесса, увидев того, кому хуже? Подобрав на улице потерянную кем-то монетку, Сара покупает булочки, и. не может есть их на глазах у голодной бродяжки. Отдаёт.

А потом происходит чудо: тот единственный человек, который может спасти Сару, совершенно случайно снимает квартиру в доме напротив. И наблюдает за "девочкой с чердака", ещё не догадываясь, что это и есть та, кого он ищет, дочь его друга!

Увы, отец Сары действительно умер не успев узнать, что его деньги не только не пропали, но вложение оказалось очень удачным. Сара теперь не просто богата, а фантастически богата, но как же долго пришлось её искать! Не могла же директриса признаться, куда она дела "принцессу".

***
Крутые виражи судьбы - это хотя и не часто, но бывает. Фантастические совпадения - бывают. Врождённое благородство - тоже не исключено. Но что - то в этой истории всё же сказочно.
Неизменность главной героини - вот что! Сара остаётся неизменной при любых обстоятельствах, с любыми людьми. Чему же её научила жизнь?
Такой вопрос непременно возникнет, если подойти к повествованию с суровыми мерками реализма. Но если предположить, что это - сказка?

Тогда всё встаёт на свои места. В авторской сказке автор вправе изобразить не "некое царство", а вполне реальное время и место. Викторианскую Англию. Но при этом соблюсти сказочные каноны: позволить героине примерить роли и принцессы, и нищенки, и снова принцессы. Подарить ей чудесные встречи, невероятные совпадения и сказочную удачу.
А главное - неизменный, "врождённый" характер. Непременный атрибут сказки. Так Белоснежка и во дворце, и в лесу и в избушке гномов может быть только сама собой.

"Сказка?! - разочарованно выдохнет иной читатель, - развлечься да забыть?!"

А вот забыть не получится. Ведь это едва ли не единственная сказка о САМОВОСПИТАНИИ. О наличии идеала, потребности ему следовать, и о способности этот наивный детский идеал. перерасти!
Разве не этого требовал от юношества Суворов?
"Возьми себе в образец героя. Следуй за ним, догони, обгони - слава тебе!"

Она глядела на Сару так пристально и так быстро жевала свою ленту, что привлекла внимание мисс Минчин, которая в раздражении тут же набросилась на нее.

– Мисс Сент-Джон! – вскричала она строго. – Что с вами? Снимите со стола локти! Выньте ленту изо рта! Сию же минуту сядьте прямо!

Мисс Сент-Джон снова вздрогнула всем телом, а когда Лавиния и Джесси захихикали, она еще пуще покраснела – казалось, вот-вот из ее глаз хлынут детские, простодушные слезы. Сара это заметила и от души пожалела толстушку – она ей понравилась, и Саре захотелось с ней подружиться. Такая уж у Сары была особенность: если кого-то обижали, ей всегда хотелось встать на защиту.

Вот почему Саре так понравилась толстая и неуклюжая мисс Сент-Джон; все утро она то и дело поглядывала в ее сторону. Сара поняла, что ученье давалось толстушке нелегко и что ей никогда не стать образцовой ученицей. Ее французский был ниже всякой критики. Она так произносила слова, что даже месье Дюфарж не мог скрыть улыбки, а Лавиния, Джесси и другие более удачливые девочки хихикали или глядели на нее с презрительным недоумением. Но Сара не смеялась. Она делала вид, что не слышит, как коверкает слова мисс Сент-Джон. Сердце у Сары было горячее – она вознегодовала, услышав смешки и заметив, как огорчилась бедная девочка.

– Это совсем не смешно, – шептала она сквозь зубы, наклонившись над учебником. – Зачем они смеются?

Когда классы кончились и ученицы, разбившись на группки, стали болтать между собой, Сара поискала глазами мисс Сент-Джон и, увидев, что та грустно сидит в одиночестве на скамье, устроенной в оконном проеме, подошла к ней и заговорила. Она произнесла обычные слова, которые говорят друг другу девочки при первом знакомстве, но держала себя при этом мило и дружелюбно, что всегда производит хорошее впечатление.

– Как тебя зовут? – спросила Сара.

Мисс Сент-Джон изумилась. С ней хочет познакомиться новенькая, у которой есть собственный экипаж, пони и горничная и которая к тому же приехала прямо из Индии! Накануне вечером об этой новенькой судачили все воспитанницы – ведь новые ученицы всегда вызывают всеобщий интерес! Утомленные волнением и противоречивыми слухами, они заснули поздно. Нет, это не простое знакомство!

– Эрменгарда Сент-Джон, – отвечала толстушка.

– А меня Сара Кру, – сказала Сара. – Красивое у тебя имя. Словно из книжки!

– Тебе нравится? – робко спросила Эрменгарда. – А мне… нравится твое.

