Кто из ученых был представителем московско тартусской семиотической школы

Обновлено: 07.07.2024

Московско-тартуская семиотическая школа - это, с одной стороны, одно из направлений европейского структурализма, а с другой - явление позднесоветской культуры, позднесоветской научной жизни.
Эти два момента определяют основные содержательные моменты этого движения, его интересы, его претензии и его, не-интересы, то, что эта школа игнорировала или отторгала. Обе эти составляющие необходимы для понимания специфики тартуской семиотики .

Содержание

Вложенные файлы: 1 файл

Контр. раб. по СЕМИОТИКЕ.doc

3. Основные выводы и положения

В Тарту центром семиотики стала кафедра русской литературы, на которой работали М.Ю.Лотман, З.Г.Минц, И.А.Чернов и др.

В 1964 здесь вышел первый сборник Трудов по знаковым системам, и в этом же году состоялась первая Летняя школа по вторичным знаковым системам, объединившая два центра, а также ученых из других городов. В течение десяти лет было проведено пять Летних школ.

Школы в 1964, 1966 и 1968 прошли в Кяэрику на спортивной базе Тартуского университета, школы в 1970 и 1974 году – в Тарту, причем последняя официально называлась Всесоюзным симпозиумом по вторичным моделирующим системам. Значительно позднее – в 1986 – состоялась еще одна, последняя школа. Во второй Летней школе (1966) принимал участие Р.О.Якобсон.

В рамках Московско-Тартуской школы семиотики объединились две традиции:

- ленинградская литературоведческая, поскольку именно к последней принадлежали Ю.М.Лотман и З.Г. Минц.

В основе московской лингвистической традиции лежали методы структурной лингвистики, кибернетики и информатики (в частности, поэтому одним из основных стало понятие вторичной моделирующей системы). Для Ю.М.Лотмана ключевым стало понятие текста (прежде всего художественного), которое он распространил на описание культуры в целом.

Основной понятийной категорией, используемой в этих исследованиях, был текст. К семиотическому анализу текстов в самом широком смысле слова относятся, например, исследования основного мифа (Вяч.Вс.Иванов, В.Н.Топоров), фольклорных и авторских текстов (М.И.Лекомцева, Т.М.Николаева, Т.В. Цивьян и др.). Другое направление, связанное с этим понятием, представлено в работах М.Ю.Лотмана. В этом случае речь идет о тексте культуры, а само понятие культуры становится центральным, фактически вытесняя понятие языка.

Культура понимается как знаковая система, по существу являющаяся посредником между человеком и окружающим миром. Она выполняет функцию отбора и структурирования информации о внешнем мире. Соответственно, различные культуры могут по-разному производить такой отбор и структурирование.

В современной российской семиотике преобладает именно эта традиция, однако с активным использованием лингвистических методов. Так, можно говорить о семиотике истории и культуры, основанной на лингвистических принципах (Т.М.Николаева, Ю.С.Степанов, Н.И.Толстой, В.Н.Топоров, Б.А.Успенский и др.).

Особый интерес представляют рефлексия по поводу Московско-Тартуской семиотической школы и осмысление ее как особого культурного и даже семиотического феномена.

Основная масса публикаций (в том числе чисто мемуарного характера) приходится на конец 1980-х и 1990-е годы. Среди различных описаний и интерпретаций Московско-Тартуской школы можно выделить статью Б.А.Успенского.

К проблеме генезиса Тартуско-московской семиотической школы (впервые опубликована в Трудах по знаковым системам в 1987), основные положения которой, по-видимому, общепризнаны.

Наиболее же дискуссионной оказалась статья Б.М.Гаспарова Тартуская школа 1960-х годов как семиотический феномен. Она была впервые опубликована в Wiener Slawistischer Almanach в 1989 и вызвала целый ряд откликов.

Гаспаров рассматривает школу как целостное явление (он практически не упоминает имен), для которого характерна западническая ориентация, герметизм, эзотеризм и подчеркнутая усложненность языка, утопизм, своего рода внутренняя культурная эмиграция из советского идеологического пространства.

Список литературы

1. Гаспаров Б.М. Тартуская школа 1960-х годов как семиотический феномен // Московско-тартуская семиотическая школа: История, воспоминания, размышления / Под ред. С.Ю. Неклюдова. М.: Школа “Языки русской культуры”, 1998. С. 57—69.

