Кускова а что внутри кратко

Обновлено: 05.07.2024

Жизнь и деятельность столь же тесно соединены
между собою, как пламя и свет.
Что пылает, то, верно, светит, что живет,
то, конечно, действует.
Федор Глинка

– Да, из дома номер восемнадцать по улице Ланинской.

– Это теперь улица Декабрьских Событий. Возможно, дом сохранился?

– Дом-то сохранился, но там бывших хозяев никто не знает.

Приведу не письмо, а отрывок из работы Светланы Григорьевны Федоровой, опубликованной уже через три года после описываемого дня:

Итак, опять: Иркутск, ул. Ланинская, № 18.

Но. во-первых, в доме № 18 по улице Декабрьских Событий самые давние из ныне здравствующих старожилов поселились лишь в 1943 году, во время войны, и во всем доме фамилии Кусковых нет, и никто не слыхивало ней, а во-вторых, К. А. Железняков побывал уже в доме № 18, и в соседних усадьбах 16 и 14, и в Иркутском краеведческом музее, и в Иркутском областном государственном архиве – никаких сведений об Александре Дмитриевиче Кускове нет.


Иван Александрович Кусков – приметная фигура среди деятелей Русской Америки, из пятидесяти восьми прожитых лет – тридцать один отдал служению Отчизне на самых дальних ее форпостах: на островах Тихого океана, который тогда называли Восточным морем, и на Американском континенте – на Аляске и в Калифорнии.

Вот фрагмент этого контракта:

Какими событиями была отмечена жизнь Иркутска, нового пристанища Кускова, в том 1790 году?

Ровно через месяц грянула сильнейшая буря, тучи и поднятая к небу пыль заслонили солнце, сделалось среди бела дня темно, как в поздние сумерки, камни выбивали окна, вихрь срывал крыши, с церквей падали кресты.

В тот месяц, когда стал Иван Александрович готовиться в нелегкую дорогу, обзаводиться вещами, нужными в плаваниях морских, одежонкой попрочнее да поладнее, хлынули ливни, вода хлестала несколько дней кряду, словно разверзлась хлябь небесная, словно взбесились тучи, сильными мокрыми руками стали месить землю, пока улицы не превратились в ослизлую, прокисшую кашу, пока Ангара не вспухла, не полезла на глинистые берега. Вымыло огромный кус земли под городской стеной, сорвало пешеходную дорогу, крепостные береговые башни древнего острога, сложенные из толстого листвяка, повисли над Ангарой без прочной опоры.

Но вот все отлилось, отбушевало, отгремело. Улеглись реки, умелись тучи, трава выпрыснула из земли, словно всегда была тучной и сытой, пора было собираться в путь: сперва в Якутск, потом на Камчатку, а там. – куда повелит компания.

На острове много речек, в кои входит рыба чавыча, семга и разные роды морской, обыкновенной по здешним берегам рыбы; из морских зверей водятся нерпы, сивучи, коты, а бобров ныне очень мало.

Вот какой мир получил под начало Иван Кусков.

Взаимоотношения с местными жителями обострялись двояко: среди купцов, вкладывающих свои деньги в общее хозяйство компании, и тех, что самостоятельно посылали свои экспедиции на острова, были и такие, что грабили и обманывали население островов, вместо мены и торговли вступали на путь запугивания, разрушая основы взаимоотношений с островитянами, закладываемые Шелиховым, масла в огонь подливала Ост-Индская компания, устраивая провокации, под видом русских, обворовывая могилы, ритуальные захоронения, где рядом с умершим клались меха, его вещи, его добыча, сваливая потом кощунственное это дело на партовщиков, спаивая тойонов, уверяя их постоянно и настырно, что только Англия способна вести с ними выгодный островитянам торг.

«Расположась станом, – продолжает Кусков, – приняв надлежащую предосторожность, на другой день имели намерение удалиться, но, к несчастью, преследованы были погодой и ненастьем, и перемоченное имущество (а особливо горностай подвержен скорейшему согнитию) требовали просушки. Вошед тоёны в палатку упомянутых жил, произнося жалобу на наших партовщиков с грубыми и дерзкими выражениями, что будто они повсегодно причиняют обиду, грабят имение (имущество. – М. С.), полагаемое с умершими, упоминая притом, что и ситкинские наши партовики на жиле куювском грабили тоже имение с умерших, и те самые будто были опримечены, за что и бобры от них были взяты.