Мисс Сент-Джон не повезло в жизни – у нее был очень умный отец. Порой ей казалось, что ничего хуже не придумаешь. Если отец у тебя все знает, говорит на семи или восьми языках, имеет библиотеку в тысячи томов и, судя по всему, помнит все их наизусть, то ему, конечно, хочется, чтобы дочь по меньшей мере знала, что там написано в учебниках, и уж конечно, он полагает, что она сумеет запомнить кое-какие факты из истории и сделать французское упражнение. Эрменгарда была тяжким испытанием для мистера Сент-Джона. Он никак не мог взять в толк, почему его дочь оказалась такой неспособной и глупой, почему никогда и ни в чем не отличилась.

Если тетке Элизе науки не давались, если она тотчас забывала все, что выучила, то Эрменгарда действительно была ужасно на нее похожа. Сказать по правде, во всей школе не было большей тупицы, чем Эрменгарда.

– Заставьте ее учиться! – сказал мистер Сент-Джон мисс Минчин.

В результате Эрменгарда проводила большую часть своей жизни в опале или в слезах. Она учила уроки – и тотчас забывала, а если что и помнила, то не понимала. Вот почему, познакомившись с Сарой, она взирала на нее с глубоким восхищением.

– Ты по-французски спокойно говоришь, правда? – спросила она уважительно.

Сара забралась на сиденье, устроенное в глубоком проеме окна, и, подобрав под себя ноги, уселась, обхватив колени руками.

– Говорю, потому что слышала его всю жизнь, – отвечала Сара. – Ты бы тоже говорила, если бы всегда его слышала.

– Ах, нет, я бы не смогла, – воскликнула Эрменгарда. – Я бы никогда не смогла!

– Почему? – спросила с интересом Сара.

– Ты же слышала, как я сегодня отвечала. Это всегда так. Я эти слова просто не могу произносить. Они такие странные. – Она помолчала, а потом прибавила не без благоговения в голосе: – Ты ведь умная, правда?

– Не знаю, – наконец отвечала она. – Мне трудно сказать.

Потом, увидев, что круглое розовощекое лицо омрачилось, Сара засмеялась и переменила тему.

– Хочешь взглянуть на Эмили? – предложила она.

– Кто это Эмили? – спросила Эрменгарда совсем так же, как мисс Минчин.

– Пойдем ко мне в комнату – увидишь, – ответила Сара и протянула ей руку.

Они спрыгнули со скамьи и поднялись наверх.

– А правда, – зашептала Эрменгарда, когда они пересекали холл, – правда, что у тебя есть собственная комната для игр?

– Да, – ответила Сара. – Папа попросил об этом мисс Минчин… Знаешь, когда я играю, я сочиняю всякие истории и рассказываю их сама себе, и я не люблю, чтобы меня слышали. Если меня слушают, это все портит.

К этому времени они были уже в коридоре, который вел в комнату Сары. Услышав ее ответ, Эрменгарда остановилась и, едва дыша, посмотрела на Сару широко раскрытыми глазами.

– Ты сочиняешь истории? – проговорила она с волнением. – Ты не только говоришь по-французски, но еще и сочиняешь? Неужели это правда?

Сара взглянула на нее с изумлением.

– Послушай, это все умеют, – сказала она. – Разве ты никогда не пробовала?

Не дожидаясь ответа, она предостерегающе тронула Эрменгарду за руку и шепнула:

– Давай тихонько подкрадемся к двери – и я ее распахну. Может, нам удастся поймать ее врасплох!

Конечно, она шутила, но в глазах ее мелькнула тайная надежда, которая увлекла Эрменгарду, хотя она и не понимала, что все это значит, и кого Сара хочет поймать врасплох, и зачем это нужно. Впрочем, Эрменгарда не сомневалась, что увидит что-то на редкость приятное и удивительное. А потому, дрожа от радостного ожидания, она шла на цыпочках за Сарой по коридору. Неслышно подкравшись к двери, Сара быстро повернула ручку и распахнула дверь. В аккуратно прибранной комнате стояла тишина, в камине горел неяркий огонь, а в креслице возле камина сидела дивная кукла и как будто читала книжку.

– Ах, опоздали! – вскричала Сара. – Она успела добежать до своего кресла! Всегда так! Куклы такие быстрые, как молния!

Эрменгарда переводила взгляд с Сары на куклу и обратно. У нее перехватило дыхание.

– Она умеет… ходить? – спросила она изумленно.

– Да, – отвечала Сара. – Так я, по крайней мере, думаю. Вернее, воображаю. И тогда мне кажется, что так оно и есть. А ты разве никогда ничего не воображала?

– Нет, – призналась Эрменгарда. – Никогда. Я… расскажи мне про это.

Ее так околдовала эта странная новенькая, что она смотрела совсем не на Эмили, хотя в жизни не видела таких чудесных кукол, а на Сару.

– Давай сядем, – предложила Сара, – и я тебе расскажу. Это так просто – стоит только начать, и уже не остановишься! Придумываешь и придумываешь без конца! Это просто чудесно! Эмили, послушай. Это Эрменгарда Сент-Джон, Эмили. Эрменгарда, это Эмили. Хочешь ее подержать?

– А можно? – спросила Эрменгарда. – Нет, правда, можно? Она такая красивая!