4 Гаспаров Б.М. Тартуская школа 1960-х годов как семиотический феномен // Московско-тартуская семиотическая школа: История, воспоминания, размышления / Под ред. С.Ю. Неклюдова. М.: Школа “Языки русской культуры”, 1998. С. 57-69.

5 Жолковский А.К. // Московско-тартуская семиотическая школа: История, воспоминания, размышления / Под ред. С.Ю. Неклюдова. М.: Школа “Языки русской культуры”, 1998. С. 175- 209.

Лотман Ю. М. История и типология русской культуры Семиотика культуры в тартуско-московской семиотической школе

Предварительные замечания

Целью предлагаемых заметок не является пересказ или анализ содержания работ Ю. M. Лотмана (Ю. Л.) по семиотике и типологии культуры, составляющих этот и предыдущий (Лотман Ю М. Семиосфера. СПб , 2000) тома его избранных сочинений, но лишь предварительный свод минимальных фоновых сведений, необходимых для их понимания. Дело в том, что Ю. Л принципиально отказывался от создания сколько-нибудь систематического обзора основ семиотического знания (подобным же образом он отказался и от написания систематического курса теории литературы), поскольку своей основной задачей считал разработку нового, а не изложение уже известного или даже интеграцию старых и новых результатов в единое обобщающее целое. Ю. Л. считал, что существует два типа ученых: те, кто ставит проблемы, и те, кто их разрешает, и добавлял, что найти правильный вопрос бывает труднее и ответственнее, чем дать на него правильный ответ; себя он относил к ученым первого типа. Поэтому, например, он не любил классификации, основанные на простой комбинаторике, — он считал их и поверхностными, и преждевременными. Все его семиотические публикации посвящены или дальнейшему развитию семиотической теории культуры, или семиотическому анализу конкретного культурологического материала. На теоретических проблемах, касающихся оснований семиотики или методологии семиотического анализа, Ю Л. останавливался лишь в той мере, в какой этого требовали задачи конкретного исследования, а его взгляды вступали в конфликт с положениями работ предшественников И то не всегда — в публикациях Ю. Л. не встретить полемики с Р. О. Якобсоном, ссылки на которого носят почти исключительно сочувственный характер; тем не менее Ю. Л. решительно расходился с Якобсоном по самым принципиальным вопросам семиотического исследования: лингвоцентризму Якобсона противостоит положение Ю Л. о принципиальном плюрализме культурных кодов, якобсоновской упрощенной схеме коммуникации — разработка различных ее моделей и т. п.

Тем не менее легкость, с которой Ю. Л. мог излагать самые сложные проблемы семиотики культуры, сам его строй мысли и стиль изложения, пренебрегающий детальностью и заменяющий обстоятельность теоретической аргументации выразительными примерами (Ю. Л. сочувственно ссылался на Ньютона, которого раздражало требование доказательства теорем в геометрии, — они же очевидны), — все это могло создавать обманчивое впечатление недостаточной теоретической фундированности; высказывались даже обвинения в эклектичности его семиотических взглядов.

Семиотика. Проблема знака

Первый из них образует иконические знаки, или иконы (icons). В основе иконичности лежит отношение подобия между знаком и обозначаемым им объектом (например, портрет, изображающий конкретного человека) Второй тип идентификации знака с обозначаемым им объектом образует индексальные знаки, или индексы (indexes). В основе индексальности — реальная связь в пространстве или во времени между знаком и обозначаемым им объектом (например, дорожный указатель, дым как знак огня и т. п.). Третий тип идентификации образует символические знаки, или символы (symbols), в их основе — произвольная, чисто конвенциональная связь между знаком и его объектом. Это может быть договор, традиция или даже простое совпадение (в качестве примера символов обычно приводятся слова естественного языка). Следует подчеркнуть, что даже в случае иконических знаков сходство не может привести к отождествлению знака с его значением, знак всегда — объект иного типа.