Тяжелое плавание в Якутат, шестидневный шторм, скудность продовольствия. Наконец лишь 15 июня экспедиция, под бешеным ливнем пройдя сквозь рифы, высадилась на мысе Ледяного пролива. Здесь от местных жителей, доверяющих ему, Кусков узнает о том, что в бухту Сия, да и в другие места съехалось много племен. Он понимает: раз собрались в путь по бурным пучинам и те, что обычно не покидали своих островов, – быть беде. Дабы предупредить кровопролитие, Кусков посылает шесть байдарок в Ново-Архангельск – сообщить о возможности нападения. Неспокойно ведут себя племена, пропадают безвозвратно отдельные промысловики и даже небольшие партии, тревожно становится в русских владениях. Промысел тоже неудачен – бесконечные бури вздыбили океан, морские бобры и котики перекочевали в тихие далекие места.

Посланцы опоздали предупредить ситхинских поселенцев.

И для того, чтобы установить во владениях Российско-Американской компании хоть некоторый мир и доверие, понадобятся еще годы и годы.

«. Баранов находил нужным побывать в Кадьяке. Ново-Архангельскую крепость, обеспеченную продовольствием и снабженную гарнизоном и военными припасами, оставив в командование помощника своего Кускова, и 30 сентября 1806 года вышел в море (дело, как видим, происходит уже после трагедии, когда Баранов и Лисянский выиграли сражение с колошами, и Ново-Архангельск начал подниматься. – М. С.), Кусков занимался остальною постройкою в крепости: магазинов, дома для Главного правителя и других зданий.

Положение Кускова было, однако ж, довольно неприятно. Колоши, узнав об отсутствии уважаемого и страшного для них Баранова, возомнили, что могут напасть на русских, оставшихся в небольшом числе в крепости. Собравшись из Чильхата, Стахина, Хуцпова, Акоя и других мест, под предлогом промысла сельдей, они расположились на островах, окружающих крепость, и сим положением стращали и угрожали осажденным. Число диких неприятелей, по верному счету и наблюдениям Кускова и его неусыпных сотрудников, простиралось (на 400 ботах) не менее двух тысяч человек. Русские, с упованием на бога, готовились выдержать осаду и приступ несоразмерного против них числа врагов; но это могло быть продолжительно, а между тем пресечены были способы ездить алеутам на ловлю рыбы для пропитания. О намерениях и приготовлениях неприятелей было известно: в крепости жили колошенские девки, которые, видаясь с земляками, пересказывали после русским, что колоши у них осведомляются о числе наших людей и силах крепости и намерены напасть на оную. Сие известие подтвердилось, когда колоши захватили несколько алеутов и, склоняя их на измену, обещали по взятии крепости пощаду и награды.

Снять сию видимую осаду или прогнать неприятеля Кусков не имел ни сил, ни возможности; но, зная, что колошами весьма уважается Чильхатский тоён, решил употребить его посредником или склонить на свою сторону. Он нарочно послал пригласить его к себе с почетною свитою, и отличаемый от прочих тоён с важностию вступил в крепость в числе 40 человек. Гостей сих Кусков честил, ласкал, одаривал и сими средствами склонял удалиться от крепости, дабы избегнуть, как говорил он им, и подозрения на их род, всегда дружественный, в дурном намерении, о коем носятся слухи. Тоён, довольный приемом и угощением Кускова, подтверждая старую свою приязнь, назвал его своим другом и вскоре со всею своею командою удалился от крепости.


Через много лет очевидец смены флагов в 1867 году над территорией Аляски и островов М. И. Вавилов опишет Ново-Архангельск:

Это, собственно, и был тот самый, правда, неоднократно перестроенный, дом правителя, который под руководством Кускова сооружали поселенцы в 1806 году. В. И. Вавилов, по-видимому, сравнивал в 1868 году, через шестьдесят два года после описываемых событий, скромные строения Ново-Архангельска с домами начальства в Центральной России, поэтому прокаленные стужей, просо-ленные штормами избы, неприхотливые особняки в два этажа показались ему убогими.