За всю свою короткую скучную жизнь мисс Сент-Джон даже и не мечтала, что ей выпадет счастье так чудесно провести время, как в это утро со странной новенькой. Они пробыли в комнате Сары целый час, пока не прозвенел звонок на обед и им не пришлось спуститься вниз.

Сара устроилась на коврике перед камином и рассказывала Эрменгарде удивительные вещи – ее зеленые глаза сверкали, щеки горели. Она рассказала о своем путешествии и об Индии; но больше всего Эрменгарду увлекла фантазия о куклах, которые ходят, разговаривают и делают многое другое, стоит лишь людям выйти из комнаты. Своей тайны они никому не открывают и с быстротой молнии возвращаются на свои места, как только заслышат, что кто-то идет.

– Мы бы так не смогли, – серьезно заметила Сара. – Это какое-то волшебство.

Когда она поведала о поисках Эмили, лицо ее вдруг затуманилось, а свет в глазах погас. Эрменгарда это заметила. Какой-то странный звук, не то вздох, не то всхлип, вырвался у Сары из груди, а потом, словно приняв решение, она плотно сжала губы. Эрменгарде подумалось, что другая бы на ее месте зарыдала. Но Сара сдержалась.

– У тебя что-то… болит? – осмелилась Эрменгарда.

– Да, – отвечала Сара, помолчав. – Только не тело.

И, сдерживая дрожь в голосе, тихо спросила:

– Ты своего отца больше всего на свете любишь?

Эрменгарда разинула рот. Ей и в голову не приходило, что можно любить собственного отца; честно говоря, она готова была на все, только бы не оставаться с ним наедине даже на десять минут. Впрочем, она понимала, что благовоспитанной девочке, которая учится в пансионе для благородных девиц, признаться в этом невозможно. Она смутилась.

– Я… я его почти не вижу, – проговорила она запинаясь. – Он всегда сидит в библиотеке и что-то читает.

– А я своего папочку люблю больше всего на свете, и еще в десять раз сильнее, – сказала Сара. – Вот почему мне больно. Ведь он уехал.

Она опустила голову на колени и несколько минут сидела не двигаясь.

Но Сара не заплакала. Короткие черные волосы упали ей на лицо; она молчала. Потом, не поднимая головы, произнесла:

– Я ему обещала, что выдержу, – и выдержу. Подумай, что приходится выносить военным! А мой папа военный. Случись война – ему бы пришлось идти в поход, страдать от жажды, может, даже от ран. Но он бы никогда ни слова не сказал – ни одного слова!

Эрменгарда молча смотрела на Сару; она чувствовала, что ее заливает волна обожания. Сара такая удивительная! Она ни на кого не похожа!

Наконец Сара подняла голову и с какой-то странной улыбкой откинула назад пряди волос.

– Мне будет легче, если я буду говорить, – сказала она. – Буду говорить… буду рассказывать тебе про свои фантазии. Забыть не забуду, но выдержать легче.

Эрменгарда не знала, почему при этих словах горло у нее сжало, а на глаза навернулись слезы.

– Лавиния и Джесси – закадычные подружки, – сказала она вдруг охрипшим голосом. – Вот бы и нам так. Ты бы согласилась со мной дружить? Ты умница, а я самая глупая в школе, но… ты мне так нравишься!

Когда Сара заговорила, мисс Минчин, вздрогнув всем телом, с негодованием взглянула на нее поверх очков. Она не сводила с Сары глаз, пока та не смолкла. Месье Дюфарж радостно улыбнулся. Слушая, как этот детский голосок так просто и красиво выговаривает по-французски, он почувствовал, словно снова очутился на родине, которая в эти сумрачные лондонские дни казалась ему столь далекой. Когда Сара смолкла, он принял у нее учебник, ласково глядя на нее. Но ответил он мисс Минчин.

— Ах, мадам, — проговорил он, — я не многому могу ее научить. Она французский не учила — она француженка. У нее прелестный выговор.

— Почему же вы мне сами не сказали? — вскричала с досадой мисс Минчин, обернувшись к Саре.

— Я… я пыталась, — произнесла Сара. — Я… я, верно, не так начала.

Мисс Минчин знала, что Сара пыталась и что она не виновата в том, что ей не дали объясниться. Увидав, что ученицы слушают их разговор, а Лавиния и Джесси хихикают, закрывшись французскими грамматиками, мисс Минчин совсем вышла из себя.

— Девицы, прошу вас замолчать, — строго сказала она, стуча по столу. — Сию же минуту замолчите!

С этой минуты она невзлюбила свою новую ученицу.

ГЛАВА 3 Эрменгарда

— Мисс Сент-Джон! — вскричала она строго. — Что с вами? Снимите со стола локти! Выньте ленту изо рта! Сию же минуту сядьте прямо!

Мисс Сент-Джон снова вздрогнула всем телом, а когда Лавиния и Джесси захихикали, она еще пуще покраснела — казалось, вот-вот из ее глаз хлынут детские, простодушные слезы. Сара это заметила и от души пожалела толстушку — она ей понравилась, и Саре захотелось с ней подружиться. Такая уж у Сары была особенность: если кого-то обижали, ей всегда хотелось встать на защиту.