Принципиальная парадоксальность сферы знаковости — не просто одно из ее курьезных свойств Достаточно сказать, что именно внутренняя противоречивость знаков лежит в основе феномена лжи. во вне- и дознаковом мире лжи нет, ложь входит в мир вместе с языком, ложь творят знаки Как утверждал Руссо, а до него, по слухам, еще Эзоп, язык создан для обмана. И мы видим, как на протяжении столетий борьба с ложью неизменно оборачивается борьбой с самим языком, с его знаковой природой. Однако борьба эта безнадежна в принципе, поскольку бороться со знаками приходится при помощи все тех же знаков (Вероятно, наиболее показательный в этом отношении пример — свифтовский академик в Логадо, предлагавший выражать свои мысли непосредственно при помощи вещей, а не обозначающих их слов. Нетрудно убедиться, что этот проект связан не с упрощением, а с усложнением семиозиса: демонстрируемая вещь не является здесь ни собой, ни даже знаком (другой) одноименной вещи, а знаком слова, эту вещь обозначающего, т. е знаком знака).

Говоря о семиотических основах знания, следует учитывать тот очевидный факт, что семиотика не рассматривает реальность во всем ее многообразии, но исключительно ее условные и сильно упрощенные знаковые модели. В этом — и принципиальная упрощенность семиотики, и залог ее эффективности, поскольку позволяет простым и очевидным образом описывать сложные системы и процессы. Любая знаковая модель есть осмысление ее предметной области, а смысл не только понятнее, но и проще бессмыслицы.

Семиотика изучает знаки. Однако далеко не все, связанное со знаками, является предметом семиотики. Семиотика занимается исключительно строением, значением и функционированием знаков (соответствующие аспекты науки о знаках называются синтактикой, семантикой и прагматикой), а не, например, причинными связями между различными объектами, знаками или даже между знаками и объектами. Исследуя знаки, семиотик не интересуется вопросами типа почему, но исключительно что и как. Например, если черная кошка означает несчастье, то семиотик лишь регистрирует эту связь и пытается выяснить ее характер, в то время как выявление причин, по которым кошка способна приносить несчастье, находится в компетенции зоологов, этнологов, психологов и т. п.

Культура и семиотика. Семиотика культуры

В семиотических исследованиях существует два основных подхода к анализу культуры. Первый из них связан с традицией Ч. С. Пирса и работами его преимущественно североамериканских последователей, второй, характерный в первую очередь для европейских исследователей, — с развитием идей Ф. де Соссюра. В русле последнего находятся и разработки в области семиотики культуры, выполненные в рамках ТМШ, характеризующиеся дистанцированием от традиций Ч. С. Пирса и в значительной мере связанные с продолжением линии Ф. де Соссюра. Тем не менее в ряде принципиальных отношений позиция ТМШ отличается и от соссюровской.

Однако прежде чем рассмотреть сущность этих отличий, следует хотя бы самым общим и кратким образом остановиться на сопоставительной характеристике пирсовской семиотики и соссюровской семиологии (так великий швейцарец назвал науку о знаковых системах) Для нас важны не столько расхождения по многочисленным отдельным, пусть даже самым принципиальным, вопросам, сколько общая ориентация подходов (Во избежание возможных недоразумений следует напомнить, что современники Пирс и Соссюр, будучи в свое время маргиналами академического мира, ничего не знали друг о друге).

Логика Соссюра — принципиально иная. В противоположность Пирсу, для него изолированный знак не существует вовсе и вся схема пирсовской семиотики, с его точки зрения, должна быть признана некорректной. Для Соссюра знак формируют не его отношения с замещаемым им объектом, а с другими знаками, входящими в ту же систему знаков (то есть язык). Таким образом, предпосылкой существования знака являются другие знаки Не знак (как у Пирса), а язык является исходной семиотической реальностью, изначальной целостностью, а отдельные знаки — суть производные от структуры языка (Соссюр Ф де Труды по языкознанию M , 1977 С 152—153). Следует также отметить, что само понятие знака трактуется Пирсом и Соссюром принципиально различным образом для Пирса знак — это конкретный объект, репрезентирующий другой объект, для Соссюра — абстрактный объект, репрезентируемый в звучащей материи (речи); знак Пирса элементарен, знак Соссюра представляет собой комплекс: нерасчленимое единство означаемого и означающего.