Шло время, вырос дом правителя – семь комнат, два чулана, кладовые, пороховой погреб. Пора было давать имя новому русскому заселению. Перед иконой Спаса каждый положил по записочке с заветным именем, Кускову повезло, вытащили его записочку, там значилось сокращенное имя Отчизны – Росс, имя народа, одним из лучших сыновей которого был сам Иван Кусков.

Обладая необыкновенными лингвистическими способностями, Екатерина Прохоровна изучила несколько индейских диалектов, и переговоры с племенами шли, как правило, через нее. Профессор В. П. Петров, например, утверждает, что долгая мирная жизнь крепости Росс была обеспечена именно благодаря дипломатическому таланту Екатерины Прохоровны Кусковой. И дипломатия эта строилась не на запугивании индейцев силой артиллерии крепости. Жена начальника крепости, видимо, одна из первых на западном побережье Америки поняла, что мир может быть достигнут не устрашением, а взаимным уважением и помощью.


В 1822 году Кускову исполнилось пятьдесят семь лет. Неустанные труды, плавания, тревоги. Зной, пурга, ливни. Напряжение воли и сил. Все это сказалось вдруг, нездоровье, исподволь вошедшее в него, вспыхнуло сильно и бесповоротно, и тогда Ивана Кускова позвала родина. Все-то ему казалось, что не калифорнийская Славянка, а вологодская Сухона спешит к морю, а на ней качаются яснопарусные его, Кускова, корабли.

Седоголовым изображен Кусков па портрете.

Полторы недели в Иркутске были для Кусковых соединением радости и грусти. Что оставили они позади? Что ждет их там, за Уральским хребтом? Их привычка к странствованию, к опасностям, к своеобразному быту колонии Росс звала вернуться их туда, на берега океана, к дышащим огнем сопкам Камчатки, к лежбищам котиков на таинственных берегах, к буйной зелени зарослей реки Славянки. Предписания же врачей гласили: спокойствие, умеренный климат, умеренная пища, и еще раз – поменьше волнений. Да и зов родной Вологодчины стал нестерпимым, вот уж поистине: первую половину пути человек живет тем, что покинул, вторую – тем, что его ждет.

В октябре 1823 года завершился земной путь одного из русских землепроходцев. Остался дом, правда, остались и два портрета.


На гербе Тотьмы изображена черная лисица – знак, что здесь знатно охотятся на зверей, особенно на лис.

На гербе Великого Устюга – Нептун, возлежащий на берегу, из двух красных сосудов выливает воду, она смешивается, кипит.

Их действительно вела по судьбе охота на зверя в количествах умопомрачительных для тотемского охотника, их судьбу качала дикая, безбрежная, отталкивающая и манящая морская пучина, словно Нептун лил из одного сосуда своего красного живую воду, из другого – мертвую.

. 1901 год. Кусков Александр Петрович. Улица Пестеревская, дом 8. Служащий магазина. Кусков Ипполит Васильевич. Верхне-Амурская улица, дом Романова. Топограф.

. И наконец! – 1914 год. Кусков Александр Дмитриевич, агент Второго российского страхового общества. Но адрес не совпадает, в нем никакой улицы Ланинской нет, ибо проживал Александр Дмитриевич Кусков за два года до того, как поступили в Тотьму портреты из Иркутска, на улице Медведниковской, в собственном доме. Уж не дом ли это № 7, где в 1909 году проживала Анна Ивановна Кускова? И тот ли это Александр Дмитриевич Кусков, о котором говорят и Железняков, и Федорова?

С тем я и пришел на студию.

Загорелись лампы, выпуклое око телекамеры уставилось в меня.

Я задал телезрителям несколько вопросов, касающихся Александра Дмитриевича Кускова и портретов, и обратился с просьбой:

– Марк Давидович, вас к телефону.