Вот почему Саре так понравилась толстая и неуклюжая мисс Сент-Джон; все утро она то и дело поглядывала в ее сторону. Сара поняла, что ученье давалось толстушке нелегко и что ей никогда не стать образцовой ученицей. Ее французский был ниже всякой критики. Она так произносила слова, что даже месье Дюфарж не мог скрыть улыбки, а Лавиния, Джесси и другие более удачливые девочки хихикали или глядели на нее с презрительным недоумением. Но Сара не смеялась. Она делала вид, что не слышит, как коверкает слова мисс Сент-Джон. Сердце у Сары было горячее — она вознегодовала, услышав смешки и заметив, как огорчилась бедная девочка.

— Это совсем не смешно, — шептала она сквозь зубы, наклонившись над учебником. — Зачем они смеются?

— Как тебя зовут? — спросила Сара.

Мисс Сент-Джон изумилась. С ней хочет познакомиться новенькая, у которой есть собственный экипаж, пони и горничная и которая к тому же приехала прямо из Индии! Накануне вечером об этой новенькой судачили все воспитанницы — ведь новые ученицы всегда вызывают всеобщий интерес! Утомленные волнением и противоречивыми слухами, они заснули поздно. Нет, это не простое знакомство!

— Эрменгарда Сент-Джон, — отвечала толстушка.

— А меня Сара Кру, — сказала Сара. — Красивое у тебя имя. Словно из книжки!

— Тебе нравится? — робко спросила Эрменгарда. — А мне… нравится твое.

Мисс Сент-Джон не повезло в жизни — у нее был очень умный отец. Порой ей казалось, что ничего хуже не придумаешь. Если отец у тебя все знает, говорит на семи или восьми языках, имеет библиотеку в тысячи томов и, судя по всему, помнит все их наизусть, то ему, конечно, хочется, чтобы дочь по меньшей мере знала, что там написано в учебниках, и уж конечно, он полагает, что она сумеет запомнить кое-какие факты из истории и сделать французское упражнение. Эрменгарда была тяжким испытанием для мистера Сент-Джона. Он никак не мог взять в толк, почему его дочь оказалась такой неспособной и глупой, почему никогда и ни в чем не отличилась.

— Заставьте ее учиться! — сказал мистер Сент-Джон мисс Минчин.

В результате Эрменгарда проводила большую часть своей жизни в опале или в слезах. Она учила уроки — и тотчас забывала, а если что и помнила, то не понимала. Вот почему, познакомившись с Сарой, она взирала на нее с глубоким восхищением.

— Ты по-французски спокойно говоришь, правда? — спросила она уважительно.

— Говорю, потому что слышала его всю жизнь, — отвечала Сара. — Ты бы тоже говорила, если бы всегда его слышала.

— Ах, нет, я бы не смогла, — воскликнула Эрменгарда. — Я бы никогда не смогла!

— Почему? — спросила с интересом Сара.

— Ты же слышала, как я сегодня отвечала. Это всегда так. Я эти слова просто не могу произносить. Они такие странные. — Она помолчала, а потом прибавила не без благоговения в голосе: — Ты ведь умная, правда?

— Не знаю, — наконец отвечала она. — Мне трудно сказать.

Потом, увидев, что круглое розовощекое лицо омрачилось, Сара засмеялась и переменила тему.

— Хочешь взглянуть на Эмили? — предложила она.

— Кто это Эмили? — спросила Эрменгарда совсем так же, как мисс Минчин.

— Пойдем ко мне в комнату — увидишь, — ответила Сара и протянула ей руку.

Они спрыгнули со скамьи и поднялись наверх.

— А правда, — зашептала Эрменгарда, когда они пересекали холл, — правда, что у тебя есть собственная комната для игр?

— Да, — ответила Сара. — Папа попросил об этом мисс Минчин… Знаешь, когда я играю, я сочиняю всякие истории и рассказываю их сама себе, и я не люблю, чтобы меня слышали. Если меня слушают, это все портит.

— Ты сочиняешь истории? — проговорила она с волнением. — Ты не только говоришь по-французски, но еще и сочиняешь? Неужели это правда?

Сара взглянула на нее с изумлением.

— Послушай, это все умеют, — сказала она. — Разве ты никогда не пробовала?

Не дожидаясь ответа, она предостерегающе тронула Эрменгарду за руку и шепнула:

— Давай тихонько подкрадемся к двери — и я ее распахну. Может, нам удастся поймать ее врасплох!

Когда Сара на следующее утро вошла в класс, все глаза с любопытством устремились на нее. К этому времени все воспитанницы — начиная с Лавинии Герберт, которая считала себя почти взрослой, так как ей было уже около тринадцати лет, и кончая четырехлетней Лотти Лег — успели узнать о ней многое. Они узнали, что она очень богата и будет занимать особое, привилегированное положение в школе. Некоторые воспитанницы видели мельком ее горничную, француженку Мариетту, приехавшую накануне вечером. Лавинии удалось пройти мимо комнаты Сары в ту минуту, когда дверь была отворена, и она увидала Мариетту, разбиравшую корзину, только что присланную из магазина.