Принципиально иным образом трактуются эти проблемы в ТМШ. Семиотика и культура оказываются настолько тесно между собой связанными, что проблема состоит не в том, как между собой могут быть соединены эти понятия, а в том, возможно ли их вообще разъединить Основу культуры составляют семиотические механизмы, связанные, во-первых, с хранением знаков и текстов, во вторых, с их циркуляцией и преобразованием и, в-третьих, с порождением новых знаков и новой информации. Первые механизмы определяют память культуры, ее связь с традицией, поддерживают процессы ее самоидентификации и т п., вторые — как внутрикультурную, так и межкультурную коммуникацию, перевод и т. п., наконец, третьи обеспечивают возможность инноваций и связаны с разнообразной творческой деятельностью. Все прочие функции культуры являются производными от этих базовых, семиотических функций Таким образом, семиотика оказывается не одним из многочисленных возможных подходов к исследованию культуры, а основным и исходным, органически связанным с самой природой культуры. Культурология есть, в первую очередь, семиотика культуры.

Итак, культура семиотична Но и семиотика — культуроцентрична, чтобы не сказать — культуроморфна. Во-первых, культура для семиотики не просто один из многочисленных объектов описания, но ее первичный и наиболее важный предмет; значительное большинство остальных областей семиотики так или иначе связаны с семиотикой культуры, зависят от нее. Семиотика есть, в первую очередь, семиотика культуры. Во-вторых, семиотическое описание не знаменует собой лишь один из многих возможных подходов к исследованию культуры, но точку зрения, органически связанную с самой природой культуры культурология есть, в первую очередь, семиотика культуры

Проблема текста

Хотя в целом ТМШ продолжает и развивает соссюровскую линию в семиотике, в ряде принципиальных вопросов очевидно ее расхождение и с Соссюром, и с его французскими последователями.

Дальнейшее развитие структурно-семиотической методологии в значительной мере было связано с реализацией соссюровской программы в центре исследования находился язык (понимаемый семиотически, то есть дело идет не только об естественном языке, но о любой знаковой системе), его структура и методы его описания (бинарные оппозиции, дистрибуции, трансформации и т. п.).

На этом фоне ТМШ характеризуется выраженной спецификой. Этой спецификой является ее подчеркнутая текстоцентричность, не язык, не знак, не структура, не бинарные оппозиции, не грамматические правила, а текст является центром ее концептуальной системы (Лотман M. Ю. За текстом. Заметки о философском фоне тартуской семиотики (Статья пеовая) // Лотмановский сбооник 1. M. 1995 С 214—222). Семиотика культуры занимается текстами, более того, сама культура может быть рассмотрена в качестве текста. Различные методики анализа важны в конечном счете лишь в той мере, в которой они способствуют описанию и интерпретации текста. Даже описания языковой структуры отступают на задний план, поскольку в ТМШ подрывается сам принцип автоматической выводимости текста из языка. Естественно, что трактовка текста при этом существенно отличается и от принятой в классическом структурализме, и от ее модификаций во французском (пост)структурализме.

Итак, текст в парадигме ТМК не может быть сведен к языку. Далее, пересмотру подлежала якобсоновская схема коммуникации (Jakobson R. Closing statement on linguistics and poetics // Style in language Cambridge (Mass ), 1960 P. 353—357), в которой язык и текст функционировали в качестве двух из шести компонентов.

От знака к семиосфере

Однако абсолютно изолированный, сам-для-себя-существующий объект текстом в принципе быть не может текст нуждается в другом. В роли другого может выступать, например, внетекстовая реальность, его автор, читатель, другой текст и т. п. , иными словами, текст должен быть включен в культуру. Таким образом, в тексте заложена такого же рода семиотическая двойственность, что и в знаке, с одной стороны, текст имманентен и самодостаточен, он своего рода семантический универсум; с другой стороны, он всегда включен в культуру, является ее частью, полное исключение текста из культуры приводит к уничтожению его природы.

В широком смысле вся культура является текстоморфной, параллели между культурой и текстом многочисленны, и они буквально напрашиваются. Как и текст, культура в целом представляет собой, в первую очередь, определенный комплекс информации. Подобно тому как различные тексты несут в себе разную информацию, так и различия между культурами суть различия информационные. Далее, подобно тому как содержание текста неотделимо от его структуры, культура не является пассивным носителем информации, ее содержание неотделимо от ее структуры (применительно к русской культуре это положение было недвусмысленно заявлено уже славянофилами, позже его развивал В. С. Соловьев) Внутренняя структура культуры неразрывно связана со структурой ее внешних связей (аналогичных внетекстовым связям), со-противопоставленность культуры природе, Богу, другим культурам. В этом аспекте структура культуры гарантирует ее внутреннее единство, идентичность (ее, как некогда говорили, самость), равно как и отличия от других культур.