Звонила Евгения Флегонтовна Кускова, по девичьей фамилии – Каршина, невестка Александра Дмитриевича Кускова. Включила в тот вечер телевизор она случайно, услышала фамилию Кусков, взволнованно дослушала рассказ до конца, поспешила к телефону. Назавтра я сидел в ее тесной комнатке в коммунальной квартире, и первое, что меня поразило, – ощущение, что я нахожусь в музее: статуэтки – черное дерево Африки и бронза работы Лансере, итальянские городские пейзажи, элегантный древний инкрустированный перламутром японский шкап. Но особенное внимание привлекали две картины в простых рамах: сибирские таежные пейзажи, насыщенные зеленью, подернутые легким серовато-голубым флером, спокойные, величественные и в то же время какие-то домашние ели на переднем плане. Почерк художника знаком, но кто же это?

Говорит вам, уважаемый читатель, о чем-нибудь это имя?

Григорий Иванович Гуркин по национальности алтаец из рода Чорос. Он родился в 1869 году в селении Улал, окончил миссионерскую школу, сам учил затем ойротских (так тогда называли алтайцев) детей грамоте, затем переехал в Бийск, где работал в иконописной мастерской, писал этюды, именно тогда стала выкристаллизовываться его главная тема – природа Алтая. Именно это привело Гуркина в 1897 году в Академию художеств, где алтайца-вольнослушателя приметил знаменитый И. И. Шишкин. И в самом деле, отсвет шишкинских пейзажей есть и в этих, висящих сейчас в квартире Евгении Флегонтовны картинах. Через некоторое время я приведу в эту комнату Алексея Дементьевича Фатьянова, долгое время работавшего директором Иркутского художественного музея, и работы Гуркина станут достоянием этого богатейшего храма искусства. А пока. скорее, скорее в дом на улице Ланинская, 18, к Александру Дмитриевичу Кускову.


Широкое, чуть скуластое лицо, высокий лоб, светлые глаза, на широкой переносице – пенсне, волосы гладко зачесаны вверх, седая, не густая, но окладистая – тимирязевская – борода, стекающие на нее длинные, такие же белые усы. Клетчатый суконный пиджак с широкими, длинными лацканами, такой же жилет, белая пикейная рубашка, самовяз, как называли в те времена шерстяные и шелковые трикотажные галстуки.

Вот еще одна фотография двадцатых годов, мы рассматриваем ее уже в другом доме, за Ангарой, где живут дочь и внуки Александра Дмитриевича; на фоне типичного фотоинтерьера с нарисованной дверью и небрежно ниспадающими рисованными же бархатными портьерами устроилась вся большая семья Кусковых. Трое молодых стоят: супруг Евгении Флегонтовны Дмитрий Александрович, он в белой гимнастерке, подпоясанной ремнем, навыпуск, темном самовязе, с чуть оттопыренным правым нагрудным карманом, где, по-видимому, хранит документы, или даже пропуск – Дмитрий Кусков – строитель Иркутского аэродрома. Рядом с ним Евгения Флегонтовна, вряд ли ее в таком возрасте звали столь торжественно, она еще просто Женя, и рядом со своим мужем, очень похожим на Чапаева, – тот же овал лица, та же прическа, те же усики, – она похожа на Анку-пулеметчицу, по торжественному случаю надевшую парадное белое платье. Далее – его сестра Лида, в доме которой сейчас мы сидим, круглолицая, с гладко зачесанными волосами, чистую округлость подбородка подчеркивает круглый вырез блузки без воротничка. Лидия Александровна Кускова (Кузьмина по мужу), работает сейчас машинисткой в столовой № 3. Слева сидит еще одна дочь Александра Дмитриевича Зоя, в доме которой сейчас мы рассматриваем старую семейную фотографию, – спокойное, более резко очерченное, чем у Лиды, лицо, плойкой скромно завитая и уложенная по такому торжественному случаю – пошли в фотографию всей семьей – прическа, в овальном вырезе платья – тонкая нитка жемчуга, руки на сумочке, лежащей на коленях, тоже покойны. Глаза у всех детей отцовские и очень похожие на те, что нарисованы неизвестным художником на портрете И. А. Кускова так давно. Полная, с круглым лицом мать семьи – та самая Анна Ивановна (помните: ул. Медведниковская, дом № 7?), она напряженно смотрит в аппарат, волосы чуть торчат, будто пострижены бобриком после болезни, далее в том же модном костюме, только с другим самовязом сам глава семьи – Александр Дмитриевич Кусков, а за ним, прижав плечо к Лидиной руке, покоящейся на лацкане отцовского пиджака, – брат Николай, вылитый Иван Александрович Кусков, только помоложе, и, наконец, на самом переднем плане между родителями удобно и чуть напряженно сидит, положив кисть с деликатно оттопыренным мизинцем на колено матери, одетой в черное, самая ясноглазая из кусковских красавиц – Мария: тоже в белом с круглым, по-видимому, модным в те времена, вырезом платье, пышные волосы разделяет левый пробор. Все смотрят в одну точку, то ли сейчас птичка вылетит из круглого стеклышка фотоаппарата, то ли каждый увидел в отражении себя самого.