— В корзине лежали до самого верха юбки с гофрированными кружевными оборочками, много, много оборочек, — рассказывала Лавиния своей подруге Джесси, низко нагнувшись над учебником географии. — Я видела, как французская горничная встряхивала их. Мисс Минчин говорила мисс Амелии, что платья новенькой слишком роскошны и смешны для ребенка. Моя мама находит, что детей нужно одевать как можно проще. А знаешь, на новенькой и теперь такая же юбка. Я видела ее, когда она садилась.

— И на ней шелковые чулки! — шепнула Джесси, тоже нагнувшись над учебником. — А какие у нее маленькие ножки! Никогда не видывала я таких.

— Пустяки! — презрительно фыркнула Лавиния. — Это просто от туфель. Моя мама говорит, что даже большие ноги кажутся маленькими, если башмаки куплены в хорошем магазине. И, по-моему, эта новенькая совсем некрасива. Какого странного цвета у нее глаза!

— Да, она непохожа на других хорошеньких девочек, — сказала Джесси, украдкой взглянув на Сару, — но когда посмотришь на нее, то хочется взглянуть еще раз. У нее необыкновенно длинные ресницы, но глаза почти совсем зеленые.

Сара спокойно сидела на своем месте и ждала, чтобы ей сказали, что нужно делать. Ее посадили около самой кафедры мисс Минчин. Сару нисколько не смущали любопытные взгляды воспитанниц; она с таким же любопытством смотрела на них. Она спрашивала себя, о чем они думают, любят ли они мисс Минчин, нравится ли им учиться и есть ли хоть у одной из них такой папа, как у нее. Утром она долго говорила о нем с Эмили.

— Теперь он плывет по морю, Эмили, — говорила она. — Мы должны быть большими друзьями и поверять друг другу все. Посмотри на меня, Эмили. У тебя очень хорошенькие глазки, но мне бы хотелось, чтобы ты умела говорить.

У Сары было очень сильное воображение, и ей постоянно приходили в голову разные странные мысли и фантазии. Так, например, она думала, что для нее будет большим утешением, если она представит себе, будто Эмили живая и на самом деле слышит и понимает все.

Когда Мариетта одела Сару в темно-синее форменное платье и завязала ей волосы темно-синей лентой, девочка подошла к Эмили, которая сидела на своем собственном стуле, и положила около нее книгу.

— Ты можешь почитать, пока я буду внизу, — сказала она и, увидев, что Мариетта с удивлением глядит на нее, прибавила, повернув к ней свое серьезное личико: — Я думаю, куклы могут делать многое, но стараются, чтобы мы не знали этого. Может быть, Эмили в самом деле умеет ходить, говорить и читать, но делает это только тогда, когда в комнате никого нет. Она скрывает это. Ведь если бы люди узнали, что куклы могут делать все, они, наверное, заставили бы их работать. И потому куклы, может быть, сговорились не открывать никому своего секрета. Если вы останетесь в комнате, Эмили будет сидеть на своем стуле и не тронется с места; но если вы уйдете, она, может быть, начнет читать или пойдет и станет смотреть в окно. А как только она услышит, что кто-нибудь из нас идет сюда, она побежит назад, сядет на стул и сделает такой вид, как будто все время сидела здесь.

— Она благодарит меня, как будто я леди, — говорила француженка главной горничной. — Elle a l'air d’une princesse [2] .

Мариетта была в восторге от своего места и своей маленькой госпожи.

Через несколько минут после того, как Сара вошла в класс, мисс Минчин с величественным видом постучала по кафедре.

— Девицы, — сказала она, — я хочу представить вам новую воспитанницу.

Все девочки встали; встала и Сара.

— Надеюсь, что вы все будете любезны с мисс Кру, — продолжала мисс Минчин. — Она приехала к нам издалека, из Индии. Когда уроки кончатся, вы можете познакомиться с ней.

Девочки церемонно присели, Сара сделала то же, а потом все уселись и снова переглянулись.

— Сара, — сказала мисс Минчин таким строгим, наставническим тоном, каким обыкновенно говорила в классе, — подойдите ко мне.

Она взяла с кафедры книгу и стала перелистывать ее. Сара подошла к ней.

— Отец ваш нанял вам французскую горничную, — сказала мисс Минчин. — Он, без сомнения, сделал это для того, чтобы вы поскорее научились французскому языку.

Саре стало немножко неловко.

— Мне кажется, — нерешительно проговорила она, — он нанял ее, думая, что она будет приятна мне.

— Вас, как видно, чересчур баловали, — сказала мисс Минчин с довольно кислой улыбкой, — и потому вы воображаете, что решительно все делается только для вашего удовольствия. А по-моему, ваш отец желал, чтобы вы хорошенько изучили французский язык.