По ряду внутренних и внешних причин Московско-тартуская школа прекратила функционировать к середине 1970-х. Одной из таких причин послужило растущее государственное давление на неортодоксально мыслящих интеллектуалов, особенно после вторжения в Чехословакию в 1968 году. Многие представители школы эмигрировали, сделав успешные карьеры на Западе. Растущий интерес участников школы к вопросам культуры, начавшийся с занятий типологией, и уход в очень специализированные исследования без особого внимания к теории привели к методологической расплывчатости. Тем не менее публикации Московско-тартуской школы продолжали появляться в периодических изданиях и все чаще — в виде книг. К 1990-м годам Лотман начал вести телевизионную программу о русской культуре. По иронии культурной истории, Московско-тартуская школа, осуждавшаяся в советские годы за пренебрежение традиционно русским подходом к литературе и обществу, оказалась едва ли не главным их интерпретатором в постсоветской России. После смерти Лотмана в 1993 году произошла окончательная его канонизация — вышло множество работ о нем и его школе, широко переиздавались его труды.

Члены школы создали новаторские работы во множестве областей: по различным аспектам семиотической теории и теории текста, мифологии и реконструкции древних символических систем (В. В. Иванов, В. Н. Топоров, Е. М. Мелетинский, Д. М. Сегал), музыкальной семиотике (Б. М. Гаспаров), лирической поэзии (Жолковский, Ревзин, Иванов). Используя излюбленный прием из аналитических процедур самой школы (описание через анализ бинарных или схожих элементов системы), работы школы можно было бы сгруппировать по доминирующим темам двух ведущих ее фигур, по одной из каждого центра: Лотмана, литературоведа по образованию и специалиста по интеллектуальной и культурной истории (он учился в Ленинграде у выживших формалистов), и Успенского, по образованию лингвиста и специалиста в славянской филологии (короткое время учившегося в Дании). В центре интересов Лотмана находилась русская литература и культура 1780–1830-х годов, тогда как Успенский занимался русским языком эпохи позднего Средневековья и XVIII века; хотя в поисках наиболее ярких примеров и вызовов знаковым системам каждый из них уходил подчас довольно далеко от своей непосредственной специализации. К концу 1960-х годов они, однако, приблизились к научным интересам друг друга — к исследованиям идеологии и точки зрения, которыми отмечены ранние работы Лотмана, и к изучению различных лингвистических кодов, интересовавших Успенского; некоторые из лучших их работ написаны в соавторстве.

Открытие Хэмингуэя

Открытие Хэмингуэя Да, для людей читающих, пишущих – уж не говорю для нас, тогдашних студентов, – это было громадное открытие, смею сказать, потрясение. Удивительной силы художник, непривычная манера письма. За такой скупой, будничной, казалось бы, речью, между строк

Открытие линии Набросок

ОТКРЫТИЕ ГРЕЧЕСКОГО ИСКУССТВА

ОТКРЫТИЕ ГРЕЧЕСКОГО ИСКУССТВА От литературы, даже от высшего, что занимается словом и языком, — от поэзии и риторики, перейти к изобразительным искусствам трудно, пожалуй, даже невозможно. Ибо между ними зияет огромная пропасть, пронести над которой нас может только

На открытие сезона

На открытие сезона Хорошо купить новое платье к новому сезону. Еще лучше, если это не новое платье короля, под внимательным взглядом расползающееся, как вчерашняя газета под унылым осенним дождем. И в новых телепроектах, и в новых журналах, и в новых программах чувствуется

ОТКРЫТИЕ ГРЕЧЕСКОГО ИСКУССТВА

Открытие имен

Открытие имен Интервью с режиссером Андреем ЗвягинцевымФактор стабильности съемочной группы. Что это, по-вашему?Наверное, талант и ответственное отношение к своему делу. Если взять историю нашей съемочной группы (три новеллы для телевидения, потом “Возвращение” и

3. Социология литературы: Открытие социальных реалий

3. Социология литературы: Открытие социальных реалий Ожидалось, что наступивший после сталинской зимы период относительной открытости и либерализации будет сопровождаться серьезным осмыслением репрезентационных механизмов и институтов функционирования литературы,

ГЛАВА VI Становление нового литературоведения. Якобсон, Иванов, Топоров. Тартуская школа (Лотман, Минц). Последователи