Из семейных преданий:

Дети подрастали, нужно было учить их в гимназии, ив 1908 году семья перебралась в Иркутск. Они купили домна Медведниковской, 7 и прожили в нем несколько лет, по крайней мере до 1915 года, а затем, по случаю увеличения семьи, перебрались на Ланинскую, 18.

Не было ли в этой посылке еще двух портретов?

В 1925 году в дом на Ланинской пришла молодая невестка – Женя.

Фотография: Александр Дмитриевич Кусков, дочь Мария и Петр Ефимович Щетинкин, один из крупных руководителей партизанского движения в Сибири, фотография сделана в Монголии, в начале двадцатых годов.

Анна Ивановна скончалась в 1959 году, ей было 83 года.

Два портрета, что хранила семья, вернули нас в давние времена, в Русскую Америку, заставили выявить пусть и не полно вечно живую связь времен и судеб, соединить прапрадедов с праправнуками, каждый из которых по-своему связан своей судьбой с Иркутском.


1 Ковальчук-Коваль И. К. Для славы России. – Отчизна, М., 1976, № 10, с. 12.

2 Федорова С. Г. Русская Америка и Тотьма в судьбе Ивана Кускова. – В кн.: Проблемы истории и этнографии Америки. М.: Наука, 1979, с. 244.

4 Там ж е, с. 232.

6 Иркутская летопись, с. 123.

7 Русская Америка в неопубликованных записках К. Т. Хлебникова. Л.: Наука, 1979, с. 51-52.

8 К истории Российско-Американской компании Красноярск, 1957, с. 106-123.

9 Русская Америка в неопубликованных записках К. Т. Хлебникова. Л.: Наука, 1979, с. 114-116.

10 Вавилов М. И. Последние дни в Русской Америке. – Русская старина, 1886, сентябрь, с. 605-606.

11 Алексеев А. И. Русские географические исследования на Дальнем Востоке и Северной Америке. М.: Наука, 1976, с. 11.

12 Федорова С. Г. Русская Америка. с. 237-238.

13 Ковальчук-Коваль И. К. Для славы России, с. 14.

15 Иркутская летопись, с. 197.

16 Письма Сперанского из Сибири к его дочери Елизавете Михайловне. М., 1869, с. 164-165.

Да, есть от чего власть в панику. Там, внутри, не раз охватывало нас за это время паническое состояние. И вовсе не личные ужасы придавливали больнее всего. А вот это сознание, что в огне разложения горит что-то основное, сгорает душа народа, искажается уродливой гримасой лик человеческий, – это сознание было мучительно; оно придавливало, принижало дух.

Первые годы некогда было всматриваться в глубину процесса. Во-первых, била по нервам гражданская война и ее эпизоды, во-вторых, тогда было очень немного прозорливых людей, которые считали бы поход большевиков на Россию длительным. Большинство думало иначе: тяжко, страшно, но непрочно, преходяще. Разве может такаяуродливость истории быть длительной?

Оказалась очень длительной. Большинству, миллионам русских людей, не могущих исчезнуть, бежать, скрыться, пришлось приспособляться, пришлось ради сохранения жизни и возможности существования сломить себя, откинуть в сторону свои симпатии, привычки, потребности и подчиниться неумолимому, неизбежному.