Если бы Сара была постарше или не так боялась показаться невежливой, она объяснилась бы в нескольких словах. Но теперь только яркий румянец вспыхнул у нее на щеках. Мисс Минчин была очень строгая и величественная особа. Она, по-видимому, была вполне убеждена, что Сара не имеет никакого понятия о французском языке, и девочке казалось неловким разуверять ее. На самом деле Сара знала его — знала с тех пор, как помнила себя. Ее отец часто говорил с ней по-французски, когда она была совсем маленькая. Ее мать была француженка, и капитан Кру любил этот язык. Таким образом, Сара часто слышала его и знала, как свой родной.

— Я никогда… никогда не училась по-французски, — застенчиво начала она, делая попытку объясниться, — но… но…

Сама мисс Минчин не умела говорить по-французски, но старательно скрывала от всех это неприятное обстоятельство. И теперь, опасаясь каких-нибудь щекотливых вопросов со стороны новой воспитанницы, она поспешила прекратить разговор.

— Довольно, — резко сказала она. — Если вы не учились, то начните сегодня же. Учитель французского языка, господин Дюфарж, придет через несколько минут. Возьмите эту книгу и займитесь до его прихода.

Мисс Минчин проницательно взглянула на Сару.

— Вы как будто недовольны, Сара, — заметила она. — Очень жаль, что вам не хочется учиться французскому.

— Я люблю французский язык, — сказала Сара, делая еще одну попытку объясниться, — но…

Он пришел через несколько минут. Это был красивый средних лет француз с умным лицом. Он с любопытством взглянул на Сару, которая добросовестно читала французские диалоги.

— Это новая ученица, madame? — спросил он мисс Минчин. — Она будет заниматься со мной?

— Ее отец, капитан Кру, очень желал, чтобы она училась французскому, — ответила мисс Минчин, — но боюсь, что у нее какое-то ребяческое предубеждение против французского языка. Ей, по-видимому, не хочется учиться ему.

— Мне это очень неприятно, mademoiselle, — добродушно сказал француз, обратившись к Cape. — Когда мы начнем заниматься, мне, может быть, удастся доказать вам, что это очень хороший язык.

Сара встала со своего места. Она уже начинала приходить в отчаяние от неловкого положения, в котором очутилась, и с умоляющим видом взглянула на Дюфаржа своими большими, зеленовато-серыми глазами. И, спеша поскорее объяснить ему все, она очень мило и совершенно свободно заговорила по-французски. Madame не поняла ее. Французскому языку она действительно не училась по книгам, но ее папа и другие часто говорили с ней по-французски и она может читать и писать так же легко по-французски, как по-английски. Ее мама, которая умерла, когда она родилась, была француженка, и папа любит ее язык, а потому и она сама любит его. Она будет рада учить все, что задаст ей monsieur. А слова в этой книге она знает — она старалась объяснить это madame.

Когда Сара заговорила, мисс Минчин, вздрогнув всем телом, почти с негодованием взглянула на нее сквозь очки и не спускала с нее глаз до тех пор, пока она не кончила.

Радостная улыбка показалась на лице Дюфаржа. Слушая этот звонкий детский голос, говоривший так свободно на его родном языке, он почувствовал, как будто снова очутился у себя на родине, которая, как иногда казалось ему в туманные, пасмурные дни, была далеко-далеко от Лондона, совсем на другом конце света. Когда Сара кончила, он почти с нежностью взглянул на нее и, взяв у нее книгу диалогов, обратился к мисс Минчин.

— Не многому могу я научить ее, madame, — сказал он. — Она не училась по-французски — она француженка. У нее прелестный выговор.

— Вам следовало предупредить меня! — воскликнула мисс Минчин, обернувшись к Саре.

— Я… я старалась, — ответила Сара, — должно быть, я не так начала…

Мисс Минчин знала, что она старалась и не виновата, что ей не дали объясниться. Увидев же, что воспитанницы внимательно слушают, а Лавиния и Джесси хихикают, закрывшись французскими грамматиками, мисс Минчин окончательно вышла из себя.

— Прошу вас замолчать, девицы! — строго сказала она, стуча по кафедре. — Замолчите сию же минуту!

Когда в тот день Сара ступила в украшенную ветками остролиста классную, ее сопровождала целая процессия. Мисс Минчин в парадном шелковом платье вела Сару за руку. За ней следовал лакей с коробкой, в которой лежала Последняя Кукла, затем служанка еще с одной коробкой, а замыкала шествие Бекки в чистом фартуке и новом чепце и с третьей коробкой в руках. Сара предпочла бы войти как обычно, но мисс Минчин послала за ней, чтобы высказать ей свое пожелание.

— Это не просто день рождения, — возвестила она. — И я хочу, чтобы все это поняли.

Вот почему Сару ввели в классную с такой торжественностью. Она оробела, увидев, что старшие девочки при ее появлении принялись толкать друг друга локтями, а младшие радостно заерзали. По классу пронесся сдержанный гул.

— Тише! — сказала мисс Минчин. — Джеймс, поставь коробку на стол и сними крышку. Эмма, а ты поставь свою на стул. — И вдруг строго прикрикнула: — Бекки!