Лишь немногие люди, единицы, какими-то судьбами сумели оградить свою независимость. Остальные – подвергнулись не только внешней, но и внутренней трансформации.

Многие люди стали неузнаваемы.

Если прибавить к этому, что этот процесс трансформации задевал не отдельные кусочки психологического и бытового уклада – что он был всесторонним, всеобъемлющим, то произведенные им глубокие перемены станут очевидными.

Но еще нет ничего кристаллизовавшегося, того индивидуального, что дает определенность личности, группе, партии, классу.

А ведь эта вера нам так необходима! Можно ли без нее жить, работать, к чему-то стремиться?

Как свидетельница, могу сказать, что эта тенденциозность живущих в России оскорбляет, возмущает. «У нас и так моря горести, зачем же еще прикрашивать, преувеличивать?

Такие речи после чтения заграничной информации можно услышать нередко.

Помню, как-то приехал из-за границы П.И. Бирюков. Его выслали тогда из Швейцарии. За что? Спрашиваем. «За то, говорит он, что я резко протестовал на митинге против одного докладчика. Понимаете, он рассказывал, что большевики, борясь с религиозными заблуждениями, в одном из монастырей зарезали архимандрита-настоятеля, изрубили его, сделали котлеты и заставили монахов их съесть.

Я не знаю, за что выслали из Швейцарии Бирюкова. Но совершенно уверена, что из архимандрита большевики котлет не делали и монахов ими не кормили.

Если 20–30% населения вымрут от голода и гражданской войны, а из оставшихся 30–35% будет заражено сифилисом, то. возможно ли возрождение этой сгнивший страны?

Обращаюсь к одному в высшей степени компетентному врачу, только что приехавшему из России, с вопросом: точны ли цифры Пит. Сорокина?

Неточны, безусловно. Во-первых, – откуда он их взял? Ссылки нет. А вот что говорит врач. «По долгу моей службы я должен был собрать цифры заболеваний сифилисом и потому обращался к сифилидологам с просьбой дать сведения о распространенности этой болезни. Они решительно отказались признать какую бы то ни было цифру точной, никто такой статистики не ведет и вести не может. Но на глаз, по записям в амбулаториях, по собственным приемам они устанавливают цифру распространения этой болезни в 8–10%, не более. До войны заболеваемость равнялось 2%. Локализация в отдельных местах может быть очень велика.

Всем памятны описания В.Г. Короленко отдельных уездов Нижегородской губернии, в которых целые деревни поголовно были заражены сифилисом. Но общая распространенность равнялась 2%. И на Западе, и у нас война, солдатчина, нарушение семейной жизни должны были сильно повысить процент, так всегда бывало после крупных войн. Но то, что можно сейчас установить, не превышает 8–10%.

Итак, есть цифра в 30% и цифра в 8–10%.

Разница настолько велика, что, несомненно, требуется серьезная проверка цифры Пит. Сорокина и показаний врача.

Во-первых, я даже не понимаю, что это значит – публичное развращение. Просто не понимаю.

Во главе нашего учреждения стояли видные врачи, покойный Дорф, проф. Тарасович, проф. Диатроптов, Н.М. Кишкин. Дети постоянно свидетельствовались всесторонне. Были золотушные, малокровные, рахитики. Но совершенно не было сифилитиков и зараженных гонореей.

Были вещи, для нас абсолютно неприемлемые, вроде введенного в систему шпионажа детей за воспитателями, запрещения молитв. Были и другие вещи, вроде грязи, распущенности, иногда голода, воровства и пр. Но тут же нам пришлось установить факт: нельзя говорить просто о большевистских учреждениях. Надо говорить о таком-то конкретно. Ибо все зависит от персонала, его подбора, его добросовестности. Мне лично приходилось видеть детские дома, превосходно поставленные, руководимые такими опытными московскими педагогами, как М.Х. Свенцицкая или приют для дефективных детей д-ра Кащенко и многие другие. В общем, большинство домов поставлено плохо, с подхалимским, необразованным, жадным и вороватым персоналом. Но едва ли две обследованные колонии Царского Села могут служить образцом для умозаключений обо всех остальных. Во всяком случае, следует отличать при этой характеристике вещи, сознательно привносимые большевиками в это дело, и вещи случайные, зависящие от хаоса и неустроенности жизни вообще, а, следовательно, такие, которые могут быть при всяком режиме.

Принципы, привносимые большевиками в дело воспитания, – отвратительны.

Вот уже указанный выше прием – приучение детей всех возрастов к шпионажу, к подслеживанию, к доносительству и даже лжи. На одном собрании педагогов один из коммунистов заявил: мы должны приучить детей говорить всю правду своим и лгать врагам. Я лично была на этом собрании и отлично помню, какое возмущение вызвала эта формулировка даже среди коммунистов-педагогов.

Запрещение религиозных обрядностей также приучает детей ко лжи. Мне опять-таки лично приходилось видеть, как дети большевистской колонии прятали крестики в башмаки, – чтобы не заметили воспитательницы, которые при поступлении обязаны дать подписку не допускать обрядностей и вести антирелигиозную пропаганду. Кроме того, посещающие колонии родители нередко шепчут благословения, крестят его, и маленькая душа трепещет, бьется в противоречии – а где же правда? Тут, или в семье?

Но суть-то в том, что такой маленький атавист-продавец действительно попадал в дефективный приют и часто заражался там теми пороками, которых у него не было и в помине.

А раньше, до войны по его же наблюдениям, эти юношеские преступления на почве ревности и любви были нередко. Теперь же к этим вещам относятся просто, спокойно: разлюбил? Изменил? Другую, другого найду.

Чем объясняется такой материализм?

Проф. Сорокин, вероятно, согласится со мной, что дети в России несут сейчас огромную работу по поддержанию жизни своей и семьи. С юных лет они совершают громадную работу. Я знала семью из двух дочерей 3-х и 6-ти лет и матери-служащей. Детей невозможно было устроить в детском учреждении – все переполнено, И вот картина: мать уходит с утра на службу. Шестилетняя стережет квартиру и трехлетнюю сестренку. Затем в час дня она запирает на замок крошку и идет в бесплатную детскую столовую. Там обедает сама и берет обед для сестренки; заботливо несет, кормит. Если хорошая погода – ведет в столовую ее, запирая квартиру. Вечером помогает матери растопить печь, чистит картошку и пр. Худенькие ручки и печальные, недетские глаза.

Эту картину не всегда можно было без слез видеть. Но что получается? Не только материализм.

В Лиге спасения такие же крошки или немного больше прятали сахар, кусочек хлебца, чтобы отдать на свидании. маме или другой сестренке!

Эти глаза, старающиеся вникнуть в происходящие безумные события, понять и связать факты.

Я уже не говорю о таких прекрасных учреждениях, как школа-гимназия и колония покойных Алферовых. Там дети даже жизнерадостны. Они учатся, ведут обширные физические работы, поют, играют, связаны крепкой солидарностью. Никакой распущенности, а тем более разврата. Пришпоренные семьи больше, чем раньше, вмешиваются в дело, больше следят за детьми и за школой.

Вот эта необходимость труда, отсутствие мамок и нянек, необходимость обо всем подумать самим и даже позаботиться о других, – это так компенсирует окружающие мерзкие влияния, так закаляет и укрепляет личность и так стирает эту проклятую русскую лень, никчемность и разгильдяйство, что всему этому можно только сочувствовать и ждать нового, отнюдь не в порочном смысле. А материализм при этих условиях разве не понятен?

Вспоминаю. Нет, ничего этого не было при самодержавии. Нет, не было. В этом огне что-то плавится, что-то крепнет, уже осязаемое, видимое, не выдуманное.

Того обобщения, которое пытается сделать проф. Сорокин, сделать нельзя. Больное и здоровое сейчас перемешано. Результат – еще без подсчета. Слишком рано, обращено внимание пока только на порчу, не все видят процессы самооздоровления организма, без лекарств, без посторонней помощи. Быть может, самое прочное и самое совершенное.

Есть еще немало замечаний по поводу доклада и статей Пит. Сорокина. Но о них – в следующий раз. Как все-таки хорошо, что приехали из России долго там жившие, много и тяжко работавшие, много думавшие люди!