От волнения Бекки совсем забыла, где она находится, и улыбнулась Лотти, которая в радостном предвкушении вертелась на скамейке. Услышав окрик, Бекки вздрогнула и чуть не уронила коробку; извиняясь, она так боязливо и неловко присела, что Лавиния и Джесси захихикали.

— Ты забываешься, — произнесла мисс Минчин. — Ты не должна смотреть на барышень. Поставь коробку!

Бекки поспешила повиноваться и с испуганным видом попятилась к двери.

— Можете идти, — объявила мисс Минчин слугам, величественно махнув рукой.

Бекки скромно посторонилась, пропуская вперед старших слуг. Не удержавшись, она бросила взгляд на коробку, стоящую на столе. Что-то голубое, атласное сквозило из-под папиросной бумаги.

— Мисс Минчин, — внезапно сказала Сара, — вы не позволите Бекки остаться?

Это был смелый поступок. От неожиданности мисс Минчин чуть не подпрыгнула. Потом поднесла к глазам лорнет и с тревогой вгляделась в свою первую ученицу.

— Бекки?! — повторила она. — Сара, милая!

Сара шагнула к ней.

— Я прошу вас об этом, потому что знаю: ей хочется посмотреть на подарки, — пояснила она. — Она ведь тоже девочка, правда?

Мисс Минчин была шокирована. Она посмотрела на Сару, а потом на Бекки.

— Милая Сара, — сказала она. — Бекки — судомойка. А судомойки… э-э… не девочки.

Мисс Минчин никогда и в голову не приходило, что это не так. В ее глазах судомойки были машинами, которые существовали для того, чтобы мыть посуду, таскать ящики с углем и разжигать огонь.

— Но Бекки — девочка, — возразила Сара. — И я знаю, что ей это будет приятно. Прошу вас, позвольте ей остаться — в честь моего дня рождения.

— Что ж, извольте, — отвечала мисс Минчин с достоинством. — Пусть остается! Ребекка, поблагодари мисс Сару за ее доброту.

Бекки стояла в углу возле двери и нервно теребила край фартука. Она приблизилась, присела и пробормотала слова благодарности; на миг она встретилась глазами с Сарой: в них мелькнуло дружеское понимание.

— Ах, мисс! Я так благодарна, мисс! Мне правда так хотелось взглянуть на куклу! Спасибо, мисс! И вам спасибо, сударыня… — прибавила Бекки испуганно, оборачиваясь к мисс Минчин и делая реверанс. — Спасибо, что вы мне позволили остаться.

Мисс Минчин снова махнула рукой — на этот раз в направлении двери.

— Встань вон там в углу, — распорядилась она. — И не подходи близко к барышням.

Бекки с улыбкой повиновалась. Ей было решительно все равно, где стоять, только бы не уходить на кухню, а остаться здесь, в классной. Мисс Минчин грозно откашлялась и снова заговорила.

— А теперь, девицы, я хочу сказать вам несколько слов, — провозгласила она.

— Она будет речь говорить, — шепнула одна из учениц. — Хоть бы покороче!

Саре стало не по себе. Это был ее день рождения, вполне возможно, что и речь будет посвящена ей. Стоять и слушать речь о самой себе не очень-то приятно!

— Вы, конечно, знаете, — начала свою речь мисс Минчин (конечно, это была речь), — что сегодня милой Саре исполняется одиннадцать лет.

— Милая Сара! — пробормотала Лавиния.

— Некоторые из здесь присутствующих тоже отпраздновали свое одиннадцатилетие, но день рождения Сары — это событие совершенно особое. Когда она станет взрослой, она унаследует огромное состояние и должна будет достойно им распорядиться.

— Алмазные копи! — с усмешкой шепнула Джесси.

Сара ее не слышала. Она глядела не отрываясь на мисс Минчин и чувствовала, что краска заливает ей лицо. Когда мисс Минчин заводила речь о деньгах, Сара ее просто ненавидела, а ненавидеть взрослых, конечно, нехорошо.

Все ученицы поднялись — как в то памятное утро, когда Сара впервые вошла в классную.

— Спасибо, Сара! — сказали они.

Нужно признаться, что Лотти при этом еще и прыгала от радости.

Сара на миг смутилась. Потом сделала реверанс — очень изящный реверанс.

— Спасибо, — отвечала она, — что вы пришли ко мне на день рождения.

— Прекрасно, Сара, — одобрила мисс Минчин. — Так и поступают настоящие принцессы, когда народ им аплодирует. Лавиния, — прибавила мисс Минчин язвительно, — звук, который вы сейчас издали, очень похож на храп. Если вы завидуете своей соученице, пожалуйста, выражайте свои чувства так, как подобает барышне. А теперь я оставлю вас — можете веселиться!

И она выплыла из комнаты. В тот же миг напряжение, сковывавшее обычно учениц в ее присутствии, исчезло. Не успела за нею закрыться дверь, как все повскакали с мест, а младшие кинулись к коробкам. Сара склонила сияющее лицо над одной из коробок.

— Здесь книжки, я знаю! — воскликнула она.

Малыши недовольно зашептались, а Эрменгарда пришла в ужас.

— Твой отец дарит тебе книжки на день рождения?! — вскричала она. — Совсем как мой, хуже не придумаешь! Не открывай эту коробку, Сара!

— Я книжки люблю, — засмеялась Сара, но повернулась и подошла к другой, самой большой коробке. Из нее она вынула Последнюю Куклу. Кукла была такая великолепная, что все девочки заохали и в восторге отпрянули, чтобы получше ее рассмотреть.

— Она почти с Лотти ростом, — прошептал кто-то.

Лотти захлопала в ладоши и, смеясь, заплясала вокруг.

— На ней туалет для театра, — заметила Лавиния. — А шубка отделана горностаем.

— Ax! — вскрикнула Эрменгарда и подбежала к столу. — У нее в руке театральный бинокль! Смотрите — синий с золотом!

— А вот ее дорожный сундук, — сказала Сара. — Давайте откроем и посмотрим на ее вещи!

Она опустилась на пол и отперла сундучок. Девочки с шумом окружили ее, с восхищением глядя на наряды, которые она вынимала. Никогда еще в классной не царило такое оживление! Сара извлекала из сундучка кружевные воротнички, шелковые чулки, платки, шкатулку для украшений, в которой лежали тиара и ожерелье (бриллианты в них были совсем как настоящие!), платья бальные и для визитов, костюмы для прогулок, капоры, капоты и вееры. Даже Джесси с Лавинией, забыв, что они слишком взрослые, чтобы думать о куклах, восторженно вскрикивали и брали в руки наряды, чтоб рассмотреть их получше.

— А что, если, — сказала Сара, надевая огромную шляпу из черного бархата на безмятежно улыбающуюся владелицу всего этого великолепия, — что, если она нас понимает и гордится, что ею так восхищаются?

— Вечно ты выдумываешь! — бросила Лавиния с видом решительного превосходства.

— Я знаю, — отвечала Сара без тени смущения. — Мне нравится выдумывать. Нет ничего приятнее на свете. Словно ты фея — или почти фея. Если о чем-нибудь думать изо всех сил, то кажется, что так оно и есть на самом деле.

— Тебе хорошо выдумывать, когда у тебя все есть, — сказала Лавиния. — А вот если б ты была совсем нищей и жила на чердаке, что тогда?

Сара, поправлявшая страусовые перья на шляпе Последней Куклы, остановилась и задумалась.

— Мне кажется, я бы и тогда выдумывала, — ответила она наконец. — Если б я была нищей, мне пришлось бы все время что-то выдумывать. Только это было бы нелегко.

Тут в комнату вошла мисс Амелия. Как странно, что она вошла именно в эту минуту! Впоследствии Сара не раз размышляла об этом.

— Сара, — сказала мисс Амелия, — приехал поверенный твоего отца мистер Бэрроу и желает говорить с мисс Минчин. А так как столы накрыты в ее гостиной, она не может принять его там. Идите-ка вы все туда и угощайтесь, а она пригласит его в классную. Ему надо поговорить с ней наедине.

Глаза у воспитанниц засверкали — угощаться они готовы были в любое время. Мисс Амелия выстроила девочек парами и увела их с Сарой во главе, а Последняя Кукла осталась одна. Она сидела на стуле, а вокруг были разбросаны ее роскошные наряды — со спинок стульев свисали кофточки и платья, а на сиденьях грудами лежали отделанные кружевом пышные юбки.

Бекки, которую к столу не приглашали, на миг задержалась в классной, не в силах оторвать глаз от всего этого великолепия. Это была, конечно, вольность с ее стороны.

— Ступай на кухню, Бекки, — велела мисс Амелия.

Но Бекки все не уходила: она осторожно, с благоговением взяла в руки сначала муфту, потом жакетку и с восторгом рассматривала их. Внезапно за дверью послышался голос мисс Минчин. Бекки в ужасе заметалась и, не зная, куда скрыться, нырнула под стол, накрытый длинной, до пола, скатертью.

Мисс Минчин вошла в классную в сопровождении сухонького господина с острым личиком, который выглядел встревоженным. Сказать по правде, мисс Минчин тоже выглядела встревоженной и взирала на сухонького господина с недоумением и недовольством.

Величаво опустившись в кресло, она указала ему на стул.

— Прошу вас сесть, мистер Бэрроу, — произнесла она.

Мистер Бэрроу повиновался не сразу. Его внимание привлекла Последняя Кукла и разбросанные кругом наряды. Он нацепил пенсне и принялся нервно и неодобрительно их рассматривать. Последняя Кукла не смутилась. Держась по-прежнему прямо, она спокойно взирала на него.

— Сто фунтов! — бросил мистер Бэрроу. — Ткани все дорогие, а сшито в парижской мастерской. Да, он умел сорить деньгами.

Мисс Минчин оскорбилась. Этот господин позволил себе с неодобрением отозваться о человеке, который щедро платил ей! Это было уж слишком!

Читайте также:

Напишите как приняли ученицы образцовой школы мисс минчин новую ученицу

ГЛАВА 3 Эрменгарда

Оглавление