Несут они кусочки России, хорошие и дурные, несут, стараясь показать их другим, не видевшим. Пусть только показывают больше, больше, полнее и разнообразнее. Авось из этих кусочков мы сложим ее, Россию, родину нашу, сложим все вместе и – будем знать, что делать дальше.

– Сердечный друг, ты не здорова. —

– Оставь меня, я влюблена! —

– Кускова, нервы полечи ты… —

– Ах, няня, он такой речистый…

Ах, няня-няня! Няня! – Ах!

Его же носят на руках.

А как поет он про свободу…

Я с ним хочу, – не с ним, так в воду.

Старушка тычется в подушку,

Старушка? В 1917 году Кусковой было 48 лет. Возраст, полный сил и революционного рвения. Екатерина Дмитриевна сделала немало полезного для народа России. А что сделал великий поэт? Если отбросить его раннее прекрасное творчество, то затем, после 17-го, он занимался, по существу, пропагандистским восхвалением режима и хотел быть первым из первых в ряду поэтов.

Молчи, бессмысленный народ,

Поденщик, раб нужды, забот!

Несносен мне твой ропот дерзкий,

Ты чернь земли, не сын небес…

…Печной горшок тебе дороже:

Ты пищу в нем себе варишь.

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

Короче, в девушке заподозрили какую-то крамолу и исключили из гимназии. Но она была упорна, сдала все экзамены экстерном и получила аттестат с отличием. Осенью 1885 года она вышла замуж за своего гимназического учителя физики И. Ювеналиева. Брак длился недолго: Ювеналиев вскоре скончался от чахотки, умер и младший сын Екатерины. Чтобы преодолеть еще одно испытание жизни, она поехала в Москву и поступила на акушерские курсы, а параллельно занималась в кружках самообразования, изучая философию (Кант, Гегель, Спенсер и др.), слушала лекции историка Ключевского в Московском университете. Была ли такая жажда знаний у Владимира Владимировича.

И только под вечер:

Екатери́на Дми́триевна Куско́ва (Прокопо́вич) (1869, Уфа — 22 декабря 1958, Женева) — русский политический и общественный деятель, публицист и издатель, активист революционного, либерального и масонского движений. Жена экономиста С. Н. Прокоповича.

Содержание

Биография

Начало жизни и революционной деятельности

Екатерина Кускова, урождённая Есипова, родилась в 1869 году в Уфе в семье гимназического учителя. Отец преподавал словесность в местной гимназии, затем служил акцизным чиновником, мать была простой малограмотной татаркой. Начальное образование Кускова получила в Саратовской женской гимназии. В 1884 году в возрасте 15 лет осталась без родителей: отец застрелился, мать умерла от туберкулёза. Чтобы прокормить себя и младшую сестру, Кускова вынуждена была взять на себя работу матери по управлению богадельней. За пропуски уроков была исключена из гимназии, однако в 1885 году успешно закончила её, сдав экзамены экстерном. В том же году вышла замуж за гимназического учителя И. П. Ювеналиева, от которого имела двоих детей. Ювеналиев в прошлом был участником народнических кружков, и они с женой организовали на квартире домашний университет, где обучали гимназисток естественным наукам и читали труды писателей-народников. В 1889 году Ювеналиев умер от туберкулёза, и Кускова осталась вдовой [1] .

Социал-демократия, ревизионизм и экономизм



Участие в масонской деятельности

По утверждению самой Кусковой, никто из участников движения этой клятвы никогда не нарушил [7] . Исследования историка Г. М. Каткова подтверждают, что о политическом масонском движении было практически ничего неизвестно Департаменту полиции: в архивах этого ведомства не было найдено о нём никаких документов [15] . В масонском движении не было агентов-осведомителей. На этом же настаивал Генеральный Секретарь ВВнР А. Ф. Керенский, который после Февральской революции имел доступ к царским архивам [16] .

Февральская революция и победа большевиков

После победы Февральской революции Кускова стала одним из убеждённых сторонников нового строя. Поддерживая тесную связь с А. Ф. Керенским и другими лидерами Временного правительства, до конца отстаивала идеалы Февральской революции.

Власть большевиков и высылка из России

Жизнь и деятельность в эмиграции



Читайте также: